Улов

 
 Любая комиссия, как гость незваный, хуже древнего татарина. Но, коли она явилась, следует выказать ей всяческое внимание и радушие и развлечь по возможности с усердием. Однажды и мне довелось обхаживать довольно знатную комиссию и я, признаться, не скучал. Комиссия в трепет никого не ввергала, потому что делать ей было нечего, но те, кому положено, из виду ее не упускали и разработали программу развлечений, чтобы угодить сейчас и надолго. Программа требовала закуски и водки. С водкой в те незабываемые времена дела обстояли наилучшим образом, а вот с закуской… С закуской было туго. Озаботиться столом руководство поручило красавицам нашей лаборатории по той причине, что они могли даже из водорослей приготовить заливного судака. Такая большая у них была практика. Но, чтобы не доводить угощение до такого чудовищного обмана, руководство командировало нас, Сердцееда, Кепа и меня, на рыбалку. С девахами мы договорились встретиться утром на турбазе.
 Не долго думая, признали: решить поставленную руководством задачу без сеточки невозможно. У меня сеточки не водились. У Кепа тоже. Но был еще Сердцеед и он быстренько привел нас туда, куда следует. Сеточка оказалась местами рваной, но латать не было нужды, поскольку уцелевших ячей вполне хватало, чтобы при удаче не остаться без улова. Человек, который презентовал ее нам, был необычайно добр и ловил рыбку не только из любви к судакам и лещам, но и из-за желания потрафить друзьям и знакомым, а также тем, кто служил закону и правопорядку. Сердцееду он доводился отцом. Снабженные средствами лова, мы на двух катерах пошли к турбазе. Погода стояла обычная. Не холодная и не очень теплая. И месяц подходящий. В такое время всегда наблюдалось активное передвижение щук, лещей и комиссий. Неофициальное разрешение на лов рыбы любыми средствами через третьи уста мы получили, но сообразили, что о привалившем счастье лучше помалкивать. Теперь за давностью лет я могу открыть эту маленькую служебную тайну, но только потому, чтобы в повествовании не ощущалась недомолвка.
 Мне не терпелось приступить к делу. После многотрудных и часто неудачных рыбалок с удочкой или спиннингом наконец-то я мог увидеть катер, заполненный рыбой по самую ватерлинию, и сладострастно предвкушал восхитительное зрелище. Решительно и смело поставили сеть и погрузились в трепетное ожидание. Вообще-то, в подобных ситуациях я никогда не чувствую себя решительно и смело. Скорее ощущаю тревогу и необъяснимое желание куда-нибудь сбежать Причину объяснить не могу. Язык заклинивает. Но, если кому-то доводилось, занимаясь некоторыми делами, постоянно оглядываться, подозревая, что его вот-вот накроют, оно и есть то самое. Спустя час или два убедились, что трепетали напрасно. Рыбы не было и, где бы сеточку не устанавливали, ее по-прежнему не было. Результат знакомый, но был не тот случай, чтобы принять его, как неизбежный. Члены комиссии огорчатся, а руководство промах запомнит, что еще хуже. Мы с Кепом в упор посмотрели на Сердцееда. Сердцеед, худой спокойный парень, с удовлетворенной улыбкой отправился к отцу на остров. Таким образом, значительную часть улова мы обеспечили. Оставалось в общую копилку вложить свою долю труда, пота и переживаний Кеп направил катер к директору турбазы. Директор сидел с удочкой на бревне и болтал в воде ногами. Мы представились и объяснили, что имеем спецзадание и что нуждаемся в совете. Директор уже был информирован, хотя телефоны в этих местах, отродясь не водились. Он указал на знакомую бухточку, которую до сих пор мы не оценили, поскольку не разглядели присущие ей особенности. Директор предупредил, что в бухте уже занимается своим делом один человек, милиционер по профессии, но он в курсе и при необходимости потеснится. Мы перебрались в вертлявую лодчонку и погребли к бухте. На полпути к бухте нас нагнал катер рыбнадзора. Значит, и они были информированы. Доселе не приставали. На провокационный вопрос, насчет рыбки для гостей я, восседая на мешке с сетью, ответил, что мы направлены в распоряжение директора турбазы строить сортир, поскольку неудобства критиковали. А сейчас отдыхаем. Убедившись, что мы ребята не болтливые, они из района турбазы ушли. Время шло к полуночи и, хотя сезон белых ночей еще не закончился, из-за облачности казалось сумрачно. В бухте милиционер поинтересовался, не мешает ли он нам? Мы попросили не обращать на нас внимания и бесшумно установили вдоль кромки зарослей тростника сеточку. Затем зашли в заросли и, медленно передвигаясь в них, замолотили веслами по воде с таким остервенением, что щуки стремительно метнулись из своих закутков к открытой воде и поплавки сети тут исчезли. Стало ясно, что рыбаки мы везучие. Правда, огромная рыбина прошла сквозь сеть, не заметив ее, но из-за старости она не могла быть вкусной и мы не расстроились.
