Трудно оспаривать важность внешнего вида. Не даром говорят, что встречают по одежке. То, что потом провожают по уму, – это уже второй вопрос. Первое впечатление производит, конечно же, внешность. Ведь если человек грязный, неопрятный, в рваной одежде, весь какой-то расхлестанный и растерзанный, то далеко не всем захочется вообще с ним общаться, не говоря уже о том, чтобы проверять его интеллектуальные способности.
Особенно внешний вид важен для военного человека. Сама военная форма не допускает вольностей и подчеркивает строгость и серьезность дела, которым занимаются те, кто ее носит.
И если вдруг во внешнем виде у какого-нибудь военного имеется хоть какой-то недостаток, то, даже, в общем-то, не осознавая, в чем же именно он, этот недостаток, заключается, у окружающих возникает неприятное ощущение и какая-то досада, - в военных людях, сколько бы грязи на них порой не лили, все-таки привыкли видеть образец и внешнего вида, и поведения. Нельзя быть смелым, строгим, решительным и одновременно иметь неопрятный внешний вид. Не даром в известной песенке поется:
«Капитан, капитан, подтянитесь, -
Только смелым покоряются моря!»
Поэтому существует масса различных документов, начиная с уставов и кончая всевозможными инструкциями, наставлениями и положениями, определяющих, что и как военному человеку можно и длжно носить, и каков должен быть его внешний вид.
Помимо этого в гарнизонах существует целая система комендантской службы, в том числе и многочисленные патрули, призванная следить не только за законностью нахождения военнослужащих вне расположения своих частей и их поведением, но и за их внешним видом.
В самих же воинских частях ежедневно проводятся так называемые утренние осмотры, на которых младшие командиры проверяют, помимо прочего, форму одежды своих подчиненных. Кроме того, периодически проводятся строевые смотры, на которых уже вышестоящее командование, наряду со строевой выучкой, проверяет и все то же отношение воинов к содержанию своей формы, чтобы особо ленивые (а такие встречаются и среди военнослужащих) не очень-то распускались.
Во многом эти смотры призваны стимулировать именно офицеров и мичманов, поскольку у них утренних осмотров не бывает и именно среди них порой встречаются такие «блестящие в некоторых местах» индивидуумы, про которых говорят, что они «военную форму любят и донашивают ее старательно», и которые, получая отрезы для пошива нового комплекта формы, хранят их «на черный день», продолжая ходить в старом, затертом чуть ли не до дыр, обмундировании.
Таких, правда, немного, но, тем не менее, иногда встречаются.
Но, пожалуй, одним из самых серьезных бичей в прошлые времена для многих были, как это ни странно, шнурки.
Дело в том, что форменные офицерские ботинки (именно ботинки, а не полуботинки, те самые, на подошве из микропористой резины, закрывающие ногу чуть выше щиколотки) имели по шесть пар дырочек и по четыре пары крючков.
С одной стороны, это очень удобно: не надо каждый раз просовывать шнурки через эти самые дырочки. Чтобы снять или надеть ботинки, достаточно, чтобы в шесть пар дырочек шнурки были вдеты постоянно, а на крючки накидывались в процессе одевания.
Но, с другой стороны, это создавало и определенное неудобство, поскольку на этих крючках шнурки рвались значительно быстрее. Ну, а поскольку на Севере ботинки эти носили круглый год, забыв про существование полуботинок (летом там не настолько жарко, чтобы менять ботинки на полуботинки, а зимой просто поддевали шерстяной носок, поскольку другой повседневной обуви военный ассортимент не предусматривает), шнурки эти рвались, что называется, на каждом шагу.
В магазинах в самих военных городках, как правило, шнурки нужного цвета и нужной длины продавались довольно редко. Поэтому приходилось «лечить», связывая и «наращивая» то, что имелось.
Мало того, что это выглядело не самым презентабельным образом - из-под брюк во все стороны торчали мохнатые «усы», - но еще и доставляло определенные неудобства: по мере навязывания узлов ботинки переставали расширяться в области дырочек, в связи с чем их становилось трудно надевать и снимать.
Поэтому отправляющимся из гарнизона в Мурманск или Североморск, как правило, заказывали привезти оттуда… шнурки(!).
Проблем это никаких не составляло, поскольку стоили-то они всего-навсего шесть копеек за пару, а места занимали и того меньше. Главное было, во-первых, не забыть, во-вторых, чтобы времени хватило, а в-третьих, найти, так как и там они бывали тоже далеко не всегда.
