… Костин не впервые сидел в этой приемной, поэтому озабоченное лицо Елены Леонидовны было ему хорошо знакомо. Иногда он исподтишка любовался секретаршей Клюева, по-мужски отмечая милые подробности ее телосложения и нескромно фантазируя. Ожидание – странная вещь, даже очень серьезные люди могут тратить время ожидания на глупости.
Клюев не относился к категории кабинетных руководителей, застать его на месте трудно. Вот и сейчас – Иван Федорович где-то на территории, и сыскать его там, при всем Костинском знакомстве с заводом, просто невозможно. Лучше уж посидеть в приемной, поболтать с миловидной Еленой Леонидовной.
Елена Леонидовна склонилась над клавиатурой компьютера, что-то торопливо набирает. У нее красивые руки, истинно женские, белые, с тонкими длинными пальцами. Сама Елена Леонидовна особой красотой не блещет, разве что обращают внимание выразительные серые глаза, да пушистые пепельные волосы, классически собранные в высокий пучок. От нечего делать Костин таращился на проворные пальчики, летающие над клавиатурой, и представлял себе, как он расстегивает серую блузку на полной груди секретарши. Наверное, у нее большая, грушевидная грудь с крупными сосками, вон как топорщит блузку, аж пуговицы натянулись. Такая грудь приятной тяжестью ложится в ладонь, нежно и упруго сопротивляется прикосновениям…
Усилием воли Костин остановил расходившееся воображение, так ведь до чего угодно можно додуматься. Встал с места, прошел к окну, выходящему на серый от наступившей весны заводской двор.
- А что, Иван Федорович давно ушел?
- Да, почитай, сразу после планерки.
Елена Леонидовна оторвалась от своего занятия и тоже посмотрела в окно.
- Должен бы уже быть, - произнесла неуверенно.
Ах, эта милая дамская неуверенность! В Костине она всегда пробуждала желание защитить, помочь, посодействовать. Вот и сейчас, то ли весна тому виной, то ли Костинская сентиментальность, но смотрел он на Елену Леонидовну почти с нежностью.
- Да Вы не беспокойтесь, я не тороплюсь.
- А давайте - я чайку вскипячу? – предложила секретарша.
- Чайку? Хорошее дело.
Пока она хлопотала над большим пластмассовым чайником, Костин изучал ее широкие бедра и полные ягодицы, обтянутые серой, в тон блузке, юбкой. На вид Елене Леонидовне было что-то около пятидесяти, и, конечно же, она не носила коротких юбок. Но при каждом ее наклоне над низеньким чайным столиком из-под юбки выглядывали трогательные пухлые ямочки под коленками, обтянутыми почти прозрачными колготками. От этого зрелища Костину стало как-то неудобно сидеть, и он сорвался с места, буркнув что-то про сладости к чаю.
В заводской столовой купил каких-то пирожных, украшенных ядовито-зеленым кремом, не глядя, сунул сдачу в карман пиджака и поднялся наверх, убеждая себя более не думать о глупостях. Конечно, лучше всего было бы выйти за проходную и уехать восвояси, не такое уж важное дело привело его на завод, но Клюев, которому Елена Леонидовна обязательно доложит о его приходе, может истолковать все по-своему и обидеться. Амбициозный мужик – директор завода метизов, и норовистый. Давнее знакомство с ним стоило Костину многих нервов. Теперь, когда они могли общаться по-дружески, просто так уехать нельзя, нужно дождаться.
Елена Леонидовна налила Костину чаю в маленькую чашечку с голубым цветочком, придвинула столик на роликах. Всплеснула руками, увидев пирожные:
- Ну что Вы, Игорь Петрович! Да разве такие сласти можно в моем возрасте?
Костин пристально глянул на Елену Леонидовну. Нет, не кокетничает возрастом, правда озадачена.
- Ничего, разок можно, - разрешительно сказа он.
- Да и так толстею не по дням, а по часам! – пожаловалась секретарша.
На Костинский взгляд, толстела она вполне аппетитно, Игорь Петрович никогда не находил ничего хорошего в прославленных Голливудом худосочных моделях. А цифры 90-60-90 вообще представлялись ему телефонным номером. Поэтому он усиленно принялся угощать Елену Леонидовну принесенными пирожными. Она с сомнением откусила кусочек, по-детски измазав тонкие губы ядовито-зеленым кремом, прихлебнула чаю из своей чашки. А Костин, залюбовавшись ее беспомощностью, забыл о свежезаваренном чае и обжег рот, неосторожно приложившись.