 Закончив лупить веслами воду, мы принялись извлекать добычу. Я удерживал вертлявую лодчонку на плаву, а Кеп освобождал щук из паутины сети. Каждая из них была изумительна по красоте и увесистости. Поначалу руки Кепа дрожали. Работа требовала ловкости и терпения, но, поскольку у него было и то и другое, пришло успокоение и дрожь исчезла. Сменив место, мы еще пару раз повторили свой великолепный трюк и щук стало еще больше. На четвертый раз из сети вывалился огромный угорь. Как он запутался в ней, одному богу известно. Осмотревшись, он пополз на меня. Я непроизвольно отпрянул и лодка, зачерпнула воду. Вздрогнул, но моя растерянность не продолжалась долго. На четвереньках и я двинулся ему навстречу. Угорь даже не пытался увильнуть и я судорожно сжал его, но он, не напрягаясь, выскользнул и пополз наугад опять. Завязалась борьба. Я отбрасывал его а, он продолжал невозмутимо ползти все туда же, проскальзывая под руками и ногами, не замечая их, как будто я был и безрукий и безногий. Я растерялся и подумал о наждачной бумаге. Сейчас она оказалась бы к месту. Отбросив угря еще раз, я уже точно знал, что вцеплюсь в него зубами. Кеп между тем стоял на коленях и безуспешно пытался просунуть мокрую руку в карман, что бывает на заднице. Там хранился нож. Джинсы плотно облегали его ягодицы и упорно сопротивлялись. Настырный Кеп все-таки сломал их сопротивление и нож, блеснув, как меч шотландский, отсек угрю голову. Туловище угря еще продолжало двигаться, но без головы его движения не были целенаправленными. Я перевел дыхание, после чего предложил угря на кухню не отдавать и разделить его пополам. Кеп отказался от своей доли, объяснив, что в былые годы ведрами ловил этих угрей в районе бухты Радуга и с тех пор потерял к ним интерес. У меня не было такого славного прошлого и подарок принял, но с чувством досады и огорчения.
 Теперь, когда рыбы наловили в изобилие, да и утро, судя по всему, настало, следовало уносить ноги. Но Кеп воспротивился. Ему все еще было мало. Жадность лишает людей разума, но из-за угря упрекнуть Кепа в жадности я не мог. Пришлось напоминать, что всю пойманную рыбу еще надо чистить и не кому-нибудь, а нам. Опять же рыбнадзор! От избытка воздуха, воды и солнца шибанет по головам что-нибудь значительное и очумеет рыбнадзор. Забудет уговор с директором и обязательства. Настигнет нас и сеточку такую хорошую и полезную отберет. Подействовало. Мы вернулись на турбазу. Вскоре пришел на катере Сердцеед. Он привез свою задумчивость и полтора десятка лещей. Вместе принялись чистить этих самых щук и лещей. Занятие, признаюсь, не из увлекательных. Рыба чистилась трудно. Я очень злился и лишь воспоминания об угре, который теперь лежал в морозильнике, согревало душу и поддерживало в изнурительной работе.
