Плутоний для одноклассников

 
   *****От тени не уйти*****


Дочери  — такие люди, на встречу с которыми опаздывать нельзя.
    Для Озерова сей тезис не требовал доказательств и существовал в статусе аксиомы. Как бывшему  потомственному военному, пунктуальность давалась Петру без особого насилия над собой. Он давно сидел у бассейна и ждал дочь, ради которой притащился без особого энтузиазма в тропики. Юлия, напротив, не усложняла свою жизнь теоремами и аксиомами, и поэтому на встречу с отцом опаздывала.
    Озеров расслабленно наблюдал за купальщиками. Все они смотрелись ярко и счастливо на фоне циановой акватории.
Почти у самых ног мужчины в очередной раз проплыла гордая изящная дамская головка. Он обратил на нее внимание, потому что плаванье сопровождалось пением. Женщина пела в такт движениям, не разжимая губ.
    Как она не поняла, что поет достаточно громко, так Озеров не заметил, как закрепил за пловчихой свой взгляд. Вот она нырнула…

*****
    «На волю! За воздухом!» — Рина пробила головой границу водной поверхности бассейна.
За все годы своего купального стажа она не научилась нырять с открытыми глазами. Поэтому ей пришлось протирать  их кулаками, поддерживая вертикальное равновесие тела гибкими движениями ног,  и наклонять голову так, чтобы вода вылилась из ушей.
     Наконец, пугливые веки раскрылись, впуская свет и жар тропического солнца, висящего в зенитальном положении.
     Сегодня Рину никто не хватал азартно за ноги и не пытался понарошку  утопить, поднимая тучи брызг и лавину смеха, — родная тургруппа исчезла на целый день, чтобы  познать тайну пирамид или хотя бы объять их визуально.
     Прежде женщина представляла себя тепличным созданием, которому всегда не хватало тепла. Теперь же этого дара природы был перебор, и настало время признаться, что ехать сюда летом сродни безумию. Она, словно дочь Ихтиандра, почти не вылезала из бассейна с прелестной спасительной водой. В итоге, из приятного занятия плаванье превращалось в повседневный марафон.
     Рина сосредоточенно плыла по кругу с плотно сжатыми губами,  вдыхая и выдыхая через нос. Это не мешало ей петь. Песня получалась непроизвольно. С такой мелодией  пловчиха преодолевала в свое время разные реки. Связки, как иголка проигрывателя, издавали: «Степь да степь кругом, путь далек лежит». Бассейн, конечно, не река, но сегодня этой карманной стихии хватило, чтобы  зарядить лирикой женскую душу.
     Тело приблизилось к состоянию желанного блаженства, а посторонние люди исчезли из Вселенной, как вдруг плывущий субъект спохватился, что поет слишком громко, и замолчал. Взгляд женщины пролетел по лицам окружающих: «Что им слышно?»
     Солистка бассейна увидела, как мужчина, который, развалившись в шезлонге, торчал у бассейна почти целый час, снял свои зеркальные очки и принялся ее разглядывать.
     «Распелась, народ напугала, — хмыкнула она. — Милый, мне давно не восемнадцать, не стоит беспокоиться. Повернись-ка  в другую сторону. Оцени, какая красивая девочка приближается к тебе! Классическая длинноногая блондинка. Вы тоже равнодушны к пирамидам? Ну, пообщайтесь друг с другом. Не удивлюсь, если мужчина окажется высоким и стройным. Чао!»
     Рина нечаянно погрузилась в воду с головой, а когда опомнилась и вынырнула, то увидела, что мужчина покинул шезлонг. Он, действительно, высокий и стройный, послушно взял за руку юную блондинку. Они, словно два голубка, воркуя и одаривая друг друга очарованием, удалились по направлению к отелю.
«Так мне и надо!» Приговор повлек за собой банальную досаду, которая прорвалась сквозь дырявый щит самоиронии.
— Ну подумаешь, высокий. Ну подумаешь, красивый. Ну подумаешь, его блондинка увела, — пела себе под нос Рина, собирая вещи в легкомысленную яркую летнюю сумку.
