Честное пионерское

Илона Кубанда
 
 Из школы Пашка вернулся поздно, нагрубил отцу, щей хлебать не стал, а полез на печку и там затих.Но заснуть сразу не мог, то ему мерещилось, что едет он с товарищем Троцким на коне и нестерпимо сладко Пашке от запаха потного кителя сокола революции, то, как будто, вызвали его в Губком, то, как будто, несут его убитого, а вокруг склонились алые знамена и несть им числа, а папенька с маменькой хохочут и платформу щупают.
 Хороший парень Пашка, только худосочный, бледный какой-то с синевой. А кожа тонкая, хоть хренотомию разучай, из ушей иной раз гной текёт. А живот большой, ничего вроде животина, однако, и на нем вены проступают, будто черви под кожей завелись. В общем дела никудышные...
 Подходил к Пашке вечером дед, долго смотрел на мальчонку, трогал зачем-то корявым пальцем кумачовый пашкин галстук и тяжко по-заячьи вздыхал.
А Пашка не спал, потому как особенный день был сегодня, вроде праздника. Засветло еще вышел он из дома, нетерпелось ему Макара повидать, а перед тем повязал себе шею куском
кумача, мол, знайте, товарищ Нагульнов, хоть и не пионер я пока, а пролетарскую шишку держу.
Нагульнов слушал Павлика, строго сдвинув брови. После бессонных занятий английским языком глаза его полыхали неподдельной классовой ненавистью. "Так, так",- сказал Макар
выслушав Павлика,- "правильный ты хлопчик, наш", - и порывшись в глубинах необъятных своих кальсон, протянул пацану дохлого мыша:
-Бери, бери забавная хреновина, только веревку к хвосту привяжи, крути - не хочу.
На улице, теперь уже не Павлик, а Павел Ефимович Морозов облегченно вздохнул и пошел, смешно перебирая тонкими ногами, в школу.
Ночью все проснулись от властного стука. В избу ввалился Нагульнов, из-за его широкой спины выглядывали два пьяных матроса, опоясанные пулеметными лентами - сотрудники Губчека.
Макарка сунул в лицо Ефиму Морозову маузер и угрожающе и зарычал: " Здеся тебе, Ефимушка, не Англия, штоб пшено от народа прятать!"
 Отец как-то виновато посмотрел на Пашку и пошел показывать, где спрятан семенной хлеб.
Мешки с хлебом погрузили на подводы только к рассвету.
Нагульнов, большой и сильный, в распахнутой шинели, поседевшей от амбарной пыли, подошел к Пашке попрощаться:
-Нy, а тебе, Павля, привет ото Льва Давыдовича. Ба-а-альшой привет! - Макар протяжно зевнул и показал, размахивая еще дымящимся маузером всю огромность привета. Подводы тронулись и Павлик пошел во двор, где плачущий дед укрывал грубой холстиной трупы отца и двух братьев.
... Проснулся Пашка оттого, что почувствовал над собой чье-то хриплое дыхание. Он открыл глаза и увидел деда, бледного, с всклоченной бородой, который стоял над ним, сжимая
в трясущихся руках топор. " Не надо здесь, дедушка,- тихо сказал Павлик, - братку разбудишь. Пойдем лучше из дому".
Бабка сразу все поняла и достала из сундука чистую исподнюю рубаху. Павлик, как никогда спокойный, переоделся, умылся и пошел во двор. Дед вышел следом.
 Много лет прошло с тех пор, но помнит Советская власть подвиг Павлика Морозова и поставила ему памятник в самом центре колхозной усадьбы.
Едет мимо на мотоциклете уполномоченный в Заготзерно:
-Привет Павлику!
Прогромыхали в автобусе члены Райпотребкооперации со своими ****ями:
- Салют - Павлику!
Крутит в космосе динаму Валя Терешкова:
- Ура Павлику!
А годы идут.