2
Толпа
Сухая, пыльная дорога окрасилась бледными лучиками утреннего солнца – серого и стыдливого, спрятавшегося за сизыми тучами. Капельки света падали на землю, но избегали идущего человека. Невысокого, крепкого сложения, с упрямо поднятой головой. Тот, кто взглянул бы на него – ужаснулся. Ибо на лице у мужчины была тень.
Он шел неспешно, в то же время не останавливаясь, пытаясь увидеть что-то кроме серого царства Тьмы. Шепот листьев, лай собак, возмущенное фырканье кошек – все это оставалось за глухим занавесом теней. Руки его иногда сжимались в кулаки – в бессильной злобе. Он слал проклятья, а Тьма только мягко шептала что-то с издевкой.
Иногда Тэд поднимал голову – пытаясь глубже вдохнуть теплый и свежий воздух. Это дыхание спящего ветра. С ним порой доходили обрывки ребячьего смеха, хриплой ругани и нежного шепота. Они верили. Верили, что будут жить.
И тогда безумец улыбался. Морщинки тени сглаживались, и Тьма замолкала. Человек улыбался и улыбался, пока не наступала глухая тишина. Тогда же в голову пробиралась хитрая тень; она мягким шелестом дурманила, говорила, что он будет страдать… страдать так, как не страдал еще ни один человек.
Тэд хохотал и буйствовал, пытался перебить пьянящий голос – но шепот все так же черной кошкой крался в его мозгу, а тени все так же ласкали его лицо.
Так он шел очень долго. Августовский день палящими лучами одаривал землю, но безумец этого не чувствовал – перед ним была серая ночь. Он даже не заметил, как вошел в поселение.
Люди, заметив его, прекращали работу. Они с ужасом, а некоторые с боязнью, смотрели на человека с тенью на лице и жались друг к другу. Дети прятались за матерями, те за мужьями, а мужчины подозрительно и опасливо наблюдали за спокойным шествием проклятого.
Так собралась целая толпа. Толпа крестьян, попов, дьяков – тех, кто жил здесь, кто наслаждался знойным солнцем, тяжелой выматывающей работой и радостным смехом детей. У всех был свой дом, свои деревья, свои несколько кошек, и река. Никто не хотел верить мальчику, ведь это было так привычно и хорошо – слушать возмущенное мяуканье кошек, взобравшихся на деревья и глядящих на улыбающуюся реку. Зачем менять это? Знать, что умрешь через шесть дней, что больше не сможешь вскопать свой огород у дома и почувствовать под ногами теплую взрыхленную землю…
Тэд шел, не замечая новых теней, не замечая как дорогу ему преградил высокий мужик, только что выпустивший из руки вилы.
- Это ты?! – вызывающе хмыкнул он, - ты тот самый сумасшедший?
Человек медленно остановился, словно наткнувшись на невидимую преграду. Глаза его быстро забегали, ища источник голоса, но натыкаясь лишь на тени. А крестьянин продолжал:
- Я слышал, ты с тем свихнувшимся малым заодно? Веришь во Тьму, который поглотит нас?!
Он глумливо захохотал, а толпа подхватила смех. Теперь грубый гогот тяжелой ладонью давал пощечину слепцу, а тот только стиснул зубы, и закрыл глаза.
- Да, а еще говорят, ты отправился на край света, - ухмыльнулся мужик, - убежать от Тьмы хочешь, да? Эх, останься-ка у нас в трактире, будет тебе и тьма, и свет, и хорошее пиво…
Толпа одобрительно загудела. А Тэд еще сильнее сжал кулаки. В голове эхом разносились слова…
- Ты просто урод!
Это взвизгнула худая, высокая женщина со впалыми щеками и седеющими волосами. Сейчас она чувствовала себя красавицей по сравнению с этим слепым стариком.
- Не смотрите на этого, мальчики!
Толстый, добродушный с виду, мужчина. Заботливый отец, примерный работник. Со злостью смотрит на безумца. Он не такой как все. Волос его ребенка во много миллионов раз ценнее старика.
- Проваливай отсюда!
Кто-то подбежал к слепцу и хотел было ударить его, но что-то остановило крестьянина. Взгляд открывшихся серых глаз. Мужчина похолодел и отступил на два шага. Он увидел тень.
Тэд словно окаменел. Лицо его сейчас было бесстрастной маской. Вместе с голосами слышался вкрадчивый голос Тьмы. Сейчас она торжествовала.
Люди собирались и собирались. Некоторые хмуро молчали, другие же выкрикивали что-то, смешивающееся в далекий рой голосов. Как же хорошо излить злобу на беззащитного человека. Ведь он ничего не сможет сделать; он проклят и не только Тьмой.
Безумец внезапно шевельнулся. Он хотел было что-то сказать, но язык отчего-то не слушался его. Мускулы предательски дрожали, и многого стоил один шаг. Все смолкли.
Тэд, чудовищным усилием воли, заставлял себя идти. Как можно дальше, и быстрее. Нельзя более выдерживать эту пытку…
Вдруг, словно из серой бездны ярости и грязи, послышался чистый голосок:
- Мне жалко тебя.
Старик замер, оцепенев.
А девочка в легком выцветшем платьице продолжала:
- Можно мне тебе помочь, чтобы тебе было не так больно?
Человек обернулся, взгляд серых невидящих глаз уткнулся в маленькую тень – далеко-далеко. И тут же будто рев гордого зверя. Крестьяни обступили девочку, заслонив ее от взора старика, а ее мать кинулась с другой стороны – как же ее дитя посмела сказать эти слова?
Тэд пытался вымолвить хоть что-то, но из горла вырывался лишь приглушенный сип и свист.
- Я хочу помочь… - кричала девочка. Ее обхватила мать и волокла в дом. Остальные угрожающе начали двигатся к безумцу, лицо которого исказилось до невозможности, будто покрылось паутиной морщин. Он пытался идти в сторону детского голоса, но путь преградили неясные расплывчастые тени.
Слезы бежали по грязному личику, прокладывая светлые тропинки, и девочка, отчаянно пытаясь вырваться из сильных огрубевших рук матери, все еще тихим прерывающимся голоском шептала:
- Тебе же больно… Я помогу…
Тьма упивалась горем. Она с наслаждением впитывала ненависть, боль и страдание. Скоро она получит все – не только это.
Старик же стоял, не в силах сделать ни шага. Он смотрел, как исчезает тень, и другие тени, а его лицо все так же было темной маской. Когда он вновь обрел сознание, он был уже далеко от этого места. Тогда же ему показалось, что вдали горит яркий огонек. Он звал, а безумец шел, и можно было заметить, как небольшое светлое пятнышко проступило на лице человека