Остров

Сошлю-ка я себя на остров. Без суеты и кораблекрушений. Без надежды на возвращение, ромового бочонка, спичек, зонтика и анальгина. Настырному вертолетчику, сбросившему сумки с провизией, помашу грозно кулаком и утоплю привезенное в океане. С высоты парящего вертолета видно будет, как жадно акулы заглатывают баночки с паштетом. Развернется вертолет ко мне хвостом и скроется навеки в слепящем синьковой бездной небе.

 Теперь можно бегать по берегу, вминая пятками влажный песок и вопить во все горло: «А-а-а!!!» - пока не охрипну. С гортанным криком разлетятся в разные стороны длиннохвостые попугаи, и только один – предназначенный именно мне, молодой и верный, останется сидеть на ближайшей пальме, кося радужным глазом. Впоследствии он, наверняка, не раз спасет меня своевременным «Приближаются враги!» Сложная фраза для любой птицы, только не для моей. Быть может, прадед его умер здесь же, грустно повторяя перед смертью: «Бедный Робин…»

Пора кидать бутылку в океан. «Меня не искать. Буду обороняться» – для убедительности нацарапаю в углу записки крошечный лук со стрелой и, размахнувшись, предам письмо набежавшей изумрудной волне.

 Спать, спать, спать… Королевское ложе на пальмовых ветвях и безукоризненные звезды над головой; сощурю глаза, и самая большая звезда разъедется на полнеба узкими лучами, и буду я мурлыкать «взвейтесь кострами синие ночи…», пока не засну.

 Встану к обеду, почищу зубы сандаловой палочкой, и спелые плоды манго посыплются к ногам, лопнувшие, истекающие золотистым медом. Есть буду их руками, давно не мытыми, кидая корки попугаю. Внезапно поперхнусь, услыхав за спиной: «Доброго здоровья!» Тот же вертолетчик, только с аптечной сумкой и стопкой свежих бутербродов, оставивший цепочку ребристых следов на моем пустынном берегу. На этот раз придется проучить летающего альтруиста… «Где вы, гладкокожие оголодавшие каннибалы?! Предоставляю вам отменное рагу, а мне взамен – останется заслуженная радость одиночества». Быстрее скорой помощи несутся, спешат, шуршат сухими, растрескавшимися ножками каннибалы. Сосредоточенно-тщательные уносят с собой не только изумленного вертолетчика, но и аптечку с бутербродами. Я успею его спасти. Попозже. Если он захочет…

 Теперь могу выдолбить каноэ из старой сосны, выжарить его на солнце, написать ежевичным соком «Мечта» или «Нежность», положить на дно скелетик хомяка, найденный на острове, и отправить скитаться по океану. Сойдут с ума ученные над загадкой: как хомяк каноэ выдолбил?

Из влажного песка создам песочный замок (он не так прочен, как воздушный, но для недолгих игр – пригоден), выкопаю ров, наполню его водой, расставлю пушечки у дотов, и тут же появится на горизонте белый кораблик, зефирный, безмятежный.

 «Приближаются враги!» – изойдется криком попугай, сбрасывая мне на голову мелкие ветки и перья, но не стану я ничего предотвращать. Пристанет кораблик к берегу, выйдут люди в белых халатах, отдаленно напоминающие санитаров, сокрушат безжалостно неприступный замок, и найдут меня на руинах центральной башни, укоризненную и непокорную. «Зачем вы так?» – буду спрашивать на разных языках, но нет своего языка у санитаров, лишь механические, резкие движения, повергающие в безысходную тоску, выдадут их омертвелую сущность.

 И даже запертая в душном трюме, не ведая в какую сторону плывем, проковыряю щепочкой дырку в днище, пока не побегут целыми семьями крысы с корабля, сбивая с ног встревоженных охранников. И в этой суете неизвестно кем выпущенная, стану незамеченная на палубе и буду смотреть на исчезающий остров не прощаясь и не огорчаясь, зная, что легкая волна омоет мой одинокий берег радостной вестью – я вернусь.