Прозрачные лучи поднимающихся, словно цветы к солнцу, – пальцев трепетно согрели её лицо. Первые капли дождя, слегка скользнув по нежному теплу щёк, упали на раскрытую ладонь. Получив живительную силу небес, лепестки пальцев вновь свернулись к основанию ладони и замерли, наслаждаясь восхитительным даром. Он мог стать чем угодно. Ей надо было подумать.
Она всегда любила размышлять, соединив кулаки рук под подбородком и устремив взор вдаль. Там, вдали, мелькали люди и животные, машины, деревья и дома. От одних веяло теплом, другие – разрезали сердце щемящим холодом. Холода Она не любила. Никогда. Он пытался вонзиться в её сердце и расколоть. Она знала, что единственная защита в таком случае – не сопротивляться острым иглам, потому и не смела отправить их обратно. Это могло обернуться катастрофами мирового масштаба. Приходилось терпеть, иногда почти до слёз.
Нет, конечно же, ей хватит огня растопить эти ледышки, но тогда у неё не останется сил выполнить свою основную работу. Любимую работу. Ради которой Она и является сюда почти ежедневно и терпит эти муки.
Весь этот город принадлежит ей. Правильнее было бы сказать – сердце города и является её сердцем. А ещё точнее – сердца всех живущих здесь открыты её взору безо всяких прикрас.
Но сейчас Она выбрала местечко на обледеневшем после ночи небольшом выступе каменной стены, рядом с красивым окошком, чуть правее металлического козырька. Под ним виднелась большая буква М и надпись СТАНЦИЯ МАЯКОВСКАЯ. Она вообще очень любит камни, они постоянно бывают тёплыми, даже обледеневшие. Видимо, в них никогда не проникает холод людского равнодушия. Камни вбирают в себя только человеческое тепло.
И потоки людей, стремящиеся к расположенному ниже входу, струились большей жизнью, нежели сердца, проносящиеся в клубящихся парах автомобилей.
Не уходите в сторону в раздумьях, как же может кто-то уместиться на узеньком выступе, да ещё с удобствами. Выше собственных представлений о мире сразу перепрыгнуть очень трудно. А во сколько раз больше чашечка раскрытого миру цветка по отношению к диаметру его стебелька? И есть ли пределы для селекционеров?
То-то. Свой мир можно выстроить на любой опоре. Просто для этого нужен талант.
К чему же взывали сердца, бурлящего внизу человеческого потока, достигая в собственном ритме пиков наивысшей наполненности?
Всем чего-то не хватало.
Она положила голову набок, опираясь на одну руку, и вгляделась внимательнее, пропуская мимо совсем неинтересные экземпляры, желающие только денег, причём на нестоящие с её точки зрения предметы.
Вот шагает молодой человек, в его глазах печаль-симфония, в душе – яд разочарования. Впереди гордо подняв голову, танцуя коротенькой юбочкой бёдер, длинноногая особа высекает искры тонким острым каблучком, добавляя горечи к уже и так почти смертоносному яду. Сбоку с огромной тяжестью перемещает себя одутловатая женщина, цепляясь в поисках помощи невидимыми клешнями в окружающих, подливая печали открытым сердцам. Сзади, тяжело и зловонно дыша, молодого человека ударял по пяткам старик своей клюкой, периодически повисая на ней усыхающим телом, добавляя тяжёлые, глухие басы в трагичную симфонию юноши.
Тогда Она направила палец свободной руки в направлении молодого человека, и свет его овально-закруглённой подушечки преломил все побочные влияния. Какая-то неведомая сила повела окружающих к другим дверям.
Секунда пристального внимания в расчищенную суть той печали раскрыла перед ней не только годы его жизни, но и мотивы отвергнутых или уже свершённых поступков молодого человека. Длинная очередь достучавшихся до него, но так и не проявленных во вне желаний, намного превышала маленькую стайку рождённых на свет плодов заблуждений.
