Моя жена уехала отдыхать к моей матери. Перед отъездом она посмотрела мне в глаза и строгим голосом приказала вести себя соответствующим образом. Теща захохотала и прибавила: «Ему что ни говори, а мух опять разведёт как в тот раз». Больших проступков они от меня не ждали.
Но не прошло и трёх дней, как я стал замечать, как прекрасны вокруг меня женские лица. Я старался смотреть в сторону, забыться, но с ужасом чувствовал, что меня на эти женские лица тянуло вновь и вновь.
Однажды я ехал с работы в трамвае с неудовольствием ощущая толчки окружающих. На остановке вошла девушка и, пробившись сквозь толпу, остановилась около меня. Тут с противоположной стороны люди стали пробиваться к выходу, толпа пришла в движение и прижала девушку ко мне. Так сильно, что я ощутил все формы её тела. Мои мысли разобщились, голова закружилась, и мир стал оседать в сиреневом тумане. На следующей остановке в вагон постаралось втиснуться максимальное число пассажиров. Девушка с умоляющим видом взглянула мне в глаза и прижалась ко мне ещё сильней. В голове стоял сплошной туман. Я почувствовал легкое недомогание, головокружение и слабость в теле. Меня в этот миг могло спасти только одно: если бы меня приговорили к расстрелу. Тогда бы в дуло пистолета я посмотрел с гордо поднятой головой.
На следующей остановке у метро сходило очень много народа. И я тоже должен был сходить. Я, преодолевая себя, оторвался от девушки, направился к выходу, подсознательно ощущая, что девушка смотрит мне в след. Но я вышел из трамвая. И, когда уже его двери закрылись, и трамвай пошёл дальше, меня вдруг стали одолевать сомнения, которые все начинались со слов «а может быть?» В конце концов я подумал: не дурак ли я? И не в силах бороться с самим собой пошел пешком до следующей остановки без всяких чувств и мыслей в голове.
Когда я подошел к остановке, девушка стояла там и смотрела в мою сторону. Когда же я окончательно приблизился к ней, она напрямую спросила: «Хата у тебя есть?»
Меня вдруг поразил грубый материализм её слов. Очарование её образа вмиг улетучилось. Я как будто бы сразу предавал не только жену и тещу, но и сослуживцев, которые величали меня по имени-отчеству, с уважением смотрели в глаза. И отпугивала простота действа. Я, заикаясь, пролепетал в ответ: «У меня не хата, а квартира».
Девушка тоже с непонятным предубеждением посмотрела на меня и уже с более жёсткой интонацией проговорила: «А, божий одуванчик». Повернулась и пошла.
Меня вновь начали одолевать сомнения. Девушку ещё можно было окликнуть, попытаться ей что-то объяснить, но я чувствовал, что уже не могу опуститься до такого унижения, чтобы предать себя, а то будут бить душу как футбольный мяч на поле пока не забьют в ворота. И ещё я подумал, что Маркс неправ в своей формуле, что бытие определяет сознание, потому что в данном случае моё сознание возобладало над бытием, иначе не будет никакой эволюции и продвижения вперёд. И в голову опять полезли всякие сомнения.
Дома, когда я включил телевизор, то передавали сообщение, что на воркутинской шахте шахтеры в знак протеста против низкой зарплаты объявили голодовку. Я разозлился, что девушка с призывным видом всё ещё владеет моим сознанием, и тоже объявил голодовку, решив вести дневник.
На следующий день за завтраком я съел две вареных картофелины с куском хлеба и выпил стакан чая с двумя кусочками сахара. Но всё ещё чувствовал, что девушки милые создания. Тогда в обед я уменьшил свой рацион наполовину. Но и это не помогло. На ужин я съел кусочек хлеба и выпил стакан чая с одним кусочком сахара, но не успел разобраться как это подействовало на меня, потому что заснул как убитый. Но На следующий день выпил стакан чая только с кусочком хлеба и вдруг почувствовал приятную слабость от того, что голова закружилась, и я перестал замечать , что женщины такие сладкие создания, а замечал только то, что они мои товарищи. Как и было записано в моральном кодексе строителей коммунизма.
