Предисловие:
«Где ты, мой ангел? Где ты, мой свет?… Я словно, выброшенная ударом батарейка, сго-раю на раскаленном асфальте прекрасной Небраски. Между нами расстояние, но мы всё равно вместе. Тысячи миль равные одному шагу. Надо только сделать его!»…
Я попросил передать ей эту записку и ушел. Я знал, что она там. За дверью. В слезах. Но также я знал, что ничего не будет. И она это знала и улыбнулась мне через толпу, когда ее уводили. Я прошептал: «Оранжевое небо Небраски…» и глянул на нее. Ее губы шеп-тали тоже самое. Я прочитал это – нашу фразу, нашу любовь и запомнил это навсегда. Пройдут ли года, пробегут ли тысячи лет, я буду помнить тебя…нас…всё! Слышишь?
И после смерти, и после двенадцатой жизни…Я всегда твой, Динго Рафер. Ты всегда моя, Тия Холден. Мы вместе против этого неправильного мира…
1.
;;;
В воздухе пахло золотом, когда рассвет колыхнулся фиолетовым, а потом розовым. Ты была рядом и я, касаясь твоего тела, вдыхал счастье и радость. Я шептал…
- Я черная капля на твоей щеке…
- Я видение в твоей нереальности…
- Я знаю то, что не знаешь ты…
- Ты жертва моих снов…
- Давай отпустим свои страхи…
- Куда…В темноту…В огонь…Сожжем…Сгорим…
- Мы сняли звезды с неба…
- Я вижу небо в твоих глазах…
- Я стою на краю Вселенной…
- Я есть весь земной шар…
Воздух смеялся над нами. А мы просто были счастливы. Мы были вместе. Понимаете?
2.
;;;
Она спросила, что вам надо. Я сидел в кафе и курил и не хотел ни с кем разговаривать. Я взглянул на нее и отвернулся. Я смотрел на улицу и почему-то видел ее там. Голубова-тые с серым глаза, неправильной формы нос, выступающий подбородок и безумно кра-сивые губы. Такие чуть полноватые, розоватого цвета. И она этими безумными губами опять спросила, что я буду заказывать. Я обернулся. Она раздраженно кусала колпачок ручки, и мне стало, жаль ее. Я провел взглядом по соседним столикам, где сидели здоро-венные волосатые дядьки-байкеры и хлебали литрами вонючую байду.
- Мне бы что-нибудь покрепче…-сказал я. Она усмехнулась, но что-то чиркнула в блок-нотике и сказала, что вообще-то несовершеннолетним алкоголь не продают.
- Я могу показать удостоверение! – вспылил я.
- Не надо. Его так же легко подделать, как тебе расстегнуть ширинку! – и ушла.
Это была первая наша встреча. И я уже ненавидел ее от всего сердца. Второй раз я ее встретил через четыре года, которые я провел вдали от родной Америки. Об этом от-дельно. А пока я напился в никакую. Проснулся утром. Избитый морально и физически. С разбитой губой и сломанными очками. А в глазах стоял ее образ. Рядом лежал Джеф. Значит я у него. Я похлопал его по спине и встал с кровати. Мне хотелось кофе…
3.
;;;
В 18 лет я уехал в Европу. Без определенных целей. Вот так вот. Официально набираться ума, неофициально изучать что-то и чего-то. Но меня ничего особенного не радовало. Я скучал по Небраске. По ее кукурузным полям и бескрайним трассам, мерцающим хайве-ям. Я лежал на мягкой траве Елисейских полей, но я смотрел не на черное небо Франции, я видел свое небо. Оранжевое небо Небраски. И плакал. Холод бил по щекам, ветер про-глаживал лицо. Это была ссылка…
- Европа сделает из тебя человека! – говорил отец. Я молчал, но про себя отчаянно со-противлялся. Я говорил НЕТ, но меня никто не слышал. Я говорил ДА и всё больше по-гибал. Я снова говорил НЕТ. Снова ДА. Снова НЕТ. И везде, везде видел оранжевое небо Небраски. Везде…
4.
;;;
Немного о моей семье. Отец – мистер Харисон Рафер, выходец из штата Айова. Воспи-тывался он в истинно католической семье, где принято по воскресеньям ходить в цер-ковь, перед принятием пищи молиться и до самого супружеского ложа хранить девст-венность. Не знаю придерживался ли этого отец, но человек он был консервативный, же-сткий и очень деспотичный. Честно говоря, мы с ним друг друга никогда не понимали. Мне это приносило много болезненных размышлений, а он, не знаю, его каменное лицо было непробиваемым- ноль эмоций. Я так и не сумел его понять…
Мать – Эвита Хатченс, родилась и жила в штате Небраска, где и познакомилась с отцом на танцах. Ей было 18 лет, а ему 35-ть. Он отругал ее за то, что она в такое позднее время гуляет по улицам. Мама ему не возразила, он ей давно нравился – молчаливый мужлан. Отец схватив ее за руку, посадил в машину и отвез домой. А через год они поженились. Еще через год родился я. Мы жили в Небраске до моего двенадцатилетия. Потом пере-ехали в Нью-Йорк. Но мое сердце всегда было там. Среди бескрайних полей и темно-голубых небес с фиолетовыми облаками, проносящимися со скоростью гоночного авто-мобиля. В детстве я часто лежал среди кукурузных зарослей. Я приходил туда с матерью. Я ложил голову на ее живот и расправлял руки в разные стороны, как птица. Она гладила мои волосы, касалась моих глаз. Ее ладони пахли чем-то приятным, родным, а кожа была нежная, как шелк. Я засыпал под ее песни. А потом была ночь. Черное с синеватыми проблесками небо и россыпь золотистых звезд. Мое тело наполнял холодный ночной воздух. Мне было так хорошо. По возвращению домой нас ждал отец. Он устраивал скандалы, кричал и очень злился. А один раз он ударил мать. Я бросился на него с кула-ками. Отец отшвырнул меня в сторону. Я упал, больно ударившись головой об пол. В глазах помутнело и что-то хрустнуло. Что-то живое. У меня горело всё лицо. Не помню каким образом, но я вмазал ему. Помню свой опухший посиневший кулачок и струйку крови, протянувшуюся из его носа. Я зажмурил глаза, ожидая неминуемой кары. Прошла секунда, минута. Я открыл глаза. Отец отошел в сторону. Закурил. Глянул на меня. И ушел наверх. Мама подбежав ко мне, крепко обняла и заплакала, что-то бормоча.
- Я никому не дам тебя обижать, – шепнул я ей на ухо. Мама закивала. Она отвела меня в спальню. Уложила в кровать. Села рядом. Ее светло-голубые глаза смотрели куда-то сквозь меня. Она была рядом, но не со мной. Иногда я задаюсь мыслями, была ли она ко-гда-нибудь со мной? Не знаю…