Прикол

В.Вашков.

(рассказ)
На четвёртом этаже он был один, это Александр Михайлович знал точно, да и вообще, в школе, в этот вечерний час, почти никого не оставалось. Поэтому, услышав уверенный перестук каблучков в гулко-пустом коридоре, он оторвался от светящегося монитора, прислушался, и недовольно подумал «Кого это несёт нелёгкая?»
Каблучки простучали с всё возрастающей громкостью, словно сыграли крещендо в какой-то музыкальной фразе, потом, прямо возле двери его кабинета физики, выбили короткое стаккато, чуточку потише, с лёгкой неуверенностью, и неплотно закрытая дверь тихонько отворилась.
-Можно?
В проёме, с мимолётной, нерешительной улыбкой на лице, стояла девушка лет восемнадцати. Голова её была не покрыта и чёрные вьющиеся волосы чуть поблёскивали в отсвете ламп дневного освещения малюсенькими искрящимися капельками растаявших снежинок, будто присыпанные бриллиантовой пудрой. Нежная, смуглая кожа лица проступала здоровым румянцем зимнего морозца, глаза, открытые в мир широко и радостно, агатово отсвечивали, будто притягивая к себе лучи светильников. Белый с лёгкой голубизной песцовый полушубок был распахнут, и открывал чёрный свитерок, облегающий тело девушки плотно, в охват, словно латексная перчатка кисть хирурга. Тонкая шерсть ясно прорисовывала узкую талию, плоский живот с впадинкой пупка, и поднималась выше, к двум, тугим даже на вид, холмикам груди и высокой изящной шее, прикрытой голубым, воздушно-невесомым шарфиком. Неширокие бёдра обтягивала эластичная ткань чёрных брючек с проступающими изнутри контурами белья, чуть складчатая спереди, там, где живот и бёдра складывались в латинскую букву «Y». Стройные поджарые ножки, обутые в сапоги на высоком каблучке нервно пританцовывали. Была она юна и хороша той удивительной прелестью вчерашнего ребёнка, сегодняшней девушки, утреннего бутона только что распустившегося цветка.
-Здравствуйте, Александр Михайлович!
-А, вот кто это. Ну, здравствуй, Оксана, здравствуй.
Оксана была его ученицей, окончившей школу в прошлом году. Александр Михайлович был в их классе руководителем, вёл у них физику и в июне, на выпускном вечере, с лёгкой грустью сказал им много тёплых слов и искренне пожелал всяких благ в грядущей взрослой жизни. А грустил он от того, что уходили в прошлое ещё несколько лет, отданные этим детям. Сейчас, после пятнадцати лет работы в школе, он с удивлением отметил, что начал измерять свою жизнь не календарными, и даже не учебными годами, а именно его выпусками. Оксанин выпуск был четвёртым. Уходя, бывшие школьники всегда искренне обещали «не забывать» и « регулярно заходить». В сентябре многие, но не все действительно частенько забегали по старой привычке в школу, не ему было обычно некогда сними долго разговаривать, а им, как оказывалось, было, собственно не о чем говорить, и посещения быстро сходили на нет. Оксана же навещала его уже раз третий или четвёртый.
-А я шла мимо, смотрю, свет в нашем классе горит, дай, думаю, зайду. А что вы так поздно деле? В школе почти никого, охранник еле пропустил. А покурить у вас можно? Или я всё ещё бык?
-Ну, пойдём в лаборантскую, покурим.
Александр Михайлович сам курил, но никогда не позволял ученикам делать того же на его глазах, отвечая старшеклассникам «Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку». Только на выпускном вечере после вручения аттестатов он им говорил «Всё, ребята, я вам больше не учитель, вы мне не ученики, решайте сами, что делать, что нет».