     Пропетые вслух разочарования улетали в верхние слои тропосферы, словно то самое слово, которое, как воробей, вылетит; не поймаешь его — да и ладно.
Она пошла к себе в номер под защиту кондиционера. « Буду спать, пока не зайдет солнце, а потом гулять в ресторане с дамочками без разделения по возрасту. Ведь зачем-то я сюда приехала? Придется следовать принципу: деньги уплачены — веселись на полную катушку».

*****
     Стук в дверь  разбудил Рину. В комнате было темно. Поэтому она ощупью пробралась к двери и открыла ее, впуская в заповедную тишину своей обители беззаботный галдеж. Его создавали женщины, которых она называла «наши дамочки».
Они уже отошли от дневной поездки, принарядились в вечерние наряды, смеялись над заспанным видом подруги и экзальтированно махали руками: «Оки! Ты спать сюда приехала? Все проспишь! Спускайся вниз и присоединяйся к нам». Она замахала в ответ: «Сейчас приду. Займите мне местечко».
     Закрыв за подругами дверь, Рина вернулась на широкую двуспальную кровать с намерениями еще немного полениться и подумать, так ли ей нужен беспокойный вечер в кругу нетрезвых, возбужденных, малознакомых и незнакомых людей. «Допустим, нужен». Женщина встала и включила все светильники в своей небольшой комнате.
     Все-таки ей непонятным образом повезло: двухместный номер она занимала одна. Никто  не стоял у нее над душой, не опекал, и это действовало успокаивающе. Рина даже забыла, какой сегодня день, и почему она убежала в чужую страну, наивно веря в школьную истину, что в тропиках человек теряет свою тень.
     Ворох одежды со вчерашнего дня покрывал собой стулья и диван — так Рина собиралась на прогулку. «Прекрасно, весь мой гардероб перед глазами!» Кажется, она окончательно проснулась — ее мысли оптимистично побежали вперед.
     «Вот мое любимое маленькое черное платье. Надеть его? Но по длине оно выше колен, а под коленками, которые сами по себе вполне приличные, синие варикозные линии. Зачем тогда было платье брать с собой? Спросить проще, чем ответить. Ставка делалась на загар, который скроет любимые дефекты. А что, еще пару дней — и платьице будет востребовано.
     Выбрать шелковый брючный костюм?  Но я выводила его в свет вчера, так что пусть отдохнет. Пожалуй, подойдет платье-миди, черное с легкими искринками. Оно сидит на мне хорошо. В нем комфортно двигаться. Свободная спина и тонкие бретельки на плечах, вполне шикарное декольте. Вперед? — Вперед!»
     «У самого синего моря, с тобою мы рядом с тобою». Песня завелась внутри сама,  пока Рина ехала в лифте и шла по вестибюлю. Старый добрый шлягер прицепился прочно. И певунья опять прозевала момент, когда мотивчик вырвался из клетки и прозвучал вслух.
     На входе в ресторан ее пропустил вперед мужчина с бородкой. Он посмотрел на поющую даму поверх своих темных очков и с улыбкой сказал: «Девушка, ошибочка в песенке. Надо петь: у самого Красного моря». Она спохватилась, что опять поет вслух, но улыбнулась в ответ: «Спасибо. Я не девушка».
     Как обходят шкаф, Рина обогнула мужчину, отразившись своей обнаженной спиной в его очках, словно в зеркале, и устремилась через зал ресторана к выходу на обширную террасу, где светился огнями и пел музыкой и смехом винегрет вечернего веселья.
     «Оки! Ты пришла! Умница!» — эти восклицания пробились из толпы, пульсирующей под набирающую ускорение мелодию «Семь-сОрок». Вслед за моральной поддержкой последовала материальная — руки танцоров втянули Рину в свой круг, и эмоциональные движения окончательно вытеснили из головы женщины сомнения по поводу проведения вечера. После нескольких дней интенсивного плавания и возрождения под тропическим солнцем тело радостно и легко двигалось, к нему возвращалась столь желанная гармония между «хочу» и « могу».
