Светлой памяти Саши Пилипенко - Человека и Тренера
У Владимира Петровича болела голова. Это был один из тех изматывающих, знакомых еще с молодости, приступов, когда, казалось, боль, начинаясь где-то в правом виске или под бровью, постепенно пронизывает всю голову, заполняет собой каждую ее клеточку и не дает ни лежать, ни сидеть, ни ходить – пока не выпьешь разом несколько болеутоляющих таблеток. В молодые годы такое бывало раза два в год, не чаще, а сейчас - чуть не каждый месяц.
Татьяна, жена, уговаривала его, волновалась, даже плакала – и добилась-таки своего, заставила к врачу сходить. Сам Владимир Петрович докторов не любил, помнил, как отец учил: «Главное, Вова, лекарств поменьше, да от врачей подальше, к ним в лапы только попадись, не слезут – скажут, и то у тебя не так, и это ни эдак. А здоровье, оно не от врачей, а от Бога». Да, как в воду, батя смотрел, в шестьдесят пять угодил к врачам – и все. Рак…в два месяца сгорел. И ведь никто и не помнил, чтобы когда болел чем, а вон, как вышло.
Сам бы ни за что не пошел, но Таню волновать не хотелось, и так жизнь с ним ей досталась несладкая. Это ему так казалось, сама-то жена никогда не жаловалась. Зато теща покойная частенько говаривала: «Какая ж ты, Танюша, была красавица, мы с отцом все думали, ну, уж младшенькая точно принца дождется». И на него, бывало, так поглядит, что ясно становилось – в его огород камешек, это он виноват, что дочка ее не в царских палатах обретается. И не объяснишь, что не в деньгах счастье.
А они и, правда, были счастливы, несмотря ни на что. Иной раз он жену спрашивал: «Не жалеешь, что меня выбрала? Вон сколько парней за тобой бегало». Она только улыбнется и носом о щетину его потрется – чего говорить, когда и без слов все ясно.
Ну вот, и пошел он к врачу. Ничего, сказал, страшного, мигрень, дело обычное. Отчего появляется, что с этим делать – неясно, сколько человечеству лет, столько и мигрени, а никто все равно не знает, как с ней бороться. Оно, конечно, есть общие рекомендации – побольше бывать на воздухе, уставать поменьше, нервничать вообще нельзя, да и вообще, лучше бы на пенсию уйти, раз возраст – пенсионный. Сосудики бы надо поберечь.
А Владимир Петрович возьми да и скажи, что тренером работает, да еще по регби, доктор-то так и присвистнул: «Ну, это уж Вы слишком, в Вашем возрасте такие нагрузки противопоказаны, игра напряжения требует, целый день на ногах, дети, опять же, нервы мотают, да и стадион-то, небось, тоже не в лесной зоне?»
Что правда, то правда, какая уж там лесная зона, стадиончик их маленький примостился в самом центре Москвы, до Садового кольца рукой подать. Когда-то на этом месте каток был, а когда на их заводе регбийная команда появилась, он тогда еще у станка стоял, и заниматься вечерами ходил, удалось его на баланс поставить, и под стадион перестроить. Сейчас-то заводу команда уже не по карману, сами выживают, только название старое осталось.
А как уйдешь, когда заменить некем? Старших-то есть, кому тренировать, а мелких кто возьмет? Это ж какие труды положить надо, пока их просто мяч держать научишь, да не терять по любому поводу, пас отдавать, и элементарный захват делать - бьешься годами, а награды детский тренер только во сне видит. Ну, или на стадионе, когда твои же воспитанники их получают, только тренеры у них уже другие. Нет, в детском регби тоже медали есть, и у него этими железками все стены увешаны, а только ни денег от них, ни престижа. Там, где все это начинается, детскими тренерами уже и не пахнет.
Ему и батюшка сказал, когда он на духу пожаловался однажды, что устал и унывает.
- Если невмоготу, уходи, конечно, пенсию давно заслужил. Да вот только, как ты чувствовать себя будешь, когда твои ребята на улице окажутся? Ведь пока они у тебя, они в подъездах не сидят, палатки не грабят, водку не пьют. А не будет команды, быстренько по дворам разбегутся.