Когда через две недели я встречал тещу с женой на вокзале, , то она, целуя меня, словно что-то открывая во мне, воскликнула: «Что это у тебя за загадочная бледность на лице?»
Теща, показывая на два здоровенных чемодана, воскликнула: «Бери! Мужик ты или не мужик?»
И я потащил, отставая от жены и тёщи. Но теща оглядывалась и подстёгивала меня, и я, воспрянув духом, догонял их, работая ногами с удвоенной энергией. В вестибюле метро в этот час пик как всегда наблюдалось небольшое столпотворение, и в один момент перед эскалатором нас сдавило до минимальных размеров. Я вдруг ощутил, что голова моя закружилась и грохнулся. Со мной произошёл обморок. Обморок был непродолжительный, я быстро очнулся, и, приходя в себя, услышал, как какая-то женщина надо мной воскликнула: «Боже, какой он бледный! Похоже, у него голодный обморок».
Теща тут же ответила: «Да вы чего? Откуда ему быть голодным? Ест как конь. Это у него от переутомления. Замучился от своей философии. Вечно с кем-то спорит. Особенно, с Марксом».
Мужчина с задумчивым видом стоящий возле тёщи спросил у неё: «Ну и как? Получается у него что-нибудь в споре с учёными?»
Уже открывая глаза, я увидел, как тёща безнадёжно махнула рукой в мою сторону – нет, где уж, мол, ему.
Но я вскочил и почувствовал в себе необычайную лёгкость. И хотя теперь жена и тёща старались помочь мне, я, наоборот, не обращая на них внимания, пёр чемоданы впереди так быстро, что они едва догоняли меня. Вскоре мы были дома. Тёща отложила себе в сумку немного яблок и, попрощавшись, окинув нас благословляющим взглядом, поехала к себе.
Мы остались с женой одни. Жена подошла и поцеловала меня. Я ответил тем же. Она более напористо поцеловала меня второй раз и потянула на тахту. Когда мы уже легли, она снова поцеловала протяжно и нежно. Я ответил тем же, но вдруг, к своему ужасу ощутил, что жена как женщина, меня больше не волнует и что я её ощущаю рядом только как товарища.
Тем более, что на завтрак по привычке я съел только кусочек хлеба, а чемоданы были тяжёлыми, и последние силы я, очевидно, истратил на них. И, как жена ни пыталась передать мне через поцелуи свою нежность, я, не смотря на все её усилия, никак не мог перейти с ней грань товарищеских отношений.
Вдруг жена резко вскочила и со слезами на глазах и дрожью в голосе закричала: «Теперь-то я понимаю, отчего ты такой бледный! Падаешь в обморок», - и, отвесив мне здоровенную пощёчину, она стремительно удалилась.
Я сидел, раздумывая над словами одного великого человека о том, что в жизни всегда есть место подвигу, но, по-моему, с подвигом я на сей раз переборщил. Тут позвонил товарищ по работе, поздравил меня с премией и спросил: «Главный спрашивал, что это в последнее время ты всё улыбаешься и чертишь с удвоенной энергией? Не влюбился ли в кого?»
Я в ответ на его слова громко рассмеялся и ответил, на мой взгляд, наиболее доходчиво: «Жена уезжала, тещу месяц не видел, отсюда и энергия».
Когда положил трубку, то с ужасом подумал: а вдруг всё так и останется? Вдруг не пересилю товарищеское отношение к жене?
В это время позвонила теща с и угрозой в голосе спросила: «Что там у вас произошло?»
В ответ на мои объяснения теща начала дико хохотать, а потом посоветовала: «Наташа к вечеру вернётся, а ты там сметанки поешь, журнальчики полистай».
Я со злости бросил трубку на рычаг телефона. Сметанки поел, хотя порнографию смотреть не стал. Я воспитан во время застоя и на проституток привык смотреть с жалостью, считая что раздеваться за деньги унизительно.
А потом приехала жена, посмотрела на меня с состраданием, поцеловала по-товарищески. И я с радостью ощутил, что во мне назревает совсем не товарищеское чувство к ней. А потом…
И всё же – что в человеке первично – материя или сознание? Возобладало же во мне сознание над бытием! Правда, до определённых пор – пока жена не проявила недовольство, а теща не начала дико хохотать.