Глава 1 Король Лир Пятый, названный Щедрым
Король был чрезвычайно щедрым, когда раздавал оплеухи. Король так же был щедрым после очередной бурной попойки. Король бывал щедрым, награждая своих дворян обидными титулами: Барон Лизоблюд, Хамо-Граф…, и даже создавая новые налоги – король был очень щедр. Как и был он щедр, заплатив 2 золотые монеты бедным крестьянам, родителям маленького мальчика. Покупал он его единственно для своих королевских утех и по своему обыкновению оставался щедр.
Этот тщедушный, низкий человек, обезображенный огромным ртом, глубоко посаженными блеклыми глазами, редкой серой бородкой, покрывшей полный, лоснящийся подбородок. Этот тиранишка, не снимавший свой ночной колпак, был стар и мерзок. С огромным самолюбием и маленьким сердцем. (Было ли оно вообще?)
Он любил охоту, но комично выглядел в седле. Он хотел казаться умным, но не умел читать. Почему? Он берег глаза, что бы созерцать своих фаворитов.
Он не на шутку разозлился, когда обнаружил, что купленный мальчик на самом деле – девочка!
Король метался по своему тронному залу в неизменном колпаке и одних подштанниках, обивая дорогие башмаки.
- Выгнать, казнить, продать…, - поворот, и снова - Выгнать, казнить, продать…
Щипал он себя за бороду, не забывая мерить крохотными шагами мраморный пол.
- Привестии!!!
Вдруг возопил владыка, нисполненный праведным гневом.
В зал ввели маленького ребенка. Лет ей было не более шести. Хмурое дитя, измазанное сажей, дурно пахнущее. (С ее появлением, король выудил из кармана надушенный платок, и заткнул им благородный нос. Его камердинеры последовали примеру.)
- Как твоё имя?
Гнусавил «солнцеликий», не отнимая платок от лица.
Ребенок молчал. Окидывая короля брезгливым взглядом черных больших глаз. Щечки надулись, а губки скривились в презрительной гримасе.
- У тибя ноги крифые…
Эхом прозвучало в тронном зале.
Камердинеры обмерли на секунду. Они с пылу с жару хотели кинуться на ребенка и изорвать его в клочья, дабы спасти попранную честь короля. Но, тот вдруг разразился нечеловеческим хохотом. Король хватал ртом воздух, словно выброшенная на сушу рыбешка, он держался на живот, боясь, наверное, лопнуть со смеху. И вот, когда из глаз уже брызнули слезы, пропищал:
- Ой, нимаху.. Мы сделаем ее королевским шутом!!
Это прозвучало словно приговор. Девочку отвели к палачу.
Страшно? Нет, ее не посадили в бочку, что бы замедлить рост, ей не изуродовали тело, не разрезали рот от уха до уха.. Всего только поставили на плече аккуратное клеймо в виде шутовского колпака. Всего только раскаленным железом. Король оказался не в меру скуп, не правда ли?
Еще более невиданный поступок случился позднее – для шутенка наняли весь уличный сброд комедиантов. И вот тогда-то двор и ахнул. Ничего подобного не приходило в голову дворянишкам. Король Лир пятый прыгнул выше головы. Но, всем осталось невдомек…
Шутенок Дзинь стал любимой игрушкой и хорошим инструментом в руках тщедушного короля, о котором в дворцовых стенах говорили «щедрый». Шутки ради, наверное.
Глава 2 Серпантин Лестниц
«Бегущие и снующие.» Так я люблю называть придворных лакеев. Их ливреи всегда смешно выкрашены в темный цвет. А мне яркость по душе. Да, именно она заставляет глаза щуриться. Тогда тебя не очень-то и разглядывают. Поэтому король одевает меня в синие трико и белую блузу. Смотрите на нее, мол. Примитивно. Я всегда жалуюсь.
Мы не любим говорить. Я люблю смешить, он – смеяться. Он любит деньги, а я их цвет. Он кладёт меня спать у своей кровати. А я собираю с ковра ворсинки, прежде чем уснуть.
Я никогда не вижу снов. Зачем они, не пойму!! И зачем люди их друг другу пересказывают… Я как-то подслушал (но это секрет), как Щедрый рассказывал свои сны одному из юных фаворитов. Тот смеялся. Хотя это было не смешно. Ничуть.
Королю часто сниться его покойная жена. Та, кстати, умерла рано. Успела только и родить двух сыновей. Полагаю, умерла она не своей смертью… Хотя, об этом слышала мало. Ее забыли и о ней давно не судачат.
Люблю сплетни. За каждую услышанную Щедрый даёт мне одну серебряную монету. Я все их складываю в бархатный мешочек, что на поясе висит. К концу недели он меня тяготит, тогда я покупаю у захожего торговца лоскут яркой ткани. Решила сшить себе лоскутной камзол.
Чужие сплетни идут на одёжку. Поэтому я не люблю тишину. В ней так холодно.
Лестницы в нашем замке – место встречи. Здесь пересекаются бегущие и снующие, здесь шумно и много можно узнать. Значит, каждый день ровно в полдень я спускаюсь по лестнице, идя в крыло слуг. Два поворота на право, и вот я на месте.
С кухни доноситься смрадный запах готовки. Что-то смутно знакомое… Гаденькое предчувствие!!! Ну, конечно! Это вареные грибы! На обед сегодня вареные грибы. Мерзко!
Я опять повела носом, морщась. И всё-таки заткнула его лоскутом белого шелка.
За громоздкой деревянной дверью, где я примостилась, гремит посуда, слышна какая-то ругань. Никто не браниться такими яркими эпитетами кроме поварихи и сапожников… Ну, может еще король. Но тот редко, и как бы нехотя.
А привлекли меня сюда, конечно, сплетни. Что ж еще-то? Не метла же поварихи, честное слово! Та, правда, орудует этим опасным инструментом не хуже чем ложкой. А как скора на расправу!
Я стараюсь сидеть тихо. Целый ворох мыслей в голове так и норовит устроить непредвиденную пакость. Шут я или не шут?! Может кота принести, раздразнить и под юбки им?
Я отвлеклась, но сразу спохватилась и стала слушать с двойным усердием.
- Наш молодой принц, аки большой клещ впился в свою лежанку. Констанс не далее как 2 часа назад относила ему завтрак. Да кабы притронулся! Нет, наотрез отказался!
Так сокрушалась повариха, и ей вторил взволнованный женский голос.
- Что же, неужто господина мучает залеченная рана? Кровоточит?
