— Здравствуй. Впусти меня в свой дом.
— Ты знаешь, что нужно сделать.
Завтра прилетит птица. А сегодня ты был таким странным.
Почему был?
— Знаю. Нужно быть. Не перебивай.
Он доказал, что Бог был ближе, чем мы думаем.
Кто остался, а кто умер?
— Отвечай.
Потому, что душа умерла.
Чтобы принимать себя, вовсе не нужно себя контролировать.
Мой папа был птицей. А потом умер.
Неправда. Неправда. Неправда.
Он родился.
Мама, расскажи, пожалуйста, как ты устроена.
Зачем? Ведь ты меня сломаешь.
Отрекись от собственной воли и увидишь.
Самое страшное.
Исступленно искать любви и никогда не иметь ее в себе.
Дорога по дощечкам, выложенным в шахматном порядке, под водой — на что наступишь, на черное иль красное? — а если не наступишь — утонешь. Человек приходит в мир. Он видит разлитого повсюду Живого, а ему говорят: Ты пришел умирать.
Мир всегда указывал пальцем на жизнь, называя это смертью.
И детская память уступает свое великое знание лжи. Все нити рвутся, врожденные структуры сознания крошатся и превращаются в пыль.
Человек словно обречен пожизненно принимать нечто меньшее за большее и, больно ударившись виском, думать, что это — предел. Но потом умирает и видит, что душа-то не умерла. Лохматая женщина берет в руки счеты. Ручной счет. Кости в руки - и пошла считать. Считает товар, а товар без души-то. А душа без тела неподсчитанная лежит.
Холодное тело мое — это стакан под столом, перекатывающийся между ног. Чьи это ноги?
Свернувшись калачиком, я встречаю свой День рождения у самого своего истока, где бессмертная душа купается обнаженная в сказочном, лесном пруду, где русалки достали свои белые руки, чтобы брызгать в меня, звонко смеясь, капельками сладкой жизни. Мне 35. Мне 8.
Мамочка, ты мне молча сказала, что скоро Красивый Бог будет идти по воде, не глядя на ступеньки под водою. Раз дощечка, два дощечка.
А потом начнет говорить Он раз словечко и два словечко.
Только веру этой сказке не нашел я ни под столом, ни под кроватью. Может, она утонула?
Я буду вечно идти по воде.