- Прошу тишины! Господа, замолчите! – взъерошенный человек в сильно измятом голубом костюме постучал молотком по столу. – Десятый лот уходит к своим законным владельцам, и у нас на очереди лот номер одиннадцать.
Маленькая рыжеволосая старушка в сером пальто и резиновых сапогах красиво прошлась по сцене, держа на вытянутых руках истошно вопящий сверток.
- Лот номер одиннадцать – Виталик, - произнес Мятый Костюм.
Галя вздрогнула, подавила радостный возглас и принялась колошматить меня рукой по коленке. Она всегда хотела мальчика, совершенно не понимая, почему все подруги уносят с аукционов одних девчонок. «Девочки – это так банально, - говорила Галя, - сейчас вся Москва ходит с девочками. А я хочу, чтобы был мальчик – сильный, здоровый, умный». Вот такого сильного, здорового и умного она сейчас видела перед собой на сцене. Она не замечала ничего, кроме этого ребенка, поэтому я пересел на соседнее кресло, дабы уберечь ногу от перелома.
- Возраст – три месяца, - продолжал взъерошенный. – Волосы густые, темные. Глаза карие. Два молочных зуба. Специальная забава – северное сияние. Начальная цена – пятьсот рублей.
- Шестьсот, семьсот, восемьсот! – заголосила толпа. – Стучи молотком, стучи!
- Тысяча! – крикнула раскрасневшаяся Галя.
Северного сияния хотелось, конечно, всем. Особенно в наших широтах. И многие даже не смотрели на пол ревущего лота. Ведь как романтично, думали они, будет стоять на балконе где-нибудь в центре Медведково и любоваться «изюминкой Севера» уже не в затянутых бензиновой пленкой лужах, а прямо на небе.
Я с ужасом слушал, как Галя предлагает две, три моих зарплаты и высматривал пути к отступлению. Но, к счастью, одна из барышень заломила такую высокую цену, что рты во всем зале захлопнулись, зубы заскрипели, да старушка побежала навстречу счастливым родителям, зажав в желтоватом кулачке кассовый чек.
Двенадцатым лотом шла очередная девчонка с голубыми глазами, светлыми волосами, забавой полнолуния. После северного сияния эта забава не лезла ни в какие рамки, и публика отреагировала довольно вяло. В итоге лот ушел с молотка за смешные четыреста рублей, однако никто не смеялся. Зато тихонько плакали по углам лишившиеся малолетнего Виталика дамочки.
Пару лотов спустя слабый пол вновь брали охотно. В дело вступили Анфисы, Алисы, Варвары, Светланы и одна Хариесса, получившая благодаря имени целых одиннадцать сотен, а благодаря щедрому отцу – еще одну, в качестве чаевых.
Молоток стучал, деньги шелестели, толпа разноголосо выкрикивала суммы, в общем – аукцион шел на всех парах.
На семнадцатом лоте из зала вывели забившуюся в истерике женщину. Перед самым выходом она кинулась к бабке и попыталась вырвать у нее очередного ребенка. Растерявшаяся в первые секунды охрана, быстро сориентировалась и обезвредила нападавшую.
- Боже мой, Илюша, ну как же так, - говорила мне расстроенная Галя, когда мы направлялись к выходу из зала. – Двадцать пять девочек и всего один мальчик. Откуда вообще тогда берутся мальчики, если их тут нет?
- Не волнуйся, сейчас очень много аукционов, - успокаивал я жену. – Сходим на какой-нибудь еще. Вместо ресторана, на следующей неделе.
- Но мне так хотелось сегодня. Именно сегодня, четырнадцатого февраля. А теперь, наверное, не захочется никогда.
- Брось, что за глупости? Найдем мы тебе мальчика, не переживай.
- Что значит мне? Тебе он больше не нужен?
И вдруг Мятый Костюм, который до сих пор сидел на сцене и копался в бумагах, хлопнул себя ладонью по лбу и закричал:
- Постойте, господа! Последний лот! Чуть не забыл!
Мы с Галей остановились в дверях. Пока был шанс получить мальчика, совесть никому бы из нас не позволила уйти. Должны ведь рано или поздно закончиться эти мучения. По крайней мере, мои.
Те, кто не успел выйти из зала, тоже останавливались, шептались, с интересом смотрели на уходящую за последним лотом старушку.