Тут отец Игорь на все сто был прав, он и сам знал прекрасно, когда ребята при деле, им не до компаний, ну, иногда разве, по выходным, да и то, почти каждый выходной – игра, и даже в каникулы - сборы. Некоторые тренеры, правда, не ездили, но он всегда своих увезти из Москвы старался. Уж как он Рождество любил: по снегу идешь с Танюшей, у нее иней на воротнике, сам в шарф кутаешься, а приходишь – свет, тепло, елочки стоят, поют: «Рождество Твое, Христе Боже наш…». И так хорошо на душе! А вот по пальцам можно пересчитать, сколько раз за последние годы на Рождество удавалось в свой храм попасть – зимние каникулы, ничего не попишешь. Этим теща его тоже шпынять любила. «Ох, - скажет, - горемычная ты моя, мужа не видишь, как морячка живешь. Только морячки хоть деньгами не обижены».
А все равно не уходил. Но вот в такие дни, как сегодня, просто невмоготу становилось. Вспомнил, как вчера Сашка Андреев позвонил, они на заводе вместе начинали, только Вова в регби ушел, а Саша в конструкторском бюро до пенсии работал. Всю жизнь дружили, участки дачные – через забор.
- Вов, в выходные на дачу поедете? Мы уголь купили, мясо, посидим, у Насти – день рождения. Или забыл?
Забыл, конечно, балда стоеросовая, но говорить об этом не станет, Сашка-то всегда дни рождения помнит – и его, и Танино.
- Да приедем, раз такое дело. Только утром мне на шестичасовой уезжать придется. Мои играют в Зеленограде, потом на стадион надо, у мастеров за третье место матч, чемпионат России.
Саша вздохнул. Он знал, что говорить другу об этом бесполезно, сколько уж раз говорено, но удержаться не смог.
- Слышь, Петрович, кончал бы ты это, а? Ну, сколько же жить-то так можно? Чего ради? Прибавка к пенсии – дело хорошее, но больше потом на лекарства потратишь. У тебя на участке все зарастает, одуванчиков – целое поле, а все одно – игра, да игра.
- Да ладно тебе, Саш.- Примирительно сказал он. – Успею еще на даче-то засесть.
- Угу, залечь успеешь – а сверху крышка и четыре гвоздя!
Ну что тут скажешь, против правды не попрешь. Но вчера еще казалось, что и у него своя правда имеется, а сегодня чувство такое, что все, вот он, край.
Сначала был СТК, и его лучшего игрока, Петьку Завьялова, дисквалифицировали на пять игр. А это значило, что до осени он не выйдет, да и осенью не сразу, они уже много чего проиграть успеют.
Он, понятно, ребятам всегда внушал, что, если в команде все на одном игроке завязано, то это – не команда. Но то - педагогика. А правда такова, что без лидеров команда не может, ну, вот в организме же человеческом голова – всему лидер, и желудок на это не обижается. В том и смысл командного спорта, чтобы свои амбиции общей цели подчинять, и свою роль выполнять – рядового, так рядового, лидера – так лидера. А их «головы» надолго лишили, причем, несправедливо. Петьку очень долго провоцировали, а судья нарочно этого не замечал. И ведь все знают, что судья этот, Валька Дубов, их клуб на дух не переносит, и каждую их игру сливает, а никто не заступился. «Петрович, ну где ж судью хорошего найти в детском-то регби, они и плохие наперечет!»
Так ему сам президент клуба сказал, дальше ехать некуда, обжалованию, как говорится, не подлежит.
Потом мать позвонила его бывшего игрока, из той команды, которую он уж год, как в юниоры отдал, а сам мальков своих нынешних взял. Рыдает, просит помочь. Парень, оказывается, тренировки забросил, пьянки-гулянки, учеба – побоку. Понятное дело, в институт поступить им клуб помогал, а учиться-то самому надо, ведь тренеры головы свои не приставят. А недавно с друзьями выпили, пошли по району шататься, с дурных глаз палатку перевернули, видишь ли, продавец им водки не давал. Тот милицию вызвал, их повязали, теперь тюрьма грозит – не только хулиганство, но и ущерб большой. Ну и чем помочь? А Вася этот, между прочим, как в юниорах играть начал, ни разу к Владимиру Петровичу не зашел. Вот мать зато помнит, надеется, а толку?
Тут голова и разболелась. Пришлось таблетки пить, а он этого ужас, как не любил.
Все, подумал, хватит, прав Сашка, на пенсию пора. Завтра заявление напишу, пусть, что хотят, то и делают. Ничего, незаменимых у нас, как говорится, нет.
