Артём Киракосов
* С СОБОЙ *
* РАССКАЗЫ НА ПАЛЬЦАХ *
#### их кажется было двадцать ####
* 2 / ХХ «ПОВЕСИЛИ»
Он знал, что где-то, где-то должно же быть. То, что есть о ней. Что-то. Не может быть, чтобы. Имя, фамилия. Её. Отчество. Разные мужья. Разные фамилии. Наверняка – она с `ника-ми` всякими. Она – комплексованная. Наверняка – стесняется. Скрытая-перекрытая. Интернет – для неё. Это её. Стихия. Она – `летящая вдаль`, как он говорил о девочках. Девочках его мечты. Она – тоже – `летящая вдаль`. От него. Он искал, он нашёл. Скупо. Информация была скупа предельно, скудна невыразимо: три предложения – и фото – 3х4. Как говорят. На паспорт. Это были какие-то объявления. О лекциях. Или занятиях. И её портрет. Хороший. Но случайный. Выхвачено было ли-цо, её чУдное, чуднОе лицо. Он знал его. До мельчайших `сокраментов`. Он знал… что. Чего не знал? Что он не знал в любимой? Что можно не знать в ней? Уголок какой? Поворот какой? Он – ху-дожник художников. Он поэт поэтов – мог ли он что пропустить в ней – этот певец певцов, этот тан-цор танцующих, этот герой героев, этот сказочник сказочников.
“Она!” “Была!” Так можно начинать всё! Всё! – что было в его жизни. Всё – чего ка-салась душа его. Всё! Душа – эта песня небес поэта. Душа неслась к ней. К ней. А она – Поля, отбра-сывала его – прочь, прочь, от себя. Это бывает, бывает с женщинами. Любят – и отбрасывают. Хотят и отвергают, одновременно. Это то, с чем ты не сладишь. Не сладил и он, Артём, его звали так. Хо-тя, впрочем, быть может, ты и знаешь его, он известен. Киракосов.
Артём долго искал его, что-то от неё, портрет. Она – скрытный образец жизни. И он искал его долго, этот портрет. По пространству Интернета. Она – злая. И – уничтожала всё о себе. вокруг. И в Интернете. И причиняла ему боль, ему и всем, кто знал её. По странному стечению об-стоятельств их было не мало. Что привлекает мужчин, мужиков – загадка. Но, про Артёма-то знали все: он благороден, великодушен. Он любит сочувствовать, сопереживать. Его легко поймать: сле-зу!.. пустить!.. И он на крючке. “Дешёвка”, – так думали многие – про него, про Артёма. Он и знал. Боролся. В себе. Ничего не получалось: разжалобить его было легко: слезу!.. пустить!.. Дешёвка. Всё-таки. Он. Этот Артём. Киракосов. Так думали. И думают.
Его это не смущало. Как он думает о них… Да как? Да – никак. Не думает. Вовсе.
А он “вешал” её, свою Полю. На комп. Слева вверху она открывалась. Тихо так. Без-надёжно. Как и любил он. Девушка, живущая в сети. И всё выпалывавшая о себе; напрочь. Лишь `ники`.
Господи, что поэт не может знать о любимой. Особенно, если он Артём, Артём Кира-косов. Даже, если не видишься год, десять лет, двадцать, тридцать, вообще… Дант и Беатриче … его. Не любой ли поэт – Дант? Не Беатриче ли та, что в мониторе. Повесили… Какая-то контора, ор-ганизация, просто реклама. Оказывается, она живёт на одной с ним “ветке”. И её можно встретить в тех же вагонах метро, там же, под землёй. Оказывается её дочка учится там же, где преподаёт его жена, в музыкальной школе, где директором – его школьный товарищ хороший. Оказывается, она ходит (на работу, в офис) почти ежедневно мимо дома его тёти и дяди, брата, сестры. Оказывается, они могут встретиться – каждый день. Они видят те же лица, потому что, проходят эти кварталы – в одно и то же время. (Это указано в рекламе, в рекламе, которую она, как PRдиректор составила и выставила. В Интернете. Слава Богу! – есть “серьёзная” работа – `ОФИС`. `ОФИС` – это то, что на-зывается работой нынче, место. И – там нельзя выставлять `ники`, надо выставлять настоящие мор-ды – настоящих директоров, и настоящих замдиректоров. Слава Богу!) Слава Богу! За всё! И за это! За настоящее её лицо. Имя. Фамилию. Отчество. По жизни – она меняла их много. По замужествам. Такие дамы не засиживаются. Почему-то. Мужчинам (почему-то) нравится, когда их режут – попо-лам! (А она умела это делать, резать, пополам, здорово. И – у неё получалось. Ровно пополам. Что так, что так /показываю рукой: ``вдоль``, ``поперёк`` – горизонт!.. высь!../.) И он попался. Навсегда. Собственно. Эти крючки – колючки – были у неё внутри. Собственно – из боли, отчаяния, расстава-ний – были составлены её глаза, глаза цвета крови – голубые! голубые! Голубые! Голубые! – цвета боли! боли! Крови!! Голубой!! Это кровь всех – тех, кто умещаются в сознании поэта. Голубая кровь…