- Лот номер ноль, - уже охрипшим голосом объявил взъерошенный. – Максим…
Я почувствовал, как Галя напряглась и затаила дыхание.
- Возраст – пять месяцев. Волосы густые, рыжие. Глаза серые. Три молочных зуба. Специальная забава – черные дыры. Начальная цена – девяносто рублей.
В зале раздался смех. Обманутые в надеждах покупатели медленно шли к выходу, не обращая внимания на уговоры Мятого Костюма, метания старушки и крики ребенка. С подобной забавой мало кто согласился бы взять даже девочку, не то, что пятимесячного рыжего мальчика. Пять месяцев считалось большим сроком, после которого лот отправляли на аукцион для низшего класса.
- Черные дыры, - усмехнулся проходящий мимо нас толстяк. – В первый раз такое слышу. Какой с них толк?
Совсем скоро мы остались одни, за исключением собирающего бумажки Мятого Костюма. Он уже насвистывал какую-то малоизвестную мелодию, в секунды особого упоения притопывая в такт ногой. А Галя все стояла у стены и крутила в руках номерок от гардероба, не реагируя на мои призывы уйти домой.
- Сто, - неожиданно громко произнесла она.
Взъерошенный поднял глаза:
- Простите, вы это мне?
- Сто рублей за последний лот, - сказала Галя. – Продано?
- Ну, наконец-то, девушка! – обрадовался Мятый Костюм. – Конечно, продано! Именно за сто рублей! – и, сложив ладони рупором, крикнул. – Мамаша, тащите сюда черные дыры!!! И пробейте сто рублей!!!
Через минуту в зал вбежала старушка, неся на руках завернутого в одеяло ребенка. Передав Максима снова умолкшей Гале, она вынула из кармана пальто чек и сунула мне.
- Воспитывайте на здоровье, - сказала бабка, пряча деньги во второй карман. – Гарантий на пятимесячных не даем, вы уж извините.
По дороге домой я думал, что ужасно глупо было покупать ребенка, создающего черные дыры. Что эти дыры никто и никогда не увидит, не позавидует странному умению Максима. И пока все станут любоваться северным сиянием, полной луной, звездным дождем или солнечным затмением, мы с Галей будем таращиться в пустое небо, без надежды вырастить из ребенка хоть что-то толковое. И если вдруг когда-нибудь небосвод станет для всех одинаковым, останется ли смысл выторговывать на аукционах детей, тратя на это бесполезное занятие уйму нервов?
А, пока не поздно, Максима можно еще обменять на телевизор с небольшой доплатой. Потому как наш старенький «Рубин» давно перестал показывать цвет.
Дома, когда жена укладывала ребенка в купленную два месяца назад кроватку, когда знакомила его с игрушками, подогревала молочную смесь, я курил и курил на балконе, укутавшись в старый тулуп. По заснеженной улице мчались яростно рычащие автомобили, грузно подкатывались к остановкам переполненные автобусы. Так было всегда и, к сожалению, навсегда таким останется, если мы не решим завести второго или другого ребенка. Быть может, тогда в одной из витрин отразится яркий, сказочный полумесяц, который нам нередко приходилось видеть в гостях.
Говорят, в детстве я умел делать звезды. Способность довольно распространенная, но красивая. В течение трех лет я рисовал их на бумаге, а родители любовались ими в реальности, стоя в обнимку на балконе и придумывая все новые и новые созвездия. Галя тоже рисовала звезды, но, в отличие от меня, делала это до пяти лет…
Закончив курить, я сел перед телевизором и стал смотреть, как на Востоке проходят выборы президента, как разгребают от снежных завалов московские улицы, как меняется курс доллара по отношению к рублю, как солдаты берут очередной город, а младенцев переправляют на аукционы и какая завтра будет отличная погода.
Ко мне подошла Галя. В первый раз за последние месяцы я видел ее по-настоящему счастливой. Улыбнувшись, она взяла меня за руку и подвела к детской кроватке, где малыш указательным пальчиком рисовал в воздухе замысловатые фигуры и задумчиво хмурил брови.
- Пойдем, - сказала Галя, набрасывая на плечи пальто. – Скорее, пока он не заснул.
Мы вышли на балкон, и я крепко обнял ее.
- Смотри, - прошептала она, указывая пальцем в небо, - где-то там, далеко, сейчас зарождаются черные дыры. Как думаешь, это красиво?