- Не берусь тебе советовать, - сказала мама, - но мне кажется, что ты слишком сурова с Максимом.
Алиса знала об этом, но ничего не могла с собой поделать. С той злополучной ночи она не могла смотреть на Макса иначе, чем, как на еще одного самца. Макс мучился, мучилась и Алиса, но не рассказывать же ему о том, что произошло с ней. Приезжал отец, Алиса не захотела с ним разговаривать. Он молча посидел на кухне и уехал.
Что-то происходило в Алисиной душе, что-то неприятное, темное, как клубящаяся злоба. Ко всему, она теперь постоянно чувствовала себя плохо. Интерес к учебе совсем пропал, кое-как дотянула до конца учебного года. Алиса похудела, подурнела, теперь ее часто поташнивало по утрам. Она не хотела верить в то, что происходило в ее организме, но настал момент, когда обманывать себя стало невозможно.
- Это беременность. – Объяснила женщина-гинеколог, на прием к которой Алису притащила мама, - Хорошая крепкая беременность, семь-восемь недель.
- Значит, уже ничего нельзя сделать? – испугалась мама.
- Девочка несовершеннолетняя, срок большой. Чего же вы хотите? Никто не возьмется оперировать.
Дома Алиса била себя в живот кулаками, по-детски надеясь на то, что ублюдка удастся убить. Мама, заставшая ее за этим занятием, испугалась:
- Что ты делаешь?! Ты же сама можешь умереть!
Наверное, ненависть не успела уйти из Алисиного взгляда, потому что мама отшатнулась. Потом присела рядом, на смятую Алисину кровать, и зашептала:
- Девочка моя, теперь уже ничего не поправишь, я знаю – ты ни в чем не виновата, но ведь надо жить дальше. Хочешь, я поговорю с Максимом, объясню ему все? Он – взрослый мужчина, поймет.
Алиса затравленно глянула на маму и упрямо замотала головой. Еще Макса здесь не хватало!
С Алисиного плеча сползла тонкая ночнушка, и на кожу капнуло теплым. Мама плакала. Алиса заглянула ей в лицо. Из-под опущенных век текли слезы, беззвучный мамин плач пугал до изнеможения.
- Мам, ну чего ты? Не буду я больше.
Чего «не буду» - Алиса и сама не знала. Все, что угодно, лишь бы мама перестала плакать. А она всхлипнула и вышла из комнаты. Алиса вытянулась на постели и затихла. Она пыталась думать об отце. Не об отце своего будущего ребенка, о котором она не знала ничего, а о своем собственном. Она так и не простила его. Столько лет рядом никого не было ближе отца, даже мама не казалась роднее. Как могло случиться, что кто-то, какая-то чужая женщина заменила отцу ее, Алису, маму? Что теперь отец считает своим домом? Алиса вспомнила, как он приходил недавно – виноватый, как-то странно постаревший. Тогда она закрылась в своей комнате и не вышла к нему. И снова не выйдет, если он придет.
Странным образом на отца распространялась вина за случившееся с Алисой. И за то, что теперь жило в ее животе, цепляясь за свое право на существование.
- Будь ты проклят. – Вслух сказала Алиса, сама толком не сознавая – кому.
Июль душил своим непреклонным жаром, Алиса теперь избегала выходить из дома. Приходил Макс, ласково держал за руки. Он все знал, мама постаралась. И теперь в доме готовились к свадьбе. Самоотверженность Макса, решившего «прикрыть грех» Алисы, вовсе не пробуждала в ней признательности. Алиса окончательно охладела к своему жениху. Впрочем, ей было все равно, Макс, так Макс, какая разница?
Большей частью Алиса теперь валялась на кровати в своей комнате и старалась не думать о будущем. Однажды вспомнились арабские глаза доктора и ее жалкая попытка соблазнения. Алиса показалась смешной сама себе. Она придавала почти ритуальное значение этому таинственному процессу дефлорации, а произошло все с бесчувственным телом, без ее сознательного участия. Праздника любви не получилось, ее походя, лишили девственности двое проходимцев. Она стала чем-то вроде пикантного дополнения к выпивке, и это было настолько пошло, что Алиса принялась тихо ненавидеть свое тело.
Мама воздерживалась от командировок, не желая оставлять Алису одну. Приезжал и отец. Взглянув на округлившийся Алисин живот, побледнел, но Алиса опять не пожелала разговаривать с отцом, и ушла в свою комнату. Там она перебирала в уме перемены в облике отца и ревниво оценивала их, как дополнительное мелкое предательство. Папа, ее папа, никогда не носил пестрых рубах-гаваек, этот же вырядился, как попугай. Появившаяся у отца новая привычка хрустеть пальцами тоже раздражала Алису, ведь это было от нее – чужой женщины, к которой ушел отец. И еще – Алиса не хотела замечать этого, но в папином взгляде появилась непривычная неуверенность. Он явно чувствовал свою вину, а Алисе вовсе не хотелось, чтобы предавший ее отец заслуживал хоть толику жалости.