     Ночное веселье набирало обороты. Подруги  вовсю  наслаждались музыкой и танцами, меняя интернациональных кавалеров — русских, немцев, поляков, но Рина села за столик, где ей заняли место. Целый день из-за жары она ничего не ела, и теперь, глядя на мороженое, которое ей принесли по заказу,  она почувствовала возвращение аппетита.
     Но только ее рот заполучил порцию лакомства, как на стул напротив подсел симпатичный светловолосый мужчина средних лет и заговорил непонятно что. Одно было несомненно — говорил он по-английски. Если бы  красавчик написал свое обращение письменно, Рина что-нибудь перевела бы, так как училась когда-то на курсах английского языка. А так она сидела со своим немецким, держала во рту солидный кусок мороженого и глупо пыталась улыбаться. Конечно, до нее дошло, что незнакомец приглашал танцевать. Но ей было остро жаль мороженого.
     Тем временем за столик вернулись разгоряченные танцем женщины, и англичанин или американец, сказав свое «сори», ушел восвояси. Освежившись и утолив жажду, компаньонки убежали скакать что-то темпераментное.
     Красавчик сидел в стороне слева и совсем было хотел повторить свой маневр, но тут справа появился другой претендент на аудиенцию — мужчина, который слушал поющую пловчиху в  бассейне. Он оставил свою блондинку за столиком и сел напротив Рины. От неожиданности она обожгла горло холодом мороженого.
         — Здравствуй! — это он сказал Рине.
         — Здравствуй…те, — это она ему.
         — Ты меня не узнала?
         — Хм… А вы меня узнали? Забавно. Кто же я, по-вашему?
Ответив вопросом на вопрос, она спешно решала тест, подбирая ответы из своей биографии.
         — Да ты же Октябрина Когудницкая, отличница, с которой я сидел за одной партой!
Игра шла против правил: такой ответ в тесте даже не предполагался.
         — Мало ли с кем я сидела за одной партой за десять лет учебы!
         — Я — Петр Озеров. Вспомни, пожалуйста.
На Рину смотрел мужчина, который был лицом не урод, а очень даже приятной внешности, и вызывал доверие в собеседнике. Он вообще создавал впечатление уверенности, прочности и надежности. Возможно, этому способствовали широкий прямой нос, твердо сжатые губы и волевой подбородок. А может, все дело было в особенном взгляде темно-серых глаз из-под широкого, но не «заумного» лба, окантованного сверху плавной волной аккуратно подстриженных и уложенных темных с сединой волос.
         — Озеров? Петр? Не верится что-то. Честно?
         — Честно на сто процентов.
         — Боже мой, вы — тот лилипут Петька, который бессовестно списывал у меня физику? И кто же в это поверит?
         — Ну, фома неверующая. Посмотри на мои уши. Вспомни, у всех мальчишек в классе были «локаторы», а у меня нет. Я еще переживал, что уши у меня девчачьи.
Это была правда, которую знали, пожалуй, только в их классе. Рина успокоилась и
почти искренне улыбнулась.
         — Петька, но как же вы…ты вырос! Столько лет прошло…
         — А ты помнишь, как я за тобой ухаживал?
        — Не помню. Кстати ты оставил без присмотра свою очаровательную жену.
        — Какая жена? Это моя дочь.
        — Кто же вас мужчин разберет.
       — Ринка, я хотел бы с тобой потанцевать. Пошли? А потом шампанского за встречу? Да?
      — А твоя дочь?
       — Ей не дадут скучать друзья.
       — Как ты меня узнал - прямо загадка.
       — Я два дня присматривался для уверенности. Да ты, кстати, мало изменилась.
        — Ну ты и лицемер.
     Он с легкостью кружил Рину под романтичную музыку. Его партнерша увлеклась и с радостью болтала с ним, не обращая внимания на окружающих. Вдруг Озеров склонился к самому уху женщины и прошептал: «Что за мужик на нас смотрит? Прямо-таки ест глазами. Твой знакомый? Отелло? Взревнует и будет мстить? Даже фотографировать нас собрался».
     Рина оглянулась и вздрогнула. Хорошо, что кавалер держал в руках партнершу крепко, иначе ослабевшие ноги могли уронить тело своей хозяйки. Действительно, англоязычный красавчик щелкал камерой.