Почему заблуждений? Да что же ещё может себе позволить ребёнок, а затем и юнец? Надо же ведь что-то исправлять в более сознательные годы? Набитые шишки у людей и называются житейским опытом и относительной зрелостью. Равно, как и сама жизнь является длинным путём её полного переосмысления по отношению к первоначально заложенным понятиям. И счастлив тот, кто получает эти уроки поэтапно, а не на смертном одре или в инвалидной каталке.
Мать молодого человека, видимо, к счастливцам не относилась, и уже четвёртый год сын с трудом усаживал её на пышные подушки, чтобы накормить.
Мотив святого чувства обрывался тупой беспомощностью собственных возможностей, немощью близкого человека и полной безысходностью.
Трагизма Она не выносила. Она любила дарить счастье. И могла себе это позволить. Она резко выпрямилась, вгляделась куда-то за горизонт и увиденное нечто слегка поманила указательным пальцем.
Далеко-далеко в Канаде, в роскошном офисе, повернув ручку двери, в заветный для себя кабинет вошёл крепкий мужчина. Был он далеко не беден и не баснословно богат. Но хотелось большего. Сегодняшняя встреча могла поставить на рельсы один удачный проект. И вдруг в его ушах прозвучал отказ, причём отказ решительный и бесповоротный, ставящий точку не только на расширении бизнеса, но и на самом пребывании в стране. Судьба давно не давала ему таких оплеух. Подумать только. Небольшой промах укрытый долгими годами тишины, дал о себе знать именно сейчас. Сейчас, когда он самоуверенно заносил ногу на следующую ступень международного рынка.
День, проведённый в парке, две пачки выкуренных сигарет, воспоминание о давно любимой женщине, кажется, родившей потом ребёнка. Какая-то горячая волна нахлынула в сердце и, закрутившись пенным локоном, до слёз сжала горло. Там его место. Там. Давно уже надо было их найти. В одни ценности он уже поиграл. Хватит. Последнее время его посещали мысли о старости, о Боге. О Вечном.
Он опустил руку в карман, достал мобильник и заказал билет до Москвы.
Она снова смотрела вниз. И улыбалась, обхватив голову руками.
Маленькая подвижная старушка, жизнелюбие которой блестело глазами и горело румяными щёчками, возбуждённо металась возле входа в метро. Уже, почти ступив на территорию тёплых потоков воздуха со специфическими запахами, у стеклянной двери, придерживаемой для неё внимательной рукой впереди идущей девушки, старушка ойкнула и попятилась назад.
«Извините, ради Бога!» - прокричала она запнувшемуся об неё долговязому молодому человеку в наушниках, - «Я, кажется, её забыла!».
Увлечённый звуками в плеере, он обошёл препятствие, не особо разглядывая, что там мельтешило ниже оттопыренного воротника его куртки. Эмоциональная же старушка, отойдя от основного потока, поставила прямо на тротуар свою объёмную сумку и начала в ней копаться, периодически вскрикивая: «Неужели забыла?!»
Далеко не молодая, но по-детски непосредственная женщина ехала в больницу к правнучке. «Полное обследование», «почки» и ещё какие-то неясные для неё слова, красиво звучащие, но произносимые с тяжёлыми вздохами и печальными глазами уже неделю висели в напряжённом воздухе их дома. Старушка не вникала в значение тех слов, но её надежда на лучшее не допускала к себе ни единой червоточины, ползущей из этого замудрёного мира современной медицины.