Вышел из тренерской, постоять на свежем воздухе, смотрит, к стадиону машина блестящая подъезжает, иномарка , как теперь говорят. А оттуда, ну, ты подумай, заморский гость, редкая птица - Вадька Сапегин выходит, на картинку похож: красивый, высокий, загорелый. Владимир Петрович не узнал бы его, наверное, если б тот сам его не заметил. Такой солидный, достойный, а тренера увидел, чуть не подпрыгнул.
- Владимир Петрович, вот здорово, а я и не знал, что Вы еще работаете, боялся, что разыскивать придется. Я Вам привез кое-что, но не захватил, не думал, что встречу.
«Уж совсем я, видать, старый перечник, раз ребята думают, что мне место только дома на печке», - подумал Владимир Петрович.
- Да нет, как видишь, скриплю помаленьку, - усмехнулся он и хлопнул Вадьку по плечу – все-таки он был рад видеть своего любимого ученика – гордость клуба и российского регби.
- Ну и как она, Франция?
- В двух словах не ответишь, но вообще – здорово. А дома все равно лучше.
- Так играй дома, - подначил тренер.
- И буду, - серьезно ответил Вадик. – Подучусь немножко, подзаработаю и вернусь наше регби поднимать. – Он смущенно помолчал, не зная, продолжать ли, но потом решился. – Вот, как Вы, стану мальчишек учить.
«Да ты что, парень, - хотелось сказать. – Да беги ты от этих мальчишек подальше. Ни денег, ни славы. Вон, все сердце изболится, когда палатки переворачивать начнут. А КПД у нас, у тренеров, какой? Таких, как ты, милый Вадя, единицы, два-три человека за весь сорокалетний тренерский путь. Да и то никто не вспомнит, что это Петрович тебя нашел, в школе на последней парте – забитого двоечника и неудачника, если ты сам не скажешь». Правда, Вадька всегда говорит: «Меня сделал мой первый тренер». Ну, да это не правило, а исключение.
А все-таки промолчал – не по-христиански как-то человека от хорошего дела отговаривать. Но и одобрять не хотелось, тоже вроде, ложь получается, сам-то бросать это все собирается.
- Там видно будет, - только и сказал. – А ты ко мне приезжай, как время будет, Татьяна Анатольевна обрадуется.
- Да я бы прям завтра и приехал, если Вы не против.
- Ну вот часов в шесть и приезжай, идет?
- А то как же! Ну, я пойду, а то Ваши мальчишки уже собираются.
Мальчишки, действительно, потихоньку подтягивались в раздевалку, с любопытством поглядывая на Вадика, но повода подойти не было, а за простое любопытство можно было и схлопотать.
Только попрощались, Ленька Терентьев, капитан, уже тут как тут.
- Здрассте, Владимир Петрович, мячи можно?
- В тренерской возьми, - кивнул он и протянул мальчишке ключ.
Тот все-таки не удержался, спросил.
- А кто это с Вами был, лицо какое-то знакомое?
- Сапегин, знаешь такого?
- Сапегин? Прям живой? Который в «Тулузе» играет?
- В сборной России он играет, прежде всего, заруби себе на носу, ну, и в Тулузе заодно.
- Эх, не знали мы, - горестно покачал головой Ленька. – Автограф бы взяли.
И правда, как это он не сообразил! Ну, ничего, попросит Вадьку специально на стадион приехать, мальчишкам что-нибудь интересное рассказать-показать. А вообще-то, что ему за дело, все равно уходить. Стараясь не глядеть в загоревшиеся Ленькины глаза (так ни за что отсюда не вырвешься), он суховато сказал.
- Все, хорош болтать, давайте на поле. Беговая разминка.
Ленька слегка удивился непривычному тону всегда приветливого тренера, но послушно побежал командовать. Вдруг обернулся и крикнул:
- Владимир Петрович, я чего вспомнил, новенький у нас, Петька привел. Смотреть будете?
- Пусть подойдет, - вздохнул тренер.
Вот только новеньких ему сейчас не хватало. Он уже одной ногой на пенсии, пусть кто-нибудь другой со всем этим разбирается.
Новенький подошел. Ничего особенного, худенький парнишка, роста невысокого, но что-то такое в нем было. Словами не скажешь, а только пресловутая тренерская интуиция при виде этого мальчишки сделала стойку и потянула носом воздух – почуялось что-то.