     И пловчихе-певунье  ясно  вспомнилось то, что она хотела забыть. Сегодня пятое июня, день недоразумений, в который приходила некая тень. Значит, в этом году «тень» заговорила по-английски? Она нашла свою жертву даже в тропиках!
     Петр ждал ответа, но Рина посмотрела ему в глаза и промолчала, хотя, конечно, заметила его любопытное удивление. У нее не возникло желания подкармливать одноклассника  разъяснениями. Несмотря на это, Озеров горел желанием ухаживать красиво. Они выпили шампанского за встречу, и настроение женщины вроде бы восстановилось.
— Как ты провела эти годы? — Озеров настраивался на ее подробный рассказ.
— Ох, Петя, лучше начни с себя, — Рина тоже не прочь была выслушать летопись жизни мальчишки из ее класса.
     Поспорить им помешала дочка Озерова, которая  легко вклинилась в их разговор.
— Здравствуйте, — она мило посмотрела на Рину. — Папочка, мне хочется домой. Ты меня проводишь?
— А мальчики? — улыбнулся Петр, поднимаясь из-за столика. — Рина, я еще вернусь. Ты меня подожди, ладно?
     Солистка бассейна забыла, как сегодня днем пела: «Ну подумаешь, высокий. Ну подумаешь, красивый. Ну подумаешь, его блондинка увела». Теперь ей мурлыкалось: «Петя-Петечка, Петюнчик, возвращайся поскорей!» На такой оптимистичной волне ее настигла  «англоязычная тень» и позвала потанцевать.
     Мужчина был так доволен покладистому согласию Рины, что заговорил с ней не на английском, а на плохом русском. Он представился Энтони, бизнесменом с Каймановых островов, и, сверкая белозубой улыбкой, как на рекламных плакатах зубной пасты, развлекал Рину, как мог.
    — Как вас зовут? — он излучал типовую радость от своей удачи.
— Меня зовут Октябрина, — она не стала называться какой-нибудь Машей.
— Как это — Октябрина? October? Бывает такое русское имя?
— А что особенного? Многие названия месяцев используются как женские имена: Марта, Апрель, Майя, Юлия, Августа, Сентябрина, Декабрина…Да хоть Февралина.
— Хорошо. Можно, я буду вас называть Оки? Правда, есть такой штат в США: Оклахома. Жители его называют нежно Оки.
— Валяйте, Антоша, —  улыбнулась Рина, — так меня зовут наши дамочки.
     Ей все больше не нравилось, что она начала непринужденно общаться с упавшим неизвестно откуда ненужным ей человеком.
     Ресторанный оркестрик начинал играть «Сиртаки», а за своим столиком Рина увидела отдыхающую Маришу, Марину Николаевну, которая из их компании была самая старшая. «Отлично! Маневры на марше!» — Рина притащила Энтони к столику.
— Мариша, Антон приглашает тебя! — и с этим кличем она слегка бесцеремонно подтолкнула его в спину.
     Он не успел откорректировать свой курс и впоролся прямо в роскошный бюст поднявшейся ему на встречу полнотелой Марины Николаевны.
— Очень приятно, — женщина подхватила щедрый живой подарок.
От неожиданности он не оказал сопротивления,  и был молниеносно втянут в греческий танец.
     Озеров все еще не появился. Рина с сожалением  думала, что сейчас закончатся «Сиртаки», Мариша вернет ей партнера, а вместе с ним проблему, как от него отвязаться.
     Оттягивая досадный момент, женщина ушла в туалетную комнату и немного понаблюдала со стороны за Энтони, который уже вернулся за столик и ждал Октябрину.
     Видно ей было лишь прямую спокойную спину мужчины.  Этот вид сзади внушал ей необоснованное доверие. А может, все обойдется, несмотря на пятое июня? Что такого неприятного могло произойти здесь, среди множества людей? При необходимости она закричала бы так, что у обидчика отвалились бы уши.
     Рина вернулась за столик окрыленная инфантильным аутотренингом  и с удовольствием выпила бокал лимонада перед таким открытым и честным взглядом своего навязчивого приятеля.