«Старый дурак! - обругал он себя мысленно, - засмотрелся на чужие прелести, будто жены мало». Но – весна шумела гормонами в крови, и Игорь Петрович вновь принялся отслеживать каждое движение Елены Леонидовны. Она все делала очень пластично, мягко. Собирала чашки со столика, убирала в шкафчик чайную утварь. Откатив на место столик, села за свой компьютер.
- А знаете что, Елена Леонидовна, - неожиданно даже для себя заговорил Костин, - что, если нам поужинать вместе?
Он ожидал, что секретарша возмутится столь двусмысленным предложением, сурово скажет о муже и семье, о приличиях, наконец. Но она только вспыхнула до корней волос и, словно наткнувшись на невидимое препятствие, остановила зависшую над клавиатурой руку.
- Вы… Вы это серьезно? – спросила она севшим голосом.
- Еще как! Вот, к примеру, кафе «Капуччино» весьма приличное место.
Костина несло, и, мысленно ужасаясь тому, что творит, он не мог остановиться. А Елена Леонидовна справилась с потрясением и тихо сказала:
- Зачем же в кафе, можно и у меня…
***
Отпустив водителя, Костин сам поехал за Еленой Леонидовной. Дома соврал что-то о приезде иностранных партнеров, чтобы не ждали, и, не имея опыта конспирации, в ожидании Елены Леонидовны поставил свою «персоналку» прямо у проходной. Игорь Петрович никогда не изменял жене, не то, чтобы женщины его не любили, просто как-то не пришлось. Все дела, заботы… Выпавший на его долю мартовский шанс он воспринимал как нечто нереальное, какую-то игру, в которой все не всерьез, понарошку.
Секретарша вышла одной из последних. Стылый весенний ветер подхватил полы скромного плаща, взвил над ее головой конец шелкового шарфика. Придерживая разлетающийся плащ, Елена Леонидовна заспешила к автобусной остановке, и тут Костин пижонски нажал на сигнал. Секретарша остановилась, как вкопанная, пытаясь разглядеть его за тонированными стеклами «Волги», и Костин догадался все-таки выйти из машины, галантно открыть ей дверцу. Бледнея от волнения, Елена Леонидовна села, и Костин включил зажигание.
- Куда едем?
- Парковая, 41.
Адрес озадачил Игоря Петровича, не имеющего навыков таксиста. Тем не менее, справедливо решив, что Елена Леонидовна укажет путь, он тронул с места.
Она жила в скромной пятиэтажке на самой окраине города, в пустоватой двухкомнатной квартире, чистенькой и опрятной, как и сама хозяйка. Глядя, как Елена Леонидовна хлопочет на кухне, Костин пожалел, что не догадался вместо цветов купить чего-нибудь съестного. Но долго ждать не пришлось, откуда-то возникла жареная курица, разогретая в микроволновке, какие-то салатики, нарезанный тонкими ломтиками лимон и пузатая бутылка коньяка. Вспомнив о своей гипертонии, Костин решил, что от спиртного лучше воздержаться. Разве что чуть-чуть, на брудершафт.
Они выпили и Игорь Петрович, как и положено, поцеловал Елену Леонидовну в губы. Традиционного, «брудершафтного» поцелуя не получилось, Елена Леонидовна вздрогнула и всем телом подалась навстречу Костину, тому ничего не оставалось, кроме как заключить ее в объятия.
Торопливо и нервно он пытался расстегнуть ее блузку, ее руки лихорадочно перебирали волосы на его затылке.
- Я сама… - прошептала она, вскакивая.
Костин стаскивал с себя одежду, украдкой наблюдая за тем, как обнажается незнакомое тело Елены Леонидовны. Грудь ее оказалась вовсе не грушевидной, а округлой, с крошечными розовыми сосками. А когда Елена выскользнула из юбки, Костин увидел, что на ней не колготки, а чулки с широкими кружевными резинками. Между черными трусиками и резинками чулок – белая, атласная плоть. Это почему-то еще более подхлестнуло его, и, отшвырнув снятую одежду, он бросился к Елене. Не устояв на ногах, она повалилась на широкую кровать, и Костин, упав рядом, обхватил ее пухлые плечи, припал долгим поцелуем к такой приятной, округлой груди.