- Лень его мучает! Лень-Матушка!, - закипал первый голос. – Спаси Господи! Затоскует и помрёт…
Еще несколько раз она повторила свой вывод. Но, мне тогда уже не было интересно. Маленькими, но быстрыми шагами, я пробиралась к королевским комнатам в центральном крыле.
- Дзинь, иди прочь. Не хочу видеть тебя.
- Я тоже иногда себя видеть не хочу. А вот сегодня как раз…,- я почесала в затылке: - я рада видеть тебя, Принцище!
Рослый парень. Так я его никогда и не догнала, хоть и старше была на немного.
- Убирайся!
Он рявкнул, приподнимая меня за локоть, встряхивая, и тут же отпуская.
- Болит, верно. – на самом деле я насмехалась.
- Уйди!
Вот это слово он прокричал коротко, а потом сцепил зубы, грозясь проживать их.
Принц давно знал, что это меня не проймет и я терпеливо ждала, пока буря утихнет.
- Рука-то болит. Падение с лошади даром не прошло, верно? Королевский отпрыск – тот еще наездник!
Принц стоически снес насмешку, потому что слышал ее слишком часто.
Так на самом деле и было. Стэфан не любил охоту и ружья, он не любил потных лошадей и скрипучие седла. Много больше ему подходила библиотека и тишь алхимической лаборатории подземелья.
Я всю жизнь его знаю. Он никогда не найдет этот легендарный камень… Как его. Что-то заумное! В общем, не найдет, да и всё. Нельзя сыскать то, чего не существует.
- Где твоя совесть?
Спросил Стэф, тяжко опускаясь на лежанку, прижимая правую руку к груди и нежа её, словно дитя.
- А где твоя жена?
Парировала я ехидно. И он сдался.
- Хватит. Твоя взяла. Чего ты пришел, шут?
Так меня звал королевский двор. А Стэф – только когда смертельно устал.
Я плюхнулась на пол, обняла колени руками. Получилось, что я вдвое ниже принца. Хороший прием, когда хочешь чего-то просить… Смотришь вот так, щенячьим взглядом, кажешься маленькой и хрупкой.
Машинально потянулась взглядом к клейменному плечу, и это не ускользнуло от Стэфа.
- Я никогда не спрашивал, а тебе было больно?
- Было.
Честно ответила я. Шуты ведь всегда говорят правду.
- Зачем ты пришла?
Он опять повторил свой вопрос, видимо, не желая говорить о чем-то другом.
- Убедиться, что принц еще живой. Не ест, не пьет, из комнаты не выходит… Но дышит, это уже хорошо!
Подмигивать очень не хотелось, это отвлекло меня от детского, беззащитного образа.
- Ты волнуешься?
Съехидничал Стэф, наклоняясь ко мне.
- Еще чего! Помри ты, над кем я буду измываться?!!
Пришлось увернуться от тяжеленного кулака, и быстрым темпом сматываться прочь.
Бегу по серпантинам лестниц, понимаю, что зря трачу силы. Но, бегу. Думаю…
Не будь у начала конца, вся жизнь перестала бы иметь смысл. Лестницы бы затерялись в круговороте страстей, и голоса бегущих по ним не стали бы слышны.
Но, всё равно. Ведь только лестница связывает наши тёмные глубины души, и нашу светлую, якобы, искренность. Лестница сплетенная нами самими.
Глава 3 Белый в желтую шашечку
Моё двенадцатое лето в замке прошло как-то пустяшно, очень мимолётно. Словно один жирный мазок на полотне опытного пейзажиста. И мазок этот был желтой краской.
Еще в конце весны Констанс неожиданно заявила во всеуслышанье, что носит ребенка. Эта бедная служанка… И от кого?! От Стэфана. Никто сперва не поверил. Только вот, сам Стэф взялся это подтверждать. Тушевался очень, но голос был серьезный и не дрожал. Я впервые видела принца таким счастливым.
Стэф тогда очень долго сидел у Щедрого, меня не пустили, мол не моё это дело! Раздосадованная я залила водой королевский трон, но и это не возымело успеха. Никто на меня и прикрикнуть не подумал.
О чем тогда шептался королевский двор? Бастард не наследного принца! Место не самое теплое.
Король был в ярости. Я и сейчас не до конца понимаю с чего он так… Но Констанс тут же в открытую прозвали ведьмой. Если бы только этим обошлось. Кабы – кабы!
Эту молодую румяную девушку сожгли на костре спустя две седмицы с того дня, когда король узнал о ребенке. Я ходила смотреть. Что вам сказать!! Просидела всё время под лавкой, натянув парадный белый колпак до самого подбородка. С первым треском хвороста закрыла нос ладонью. Эх, даже вспоминать не хочется!
Стэфан стал совсем потерянным, и всё лето провел взаперти, в лаборатории. А тут еще слухи, что его старший и более удачливый брат возвращается из похода! Юный принц стал бледнее постного теста и практически разучился говорить. Признаться, мне было его чуточку жаль… Только мне хорошо запомнился один тогдашний случай.
- Стэф, ты здесь? А, ну да! Где же еще тебе быть?!
Не спеша, спускалась я к нему в подвал.
- Стэф, отзовись. Тут темно, я могу перебить все склянки!
Заявила я не то с опаской, не то с вызовом.
- Тут.
Отозвался он незнакомым голосом.
- Чего сидишь в пыли. Паутину стережешь? Пришел Дзинь. Будем вытаскивать тебя на свет божий!
В подвале хоть и было темно, но до странности тепло и сухо. Я шагала вперед, остерегаясь треножников с посудой, стараясь ничего не задеть и ни обо что не удариться.
- Стэф!
Позвала я, заставив его неспешным шагом приблизиться откуда-то слева.
- Пойдем со мной…
Тишина в ответ.
- Брось ты свою зомбеватость. Всё ведь уже забылось!
Не успела толком договорить, как получила очень хлёсткий шлепок по щеке. От неожиданности даже попятилась, прижимая ладошку к раскрасневшемуся пятну. Колбы с едкими растворами звонко встретились с каменной кладкой, оставаясь следами большой пенной лужи.
Стэф тогда ударил меня в первый раз. Как ни старалась, не смогла скрыть удивление и обиду. Так и не посмотрела в его сторону, пробираясь к выходу.
Нужно ли говорить, что он не попросил прощения?
Спустя несколько недель, после того памятного случая и вернулся герцог Фридрих, первый воин королевства и старший сын Щедрого.
