Артём Киракосов
* С СОБОЙ *
* РАССКАЗЫ НА ПАЛЬЦАХ *
#### их кажется было двадцать ####
* 3 / ХХ «ОНИ. КИСЛОТА»
Он всадил ему глубже. Ещё. Чем они. Они делали это. Со всеми, кто был потемнее, не как они, перекрашенные. Перекрашенные. Он вонзил глубже. Ещё. Ещё. Собственно! Что там? Оставалось? Были и арматуры, биты, пистолеты, кастеты, зубцы, летящие ножи. Короткие автоматы. Деньги сдавали. Да – “Фюрер” – его звали. Паспорта, найденные документы тоже, особенно, “пра-ва”, техпаспорты машин, на жильё, другое. Но – “права”?.. – Зачем крысам права? Тараканам – жизнь? Кушать он любил. Кровь с мясом. Сырое. Собирались. И часто пили её. Кровь. Надевали своё – чёрное, разжёвывали жилы, запивали свежей… Кричали: “Хайль!” Ему. Фюреру. Расходились. “Уносив” с собою – пару-тройку их, тех – тараканьих жизней.
Пока не появился он. Он – Артём. Киракосов. Этот парень был из бригады “АЛЫХ”, как их звали. Называли они себя – “СИНИЕ”. Любили поэтов, поэзию, стихи. Пели. Мы их не трога-ли. Там тараканов не было. Одни…
И он клал – перед нами – каждое утро. По голове. Нашего. За каждого таракана. Он же “алый”? что ему. Он – приносил/посылал нам и – руки/ноги (как водится у них, у… тараканов, …). Мы не остановились – резали… до… Их приезжало всё больше, чем… Мы начали жечь, взры-вать. Артём находил точно. По нашему одному – за их, тараканьего, “червявого”. Делал всё чётко: парень чёткий. Клал перед нами – как живого: отдельно – го… руки… ноги… глаза… то, что внут-ри. Он что?
Он…
Мы остановились.
Остановился и он.
Но. Было поздно.
Из города из нашего уезжали. Всё позакрывалось. Никто больше не мог смотреть. Ни на что, ни на кого. Рвало всех. От этого. Трупный яд… Запах. Не убирали ведь: война. Мы останови-лись первые. Но он – жестокий. Этот Киракосов. Не сразу и перестал. Мы остановились. Нет, не сра-зу. Но, это было – мы больше не могли – мы же люди. Нет, он не трогал родных. Наших. А наших да! Бил! Ре… Ну мы же люди. Мы не выдержали первые. Откуда он, этот Артём? Революционер. Го-ворят внук коммуниста главного. Зачем это ему? Мы читали и пели его. С… Они все там такие – та-раканьи потроха. Мы не считали его – “червём”. Чего он? За эту полынь?..
Мы не могли.
А он не мог – видно тоже – уже. Успокоиться. И ре… наших. Братьев. Сестёр-бойцов. Других не трогал. А, вот других не трогал.
Артём. Этот Артём. Мы искали его. И он уходил всё время. Взяли его. Они отбили в ту же ночь. И он уходил. Однажды мы пытали его. И он держался. Хорошо. Мы старались. А он пе-реносил всё – смехом! И я понял – мы проиграли. Он презирал нас. Тараканы. Это было про нас. Нас нашли утром. И взяли. Это были его бойцы. Слаженные, лихие парни. Что наша свастика? – Их алое знамя… Их синий…
Договорились… Они выпускают нас. Мы уходим. Те, кто может, кто хочет. Из го-рода. Он выпускал… С условием – голова к голове. Это был его принцип. Жизнь, сказал он нам – священна! священна! священна! священна!.. Обещал убивать всякого, кто не думает так. Всякого. Мы поняли: мы читали его стихи, мы пели его песни. Нам нужен был этот “Фашизм”? этот наш “Фюрер”? Мог бы и Артём руководить… Нашим быть руководителем… Просто попался этот – “Фюрер”… Наш.
Он не выпустил его, Артём. Бил. Тот бежал. Скрывался. Началось личное… Они, ка-жется что-то не поделили в женщинах. И это. И…
Артём искал его… Не выпустил из города… Искал… Хотел…
Город опустел. Он небольшой. Всё позакрывалось. Все разъехались.
Остались они. Двое…
Артём нашёл его. Он не выпустил... его… На топорах… Они, кажется. Артём разру-бил его… Кажется… Так говорили… рас… ч… ле… ни… <…> Потом “собрали” его – что говори-ли… как… Нет, от “Фюрер”а не осталось… Ничего! Ничего! Говорят, хотя… Нет, хотя. Мы знаем, Артём делал это иногда, рас… тво… ря… <…> И – ставил нам баночки на подоконник. Когда мы приходили – в свой офис – фашистский. Зачем мы всё это затеяли? Их всё равно становилось всё больше – чёрных.
А потом и себя… Он сделал это и с собой. Говорят, он был христианин, и не мог, не имел права убивать, жечь, резать, преследовать, как… А потом – и себя. Артём. Киракосов. Кого-то он просил… (Кто-то ещё был в городе, с ним, у него /потому, что – у “Фюрер”а тоже оставалась “свита” – охрана – из двух/.) И кислота… Он всегда так делал, как и с ним, с его… Ничего… Ниче-го… Ничего не остаётся… Стоит на подоконничке – офиса себе – баночка – с надписью – “Фюрер”, например; или – “Артём Киракосов”, например.
И – всё! Весь тебе – театр.
Я знаю… От... Кто-то вернулся. Показывали по телеку… Я узнал наш город. Красив. Древний. Как брошенный показывали. Неживой. Они бросили его. Из-за этих усобицмежду… Сей-час красивее стало… Жить. А наш город – погиб. В общем. Ничего. Как в кислоте. Зарастает. “Ки-слота”… “Кислота”…
11.10.2007 – 12.10.2007