В соседней палате лежал мальчуган, которому удалили грыжу и, признав абсолютно здоровым, готовили к выписке. Так уж случилось, что восьмилетние дети подружились. Разговорчивая Настенька, никогда не знавшая ни в чём отказа, ощущала себя рядом с мальчиком из далёкой провинции истиной королевой и оттачивала мастерство кокетки, получаемое женщинами в подарок от природы сразу при рождении. Она посвящала его в свои достижения в музыке и фигурном катании. Рассказывала об отдыхе в Турции и об их домашнем музейчике старых игрушек, в котором не только хранились от бабушки, но иногда и заводились ключиком медведь, собака и золотая рыбка, плавающая в ванной. Особенно впечатлительного кавалера, привыкшего к экранным играм, поразил рассказ об обезьянке, ловко лазающей по лёгкой металлической лесенке. В тельняшке, с развивающимися за спиной лентами она резво перебирая полусогнутыми, покрытыми плюшем лапами поднималась на высшую перекладину и застывала там в победной позе, затем лестницу надо было перевернуть и обезьянка, ничуть не растерявшись, снова пускалась в забавное путешествие своим цепкими конечностями. Рожица её при этом корчила гримасы. Именно так, представлялась ему эта механическая невидаль. Тем более что и живых-то обезьян он видел только по телевизору.
Старушка, навещая Настеньку, которой чуть не каждый день добавляли новые штрихи к диагнозу, так и не ставшему пока окончательным, обязательно приносила что-то вкусненькое и её другу. Мальчик застенчиво благодарил и одновременно не скрывал радости. Удивительная открытость и непосредственность – черты, которые Настёна растеряла ещё в детском саду, радовали её старое сердце и внушали опасения за будущее этого маленького человечка. Его очень хотелось чем-то порадовать. И они с правнучкой договорились подарить ему в прощальный день обезьянку-морячка.
И вот, пожалуйста, сегодня друга Насти выписывают, она проделала уже большую часть пути к больнице, а в сумке подарка не оказалось. Даже если собраться вновь с силами, вернуться назад, то она всё равно, всё равно не успеет. Детей забирают сразу после обеда.
Она представила прощание с этим ребёнком, увидела, как узкая полоска, разделяющая сдружившиеся сердца, начала расползаться шире и шире, образовав огромную щемящую пустоту, которую теперь нельзя даже заполнить плюшевой механической радостью.
«Дура я! Старая беспамятная дура!» - навернувшаяся слеза резанула сильнее этих стандартных самообвинений.
Незримая для спешащих внизу прохожих - Она выпрямилась, чуть потянувшись, и сделала серьёзное лицо. Немного лениво протянула свой розоватый, мягко пульсирующий светом кончик мизинца и нарисовала им в воздухе колечко. Она повнимательней всмотрелась в это воздушное кольцо и обвела его вторично.
Медленно переставляя ноги, с потухшим взором старушка потащила в метро свою, враз отяжелевшую сумку. Она успокаивала себя мыслью, что дети, скорее всего, обменяются адресами и телефонами, что можно будет отправить посылку, но умудренное жизненным опытом сердце подсказывало, что записанные адреса и телефоны чаще становятся всего лишь ненужными бумажками. Что только сегодняшний день диктует живым сердцам распорядок собственного праздника.
Бывший деятель искусства, бывшая знаменитость, человек, много поездивший и повидавший, но тоже в бывшем, в настоящее время доживал свои дни обычным пенсионером. Из дома выходил редко. Кроме телевизора, в котором раздражало почти всё, в раздумьях над перипетиями судьбы, он часто наблюдал жизнь из окон своей малогабаритки. Окна кухни как раз и показывали картину, более созвучную его внутреннему состоянию, чем бездумные «шоу» на экране. На этой картине безрадостно и бесцветно тянулись линии корпусов детской больницы. Бывший деятель иногда взвешивал несправедливость судьбы, которая забыла про него, перестав дарить свои подарки, и несправедливость, преградившую кому-то радостное и счастливое детство. И он прекрасно понимал, что из этих двух несправедливостей – вторая была намного тяжелее. Его иногда посещала мысль, что отдавать окружающим надо было тогда. И что он очень мало делал подарков чужим детям, когда возможности были весьма высоки. А сейчас? Чем он мог раскрасить бесцветную жизнь детей за своими окнами?