Закатили, как счас помню, на его деньги грандиозный пир! Сын Щедрого перещеголял отца во всем. Внешне он весь пошел в мать. И Стэф был его блеклым подобием. Фридрих – высокий, широкоплечий, с рыжими густыми волосами и тёмно-зелеными глазами. Яркий и неподражаемый в своих манерах. Он срывал восторженные вздохи дворцовых дам и завсегдатаев салонов. Мужчин же привлекали две его смуглые и полунагие рабыни. Те говорили на гортанном языке, смотрели хищно и двигались словно кошки.
Меня эта троица волновала меньше всего.
Фридрих сделал мне такой сюрприз, что я век не расплачусь! Ух, аж тошно вспоминать!!!
Уже на исходе лета я познакомилась с ним. Ненавистный вражеский шут! И вся эта его яркая мишура! Он нагло украл мою идею лоскутного камзола! Ух, вражина!
Йен вышагивал по двору, знакомясь с замком. Его ноги были туго обтянуты коротким трико желтого цвета. Кожаные башмаки с аккуратной пряжкой. Лоскутной камзол сидел как влитой. Белый… Слепил глаза. Белый в желтую шашечку.
Йен не снимал колпака с золотыми бубенцами, так что цвет волос его я рассмотреть не могла, но кожа была как у рабынь Фридриха и глаза совершеннейшего темного цвета. От того очень глубокие.
Мы сразу друг друга возненавидели.
В первый же день, в качестве приема, я огрела его по голове подушкой с королевского трона. Он наябедничал Фридриху, а тот Щедрому. Теперь я не сплю в королевской комнате. Я сплю в крыле слуг…. Не переношу ябед!…
Таким мне и запомнилось лето. Желтым цветом в замочной скважине королевских комнат, куда меня не пускали.
Я бы об этом кому-нибудь рассказала, только некому.
Глава 4 Под трезвон бубенцов
Шагаешь вперед, словно на марше. Пыль поднимается от дырявых дорожных сапог. В таком быстром темпе идешь, что хриплые вздохи начинают вырываться из груди. Неминуемо должен выбиться из сил, да? А двигаешься уже просто по инерции. Словно кто-то манит там, в конце дороги. Кто-то зовет, и ты не можешь ослушаться!
Это и есть Жизнь.
Сегодня промозглый осенний день. Простудилась где-то и начала кашлять. Ворчать и кутаться в плед, словно древний старик. Греюсь у камина.
Полыхает огонь, рыжие прядки свивают над поленьями забавные узоры. Так некстати вспомнила сейчас Констанс.
Я беру уголь и срисовываю с плеча колпак на стену. Теперь она тоже клейменая. Ей тоже ничего больше не остается, как смешить народ. Чувствую себя палачом, но мне не жаль. Кто-то ведь должен…
Подписываю чуть ниже: «Жизнь – это звон бубенцов, когда скачешь по дороге без конца».
Кряхтя поднимаюсь, иду прочь, позвякивая на каждом шагу.
Хороша жизнь! Несмотря на болезнь. И всё-таки чего-то недостает.
Любви, наверное… Хотя, откуда мне знать, я ведь ее никогда не испытывала.
Зачем шутам кого-то любить? Шут никого не приручает и сам не даёт себя приручить. Приучая человека зависеть от себя, ты сам становишься зависимым, и тогда всё идет по намеченной колее.
Эта манера не выпускать тебя из поля зрения, бродить за тобой из зала в зал всегда срывая и роняя к твоим ногам цветы. А между лопаток у тебя поселиться пульсирующий комок влюбленного взгляда. Ты, словно одержимый всеми бесами бездны, станешь задавать кучу непотребных вопросов, обязательно интересуясь положением дел, качеством сна, интересами организма, здоровьем… Забывая спросить, чем же так согрешил, что стал предметом его обожания?!
И к концу в идеальный звон твоих бубенцов вольется топот чужих, неуверенных шагов. Ты начнешь сбиваться с ритма, оставляя позади приятный быстрый темп сердцебиения. Ты неминуемо выбиваешься из сил, забывая, что там, в конце дороги тебя кто-то манит и ждет.
Йен, да… Как во всех бесконечных историях он мне назло приглянулся. Есть в нем что-то такое, что выводит меня из себя. Я часто готова размазать его дурную голову по стене, лишь бы он перестал меня подначивать.
Как, это верно! Я думаю о нем сейчас именно потому что он меня очень раздражает.
Он теперь спит вместе с рабынями Фридриха. У них большой зал с тремя ширмами-перегородками. Я даже немного завидую.
Вчера я убедилась, что Йен и эти девушки одного народа. Интересно, каково им быть трофеями принца? И как Фридрих может доверять людям такого склада.
Не пойму!
Но шут из Йена просто от Бога, как ни прискорбно мне это признавать. Хорошо, что никто от меня этого не услышит! Ха-ха!
Мы не очень ладим (мы совсем не ладим), но он всегда уступает мне место у королевского трона в день важного приема. А я… Я заметила, как в унисон звенят наши бубенцы при ходьбе.
В унисон… Может это и есть любовь? Какая-то странная выходит, но что-то в ней такое есть. Особенное. Ни с чем не сравнимое. Хоть и совсем мне не нужное. Но, легче дышать, когда ... в унисон звенят бубенцы!
Глава 5 Когда рвется шутовской колпак
Проснувшись оттого, что грудь разрывало кашлем, я опять и опять вернулась мыслями к травам, что дал мне лекарь. Не так-то они и хороши!
Голова трещит и сон никак нейдет. Что за напасть?
В замке разлили чернильную тьму, настолько кромешную, что кажется её можно пригоршнями черпать. Каждая картина в рамке из золота теперь мрачно коситься на меня из ниши. Они молча ждут, что я оступлюсь, и тогда наваляться все вместе и погребут под пергаментностью своих лиц.
Раскачиваюсь, но иду. Иду на улицу, мне не чем дышать. Кровь бьется в висках. У меня точно жар. Я могу не дойти.
Проплывает коридор, серпантином вьется лестница куда-то вверх, прохожу мимо, потом холл и большой парадный вход. Он же выход.
А на улице уже холода. Щеки ранит колючками злой ветер. Ныряю глубже в свой колпак. Хорошо, что я одета. Иначе нашли бы утром мою синюю ледяную статую.
С места, где я стою, сносно видно свет в окнах принца Фридриха. Он тоже не спит. Но, что его заставило? Словно в ответ на мой немой вопрос, раздается тихий звон стекла, открываются окна. Я машинально отступаю назад к двери, хоронясь в ночи и тени. Но и спустя десяток минут ожидания ничего не происходит.