…К очередному строевому смотру экипажа командир БЧ-4, РТС (боевой части связи и радиотехнической службы) капитан-лейтенант Евгений Александрович Лапиков подготовился честь по чести. Вся форма его сверкала (не в том смысле, что лоснилась, а была начищена, наглажена и действительно имела образцовый вид).
Вот только одно обстоятельство портило ему настроение и грозило весьма серьезными последствиями: его шнурки дошли уже до такого состояния, что от них остались кусочки длиной сантиметров по десять, да и те в нескольких узлах. Их длины не хватало даже на то, чтобы их хоть раз пропустить в дырочки, поэтому Евгений Александрович просто накидывал их на крючки.
От этого в области дырочек ботинки предательски расползались в разные стороны, показывая всем желающим свои внутренности, а призванные закрывать зашнуровываемое пространство «языки» все время норовили вылезти наружу, как будто просили есть или пытались отдышаться от быстрой ходьбы, как загнанная собака.
Если командир боевой части за такое получит замечание на строевом смотре, то как он потом будет требовать со своих подчиненных?!
Лапиков всех, кого только мог, просил привезти ему шнурки, сам несколько раз, отправляясь по делам службы в Североморск, «пробегл» и там, и в Мурманске по магазинам, но все безуспешно.
Смотр был назначен на субботу. В пятницу штурман из одного с Лапиковым экипажа отправлялся в очередной раз в Североморск, и Евгений Александрович Христом-Богом просил его, во что бы то ни стало купить ему шнурки. Но в пятницу вечером с рейсовым автобусом штурман в базу не вернулся, и Лапиков уже приготовился к самому страшному, что могло быть, - к позору. Помимо личного состава, как он будет смотреть в глаза командиру, да и комбригу, который просто ошалеет, обнаружив, в каком виде не просто ходят его офицеры, а даже выходят на строевой смотр!
Утром он шел на построение чернее тучи, понурив голову. Но, увидев на плацу штурмана, в надежде ускорил шаг. И, как оказалось, не напрасно, - штурман-таки привез ему вожделенные шнурки!
Дело в том, что в Североморске он встретил офицера с другой подводной лодки своей же бригады. У того была своя машина, и штурман договорился, что обратно в базу поедет вместе с ним. А поскольку дел в главной базе у владельца авто было выше крыши, времени, чтобы пробежаться по магазинам, у штурмана тоже было достаточно. В гарнизон они приехали уже за полночь, в связи с чем ночью беспокоить Лапикова штурман не стал.
Много ли нужно человеку для счастья? Наверное, если, как рассуждал Петька с Василием Ивановичем, брать в мировом масштабе, то много. Но порой ничтожные по своей сути мелочи могут сделать человека как несчастным, так и счастливым.
Вот и в этот раз счастью Евгения Александровича не было предела. Он сиял, как медный самовар на майский праздник. Он всею душой любил жизнь и весь белый свет и готов был обнять и расцеловать каждого.
Но особенно нежное и трогательное чувство он испытывал к штурману и ради него был готов на что угодно! Поэтому сказанное им «С меня причитается!» имело под собой вполне материальное основание (дома у Евгения Александровича имелся небольшой запас спиртного – пара бутылочек водки и бутылочка коньяка, и он готов был всем этим от души поделиться с человеком, спасшим его от позора!).
Смотр прошел благополучно. Во всяком случае, ни Евгений Александрович, ни его подчиненные не получили ни одного серьезного замечания. И после окончания смотра друзья отправились к Лапикову домой, «обмывать покупку» и «счастливое спасение». Благо, пора была летняя, жены и дети были отправлены на подпитку витаминами и южным солнцем, и никто помешать излиянию искренней благодарности не мог.
Но поскольку все офицеры, причем не только своего экипажа, а чуть ли не всей бригады, знали о «предсмотровой» трагедии Лапикова, уединиться со штурманом не удалось, да Евгений Александрович на это и не рассчитывал. Поэтому, когда после смотра его дружно стали подначивать, что «это дело надо бы обмыть», он искренне и радушно пригласил к себе всех.
Правда сразу же с Лапиковым пошли только четверо. Остальные же сказали, что им нужно заскочить домой, но пообещали чуть попозже все-таки зайти.
В связи с предстоящим сбором по дороге пришлось зайти в магазин и прихватить еще четыре бутылки водки и закуски. Получились две довольно увесистые авоськи.