 Приехали наши красавицы. Руководила ими молодой специалист Рогнеда. Она не упускала случая покомандовать. Ее муж, тоже молодой специалист, не по своей воле от выпивок уклонялся, но зато быстренько обучился мыть ступени и лестничную площадку дома, в котором они жили. На мой взгляд это уже был перебор. Мне досталась работа вне кухни, на помойке. Помойка оказалась противной и вонючей. Я долго не знал, что с ней делать, пока не замыслил поджог. Потом пришлось тушить, а после чистить.
 Стол девахи сервировали так, что сразу захотелось покушать. Покушали мы в темном уголке. За столом устроилась дюжина высокочтимых членов комиссии, каждый из которых при определенных обстоятельствах мог превратиться для нас сирых и убогих в бога или полубога. Я знаю, что говорю. Однажды, завершая сдачу одной из разработок, пригласил такого полубога из-за отсутствия достойного места в общежитии к себе домой. Распили с ним водочки, а на следующий день после его визита к директору, я получил благодарность и все узнали, какой я умный и чудесный. Радостное событие не затерялось в подвалах моей памяти и в поучительных целях я мог без труда извлекать его на свет божий. Над столом завис гул удовольствия и блаженства. Его создавали подвыпившие члены комиссии, превратившиеся из людей суровых и замкнутых в веселых, приветливых и улыбчивых ребят. С ними можно было поговорить, их можно было потрогать. Оживленная беседа прерывалась тостами в честь друг друга, в честь наших красоток, а порой они очень настойчиво требовали к столу и рыбаков, то бишь нас. Мы же старались не показываться им на глаза, чтобы не замусорить их просветленные взоры. Дело шло, как по маслу, и лишь фигура рыжеусого дядьки, неулыбчивого и серьезного, выпадала из общей картины удовольствия и счастья. Скорбь и печаль этого человека растревожили меня и я попросил Рогнеду подобрать ему самые лакомые кусочки. В ее руках и черствый хлеб покажется тортом, а тут молодая щучка. Но закоснелый Рыжеусый упирался. Он желал угря! Я побледнел. Угорь стал для меня самым единственным и любимым в жизни, а в будущем я уверен не был. Рогнеда платочком протерла мои глаза. Должно быть потекли слезы. И напрасно. Из подвалов моей памяти неожиданно явился тот самый полубог, который так восславил имя мое. Да, тут не поспоришь и я отдал Рогнеде угря. Через полчаса Рыжеусый уплетал змеюку. Его ненаглядные очи озаряли макушки берез и сосен. Одновременно он целовал руки Рогнеды. Заниматься столь разными делами не просто. Но меня не покидала тревога. Почему Рогнеда не напоминает Рыжеусому о моем существовании? Он должен запомнить происходящее. иначе жертва напрасна. Пришлось о себе позаботиться самому, после чего Рогнеда громко взвизгнула. Все-таки она не адекватно реагировала на события. Моя ступня не расплющила ее ножку. Компания уставилась в нашу сторону, пытаясь разгадать причину ее недовольства, но не надолго. Собутыльники, продолжая таращиться на Рогнеду, меня и Рыжеусого, вновь стали нахваливать щук, лещей, угря и рыбаков. Все хвалили. Говорили, как хорошо жить в любви и дружбе. И я, опрокинув очередную стопку, убедился, что все мы одна семья, что все мы братья. Рыжеусый так и сказал открыто и душевно: «Спасибо, брат.»
 Когда автобус увез комиссию, Рогнеда сообщила, что всю лабораторию направляют в подшефный совхоз что-то пропалывать. Я тут же разозлился. И было, за что. Через месяц государственные испытания опытных образцов. Немало найдется охотников указать и высказать замечания Скажут, конечно, и путное. Я отвечу, что от безысходности. Но может найтись и такой фрукт, который нагородит и нужное и не нужное и доведет до нервного потрясения. И некому будет окоротить его. Я тоскливо заскулил, но тут же успокоился. На Рыжеусого теперь мог положиться.