Развратная девчонка

Михаил Тверской
       Конец ноября. Три девчонки-восьмиклассницы возвращались из школы. Было около двух часов дня. Все они жили на окраине города, на Лесопарковой улице. В такой час заснеженные дворы были совершенно пусты и безлюдны. Одну из девчонок звали Настя. В противовес другим двум она была красотка и модница. Она обожала вечеринки, дискачи и тусы. Охмуряла парней, которые, угрюмые, понтовые и тупоголовые, водились в этих местах в преогромных и преотвратительных количествах. Настя считалась девчонкой-сорвиголовой и скандалисткой, но парни сходили от нее с ума. Синие, как предвечернее небо, глаза, пухлые, цвета спелой сладкой вишни губы и дерзко-кокетливое, насмешливо-злобное, наивно-прекрасное лицо, - всё это производило сногсшибательный, незабываемый эффект. И личико ее не портили, а скорее даже украшали едва заметные круги под глазами – признак или раннего злоупотребления алкоголем, или ранней развращенности, а всего вернее – и того, и другого сразу. Одета она была по первому разряду. Хотя и из необеспеченной семьи. Папаша – алкоголик, мать – истеричка.
       Итак, они шли домой. Настя достала сигарету, воровато оглянулась по сторонам, закурила. Раскрыла свои очаровательные губки и выпустила изящную струйку дыма.
       -Вот сука, Татьяна Марковна! – сказала она вдруг и злобно сплюнула.
       -Говорила я тебе – не ходи на алгебру, а ты говоришь – не спросит! – промямлила подружка N 1.
       -Да пошла ты в жопу! Говорила она, ****ь. Ты много чего говорила, нахуй, - сказала Настя своим божественно-чистым, с приятной хрипотцой (видимо, от курения и холода) голосом. И задумчиво поглядела вдаль.
       Это была окраина города, как уже было сказано, и поэтому сразу через дорогу виднелся лес, густой, таинственный, потусторонний, свободный от убогости и жестокости урбанистической жизни. Свободный от этих гнусных школьных будней и от этих безмозглых идиотин-подружек. Настя затянулась еще раз, с наслаждением, с прищуриванием глаз.
       Когда она открыла глаза, увидела, что перед ними стоит дядя. Высокий, в пальто, интеллигентный, лет под тридцать, с загадочно-слащавой улыбкой.
       -Девчонки, хотите заработать? – сказал он и помахал перед лицами девчонок тысячерублевой банкнотой.
       Две несимпатичные дурочки испуганно попятились, отрицательно мотая головой. И стали ретироваться дворами. Пока не скрылись.
       Настя стояла неподвижно и смело, вызывающе смотрела на дядю. Она была умная. Она знала, что нужно дяде. То же, что вчера нужно было Сергею, а позавчера Витальке.
       -Допустим, хочу, - сказала она и выпустила струйку дыма в лицо интеллигенту. Интеллигент закашлялся и улыбнулся.
       -Пошли, - сказал он.
       -Пошли, - ответила Настя.
       И они пошли.
       Когда интеллигент завел четырнадцатилетнюю девчонку в прокуренную трансформаторную будку и закрыл дверь, Настя спросила:
       -Чё, здесь, что ли?
       -А ты где думала, ****а ****ая? – огрызнулся интеллигент.
       -Холодно, ****ь. А ****а ****ая – это твоя жена, понял меня? А еще одно слово в таком роде, и останешься тут дрочить в одиночестве. Усёк?
       Интеллигент униженно кивнул головой и покраснел.
       -Чё встал? – воскликнула Настя, докуривая сигарету. – Снимай штаны!
       -Ах, да, - спохватился дяденька. Ремень был расстегнут, штанишки упали к ногам. Коричневая писюлька безжизненно повисла в холодной тишине трансформаторной будки.
       Настя посмотрела на нее без отвращения, скорее даже с любопытством, бросила окурок на пол, раздавила его каблуком и присела на корточки. Невинный ротик раскрылся и обхватил сморщенный пенис. Тот стал наполняться кровью, стремительно увеличиваясь в размерах. Развращенная девчонка стала играть с ним язычком и посасывать, как чупа-чупс. Голубые глазки то сладко закрывались, то опять открывались, чтобы увидеть рожу интеллигента, перекошенную от наслаждения. Интеллигент не верил своему счастью – такая красотка, свежая, как распустившаяся роза, с чудесными губами и таким милым личиком, источающая такой пьянящий и сладостный аромат юности, - и сосет его изумленно отвердевшую штуковину. Это не пыльные книжки в читальном зале перелистывать. Кайфуя, интеллигент думал, что сегодня он покончит с собой, потому что ничего более замечательного, чем это, в его жизни уже не может случиться. А Настя, посасывая пенис, думала о том, что у Сережки пенис и лучше, и тверже. И на лицо Сережка красавчик, а этот - урод в жопе ноги. Но зато она получит свою тысячу. Она купит дорогие сигареты и новые сережки с бижутерией, она купит новую помаду, мятную жвачку и еще бутылку пива.
       Когда интеллигент кончил, он понял, что влюбился.
       Настя вытерла губы и протянула руку, глядя на интеллигента своими пронзительно-голубыми, чертовски красивыми глазами.
       Интеллигент засунул руку в карман и вдруг едва ли не вздрогнул от какого-то ужасного и зловещего озарения. Он вдруг понял: он так влюбился в эту киску, что умрет, если никогда больше не увидит её. Но он понял также, что и действительно никогда не увидит ее. Потому что сейчас она возьмет деньги и исчезнет навсегда. А он не сможет ухлестывать за ней, даже если и найдет её, потому что она малолетка. Она будет сосать у всяких Вась и Петь, у этих гнусных Вась и Петь, а о нем забудет. Это потрясающее удовольствие никогда больше не повторится в его жизни, а чего стоит жизнь без него? Всё это поразило его как гром. Ноги его ослабели от отчаяния, а внутри всё сжалось от тоски и горечи.
       -Что ты встал? – сказала Настя, и тень страшного подозрения легла на ее прекрасное личико. – Где мои деньги? – спросила она дрогнувшим голосом.
       И невольно попятилась назад. Страх мелькнул в ее голубых глазах…
       Интеллигент не стал доставать тысячерублевую бумажку. Он набросился на Настю. Она не успела даже вскрикнуть – сильные пальцы сдавили ее горло. Через какое-то время пальцы разжались, и бездыханное тело рухнуло на пол. Интеллигент посмотрел на всё еще прекрасную, но уже мертвую девочку и мрачно задумался. Он слабо понимал, что происходит. Понимал только, что сотворил нечто ужасное и что нужно немедленно уносить ноги. Но он стоял и не двигался. Ощущение какой-то мрачной опустошенности, душевного бессилия и ужаса придавило его. Наконец, кое-как придя в себя, он перешагнул через труп и вышел из будки. Морозный ветер ударил его по лицу, как хлыст. Где-то вдалеке колыхались деревья. Мутные облака стремительно проплывали над домами. Интеллигент помотал головой, бросил последний взгляд на будку, которая стала могильным склепом для Насти, тяжело вздохнул и угрюмо побрел домой.