В лаборантской Оксана сняла полушубок и потянулась к вешалке. «Ах, хороша! - подумал он, глядя на стройную фигуру, одетую, казалось, не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы показать, - Хороша! И чего это она так зачастила? Да ещё так поздно». Казалось, почувствовав его взгляд, Оксана на несколько лишних секунд застыла у вешалки, изогнув по-кошачьи спину, потом повернулась к зеркалу, подняла обе руки к волосам, прогнулась назад, продемонстрировав ещё раз свою грудь, чуть откинула голову и весело встряхнула кудрями, брызнув по сторонам искрами разлетающейся влаги.
-Снег на улице? – с неожиданной хрипотцой в голосе спросил Александр Михайлович.
-Ага, валит и валит, к Новому Году сугробы будут – жуть!
-Вот и хорошо, а то дождь или слякоть, что за Новый Год?
Оксана уселась напротив него, достала и сумочки зажигалку и закурила тонкую длинную дамскую сигарету.
-Ну, и как вы тут без нас?
-По-старому.
-А что нового?
-Ничего.
-Как? Совсем-совсем ничего?
-Что у нас может быть нового? Дети, уроки…, все новости у вас, а мы что, мы просто работаем, учим.
-Но ведь мы же ушли…
-Другие пришли.
-Но ведь мы были лучше?
-Конечно, вы были самыми лучшими, - улыбнулся Александр Михайлович.
-А почему вы так поздно в школе сидите?
-Да вот, компьютерные уроки готовлю. Видишь, технику в кабинет дали, компьютер, проектор. Я и подумал, что можно подготовить серию уроков с демонстрационными опытами, заданиями, записать их на диск, и по мере необходимости запускать. На экране всё великолепно видно. Помнишь, сколько мне приходилось возиться, пока вам опыт покажу, сколько на доске писать? А тут, кликнул мышкой и, пожалуйста, вот тебе маятник, вот тебе график его колебаний, поменял параметры и сразу видно, как амплитуда меняется и период. Раз, и задачка на экране, два, и её решение, можно проверить. Формулы опорные, определения, да тема урока, наконец.
Он увлечённо заговорил о своих планах, подбадриваемый внимательным взглядом тёмных глаз, глядящих на него с пониманием и даже восхищением.
-Ой, как здорово, а вы покажите что-нибудь!
-Ну, конечно, смотри.
Он повернулся к компьютеру и принялся открывать отдельные файлы, комментируя по ходу дела.
-Вот, смотри, это маятник, видишь, я меняю длину нити и сразу же изменяется график колебаний.
Оксана, чтобы лучше видеть, встала прямо за ним, не касаясь его, но так, что он ощутил спиною тёплые лучи, исходящие от её молодого тела, а шея почувствовала лёгкий ветерок дыхания.
-А вот движение по наклонной плоскости. Смотри, вот это вверх, а это вниз, вот силы обозначены векторами и сразу можно получить результирующую. А вот я меняю угол наклона плоскости, смотри, как сразу же длина вектора результирующей изменилась. Вот, смотри, а теперь вот так….
-А вот это что?
Оксана опёрлась рукой о его плечо и наклонилась к экрану. Уголком глаза он увидел рядом со своей, уже заросшей дневной щетиной щекой засветившуюся матовую смуглость нежной кожи её щеки, розовую, почти прозрачную мочку уха, украшенную серёжкой в виде золотой ниточки. Пахнуло тонким сладким ароматом молодой женщины, девушки, спина ощутила мягкую упругость груди и даже твёрдый орешек набухшего соска.
-Это, - Александр Михайлович усилием воли остановил свою, уже потянувшуюся к её талии руку, - Это оси координат.
«Господи, - подумал он, - Да она же ничего не понимает из того, что я ей показываю! Она ив школе, помнится, в физике ничего не смыслила. Но что же она делает? Или, это просто детская непосредственность? Привыкли, как к папе, чуть не на коленки садиться».
Он глубоко вздохнул и придвинулся вместе со стулом поближе к компьютеру. Напор груди, ослабнув лишь на мгновение, вернулся снова, Оксана не отступала. Дальше отодвигаться ему было некуда.