И, вдруг его осенило! Пусть малость, хотя бы малость, но он порадует этих детей. Он прошёл в комнату сына, давно покинувшего пределы Родины, и распахнул створки нижнего шкафчика секретера. Здесь хранились лучшие его игрушки, которые привозились в изобилии из разных концов. Но чаще – из Германии. Всё самое лучшее тогда привозилось из Германии.
Через полчаса, как истинный артист, не давший себе перегореть, он стоял в вестибюле центрального входа с огромным полиэтиленовым пакетом, ручки которого едва сходились, и ждал старшую медсестру, с которой его по телефону соединила охрана.
Но ему было скучно просто стоять, внутри у него всё пело от возбуждения.
- Порадуйте своих и чужих детишек не китайским раритетом! Благотворительная акция Детского Комитета! – он как в молодости, подрабатывая Дедом Морозом, запускал руку в пакет и, щёлкая пальцами другой руки, выуживал очередной подарок.
- Только вам! – протянул он нашей старушке, едва успевшей надеть бахилы, в точности такую же обезьянку в матроске, обхватившую лестницу.
Старушка замерла. Глаза её стали расширяться.
- Вам плохо? Не нравится обезьянка? – спросил он учтиво, приструнивая взыгравший темперамент. Он уже жалел, что столько лет просидел дома в одиночестве.
- О… О! О…, о - очень нравится! – совладала наконец с собой воспрянувшая силами женщина. Она посмотрела увлажнившимися глазами на пожилого мужчину. Лицо его показалось ей смутно знакомым. Поняв, что в этом возрасте все люди уже друг другу не только знакомы, но и родны, она произнесла:
«Вы знаете, я всегда верила, что Бог есть! Но я никогда не задумывалась, что он приходит к нам в лице окружающих людей! Именно ваш облик теперь будет рядом при моих, увы, не частых молитвах!»
А артист понял, что именно этой роли в его карьере и не хватало, как воздуха.
- Я вам очень благодарна! Очень! - Щёки её вновь порозовели, а блеск в глазах показал, что будь и у неё в руках такая лестница, она бы карабкалась по ней быстрее игрушки.
- Ключик не забудьте! – протягивал он вдогонку резвой бабушке незамысловато скрученный кусочек тёмного металла.
Прощались дети очень тепло. Лапка обезьяны в руках Настиного друга сделала несколько прощальных взмахов и дверь за ними закрылась.
Старая мудрая женщина во все глаза смотрела на свою правнучку. Та ещё не знала, что её дома ожидает такая же обезьянка-близняшка. И она не заметила у Насти никакого сожаления об ушедшей из семьи редкости.
Через четыре дня ежедневные анализы в карте Анастасии стали радовать глаз сходством с нормой. А повторный снимок показал, что беспокоиться вообще не о чем.
Следующим номером в Её ювелирной работе по восстановлению человеческого счастья проходил снова молодой человек и опять горько печальный. Он никак не мог занять подобающего места на только начинающейся для него дороге жизни. При каждой попытке вписаться хоть в какой-то ряд успешных людей, судьба упорно сталкивала его снова на обочину. Он не умел держать эти удары. Каждый раз жутко расстраивался и снова и снова вносил себя в невидимый, но нерушимый список вечных неудачников, рискуя остаться в нём навсегда.
- Не-е-ет! – сказала Она, скрестив руки, и покачала головой. – Не отдам!
Она быстро обежала взором окружающее пространство и светлым кончиком указательного пальца провела полоску между молодым человеком и девушкой в компании подруг, которая в веселой болтовне приближалась к метро.
Молодой человек не спеша вошёл в подземку, отстоял за проездным билетом, спустился на эскалаторе, прибавив шагу, почти вбежал в закрывающий двери последний вагон и оказался как раз рядом с компанией девчонок. Их приподнятое настроение находилось в полной оппозиции к угрюмости, укутавшей молодого человека своим непроницаемым плащом.