- Дзинь…
Вдруг тихо-тихо шепчет кто-то на ухо, и я подскакиваю в воздух, аки тугая пружина, которой дали распрямиться. Кричу, пока мне не закрывают ладонью рот.
- Дура, весь замок перебудишь!
Зло ворчит Йен, сверкая на меня глазами в темноте. Снова душит кашель, я сейчас задохнусь с его рукой на губах.
- Эй, ты что! Ты что, ээй!! Не падай, Дзинь…
Становиться еще темнее и совсем тихо.
- Ну, прям как малая девчонка! А ее только позвал, она от испуга в обморок и упала.
Услышала я, едва приходя в себя, но глаза открывать не спешила. Йену ответил женский голос на непонятном языке. Ах, значит вот как! Всё-таки рабыни понимают нашу речь, почему тогда не говорят?
Они что-то тихо обсуждали, в голове звенело, и я не очень вслушивалась.
- Дзинь, моя подруга говорит, что ты уже не спишь…
Мягко, но с издевкой объявил шут.
- Не сплю, но пока вы не погасите свет, я глаза открывать отказываюсь.
Вышло сипло и очень враждебно. Ну и пусть! Я к ним в гости ведь не напрашивалась.
- Эка цяця!
Ворчливо бросил Йен, но свет погасили.
Девушка что-то снова сказала шуту. Я видела, как она в темноте указала на меня.
- Да уж, я понял, что она больна. Что в обморок не от страха упала. Знал бы раньше, не стал ее сюда тащить. Умереть на улице для такой скандалистки – самое ОНО!
Сделав ударение на последнем слове, Йен залился задорным смехом, что заставило меня болезненно поёжиться.
Я только сейчас поняла, что лежу на маленькой кровати. У изголовья на полу сидит вражеский дурак, на подушках и шкурах в центре комнаты разместились рабыни. Из открытой двери врывается тугой пучок света, но девушки сидят в тени. Их лиц почти не видно. Ширмы отставлены к стенам, (за ними запросто мог бы кто-то прятаться) комната большая. Мне отчего-то стало непосебе.
- Вот твой колпак. Пока нес тебя сюда, он немного порвался…
Виновато слукавил шут. А я ненароком выдала вслух:
- Какой плохой зна-ак.
- Колпак, не голова!
Парировал он и подмигнул мне.
Губы предательски дрогнули.
В этот момент одна из девушек потянулась к нам, подавая маленький хрустальный графин. Кажеться шут моего малодушия не заметил.
- Это лекарство.
Пояснил мне Йен, и добавил, что я должна выпить всё.
- Но я уже принимала травы!
- Ха, ты просто невозможна! У тебя нет сил встать с кровати, но полно сил что бы спорить. Пей давай, а то отнесу назад ко входу. Будешь караулить под окнами Фридриха.
- Никого я не караулила! Вышла на воздух..
Показала я язык, но всё-таки выпила лекарство до дна.
- А теперь спи.
- Еще чего! Я к себе пойду!
Ляпнула не подумав. Как же я пойду, когда ноги не держат?!
- Спи здесь.
Обратилась ко мне девушка. Сказала тихо, как отрезала и совсем без акцента. Тут-то я поняла, что не могу сопротивляться дальше. Отвернулась к стене лицом, сжимая в руке рваный колпак.
Кровать пахнет так же как Йен. Это его кровать. Одеяло лоскутное, желтое с белым. У меня нет такого. Я неимоверно легко проваливаюсь в лечебный сон, отстраняясь от всего мира. Я не хочу спать здесь, на виду у незнакомок. Но об этом уже поздно.
- Я тебе не доверяю.
Опять меня будит его голос. Второй раз уже. И я нисколечко не рада.
- Дзинь, я к тебе обращаюсь. Я тебе не доверяю, но, на вот… Прочти. Читать-то ты умеешь?
Протираю заспанные глаза. Откашливаюсь, без всякой помощи сажусь в кровати. Комната не изменилась. Но, кроме нас двоих здесь больше нет никого.
Беру из рук шута несколько пергаментных листов, все исписаны. Да, я умею читать. Я училась.
Первая строчка. Почерк ровный: «Захватить королевский трон»
- Это что, показание к применению? Это же смешно! Если ты мне не доверяешь.. Зачем это подсунул?
Спрашиваю, когда проходит некоторое замешательство.
Йен театрально молчит. Но, видимо, ему это быстро надоедает.
- Скажи, ты своё имя помнишь?
Начинает как бы с далека, смешным тоном прожженного авантюриста и интригана.
- Нет. Нас у мамы было семеро. Я и мамино имя не помню.
Хочется его смутить.
- Я знаю, чего тебе стоит жизнь. Знаю, как попала во дворец и почему король так тобой дорожит, - тон Йена меняется, голос становиться вкрадчивым и спокойным, он почти шепчет, касаясь пальцами протянутой руки моего клейма под одеждой. Я морщусь, как от зубной боли, но молчу и смотрю ему прямо в глаза. – Знаю почему тебе оставили твою молодость и красоту и как ты проводишь ночи приёмов знатных особ. Знаю и то, как король подкладывает тебя в кровати этих мерзких дворянишек, как ты собираешь для него самые сокровенные лоскутки информации. Сшиваешь броню королю Скомороху. Он же смешнее нас, шутов!
Сколько их было? Сколько их у тебя уже было? Смотри, я касаюсь тебя, а ты морщишься. Их прикосновения приятнее? Сомневаюсь. Но я НЕ брезгую тобой…, - он отпустил моё плече, поцеловал свои пальцы и продолжил, не давая мне опомниться: - я хочу узнать то, что знаешь ты. Я хочу что бы мы вместе за тебя отомстили. Дзинь?
Меня бьёт мелкая, противная дрожь. Лёгкие болят так, словно в них налили свинца. Изо всех сил стараюсь не заплакать. Мерзко. Как мерзко бывает, когда тебя знают. И сейчас, он смотрит на меня, и мне некуда деться. Словно привязана к позорному столбу.
Слёзы сами прокладывают путь по щекам. Заставляют меня ненавидеть себя всей душей.
- Дзинь, иди ко мне…
Привлекает, снимая с головы свой колпак. Я только и успеваю увидеть цвет его волос. Они черные как смоль.
Но так сразу расхотелось плакать. И я просто сижу, одну руку положив на спину Йену, другую на свой рваный колпак. Вот как бывает, когда у шута портится любимая вещь.
Глава 6 В моей партии ходят черными
Эх, Дзинь. Я тебя столько раз уговаривала не лезть в неприятности!