Ничего горячего Евгений Александрович готовить не стал, разве что отварил целую кастрюлю картошки. Да и с той решил тоже не возиться, а по-быстрому отварил ее прямо в мундире. Все остальное было сделано чисто по-холостяцки, по-походному: колбаса, селедка, хлеб, консервы, свежие и консервированные овощи, маринованные грибы…
Часа через полтора подошли минер, командир моторной группы и штурманенок (командир электронавигационной группы). У «отмечальщиков» к тому времени от спиртного уже оставалось меньше бутылки, да и закуски как-то заметно поубавилось. Зато физиономии значительно порозовели, настроение поднялось на новую, качественно более высокую ступень, а общительность, радушие и широта души распахнулись в полном объеме.
Поэтому, пропустив с вновь пришедшими по стопочке, Евгений Александрович срочно еще раз побежал в магазин и повторил сделанную по дороге домой закупку, правда, увеличив ее на всякий случай в полтора раза – народа-то стало больше, а вновь пришедшие были вообще «ни в одном глазу».
Еще часа через полтора подошли старпом, замполит и механик. Как ни странно, вторая закупка к этому моменту тоже значительно поиссякла, поэтому Лапикову вновь пришлось бежать в магазин. На этот раз он решил «не жмотиться», а взять всего с запасом, поэтому взял с собой штурманенка, и вместе они притащили аж четыре авоськи.
Ближе к вечеру на огонек зашли «автомобилист» и еще один офицер с одного с ним экипажа, которым Евгений Александрович был несказанно рад, - «автомобилист» был, так же как и штурман, героем дня, поскольку напрямую был причастен к чудесному избавлению Лапикова от позора, а второй офицер был коллегой Лапикова не только по подводной службе, но и непосредственно по специальности, поскольку тоже был командиром БЧ-4, РТС.
С их приходом застолье началось сначала. Опять стали произносить тосты за покупку в целом (надо же ее обмыть с вновь пришедшими – они же за это еще не пили!) и за каждый шнурок в отдельности, за каждого из героев – за Лапикова, за штурмана, за «автомобилиста», - за подводные лодки, за Северный флот, за мужскую дружбу, за жен и детей…
Дальнейшее Евгений Александрович помнил уже с трудом. Кажется, он еще несколько раз бегал в магазин, что-то покупал, что-то потом открывал, что-то нарезал, что-то даже варил… Как ушли гости он тоже никак не мог припомнить.
Очнулся он уже в воскресенье после обеда. С трудом переполз через спящего, не раздеваясь, тут же рядом, на непонятно кем разложенном диване, штурмана и с изумлением посмотрел на стол, хранящий все следы совершенного накануне преступления.
Голова загудела, как Царь-колокол, и потребовала немедленного лечения. Но, как ни странно, живительной влаги не осталось ни капли.
Почувствовав шевеление, штурман тоже очнулся, и первым его желанием было тоже стремление поправить пошатнувшееся здоровье. Но и его ждало разочарование. Поэтому вновь пришлось бежать в магазин.
После первой же стопки на душе как-то полегчало, и вновь захотелось жить. Но не успели друзья наполнить свои бокалы по второму разу, как раздался звонок в дверь, - за своей порцией «лекарства» зашел сосед – минер - с ночевавшим у него еще одним участником вчерашнего праздника.
Бутылка почему-то оказалась очень «короткой», и Лапикову снова пришлось бежать в магазин. Через некоторое время зашел еще один, потом еще…
Когда уже поздно вечером Женя, наконец, распрощавшись с последним гостем, случайно зашел в детскую, то чуть не упал, - все ее пространство около двери было заставлено пустыми бутылками. Оказывается, друзья, чтобы использованная стеклотара не мешала, отставляли ее за дверь смежной комнаты.
Почесав в затылке, Лапиков бросился подсчитывать затраты и пришел к неутешительному выводу, что от только накануне действа полученной зарплаты у него осталось значительно меньше половины (а уж если говорить точнее, то просто считанные гроши!). А он должен был еще послать деньги жене на обратную дорогу, да и до следующей зарплаты целый месяц нужно было как-то жить!
Правда, нужно отдать должное, когда он в понедельник пришел на службу, все мужики без лишних слов сами подошли к нему и «внесли свою долю» понесенных затрат. Так что на круг получилось хоть и немало, но не смертельно.
Но вообще-то шнурки вышли золотыми. Даже если бы они действительно были изготовлены из этого благородного металла, то, наверное, и тогда стоили бы гораздо дешевле!
09.02.06.
© Copyright: Сергей Аршинов, 2007