- И чего веселятся? Глупые дурочки, - в нём поднималось раздражение. Он исподволь начал их рассматривать, выбирая объект, подходящий для сброса своих раздирающих эмоций.
- Вот этой я, пожалуй бы, впечатал по полной, чтобы даже не трепыхнулась, - мысль словно бы проделала отверстие в глухом плаще. Его внутренний яд заструился наружу навстречу новым эмоциям.
Девушка действительно была хороша. Но привлекало в ней не это. Поднятые уголки свежего рта, казалось, ловили на крючок все пролетающие мимо печали, а весёлый смех с запрокинутой головой разбивал их бесследно и окончательно. Безудержное счастье излучалось каждой клеточкой её упругого светящегося лица.
- Послушай, Алина, - подала голос рядом стоящая подруга, видимо тоже завороженная зрелищем. – А у тебя бывают в жизни неприятности? Или к тебе с неба падает только счастье?
- Неприятности? – глаза Алины слегка увлажнились, превратив их в свергающие драгоценности, готовые скатиться с ресниц. И она расхохоталась ещё пуще, смахнув алмазы слезинок пальцем в перчатке.
- Да у меня полно неприятностей, полно! – продолжала она с радостным смехом. – Я ими полы мощу!
- Что ты ими мостишь? – взгляды подруг остановились на ней в недоумении.
Молодой человек тоже весь обратился в слух. У него с друзьями не велись такие разговоры.
- Да - пол, я же говорю – полы. У каждого человека есть свой внутренний домик или дворец. У меня уже – целый замок. Да представьте, что судьба с первой же попытки подарила бы свою удачную паркетину, или там – плитку. И вы бы потом стояли на ней и никуда не двинулись, боясь потерять. И что бы вокруг выросло? Да маленькая камера, то бишь, – темница, и не более. А я – мощу и мощу. Простор-то уже какой! Девчонки!
В воздухе повисла загадочная петля извечной иллюзорности. Некоторые попытались вывернуть свои мечты наоборот. Единице в лице молодого человека это почти удалось. Он вдруг взглянул на свою жизнь совсем в другом ракурсе.
Яд, смешавшись с живительными лучами, становился лекарством.
Далее последовала помощь мужчине. Он уже несколько дней находился в мыслительном поиске. И вдруг, именно сегодня, задержав глаза на киоске с книгами, решил в одну заглянуть и открыл её сразу на нужной странице!
- Бывает же! – рассказывал он вечером своим близким.
Сейчас у входа в метро парень с девушкой, поёживаясь от ветра, не могли определиться в своих планах. Причина совсем банальна. Содержимое их карманов, сложенное вместе было недостаточным хоть для какого-то зрелищно-культурного мероприятия.
- Не на пиво же ищут, - подумала Она, легонько постукивая пальчиком в слякоть тротуара с краснеющей в ней бумажкой, привлекая их взгляды.
- Смотри-ка! - парень сделал два шага и наклонился к грязному месиву. – Пятитысячная!
- Нет, это ты посмотри! – изумлённо вскрикнула девушка, показывая пальцем прямо на Неё. – Посмотри, посмотри! Там светится что-то необычное! И переливается!
А Она то всегда считала, что совсем невидима. Надо же! Как люди начали меняться!
Но человеческий взгляд, направленный в неё с интересом, разбудил нечто в собственных глубинах. От энергии двух дождинок, подаренных мирозданием, оставалось ещё чуточку.
- И почему бы мне не поиграть? – решила Она.
Лепестки плавно и плотно сомкнулись, расплывчатый мерцающий свет сжался в невероятно маленькую точку, которая утонула в таинственных глубинах свёрнутых лепестков.
Через секунду в метро входила изумительной красоты женщина. Стремительной лёгкой походкой она преодолела спуски и переходы, заполненные нескончаемыми массами людей, и вошла в вагон. По странному стечению обстоятельств им оказался единственный в составе вагон, более пустой, чем полный. Все пассажиры здесь сидели и даже имели возможность рассматривать друг друга из разных концов.
