– Авось, пронесёт… Впервой что ли? – думал Пётр, круто вышагивая мимо свежих стогов, от которых шёл невероятно дурманящий дух.
– Да-а, не подвела погодушка сейгод, вовремя откосились, успели, слава Богу. А жизнь-то, мать честная, до чего ж хороша! Ишь, попрыгунчики-то радеют… ведь солнышко-то и для них светит. Ишь, расстрекотались!
Мне-то чего не хватило?! Ну, не чёрт ли дёрнул за язык? Рассупонился-то я почто?! Это ж надо, куда крутанул, – смачно сплюнул под ноги, запустив широкую пятерню в густые рыжеватые волосы.
– А небо-то! Ох, и голубуще, сродни Еленкиным глазкам. И чё я, дурак, пристаю к ней? «У тя гла-а-азки больно бессовестноголубые»… обижается, поди. Почто пристаю-то? – незаметно для себя он мечтательно заулыбался, но тут же:
– Эк, хватило-то меня… Нет бы, что на заварку – щепотку, так нет. Хвастанул, всякому на зависть. Экий нынче конфуз.
Вдруг Пётр приметил летящую птичку – маленький комочек в воздухе:
– Ты глянь, птаха-то, мать честная, так и вьёт, так и вьёт… А заливается-то!
Поди, тоже хвастает. Раскуда-ахталась. Ишь, вертится-то, не ровён час, тоже соображает, как вывернуться теперь. Ух ты, ядрёна ворона! Да-а, Петюнчик, залетел вот с энтой на пару… ПогОдь-погОдь, дай полюбопытствую, курну запроседок. Погляжу-ка я за той, что вьёт. Куда ни крути, а чё? ежели...
Певунья резко взмыла ввысь:
– Однако, и я так вот, когда зачинал…
Замерла вдруг:
– О! И у меня точно так перехватывало.
Пошла на вираж, часто и почти незаметно для глаза работая неутомимыми крылышками:
– Это я раскуда-а-ахтался… понесло, однако.
И вдруг милая исчезла. Скрылась за верхушками зелёных ёлок, что в плотном хороводе красовались на пригорке. Не заметил, как и упорхнула.
– Накось, всё и наблюденьице?! Вот и думай теперь да решай, Петюнчик… Эх ма, то ль ни пропадало. Авось…