В один из жарких дней Алиса скромно, без лишней торжественности зарегистрировала брак с Максом и перебралась в его стильно обставленную однокомнатную квартиру. Первая брачная ночь не удалась – Алиса всю ночь простучала зубами от омерзения и бессильного протеста против того, что должно было произойти, и молодожен так и не отважился прикоснуться к ней. Правда намного позже, после многочисленных уговоров и бесед Алиса немного успокоилась и смирилась с неизбежным. Она отдалась мужу, негодуя и скорбя в душе, и, понятно, не испытала ничего, даже отдаленно напоминавшего то, ни с чем не сравнимое наслаждение, о котором читала в книгах и слышала от подруг. Максу пришлось принять фригидность жены, как должное.
Осваиваться с ролью молодой хозяйки новобрачная не спешила, но Макс и не настаивал на этом. Он неплохо готовил сам, правда, чаще они перебивались полуфабрикатами. К Алисиному животу муж относился непонятно, делал вид, будто его вовсе и не существует. «Интересно, сможет ли он также проигнорировать орущего и пачкающего пеленки младенца?» - думала иногда Алиса. Своего будущего ребенка она ничуть не любила, но делать было нечего, и она выполняла рекомендации врачей, заботившихся о сохранности плода.
Первое сентября стало для Алисы мукой – заметный живот раздражал ее, и, несмотря на то, что на безымянном пальце поблескивало обручальное кольцо, а фамилию она теперь носила другую, ей казалось, что группа знает о том, что случилось той весенней ночью, и Алиса сгорала от стыда. Пользуясь заслуживающими доверия поводами, такими, как визиты к врачам, Алиса стала прогуливать занятия. Училась она теперь кое-как, и даже тройки ей ставили, скорей из сострадания, а не по заслугам.
Приезжала из Екатеринбурга мать Макса, Елена Федоровна. Пыталась наладить взаимоотношения со снохой. Алиса отвечала свекрови вежливо, но особенно не откровенничала и в свой внутренний мир Елену Федоровну не пустила. Сойдет и так. Елена Федоровна мягко намекнула, что молодой жене пора бы и хозяйством заняться, но Алиса только стрельнула глазами в ее сторону.
- Успеется, мама, она ведь еще совсем ребенок. – Сказал Макс, втайне гордившийся молодостью жены.
Мама Алисы пришла познакомиться со сватьей, о чем они говорили – Алиса не прислушивалась. Странные мысли занимали ее. Она вдруг подумала о том, что, стоит только захотеть, и можно вернуться домой, в свою девичью комнатку. От живота это не избавит, а вот от ночных посягательств мужа – наверняка. И еще – ее занимала судьба отца. Да, он предал ее, предал маму, но – что-то же заставило его уйти к этой женщине? Что?
Алиса не понимала отца, судила со свойственным юности максимализмом, и не догадывалась о том, что в мире может существовать тайная, запретная, презираемая всеми любовь. Алиса слишком мало жила на свете, чтобы научиться понимать некоторые вещи, не говоря уж о том, чтобы прощать.
Осень ворвалась в Алисину жизнь обычным для Павлодара холодным ветром с дождем. Октябрь заканчивался слякотно и неприютно, также неприютно было и в душе Алисы. Мягко толкался в животе ненавистный ребенок, заботливость мужа казалась нудной и навязчивой. Алиса уходила в колледж, чтобы куда-нибудь уйти из дома, возвращаясь, не торопилась, невзирая на пакостную погоду. К матери она ходить перестала, сообразив, что именно она устроила этот тягостный брак, пусть даже из лучших побуждений. Теперь она уже знала – чем вымощена дорога в ад. Единственное, что немного расшевелило Алису – снег, выпавший второго ноября. Снег пах зимней свежестью и почему-то лесом, и Алиса нарочно шла из колледжа самой дальней дорогой, чтобы подольше любоваться им. Конечно, она знала, что этот снег еще совсем непрочный, и, скорей всего, завтра растает, но все равно – это был снег, обозначивший конец постылого лета и никчемной осени.
Загулявшись, Алиса промочила ноги и порядком озябла, ожидавший ее Макс беспокойно метнулся навстречу:
- Ты где так долго?
- Гуляла. По рекомендации врача.
Макс схватил замерзшие руки жены в свои ладони:
- Да ты заледенела совсем! Ну-ка марш на кухню, сейчас чаю с малиной спроворю.
Алиса пожала плечами и стала медленно раздеваться. Наклонилась расстегнуть ботинки, и тянущая боль поползла от низа живота к пояснице. Несильная, но какая-то очень знакомая. У человека только один аппендикс. И он у Алисы удален славным темноглазым доктором прошедшей весной. Боль прокатилась по Алисиному животу и исчезла без следа. В этот вечер Алиса больше не вспомнила бы про нее, не появись она снова, уже ближе к ночи. На этот раз сильней и обширней. В животе заворочался ребенок, и Алиса выругала его про себя. Наверное, боль связана с этим неугомонным младенцем, которому не лежалось в животе матери. Алиса выпила таблетку анальгина и легла спать, заявив Максу о том, что сегодня она очень устала.
Проснулась она ночью – от боли. Рядом мирно посапывал муж, и Алиса не сразу сообразила, что нужно делать. Корчась и поддерживая руками живот, она добрела до телефона, вызвала скорую, и только потом разбудила Макса.
- Но, ведь еще не время? – захлопал сонными глазами он.
- Не время, - согласилась Алиса, - но я больше не могу…