Знакомы ли неземные существа с секретами визажистов, модельеров и прочих представителей мира Гламура?
Судя по сногсшибательной Даме, стоящей сейчас в центре прохода, только Ей и были досконально известны все эти законы. Человеческие же существа просто заимствовали некоторые крохи, называя их находками и озарениями.
Изменить собственному понятию в самовыражении равносильно музыкальному тону, рождённому МИ, зазвучать как ФА диез. Это является явной фальшью. А нарушать Всеобщую Гармонию миропорядка Она не могла. Не имела права. Именно поэтому взятая ею планка внешнего облика была так высока, а совсем не из желания слишком резко выделиться. Конечно, она хотела, чтобы на неё посмотрели, но не на столько же…
На самом деле каждому явлению тяжелее скрыть себя, чем проявить. И если вы рождены на свет львом или львицей, то, несмотря на уроки мурлыканья и таблетки для похудания, вряд ли надолго зависнете в состоянии жалобно мяукающего котика под дверью.
Итак, пред немногочисленной публикой вагона предстало само Совершенство от размера ноги и цвета кожи до формы пальцев и мочек ушей, облачённое в последние творения лучших мастеров, взятых в оборот ненасытной Капризницей модой.
Вы напрасно ждёте описания высоты сапожек, расцветки меха, филигранно выполненных застёжечек и других аппетитных штучек. Всё это было идеалом воплощённой мечты именно для того незабвенного момента и в том самом месте. Поверьте, что через месяц и в другом городе это не могло бы произвести должного впечатления, и более того – через год показалось бы и смешным, в отличие от этих строк. Да, да, к сакраментальному - «Рукописи не горят» можно добавить: мысль, коснувшаяся нас, уже бессмертна.
Температура в вагоне поднялась на пару градусов от гормонов, пульсирующих в крови пассажиров. Только не надо представлять нечто эротично-сексуальное. Нет, наоборот. Это был шок. А любой стресс, как известно, лишает способности адекватно управлять собственными возможностям.
Разгорячённый воздух вокруг Неё сгущался. Свет усилился, отражённый уплотнёнными кусочками реальности из разных мест вагона. Она попыталась улыбнуться, что было ей так свойственно в родной для неё стихии. Но остановившиеся взгляды, упираясь в неё со всех сторон, сковывали все мышцы. Ей почему-то представились туго обхватившие тело холодные металлические цепи, прижимающие к столбу для избранных, а по кругу – загорающийся костёр всепожирающей, смертоносной и чужеродной материи. Она замерла, готовая на всё. Собрала последние силы и как цветок, дарящий пространству свой диковинный аромат, успокоительными волнами Вечной доброты нейтрализовала разбуженные в атмосфере вагона неуправляемые потоки.
Пассажиры вмиг расслабились и мысли их побежали привычным руслом.
- Изысканная штучка! – начал думать один. – Её бы раздеть и отправить к нам в ночной клуб. Интересно, сколько бы она хотела бобла? Судя по прикиду - берёт не хило. Да ей заплатят любые деньги. Чем бы её приманить?
- Девочка моя! – размышлял немолодой гражданин с отдышкой. - Наверное тебя бросил твой «папочка», раз пришлось спуститься в метро! Эх, мне бы молодые годы! Хотя, зачем? Лучше иметь приличный счёт. И ты бы, моя девочка, сейчас бы здесь не стояла.
- Да, вот это – да! У меня никогда не будет таких женщин, никогда! – печалился другой.
- Удивительно! Лицо понимающее, а одета, как первая из стерв. Умное даже лицо, хотя и таинственное. Интересно, чем она занимается? Хотя и так понятно – чем. Всё же следует выйти за ней следом. Пообщаться. Вопросы нельзя оставлять без ответов, - думал будущий журналист.