- Ты откуда? Зовут как?
- Артем я. С Петей в одном классе учусь. – Глаза у него были голубые, большие и серьезные и смотрел он на Владимира Петровича так, словно перед ним стоял небожитель. «Как Вадька когда-то», - подумалось против воли.
- Про игру нашу что-нибудь знаешь или просто так пришел?
- Да я уж полгода мечтаю, а мама не разрешала.
- А теперь почему разрешила?
- Так я ей сказал, что в окно выброшусь или удавлюсь, если не пустит. Ну вот, отпустила.
- Почему же она так против регби?
- Она не против регби, она – за скрипку.
Владимир Петрович поднял брови.
- Я скрипкой четыре года занимаюсь. Мама когда-то сама мечтала музыке учиться, не вышло у нее, хочет, чтобы хоть я музыкантом стал.
- А ты, значит, в регбисты.
- Ну да, - он шмыгнул носом. – Я столько игр на компе просмотрел, Петька приносил. А скрипку эту я ненавижу, у меня от нее зубы болят!
- Это ты зря, скрипка – дело хорошее. Мы в команде музыку любим, вон, в прошлом году на балет ходили, осенью опять пойдем, как сезон кончится.
- Я музыку тоже люблю, а музыкантом быть не собираюсь.
- Там видно будет. Давай на разминку.
Он смотрел, как разминается новенький, и боялся поверить, что вот он – тот самый мальчишка, которого ищешь годами. Может, кто другой и сказал бы, мол, брось Петрович, разве можно парня один раз увидеть и такие авансы выдавать. Но он-то знал – можно, просто внутри тебя должна какая-то такая штука быть, от Бога, наверное, которая тебе подсказывает, это – оно.
Он забыл, что болела голова, да и она забыла, сразу стала, как новенькая, забыл, что уже почти на пенсии, забыл, что устал и хочет поселиться на даче. Он только ждал, чтобы скорей началась тренировка с мячами, и он смог бы окончательно убедиться, что не ошибся. Но разминку сокращать нельзя, это был непреложный закон.
Слава Богу, время.
- Так, взяли мячи, разбились на пары. Отрабатываем пас.
Да! Да, он был прав, сразу так держать их неудобный мяч, по форме напоминающий дыню, так принимать его, отдавать, мог один из тысячи. И он теперь был у него в команде. Господи, подарок-то какой!
- Схватку попробуем, - сказал он, едва не подпрыгивая от нетерпения.
Объяснил, что нужно делать разыгрывающему, новенький слушал, сдвинув светлые брови. И разыграл, как по нотам. Да Владимир Петрович и не удивился, он знал, что так будет.
Домой едва не бежал, сердце пело, как весной и полагается! Ну да, не выйдет пока Петька, зато к ним Артем пришел, успеют еще выиграть.
Голова поболела – так все равно врач сказал, ничего страшного, вон, у всех мигрень сколько-то тысяч лет. И Вадька приехал, завтра в гости к ним придет, он его попросит к мальчишкам на стадион заскочить до того, как во Францию свою отправится.
Зазвонил мобильник.
- Ну, что на дачу приедете?
Саша волнуется.
- Приедем, конечно, я ж обещал.
- А насчет пенсии не надумал? Я такую клубнику посадил, «Лорд» называется, могу поделиться.
- Да нет, Саш, подождет пока пенсия, уж извини!
Шел и думал, как хорошо, что Господь за каждым присматривает – вот, ошибиться не дал!
Набрал Татьянин номер.
- Алло!
- Володя? Случилось что-нибудь?
Голос обеспокоенный, ох, и хорошая у него женушка, переживает, волнуется.
- Случилось, я тебя люблю.
Пауза, дыхание в трубке – как много-много лет назад.
- Я тоже. Очень.
На душе совсем потеплело. Завтра будет новый день, и он пойдет на любимую работу, и будет растить Артемку - нового Вадьку Сапегина, а в выходные поедет с друзьями есть шашлык. А, если Господь к ответу призовет, так, может, с боевого поста и лучше, пенсия-то все равно здесь не поможет. Да что гадать, не наше это дело.
Он еще раз вдохнул весенний, пахнущий теплым асфальтом, воздух, достал карточку и вошел в метро.
.