     Петр по-прежнему задерживался, что огорчало женщину, но было уже поздно, и она приняла решение закончить развлекательный вечер и идти спать. Энтони со своей рекламной улыбкой вскочил провожать. Мариши-спасительницы поблизости не было, поэтому пришлось покориться обстоятельствам и уходить с провожатым.
     В лифте Рина оказалась с ним наедине. Для приличия она расспрашивала его про кайманов на Каймановых островах, но вдруг ощутила сильное головокружение. Стереоизображение интерьера разрушилось на какие-то плывущие фрагменты. Пол кабины лифта из горизонтального и плоского превращался в наклонный с угрозой перехода в вертикальный. Рине поневоле пришлось опереться на мужчину. Он внимательно смотрел на нее, но уже без своей колгейтной улыбки. Ей очень хотелось что-то спросить его, но язык и губы не слушались хозяйку.
     Наконец, лифт остановился, и Энтони фактически вынес женщину на руках. В чьей-то комнате и на чьей-то кровати Рина отключилась полностью, словно накануне она отработала две смены забойщиком в шахте.

*****
    «Ну, женщины… обнаглели», — подумала Рина, просыпаясь от дамской болтовни. Одна из них, источник самого пронзительного голоса, сидела с ногами прямо на кровати Рины и красила ногти, а две другие примеряли какие-то тряпки. «О, нет! Марина пытается влезть в мой брючный костюм!?»
— Девчонки, вы меня разбудили! С каких пор вы у меня работаете вместо будильника?
На нее удивленно посмотрели три пары глаз.
— Оки, ты проснулась до адекватного состояния? Тогда вспомни, что сама позвала нас по телефону: «Приходите-приходите». И что же? Мало того, что дрыхнешь дальше, так еще и сердишься. Ты ужинать собираешься?
    Рина поискала под подушкой часы и вникла в то, что они показывают. На электронном будильнике было семнадцать часов седьмого июня. Дата обескураживала, как удар тока. От неожиданности женщина села и растерянно обнаружила, что под тонкой простынкой на ней совершенно ничего не было.
    Приятельницы переглядывались и искрились любопытством.
         — Повезло тебе, Оки, такого мальчика отхватила, что все позабыла.
        — Какого мальчика?
        — Не скромничай, мы видели, как Энтони пошел тебя провожать.
        — Ну и что такого?
        — Ничего себе! Вчера весь день не открывала дверь, а по телефону томным голосом говорила: «Девочки, я занята». Петр, твой одноклассник, очень переживал, хотел с тобой поговорить, а вчера вечером уехал со своей блондинкой.
       — Это его дочь. А вы случайно Энтони не встречали?
       — Сегодня видели, когда шли на завтрак. Мы с ним поздоровались, спросили про тебя. Он сказал, что все о’кей. С ним был еще такой интересный мужчина с импозантной бородкой. Они погрузили вещи в автомобиль и уехали. Ринуля, Энтони пригласил тебя  в Штаты?
        — Ага, сейчас. Догнал и еще раз пригласил, – ответила Рина и поняла, что сказала это слишком грубо, поэтому чтобы сгладить тон, спросила голосом пострадавшей, – девочки, а когда я вас к себе позвала?
         — Оки, у тебя от тропиков крыша совсем съехала? Час назад ты позвонила нам и попросила, как обычно, разбудить на ужин. Мы тебя, как верные подруги, будим, а ты даже не хочешь поделиться впечатлениями.
    Марина Николаевна собиралась обидеться до конца жизни. Что оставалось делать Рине — рассказывать про пятое июня? Но кто бы ей самой прояснил ситуацию. Как рассказать правдоподобно и понятно беззаботным курортницам дикую вещь, которая тянет на бред сумасшедшей. «Не сумею», — подумала Рина. Вот и пришлось ей закатывать глаза и изображать восторг и экстаз, а остальное каждый домыслил сам, как говорят в народе, в меру своей испорченности.
    Наконец, женщины освободили подругу от своего присутствия и отправились на ужин,  а Рина, принимая душ, уговаривала себя не впадать в отчаяние и мыслить логически. При осмотре собственного тела она обнаружила несколько следов от уколов, что совпадало с прошлогодними последствиями.