Пауза затянулась. В лаборантской было тихо и сумрачно, только монитор светился каким-то неестественно - колдовским светом, да жужжал вентилятор системного блока. Александр Михайлович почувствовал как где-то в горле часто-часто забилось, запульсировало его сердце.
-Ну, ладно, - Александр Михайлович ухитрился как-то неловко, боком, вывернуться, и, чуть оттолкнув Оксану, расположиться наискосок от тревожащей его близости, - Всё это ещё не готово, так, отдельные эпизоды. Ты мне лучше о себе расскажи, как учёба?
-Учёба? – Оксана пожала плечами, - Нормально учёба, сессия скоро.
-Сдашь?
-Сдам.
-Ну, а личная жизнь как? Как на личном фронте? – Александр Михайлович почувствовал, что успокаивается, сердце свалилось из горла на своё законное место и биться стало реже, спокойнее.
-На личном? Никак! – Оксана безнадёжно мотнула головой.
-Почему? Парни должны за тобой толпами бегать!
-Парни? Да ну их, нужны они мне.
-Нет, такая девушка…
-Какая такая?
-Яркая, красивая, умная! Будь я твоим ровесником….
-То что?
-Я бы такую девушку не пропустил! – Александр Михайлович привычно балагурил, не придавая значения свом словам. Он, бывало, частенько, таким образом лечил душевные раны своих учениц, старался внушить им оптимизм и уверенность в себе.
-Вот и не пропускайте.
-Как? – глупо переспросил он, ощущая, что заколотившееся сердце снова начинает подниматься из груди к горлу.
-Так. Вы же знаете, что я вас люблю.
В тишине комнаты слова эти прозвучали как-то неясно, незаметно, без отрыва от прежних, пустых и никчёмных, и не сразу дошли до его сознания. Но потом он ощутил, что они будто гулким эхом отразились от стенок его черепа и забились, заметались в голове, многократно повторяясь «Я вас люблю», «Я вас люблю». И где-то рядом с этими словами судорожно мелькали его собственные испуганные мысли – мошки. «Как же так? ... Любит? … Бред! … Почему же бред? Помнишь, как она на тебя во время уроков смотрела? На дополнительные к тебе бегала. … Но она же твоя ученица, ребёнок! … Ну, какой же она ребёнок? … Но ты же на двадцать лет её старше! … И что? … Нет, она это, конечно, в другом смысле сказала».
-Я тоже всех вас очень люблю, - с лёгкой запинкой, неуверенно произнёс он вслух, выделяя «всех вас», и, почти без паузы, - Знаешь, Оксана, поздно уже, домой пора.
-Ну, почему? – Оксана вроде бы смотрела и на него и одновременно куда-то мимо, - Ну, почему вы мне не верите? И гоните меня, снова гоните….
Тишина лаборантской, казалось накрыла уши толстой пуховой подушкой. В его голове хаотично мелькали какие-то мысли, слова, но так и не вырывались наружу.
Оксана вдруг прижала ладошки к лицу, будто прячась за ними, резко отвернулась, и её нежные плечи затряслись в рыданиях.
-Ну, Оксана, ну, девочка моя, ну, не нужно, - Александр Михайлович совершенно не выносил вида плачущей женщины или ребёнка.
Оксана принялась всхлипывать.
-Ну, Оксаночка!
Он не выдержал, встал и обнял судорожно вздрагивающие плечи, такие хрупкие и беззащитные, стараясь успокоить, защитить. Оксана резко повернулась, и её губы как бы сами собою оказались прямо напротив его губ. Она жарко выдохнула и прильнула к нему в долгом поцелуе. «Что мы делаем?» - успел подумать Александр Михайлович уже отвечая ей и понимая, что от её губ оторваться он не сможет, да и не захочет. Он почувствовал, как тяжелеет в его руках её, казавшееся таким воздушным тело, и тянет его вниз, прямо на вымытый линолеум пола. Да ещё в какой-то момент мелькнула мысль «Она же, наверное, ещё девушка?» Мелькнула и пропала в безумии поцелуев, ласк и упругих движений юного крепкого тела.