- Ах, Игорь… - хрипло прошептала Елена и задохнулась оттого, что его рука прошлась по ее животу и легла на покрытый шелковыми трусиками лобок. Чувствуя нарастающее возбуждение, Костин пробрался под трусики и мягко коснулся напряженной в ожидании женской плоти. Трусики мешали, он принялся, было неуклюже стаскивать их, но Елена отстранила его и разделась сама. Часто дыша от возбуждения, она прилегла рядом и мелкими поцелуями покрыла его шею и грудь. Ее руки скользили по телу Костина, заставляя его вздрагивать. Вот она прикоснулась к паху, сдвинула руку ниже, нежно коснулась напряженного детородного органа. Ее губы медленным, скользящим поцелуем прошлись по груди Костина и его животу, остановились, впившись в одной ей известное местечко в опасной близости от самого главного. Игорь Петрович уже знал, что за этим последует, тем не менее, вздрогнул, когда горячий язычок Елены коснулся детородного органа. А когда ее губы туго сомкнулись на его головке, по телу Костина прошла горячая волна. Ах, как умела ласкать Елена Леонидовна! Импульсивно подрагивая телом, Костин, давно отвыкший от подобных «излишеств», растворялся в ласках Елены, с головой погружался в то горячее и темное, что исходило от низа его живота, на эти минуты ставшего центром всего тела. А когда понял, что более не выдержит, ласково отстранил Елену, уложил на спину и, в свою очередь, принялся ласкать ее. Она оказалась непривычно восприимчивой к ласке, тихонько постанывая, вздрагивала, извивалась от каждого прикосновения его рук или губ. И он повторил всю игру, затеянную Еленой, доведя ее тело до мелкой дрожи нетерпения. И, когда она заметалась в его руках, сгорая от страсти, помог ей подняться на колени, сдерживаясь, осторожно вошел в нее.
Прерывистые томные стоны Елены звучали в ушах Костина райской музыкой, и, сжимая руками ее широкие бедра, с каждым яростным толчком он чувствовал приближение оргазма. И он наступил, на мгновение погасив всю вселенную, которая растворилась в первобытной пульсации детородного органа, погруженного в податливое женское лоно.
Расслабленно протянувшись рядом с Еленой, Костин подумал о том, что не заметил ее оргазма. Был ли он? Елена тяжело дышала, полуприкрыв серые глаза, ее пушистые волосы разметались по подушке.
- Тебе… хорошо? – нерешительно спросил Костин.
- Очень! – шепнула она и поцеловала его в плечо, - спасибо тебе…
***
С неделю Костин вспоминал о своем приключении, чувствуя в теле необыкновенную легкость. Ему было хорошо, так хорошо, как давно не было. И о Елене думалось с нежностью и признательностью, так, как в молодости думают о недавно встреченной девушке, пришедшейся по сердцу. Когда нашелся весомый предлог для посещения завода метизов, Костин обрадовался ему.
По лестнице поднимался с нетерпением, предвкушая, что, вот сейчас он увидит Елену, склонившуюся над клавиатурой компьютера, увидит нежные завитки на ее шее, выбившиеся из высоко подобранного пучка, и тонкие пальцы, летающие по клавишам. Нетерпеливо он открыл высокую, отделанную дубовым шпоном дверь приемной, и ему навстречу метнулся удивленный карий взгляд незнакомой девчушки, сидевшей на Еленином месте.
- Здравствуйте, Вы к Ивану Федоровичу? – служебно-вежливо спросила девчушка.
- Да, - нашелся Костин, - он у себя?
- На территории. Подождите, пожалуйста.
Костин сел на знакомый диван, тупо глядя на то, как неумело, одним пальцем, девушка тычет в клавиатуру. Разочарование было слишком велико, чтобы заводить разговоры с этим тщедушным созданием, каким-то образом оказавшимся на месте царственной Елены.
Потом пришел Клюев, и мысли Костина приняли другое направление. Вникая в технические подробности, изучая документацию, он и думать забыл о своем разочаровании. Уже собираясь уходить, нарочито небрежно спросил:
- У тебя новая секретарша?
- Да, - кивнул Иван Федорович, - неумеха какая-то. Ну, уж, - какую в спешке нашли.
- А что случилось с прежней?
- У нее в России мать в тяжелом состоянии. А у матери – дом, хозяйство, заниматься им нужно. Елена оставила кому-то доверенность на продажу квартиры, уволилась и уехала. А жаль, секретарша она была хорошая…
***
Костин вышел за турникет проходной, и дурацкий мартовский ветер швырнул ему в глаза какую-то мокреть, не то снег, не то дождь. Вытерев лицо носовым платком, Костин шагнул в весеннее ненастье, прощаясь со своей крамольной и совершенно не предназначенной для него любовью…