Сейчас ты отчётливо понимаешь, что нет выхода. Хотя, еще утром тебе казалось, что их как минимум два! Но оба они предполагают предательство.
Первый – человека, который тобой обладает на правах покупателя, который тебя взрастил, дал сносное образование и наделил довольно ощутимой властью.
Хотя, лично я думаю, что ты за это уже отплатила сполна… Если бы ты меня хоть иногда слушала!!
А второй, но не менее важный, это человек, которого ты, кажется, любишь. И не узнаешь, любовь ли это, если повернешься к нему спинной.
Бе-е-еда!
Хотя, любой тебе скажет, что Шуту и слово такое не ведомо (предательство). Но, во имя своего тщеславия ты наделяешь себя таким положительным качеством как преданность!
Исходя из этого - у тебя нет выхода. Но, где выхода нет, его можно изобрести! Чтобы потом возносить себя, сидя вечером у камина, мол, Дзинь, ты гениальна!
Глупая, маленькая Дзинь.
Хорошо, что я так себя люблю.
Ловлю себя на том, что уже какое-то время дергаю Йена за прядку волос, а он спит, и ему это совсем не мешает. То ли спит очень крепко, то ли вовсе не спит, сложив голову на мои колени. Я с неприятным холодком подумала, что ему только в театре играть.
Настолько убедительно говорить мог далеко не всякий. Притом, так серьезно! Нет, я на самом деле вбила себе в голову, что Йен не всегда был шутом. Он так дотошно изучил мою подноготную, а я его нисколечко не знаю. Но, растя во дворце, я училась на интригах и кознях других. Меня так просто не проведешь.
Он хочет, что бы я помогла Фридриху сдвинуть с поста короля. Для меня была написана эта партия с документами и рукописями. Написана самим Фридрихом.
Зачем столько работы? Не проще будет убить Щедрого? Хотя, я теперь знаю, что Стэфан готовит для отца какие-то алхимические снадобья. Яды его Величество не берут. И он достаточно хорошо окружил себя фаворитами…
Легонько отталкиваю спящего Йена. Можно же на секунду дать волю слабостям: заглянуть в лицо, оно смуглое и правильной формы. Открытое, да, спящее оно очень открытое. Приходиться сдерживаться, что бы не прикоснуться рукой...или губами! Глупая мысль, и как всегда приходит не вовремя.
Немного изворачиваюсь, достаю из внутреннего кармана на груди колоду карт. Может и забавы ради, но вдруг поможет…
Первая – Шут. Это точно я. Потом Сила, Император, Жрица. Последней вынимаю Смерть. И тихо смеюсь. Захотелось Шуту узнать Жизнь, да Смерть помешала. Нет, вот так-то мы и не договаривались!
- Йен, проснись! У меня нога затекла…
- Ммм…
Что-то мурлычет он, а когда понимает, что заснул на моих коленях, то весь вздрагивает и запрокидывает голову. Наши взгляды встречаются.
- Выспался?
Язвительно улыбаюсь, и снова принимаюсь дергать его за прядь.
- Не. Не очень. У самого всё затекло. Долго я так на полу сижу?
- Часа два с гаком. Говорил, говорил, а потом взял да и уснул. Чего морщишься?
Замечаю его хмурую полуулыбку.
- Хотел дать тебе время всё обдумать.
Ну вот. Я так и знала!! Ишь ты, какой хитрец!
- Я согласна на твоё…на ваше предложение, только у меня будут свои условия.
Мне показалось, или этот лихорадочный блеск в глазах предвещает мне что-то недоброе?
- Я слушаю.
Кивнул он, не скрывая удовольствия моим ответом.
- Я хочу тридцать полновесных золотых. И неприкосновенность.
- За деньгами дело не станет…
Растягивает он слова, не спуская с меня взгляда чёрных глаз.
- А вот неприкосновенность… Ты ведь можешь солгать, или сдать нас королю со всеми вытекающими…
Непривычно говорить вот так искренне, но он меня вынуждает.
Делаю короткий вдох, наряжаюсь в напускное равнодушие и холодным тоном выдаю.
- Я вам нужна больше, нежели вы мне. А быть прихлопнутой одним или другим правителем, аки назойливая муха… Ну уж извини, я на это не подписывалась. Я не прошу защиты перед Ще.. Лиром, - оговариваюсь я, назвав короля дворцовым прозвищем, : Я хочу быть неприкосновенна на случай, если Фридрих завладеет троном, и я стану не нужна.
Он подозрительно молчит. Если прислушаться, можно понять по какой траектории двигаются сейчас фигуры на доске. Я сделала ставку на черные, но так ли это верно?
- Я согласен.
Закусываю губу. Как же так? Он берет на себя главную роль, решает сам, не посоветовавшись с господином… или…
Что-то такое сквозит в моём взгляде, что он лукаво скалится, беря меня за руку чуть выше локтя.
- Идём сейчас к Фридриху. Отсчитает деньги и поговорит с тобой. Да?
Да. Я поднимаюсь с кровати, еще раз прикидывая время до возможного шаха и мата.
Глава 7 Тканая корона и золотой колпак
По вечернему окрасилась внутренняя стена зала. Ровные красные полосы света делили ее на мою и твою. Твоя обитель куталась в пряную тень тканей, ковров и гобеленов. Моя – колола навешенным на стену оружием и кованным тяжелым креслом. Метал и ткань создали странную игру света. Блеск поглощали нити, а холод согревала шерсть. Обрекая себя на вечное безмолвие, я уронила голову в ладони и носком домашних туфель бередила ворсинки ковра. Ты тоже молчал, но по другой причине. На твоих коленях поселилась рабыня, и вы не отнимали губ друг от друга. Я ждала момента, когда поцелуй закончится.
Несносное плямканье угнездилось в голове, напоминало разлитую под ноги грязь. Ее духи так слащаво вились кругом, что я едва подавляла в себе желание вскочить и распахнуть огромные окна. Впустить в зал первую зимнюю ночь.
Ты будущий король, и не умеешь еще приказывать. Но ей оказалось это на руку. Разделив с тобой кровать, наверное, надеется разделить и трон. Умно.
Хитро скалится, бередя кошачьим взглядом твоё красивое лицо. Но глаза у тебя довольно зажмурены и ты не можешь видеть… Она бросает взгляд на меня, косясь так… Окосеешь, милая!
- Ваше Величество. – чётко и громко произнесла я, и замолчала, ожидая произведет ли это какой-то эффект.