Когда они поднялись он долго, неловко отвернувшись и пряча глаза, поправлял на себе одежду, она же быстро, сноровисто, и как-то даже весело привела себя в порядок. Пока он думал, что же ему следует сейчас сказать, Оксана накинула шарфик, полушубок, и, радостно улыбнувшись, то ли спросила, то ли сообщила:
-Ну, я пойду…
-Да, да, - мямлил он, так ничего и не придумав, - Конечно…
-Я забегу… на той недельке…, - снова то ли сообщила, то ли спросила Оксана и, чмокнув губами воздух, исчезла за дверью. Каблучки простучали теперь затихающую мелодию по коридору, и он остался один.
«Господи, что же я натворил?! - думал он, усаживаясь на своё место и нервно закуривая сигарету, - С Оксаной! Я же её ещё ребёнком помню. Хотя, какой уж теперь она ребёнок, вполне взрослая, и даже опыт явно есть…. Но, всё равно, я не имел права себе такого позволять! Это же…. Стыдно, в конце концов! Я же старик для неё. У меня же жена, дочка, чуть не её ровесница. Нет! Это просто ни в какие ворота не лезет…. Но, она же меня любит. Или нет? Хотя, раз такое произошло, конечно, любит. А я? Люблю ли я её? Конечно, она мне всегда нравилась, только я боялся разрешить себе думать о таком. Что же теперь делать? Разводиться? А жена? Дочь? Она не поймёт. А Оксана? Отчего же я только о себе думаю? А она, бедная девочка, для неё это должно быть, гораздо белее значимое событие, чем для меня. Она-то, наверное, как переживает! Что же делать? Что делать…?»

***
В подъезде густо пахло мочой и кислятиной мусоропровода. На облупившейся краске стен тут и там виднелись надписи, сделанные жирным чёрным фломастером, где затёртые стараниями уборщицы, а где, нахально – свежие, уверенно утверждающие своё право здесь находиться. Кабину лифта недавно установили новую, антивандальную, с металлическими стенами и металлическими же кнопками, вместо старой с прожженными пластмассовыми. но и она уже пестрела английскими названиями рок-групп и гаденькими русскими словами.
На подоконнике между седьмым и восьмым этажом одиноко сидела Оксанина одноклассница, Светка. Оксана, выйдя из лифта. на мгновение остановилась, поглядев на дверь своей квартиры, но потом спустилась на пролёт вниз и уселась рядом на подоконник.
-Привет.
-Привет, Ксюха.
-Ты чё одна? А где пипл?
-Хрен их знает. Ромку родаки дома прижали, Коляныч с Танюхой на какой-то тусняк укатили. Остальные не знаю. Деловые все, стали, блин. Косяк хочешь?
-Не, я – домой, мать и так пилит, что поздно возвращаюсь.
-А чё ты так поздно?
-Да так, в школу заходила.
-Нафига?
-К Михалычу.
-Ну, да, ты же на него западала в десятом.
-Западала.
-Ну, и как?
-Потрахались.
-Да ладно тебе!
-Зуб даю.
- Гонишь!
-Отвечаю.
-Во, блин, ваще! Ну, прикол! Я тащусь! Заломала всё-таки Михалыча! Уж такой он был правильный, даже тошнило. Машка, помню, перед ним и так и сяк, и ногу на косяк, чуть не за это самое хватала, а он всё никак, мы уж решили, что он всё, к этому делу непригодный. А оно вон как. Ну, и как он?
-Ничего, прикольно. Он ласковый, нежный, не то, что наши придурки. Только болтает много. Грузит и грузит.
-Ну, прикол! Во пипл охренеет, когда узнает. Покурим?
-Не, мать учует, опять орать станет «Приличные девушки не курят!»
-Не говори, Задолбали.
-Ладно, я пойду. А ты?
-Вали, а я посижу ещё, может, выползет кто.
-Пока.
-Пока. Ну, с Михалычем, это прикол!