- Вот так должны быть одеты красивые тёти. Моей бы маме такое, - размышляла десятилетняя девочка. Представляю, приходят ко мне друзья, им открывает такая мама, или на собрании, на собрании…
Да ко мне бы потом все учителя по-другому относились!
А женщины со своими мыслями разделились на два лагеря.
Дамы, которым присуще творческое начало, дружно решили, что были бы не хуже, если бы…
Вот это «если» было у всех разным. Одной нужен был новый нос, другой – ноги, третья вообще считала, что всё дело только в одежде, четвёртая была уверенна, что у неё такая же фигура, если б не жировые складки. Короче творчество на то и творчество, чтобы мечтать.
Пассивная, лишённая вдохновенных, но и опасных порывов - остальная часть женщин задумалась о тех, кому могут встретиться на пути эдакие «Мадмуазели».
- Не приведи, господи, если мой сын увлечётся такой. Пропадёт навсегда. А вдруг на работе у супруга заведётся нечто подобное? – при последней догадке многих бросало в дрожь.
Все эти мысли стояли вокруг Неё ледяным туманом, оседая изморозью на и без того режуще-холодные, держащие в тисках - металлические цепи. И собственное сердце, осознав, что никому вокруг не стало хорошо, - никому!!! - загорелось огнём Вселенской горечи. Окружающий Её едва живой костёр, заглотив эти новые, стекающие в него языки пламени, вспыхнул с невиданной силой...
И Её озарило! Она вспомнила, что всё это было когда-то давно. Уже горело Её сердце в любви к людям, каждый из которых лишь подбрасывал в огонь очередное полено. И сейчас, улетая стремительно ввысь, Её истинное и вечно живое естество спонтанно прощалось с воспоминаниями о всех лицах и словах, поступках и их последствиях.
Она расставалась с болью, которая почему-то возникает только в разлуках с любимыми и тает, оседая ненужной накипью, в их присутствии. Ибо - столь отвлекают необходимые суетные внешние детали от самой сути происходящего.
Запомните! Если сердце ваше заполнено огромной силой любви, если оно разрывается от эмоций рождающихся стихов и мелодий в честь любимого... Если душа ваша поёт и летит навстречу его душе, то жить рядом вы не сможете. Большее на меньшее сменить очень трудно. Советую и вам в таком случае выбрать себе любовь, а самого человека отдать в более приспособленные к быту, но менее эмоциональные руки.
Пассажиры удивительного вагона ничего не видели, кроме тьмы, в которую внезапно погрузилось всё пространство. Затем замелькали освещённые промежутки меж колоннами станции. Состав остановился, двери открылись, свет зажёгся. Прекрасной незнакомки не было. Бытиё быстро заполнили вновь вошедшие - оживлённые или усталые.
На коленях десятилетней девочки оказался лёгкий и тугой пакет с надписью: «В подарок маме». Девочка отнеслась к происходящему, как и положено ребёнку. Она удивилась, но и приняла… - как должное.
А прекрасное и чистое явление летело выше и выше, теряя сброшенный шлейф любви, исполненных и несбывшихся желаний, воплощённых и похороненных надежд.
Она приближалась к той границе, где жизнь была особенно плотна. Именно сюда долетают мысли и чувства человеческие, как свет прожекторов над тёмной водной стихией. Поверьте, что сила этих прожекторов не очень отличается, потому и особенно светла и плотна сия граница. Она долго жила этим светом, и только сейчас получила способность проскочить дальше.
Вы материалист? Но вы же понимаете, что без полёта мысли на свете б не было и табуретки.
А вас, девушка, заинтересовало, не растают ли вещи после двенадцатого удара часов? И отличаются ли они чем-то от настоящих?
Сейчас, сейчас, пока Она в зоне видимости моего прожектора, долечу! ...
Готово!
Итак, вещи очень даже отличаются.
Сносу им не будет…