Ты закашлялся, наверное, подавившись слюной. Гляди не умри, иначе трона тебе не видать, как собственных ушей.
- Хорошая шутка, шут. Но я пока еще не король. Пока…
Примитивно скаламбурил ты. Ну и что, что таланта шутить у тебя никогда не было, зато есть красота, верно?
- Пока Вы еще не король, я еще не обладатель своих заслуженных денег.
- Деньги и вправду нужно заслужить.
Ты одним лёгким движением опрокинул рабыню на кровать. Встал и направился ко мне через весь зал. Шаг, два… Не приближайся, я же кусаюсь.
Я знаю, что ты сделаешь, ты уронишь деньги к своим ногам, уже представляя, как я стану ползать на коленях и их собирать. Тебе хочется взять надо мной верх, но прежде ты приближаешься и поднимаешь мою голову, глядя сверху вниз.
- Если принц хочет что-то спросить, он мог бы сделать это сейчас…
Лукаво подыгрываю я. И ты уже склоняешься к моим губам, когда я ненароком роняю.
- Но я не рабыня и к рабским методам не приучена.
Повисает тяжелая пауза, я почти чувствую, что за спиной кто-то стоит, но пока моя голова в твоих руках нет возможности взглянуть. А ты ловишь ртом воздух, подавляя приступы безотчетного гнева. Не понравилась строптивость, или ты сейчас думаешь, что все те «дворянишки» умели меня добиваться? Я уже чувствую, каким будет твой укол: как спать с кем попало за лоскут информации - ты готова, а как с первым красавцем королевства, да еще и за деньги…
Но тот, кто стоит за мной, не даёт тебе раскрыть рот.
- Фридрих, отдай, пожалуйста Дзинь деньги. И начни с вопроса о северных землях. А ты… Ты пойдешь вместе со мной.
Он обращается к рабыне, и та нехотя, стелющимся движением, «стекает» на пол с кровати. Он умеет приказывать.
Фридрих отнимает руку. Кажется, он вскипает на глазах.
Но я уже слышу, как за спиной притворяется дверь. И лёгкий запах, Йена растворяется в воздухе, теряется в зале. Я не решаюсь взять в руки, протянутые мне деньги.
Ты начинаешь допрос вяло и нехотя, сидя на полу, прислонившись спиной к кровати.
Фридрих, кому ты служишь? И кто здесь король, в конце концов?!
Глава 8 Скажи, милый, в чём подвох?
Я оставляю за спиной комнату принца и его самого и срываюсь на бег. Просторные коридоры с их обветшалыми картинами остаются в памяти одним неясным пятном. Лица предков королей, словно гонятся за мной. Или наоборот, убегают от меня, растворяясь в ночном эпосе века. Подожди меня, я к тебе иду, спешу, я обгоняю ветер…
Я не нашла Йена в его комнате, обшарила весь дворец, заглянула в каждый угол. На улице давно ночь и зимнее небо рваными хлопьями мерит усталые стекла в окне. Оно само не верит, что так изменилось за сезон.
Я врываюсь в снегопад, накинув на плечи зимний плащ с капюшоном, мех в нем мешает видеть то, что сбоку. Но, я замечаю одну из рабынь аккурат там, где меня недавно поймал шут. Тогда была осень. Сейчас зима, а прошло-то несколько дней. Сказка…
Она стоит, судорожно сжимая на груди одежду, что так и норовит распахнуться. Холодно, верно?
Огибаю фасад, устремляясь в маленький летний садик, я знаю, что если тебя здесь нет, то тебя больше негде искать.
- Дзинь? Чего ты пришла?… Там откуда я родом, не бывает таких метелей. Мне нравится, знаешь…
Он сидит на заснеженной лавке, упершись замерзшими ладошками в колени. На нем тёплый меховой плащ и подбитый пухом колпак. Не смог с ним расстаться, что ли?
Сажусь рядом, перенимая позу.
- Мне стало скучно.
Вру и не краснею. Не могу же я ему сказать, что мне стало страшно в этом замке одной.
- Как прошел разговор?
Молчу, лишь потряхивая кожаный кошель, где звенит полновесное золото.
- Не жалеешь, что так дешево продала короля?
- Сперва хотела попросить всего шесть монет. Но, вспомнила, про свой недошитый лоскутной камзол… Могу я заработать, что бы не остаться в долгу?
Смеюсь, не забывая дышать на пальцы.
- Заболеешь.
- Не страшно, мне это знакомо.
Хорошо с тобой, Йен. Обо мне никто больше не заботится, знаешь…
- Знаешь…
Поднимает он голову к небу так, что снежинки застывают, не долетая до щек, тают и растворяются в слезах. Нет, это вода… Ты же не плачешь?
- Что?
Выдыхаю я, повернувшись всем телом, так лучше видно. А посмотреть действительно есть на что.
- Я тебе соврал…. когда сказал, что не доверяю.
У меня стойкое чувство, что он хотел сказать что-то другое.
- …
- Ты недовольна?
В чём тут подвох, Йен?
- Ты что влюбился в меня что ли?
- Похоже на то.
Шах и мат. Конец партии. Я выиграла, даже если чёрные фигуры не останутся на доске.
Какое-то дикое чувство распирает лёгкие и мне хочется петь, не петь, но кричать. А вместо этого и рта раскрыть не могу. Он переводит на меня взгляд, и на холоде его глаза становятся совсем черными. Сейчас самый важный момент для меня. Я должна решить, что же за зверь такой Любовь… И.
- Ваше Величество…
Передергивает. Я не моргая, оборачиваюсь. Та же рабыня, что сидела на руках у Фридриха. Она торжествует, и в ее ликовании есть что-то зловещее.
А Йен по-детски несерьезно опускает на мою руку свои холодные пальцы. Они дрожат, но я знаю, что не от холода.
- Очень жаль, Дзинь. Я хотел сказать тебе раньше.. Я…
Король! Тает снег на щеках и стекает предательски быстро. Порываюсь уйти, и уже вскакиваю, когда он одним ловким движением перехватывает руку, сжимает, тянет меня на себя, я не поддаюсь, переступаю лавку, делаю два шага в сторону и проваливаюсь с громким треском.
Застывший было пруд, охватывает меня ломким краем льда. Идёт снег.
Я понимаю, что утащу под лёд Йена и вырываю руку, оцарапав его ногтями.
- Оставь!
Мой отчаянный окрик сливается с гортанным криком рабыни и я теряюсь, забываю бороться, ухожу под воду с головой.