— Мамочка родная, что и кому от меня надо? Я не схожу с ума. Я все помню, по крайней мере, до того, как стала отключаться в лифте. Никогда не доверяла смазливым мужчинам — и правильно!
    Похоже, именно Энтони что-то подсыпал в ее бокал, пока она отлучалась и наивно полагала, что хитра и проницательна. В итоге в этом раунде ей достался проигрыш. «Тень» победила. Почти двое суток кто-то отвечал за нее по телефону, точно знал время пробуждения пленницы и, видимо, к этому сроку открыл ее дверь, поэтому подруги свободно попали в комнату.
— Как я себя чувствую? Как ни странно, нормально. Жертва насилия? Нет, жертвой насилия я себя не ощущаю. Но, боже мой,  в памяти нет ни малейшего намека о прошедших сутках. Они испарились! «Тень» ворует из моей жизни один день в году?
    Во всей этой некрасивой истории Рина нашла только одну положительную черту: ей позволено вернуться в привычный мир. Но до какого времени? До следующего пятого июня?



*****Букет для одноклассницы*****


    Безмятежного отдыха, не смотря на упорное стремление к нему, у Октябрины больше не получилось, потому что мысли непроизвольно вращались вокруг неприятного приключения, а глаза все приглядывались к окружающим в поисках подобия Энтони. Но такие красавцы больше на пути не попадались.
    Самолет возвращал Рину с туристической группой из ярких тропиков в спокойное скромное российское лето, и она уверяла себя, что неприятности позади, а впереди по курсу  наслаждение домашней жизнью.
    Конечно, ее квартира давно просила ремонта, а горы вещей серьезной ревизии. Есть шанс развернуть бурную самостоятельную деятельность, тем более что муж находился в длительной командировке за границей, а у детей — своя жизнь и проблемы.
— Как жаль, что никто не принесет мне цветы к трапу самолета, — загрустила Рина.  Впрочем, она не смогла припомнить, чтобы ее вообще когда-нибудь встречали с букетом.
    Ее романтические мысли прервала Марина Николаевна, которой никак не сиделось на месте. Она протиснула объемные габариты через Рину на свое место к иллюминатору и заговорила, наклонившись к ней.
        — Оки, я думала, ты пересела на другое место, — прошептала она, задыхаясь после физических перемещений.
       — Как я могла тебя покинуть? — улыбнулась Рина.
       — Понимаешь, в том конце салона мы слышали твой голос! Поразительно! Один к одному. Я закрыла глаза и послушала — ты! Открыла — модель.
      — Какая модель? — вяло поинтересовалась Оки.
      — Ну, как топ-модель с подиума.
      — Подумаешь. Голоса людей, наверное, часто похожи?
      — Не знаю, ни разу за свою жизнь не встречала такого сходства. Ты, Оки, не иронизируй. Пойди сама послушай. Знаешь, подруга, я плохого не посоветую.
      — Но мне ведь свой голос не определить.
      — Там сидят наши девочки, у них одно свободное место. Вот и услышишь своего голосового клона.
    Бред какой-то. Но Рина послушно пошла в другой конец салона и тихонько подсела к женщинам из группы. Они осведомленно закивали ей головой на стоящие впереди кресла. А оттуда раздавалась веселая болтовня слегка подвыпивших девиц.
 «Кто из них?» — спрашивал взгляд Рины. Ее спутницы показали на кресло у прохода. В этот момент «голос» поднялся с места и направился в сторону туалета.    
    Можно было немного рассмотреть своего двойника и  убедиться, что сходства не было никакого. Девушка, действительно, имела модельную внешность, а Рине это не грозило ни в прошлом, ни в будущем.
    Вернувшись на свое место, она кое-как отбилась от расспросов Марины и загрустила. Кто-то из великих говорил, что первую половину пути человек думает о том месте, из которого уехал, а вторую — про то, куда направляется. Мысли о доме, о своем браке, который неумолимо превращался в формальность, захватили ее в плен.  Из него освобождала Рину только Мариша, которой  не грустилось и спокойно не сиделось. Но, наконец, и она угомонилась, так как самолет пошел на посадку, и внизу показались подмосковные ландшафты.