Все уголки глаз… В улыбке, пойманной дилетантом с фотоаппаратом-мыльницей. Эх! Так щёлкнуть Полю! Бездарно и с дешёвым букетом. Артёму, моему другу и герою нашему, на-добно (хорошо) работать в ЦРУ; он бы там по цвету стены за Бен-Ладеном (с последнего телеобра-щения) угадывал ВСЁ /!/ в этом всемирном злодее!). Что ещё он не знал о ней, в ней. Что может не знать поэт в своей. В своей любимой… Каждые складочки, увеличенные на мони… Да и, зачем, уве… ли… 3х4. Все линии… Не их ли помнит и любит любящий. Любящий. И художник. Не всякий ли любящий – художник? Не художник ли – любящий? Всякий…
Сколько боли!.. Сколько!.. Разворот головы!.. Резкие движения!.. Она любила резкие движения!.. (Хорошо хоть, не била… Да и…) Била резко: обрывами разговоров, бросаниями трубок, ломом отношений. Только боль! Боль! Этих глаз. Все складки души видны Артёму, герою нашему. Он смотрит в монитор, на монитор… День начинается ТАК. День закрывается ТАК. Монитором. В котором – с которого – в левом углу – она. Она. Беатриче.
И он начинает свой стих… Не каждый ли поэт – Дант! Не всякая ли – любовь его – Беатриче! Сколько можно не видеть, не слышать?.. Способно ли пространство, время, века, разде-ляющие нас километры, континентов ~острова~ – разделить? Господи, способна ли любимая гнать? Господи, за что это нам, нам с Тобой? Господи, способны ли они, те, кто люди, вычеркнуть нас, нас с Тобою? из жизни своей. Господи! сколько нам, нам с Тобою! – идти за ними, к ним? Господи, объ-ясни – объясни ей: любовь – стрела – навсегда, пронзившее сердце..! Господи, я не нужен ей (думал Артём, Артём мой, герой мой. Киракосов.). Как и Ты.
Господи – мы будем идти к ним, за ними… К тем, кто нас отвергает, к тем, кто нас гонит. Господи, что делать мне, мне и Тебе с ЭТИМ СЕРДЦЕМ, с этим сердцем: моим и Твоим!.. Сердцем поэтов. Сердцем любящих. Не всякий ли поэт – любящий? Не всякий ли любящий – поэт? Господи!.. Я – смотрю – в Твои Глаза!.. Я – вижу СЕБЯ! Господи!.. Я – смотрю в себя! В свои глаза Господи! Господи! – я вижу Тебя! Тебя, Господи. Не всякий из нас ли, из любящих – Ты? Не Ты ли – каждым сердцем нашим, любящим, Поёшь? Господи, не лишние ли мы тут, так же, как и Ты – Лишний, Гонимый, Нищий, Святой. Не боль ли эта – что только даёт НОВЫЕ ВСХОДЫ, семена любви ИНОЙ, той, что только лишь растёт!.. растёт!.. как ВРЕМЯ само! – на стрелках наших ча-сов. Господи! что я не знаю о ней? Думал Артём. Артём мой. Киракосов. Господи – глоток! глоток счастья! Счастья! – этой девочке! Девочке-колючке! Господи!.. Господи!.. Всё, что могу! Всё, что хочу! Глоток счастья тем, кто гонит, гонит прочь, прочь – Тебя и меня, Господи, меня и Тебя, Госпо-ди. Глоток СЧАСТЬЯ! Глоток СЧАСТЬЯ! И ей, той, что ``повесили`` они, этот офис, этот `менедж-мент` (вместо человечества) в левом углу его монитора, для `зазыва`, для рекламы. Её лицо… Изу-веченное болью прошедшего. Прошедшего. Для женщины ПРОШЕДШЕЕ – боль! Только то, что не проходит – остаётся! Остаётся с женщиной навсегда. Навсегда. Любовь – высказанная ``следом``, оставленным в детях. Только эта любовь остаётся, растит, лечит. Человек, остающийся РЯДОМ. Только это лекарство – отпереть ворота сердца. И – позволить себя любить. Только это ворота счастья – видеть `стражника` рядом, поэта, того, кто знает всё! о тебе! о душе и..!
Боль от боли! И от того, что другой не знает лекарств.
Я не нужен ей, как и Ты, Господи.
Повесили.
В Мониторе.
И его.
Поэта.
Сердце.
Любящее.
Господи.
И Твоё.
Молитва.
Твоя.
И моя.
Остаётся.
Остаётся, глядя на это всё.
Любить! Любить!
В мониторе!
09.10.2007 – 11.10.2007