Последняя мысль касается губ, но не произносится. Господи, я же люблю его!
Вода смыкается над головой и намокший плащ тянет на дно.
Глава 9 Ее мраморное изваяние
Старый замок угрожающе навис над головой, грозясь, навалится на Лира, поверженного короля всем своим каменным нутром. Подмять, вскрошить и порасти мхом над головой. Винтовая лестница то и дело уходила в сторону, маленький человечек за ней не поспевал, но он спешил изо всех сил.
К замку со всех сторон подходили колонны войск прямо с марша, начинали возводить стену, лагерь, появлялись первые костры. Ночь так грозно высилась с севера на юг, что даже мурашки закрадывались под кожу.
Бойницы были высоко, и Лир то и дело прыгал, боясь пропустить и малейшую деталь своего проигрыша, но еще больше он боялся получить стрелу в глаз. Хотя, башня, по которой взбирался он, была недосягаема вражескими лучниками.
И как только его дворяне успели такой переполох устроить и прямо под носом! Лир кривился, кляня всех таким отборным ругательством, что сапожники лопнули бы от завести. Уж чего-чего, а ругаться король умел с малолетства!
Лестница сделала последний виток, так, чтобы перед поверженным королем открылась ровная площадка башни вся в свете факелов. Сюда он пришел просить о пощаде. О чем, собственно тут же позабыл… Оставалось только жалеть, что не привел с собой весь королевский гарнизон! Но вражеский король дал слово, что Лир уйдет живой…
Сразу сообразив, что к чему и оценив обстановку, тщедушный старик стянул с головы ночной колпак и начал мять его в руках, как бы тушуясь.
На площадке было до странности людно.
Йен и две рослые брюнетки что-то обсуждали прямо в центре. Они отбрасывали три длинные тени на стены башни.
Йен облачился в белую тунику и подпоясался мечом с широким изогнутым лезвием, на манер ятагана. На его плечах в пафосном изгибе лежал край серого плаща, зажатый в золотую фибулу. Молодой парень улыбался глазами. В призрачном свете рождалось стойкое впечатление, что он всё спланировал много седмиц назад, и сегодняшний день и ночь его ничуть не поразили новизной. С появлением хозяина замка он сделал поворот на пятках, отчего его спутнице пришлось качнутся в сторону, и неспешно зашагал вперед.
- Вы заставили себя ждать…
Голос бывшего шута не предвещал ничего хорошего, но был воистину красив, дерзок и мужественен. Пару раз отбившись от стены тон эхом ушел в глубь башни.
- Старость, сердце уже не то..
Как-то отрешенно пробурчал Лир и покосился на двух своих сыновей.
Фридрих стоял спиной к отцу, весь «приросший» к бойнице он интересовался лишь тем, что происходило внизу, где мелкими бусинами света рассыпались костры. Не оборачивался, всё время молчал.
Стэфан был сосредоточен на другом, не спускал взгляда с короля, он то и дело облизывал пересохшие и обветрившиеся губы, безумно резкими движениями смахивал челку со лба. Что-то в его образе выдавало манеру хищника скалится. Лир подумал об этом и сразу поёжился. Слухи видимо не лгали, его сын сошел с ума.
Что ж… Теперь этот принц даже более опасен, чем король враждебного островного государства. Но хуже то, что Лира некому прикрывать, он совсем один и выхода больше не существует…
- Я теперь владею вашим государством на правах более удачливого…
- Ага, как же!
Перебив Йена, Лир словно нарочно дразнил двух его тигриц. Те сжали кулаки, заставив ногти впиться в кожу. И было видно, как им тяжело даётся бездействие.
- Ты владеешь моими идиотскими сыновьями, будь они трижды неладны! Помёт морской ведьмы! И ты перебил моих сладких мальчиков!
Бросил щедрый на метафоры старик, чем принудил остальных брезгливо поморщится.
- Победитель всегда прав.
Спокойно и выразительно пожал плечами новый король, заключив:
- Вы сдаётесь мирно, или в замок входят войска, разнося его по камушкам?
Вопреки всем ожиданиям.. В ответ пролился поток немыслимой брани. Даже в горле пересохло, так сильно хотелось плюнуть в Лира, бывшего хозяина замка.
- Хватит!
Неожиданно рявкнул младший из принцев.
- Давайте убьем его, давайте, а?
И его глаза перестали блестеть, словно ночь слизала шершавым языком с них все человеческое. В воздухе запахло грозой. Факелы дрожали на ветру, безумным танцем теней вдруг обезобразив башню.
Фридрих чуть заметно повёл плечом, отстраняясь от бойницы. Обе девушки напряженно уставились в затылок своему господину, видимо, ожидая приказа, но тот молчал и не шевелился.
- Надоело!
Взвизгнул Стэфан кидая тело вперед, в два резвых скачка сокращая расстояние между ним и его отцом больше, чем вдвое. Старший же брат впился в край бойницы, его пальцы тут же побелели от напряжения. Но он всё еще не оборачивался и стоически молчал. Можно подумать только того и хотел, что бы Стэф прикончил отца.
- Назад!
Рявкнул в это время Йен, легким движением вынимая меч из ножен, он, словно тень от факела, вырос между сыном и отцом.
- Назад, Стэфан. Я не позволю…
Король в своей трусости сделал шаг к выходу из башни… потом второй, и пятясь так, он во все глаза смотрел на младшего принца. Тот был в ярости, еще немного, и начнет брызгать слюной, кусая воздух, загребая руками и цепляя крючковатыми пальцами одежду. Его волосы превратятся в змей, которых так боялся старик… - он таращил глаза, отходя и отходя от ненавистных людей. Пока на последнем шагу не понял, что сердце внутри сделало немыслимый кувырок. Перечеркнуло спазмом мышцы груди и что-то пошло не так.
Лир почувствовал, как начало сбиваться с ритма сердцебиение, и это все происходило на ходу, он еще стоял, когда сердце перестало биться. Сердцу было страшно… Оно от страха надорвалось. Но, вот в чем странность, значит, оно все-таки Было.
Лир стал заваливаться на бок. И все замерли, ожидая услышать тот звук, который производит упавшая на доску фигурка шахматного Короля. Но, прозвучало так, словно копну сена уронили на мостовую.
- Всё кончено?