*****
    В аэропорту Рину ждал сюрприз: для нее хватило встречающих! Таковым оказался Озеров, правда, без букета, но сам он был, словно подарок судьбы.
Когда Петр усаживал прилетевшую одноклассницу в свое авто, мимо проезжало такси, из открытого окна которого Мариша торчала почти по пояс.
         — Оки, там приятель Антошки! — кричала она и махала руками.
    Рина посмотрела в указанном направлении и увидела мужчину со спины. Он  укладывал в багажник «Тойоты» вещи высокой девушки ангельского вида. Именно ей Марина Николаевна присвоила в самолете никнейм «голос Рины».
          — Озеров, у меня плохая память на числа. Запомни, пожалуйста, номер вон той машины.
    Петр почему-то не спросил, зачем, а просто молча проводил такси взглядом. Вообще он выглядел совсем невеселым, и Рине вдруг показалось, что седины на его висках стало больше. Среди женщин принято считать, что такая голова — магнит. Но не все мужчины согласны с подобным выводом.
         — Петь, ты почему меня  встречаешь без цветов? — несерьезно спросила она, отвлекая водителя, когда они уже мчались по направлению к Москве, и женщине надоело молчать и слушать невыразительную музыку.
    Петр протянул руку куда-то на заднее сиденье и вытащил шуршащую упаковку, а в ней оказались… розы.
         — Вот. Это тебе, —  и с невозмутимым видом продолжил молчать под наводящую тоску трансляцию.
         — Спасибо, дорогой, ты настоящий джентльмен, — Рина лирично рассмотрела букет.
    Всю жизнь ей казалось, что невозможно ее удивить хоть чем-то, но жизнь продолжалась, а с ней, как оказалось, не переводились удивительные вещи. Этот Озеров сразил ее и помалкивал.
    «Вот вредный, — Рина улыбнулась сама себе, — таким же был в школе. Только роста маленького — мальчишки медленно растут». Он списывал у нее физику и еще много чего другого, но на уроках молчал, никогда не болтал. Сколько помнила Рина, за годы учебы это был, пожалуй, самый дисциплинированный сосед по парте. Списывал потому, что она никогда от него не закрывалась, ей было не жалко. Да и списывал он с умом и творчеством.
     Они въезжали в какой-то жилмассив и, конечно, Рину везли явно не домой. Наверное, Петр таким оригинальным образом решил пригласить ее к себе в гости, но женщина почувствовала разочарование. Ей очень  хотелось закончить путешествие, чтобы принять с дороги душ, расслабиться, выпить кофе, подумать или, наоборот, не думать ни о чем.
          — Озеров, куда ты меня привез? Это похищение? — мрачно пошутила она.
          — Мы в Ясенево. Прости, что не спросил твоего согласия и привез к себе в гости, но очень надо поговорить.
     Озеров открыл дверцу и помог женщине выбраться из машины. Глядя на ее безрадостное выражение лица, он не решился брать  вещи из багажника, наверное, хотел этим подчеркнуть, что задержит гостью ненадолго. Она поняла и смягчилась.
          — Петр, а вдруг твою машину угонят, пока ты будешь со мной разговаривать, и мои вещи пропадут? Я этого не переживу.
Так проблема вещей и времени была решена.
    Озеровское жилье производило впечатление  прибежища аскета. Этому способствовал евроремонт квартиры, минимум мебели и почти полное отсутствие вещей. «Интересно, куда он все распихал? — Рина озадаченно разглядывала помещение. — У меня вечная проблема с нажитым хламом. Выбрасывать его жалко, так как что ни возьми — то реликвии, то макулатура с металлоломом».
    Пока хозяин организовывал кофе, женщине было рекомендовано воспользоваться ванной, после приема которой беседовать с Озеровым было уже не так тяжело.
          — Петь, а в Черемушки ты меня отвезешь?
          — Зачем в Черемушки?
          — Я там живу. Разве ты не знал?