Спустя несколько минут Фридрих нарушил тишину. Он неловко развернулся, выходя в лужу света, что оставил факел. Зрелище было пугающим и завораживающим взгляд одновременно: глаза на лице едва угадывались… Какое-то сплошное кровавое месиво. Оголенные мышцы, сухожилья. Пенная влага вместо губ. Так наказали старшего брата алхимические препараты Стэфа, они сыграли свою роль… Принца огрели ими, когда тот порывался попасть в подвал к брату, вытащить того на разговор с новыми правителями государства. Фридрих в один момент лишился своего прекрасного лица, будто его и не было никогда, на что безумный Стэф только оскалился, мол всю жизнь хотел это сделать.
Последнего бы убили, не заступись Йен. Теперешний король хотел поразить бывшего короля фактом предательства обоих сыновей, а что теперь делать с братьями он не знал.
Всё само собой решилось уже спустя несколько часов. Фридрих коварством и вероломством убил младшего брата, а сам закололся в той же башне, где от сердечного приступа умер отец.
Династия королей перестала существовать. Начало новой эры для государства окрасилось возведением новых статуй на маленьких рыночных площадях. Как не странно, но статуи были работой лучших мастеров… Они изображали шутов. Этих веселых дураков, которых везде много.
Глава 10 Король Йен Первый. Мой любимый.
Спустя годы, я всё еще помню мое первое утро. Мой первый вздох, после смерти шута. После смерти шутов, Меня и Тебя.
Это было больно, грудь разрывало огнем, приходилось кутаться во влажную ткань лекарства. Смягчать травами кашель и бродить из угла в угол отрешенно.
Мне хотелось умереть бесповоротно, настолько мучительными были последствия купания в холодном пруду одной памятной ночью. А ты… Ты же полез за мной в воду, но казался совершенно здоровым. Ты не приходил.
Вскоре я узнала от твоих магичек (а это были именно они, твои слуги), что Лир умер, а за ним и его сыновья. Я даже плакала. В подушку. Мне было немыслимо жаль Стэфа. Или воспоминаний о нем прежнем.
Я разучилась улыбаться. От этого выздоровление шло медленно, неуверенно и мне этого не хотелось вообще.
Шут безвозвратно утонул, захлебнувшись льдинками, и никогда больше не огорошит других своими выходками. Мне немного грустно от этого, но когда ты рядом… Я вижу в тебе кого-то незнакомого. Властного, честного и не веселого. Вечно занятого, куда-то спешащего.
Ширмы раздвинуты и на мне только белье. Шрамы на руках давно зажили, лёд не разрезал ладони слишком глубоко. Значит, и не обезобразил меня. Я брожу по залу, залу королевы замка, закусив перо. Чернильница на столе отбрасывает круглую тень на лист белесого пергамента.
Мысль нейдет. А так хочется писать о тебе. О тебе, любимом. Великом короле нового объединенного государства. Пафоса много, цены ему ни на грош. Отбрасываю перо, оно легко падает на ковер. Сажусь прямо на пол, опускаю голову в ладони и плачу, как никогда прежде. Как плачут только грузные дамы королевской крови. Неженки и домоседки. В кого же я превратилась?
И вдруг ПРОСЫПАЮСЬ. Ух… Ужас! С трудом перевожу дыхание, резко тряся сонной головой! Приснится же такое!! Тьфу на меня, и чур-чур-чур!
Тащу из под подушки старый штопаный колпак, напяливаю на голову. Так спокойнее! Зачем шутам сны? Не пойму. И зачем их кому-то рассказывать?!
- Ты уже не спишь?
Йен тихо подаёт о себе знать. Он все еще караулит у моей постели, несмотря на то, что я иду на поправку и в замке сейчас уйма дел!
Вчера рассказал мне о случившемся в башне. Теперь этот сон… Лучше бы не рассказывал, дурак эдакий!
- Не сплю..
Сипло отвечаю и тут же откашливаюсь.
Мне все еще неловко глядеть ему в глаза. Смотрю на свои руки.
Он оказался не тем, кем я его хотела считать, но любовь к нему… это именно любовь. Она заволакивает мои глаза нереальной дымкой, я это вчера заметила, глядя в зеркало. И это непривычно, но очень приятно.
- Дзинь, что случилось?
- Плохой сон…
- Хочешь рассказать?
Чего это ты прицепился, а? Еще и сел рядом со мной на кровать, так и гляди поцелуешь. Э, нет, дорогой, хоть я и провалялась в бреду аж до вчерашнего дня, я все еще способна дать отпор!
- С чего бы это?
Смешно фыркаю я, не замечая, как твоя горячая ладонь ложится на мой колпак.
Стягиваешь его, и волосы топорщатся в разные стороны. Без бубенцов я будто без защиты. Ёжусь, потягивая одеяло на себя. Чего это ты так улыбаешься?
На тебе черный костюм из приятной плотной ткани, ты весь такой темный и до странности вежливый. Фу!
Отворачиваюсь, но твоя уверенная и настойчивая ладошка поворачивает мою голову.
Снова осматриваю себя. Новенький лоскутной камзол лежит на кресле, а я в тонкой шелковой рубашке, и она желтая. Как ты любишь.
- Ты еще не забыла, Дзинь?
Смеешься надо мной… А мне ничуть не обидно.
- Что я не забыла? Напомни.
Говорю, перенимая твой тон.
- Что я тебя люблю.
Угу, как же! Такое забудешь!
Наверное, ждешь, что я кинусь тебе в обьятья с исступленными стонами или скажу, что тоже люблю? Мечтай!
- Я… Я тебя люблю больше!
Вот черт! Да, я не последовательна! Ну, извините, не сдержалась.
А ты только склоняешь голову на бок. Знаешь, всё-таки ты очень красивый и мне нравится эта полуулыбка. Король, вы, кажется, очень счастлив.
Проходит несколько секунд и твои руки смыкаются на моих плечах, не обнимай так сильно, я никуда не исчезну…
Наш первый поцелуй мне дался с трудом. Но ты обнял так крепко, что деться некуда было. Да и не хотелось… Знаешь, Йен. Ты всё-таки дурак, но мой дурак.
- Дзинь, выходи за меня, а?
Ну вот… Огорошил… Я будто хотела что-то сказать, или чем-то отшутится. Но слова комком стали поперек горла, и так не вовремя вспомнился сон. Набрала в легкие воздуха для ответа и…
- Еще чего! Много чести!
Я вскакиваю с кровати, отбрасывая одеяло. Показываю язык и, повертевшись перед тобой бегу прочь из зала с дикими воплями о свободной жизни комедианта и о том, что в гробу я видела все твои королевские почести.
А ты забавно пялишься мне вслед, прежде чем сообразить, что нужно бежать за мной. Что я просто дразню тебя…
Шут я, или не шут в конце концов?!!