          — Конечно, не знал. Но не беспокойся, отвезу. Послушай, Рина, надеюсь, ты мне объяснишь кое-что.
          — А как ты узнал, когда я прилетаю?
          — Да это пустяки — спросил у твоих подруг. Рина, у меня крупные неприятности.
          — Очень сочувствую, – сказала она, дожевывая сыр и допивая кофе. — Что я должна объяснить?
Он мрачнел все больше, и, наконец, его тревога  задела гостью. Ей захотелось прижать к себе его голову и погладить волосы. Пожалуй, она давно не видела сильного мужчину в таком состоянии.
         — Когда мы с Юлькой, это моя дочь, вернулись из поездки, через пару дней с ней произошло то же, что и с тобой.
У Рины от волнения словно сдавили горло — разве мужчины бывают так догадливы?
         — Что произошло со мной? Расскажи-ка, мистер-экстрасенс.
Петр смотрел ей прямо в глаза.
         — По словам Юли, на студенческой тусовке за ней навязчиво ухаживал какой-то мужчина, фотографировал ее, потом пошел провожать. Она живет отдельно –  я специально разменивал квартиру. Два дня Юльку никто не видел, дверь она не открывала, на звонки отвечал автоответчик. Когда я все-таки попал в ее квартиру, она только что проснулась, ничего не помнила и пришла в ужас, когда обнаружила, что куда-то делись два дня.
         — Какие последствия?— тихо спросила  Рина.
         — Дочка расплакалась, когда увидела на руках следы уколов. Она их с детства панически боялась… Что это было, ты знаешь?
Вопрос прозвучал требовательно.
         — Петь, ты думаешь, я знаю все? Как в школе?
         — Школа ни при чем. Происшествие с Юлей напомнило мне наш вечер в Египте. Ты была встревожена — я чувствовал это.
        — Неужели?
        — Тебя фотографировал белозубый красавец…американец, кажется. Потом ты исчезла…
       — Он меня проводил, — кивнула гостья. — Я ждала тебя, но ты не вернулся.
       — Извини, так вышло. Опоздал.
       — Прощаю, — внешне серьезно кивнула Рина, — но что было дальше?
       — Тщетно ломился в твою дверь. Марина Николаевна помогала. Мы звонили тебе, но    за тебя отвечал какой-то монотонный голос.
        — За меня? Забавно.
        — Женщины убеждали, что голос твой, но мне так не казалось.
        — И что было потом?
        — Рина, потом Юля попала в беду. В поисках объяснений, я вдруг увидел полную аналогию с твоим случаем… Оки, что это было? Кто этот тип?
— Петь, он не американец, а с Каймановых островов.
— Где это? Не представляю совершенно.
— Карибский бассейн. Да и неважно все это. Прошу тебя не называй меня «Оки». Помнишь, я просила, чтобы ты запомнил номер «Тойоты» в аэропорту? Запиши, пока не забыл. Возможно, на нем ехали люди-виновники наших злоключений. Прости, дорогой. Мне искренне жаль. Видимо, через нашу  встречу они вышли на твою дочь.
— Кто? Зачем? Что им надо?
— Если бы я знала! Не могу понять принцип отбора жертв. Меня находят в один и тот же день — пятого июня. Потом целый год не трогают. Я даже, как видишь, в Египет сбегала, но они все равно нашли меня.
        — Рина, ты не пыталась куда-нибудь обращаться?
        — Петюнчик, ты второй, кто воспринял это всерьез. А первым был врач-психиатр, который чуть не упек меня в психушку за навязчивые видения.
        — Но что ты сама думаешь?
        — Было бы у нас  кино, ситуация означала бы, что сюда прилетели  инопланетяне, а в реальной жизни я в них не верю.
        — Твоих детей не трогают?
        — Мы все взрослые девочки и живем в разных городах. Я никогда не рассказывала о своих проблемах — они ничего такого ни в письмах, ни при встречах не упоминали.
         — Возможно, ты просто не курсе? — предположил Петр.
— Ты меня утомил. Не трави душу. Хочу домой в Черемушки! Я устала от этого разговора. Давай, на первый раз хватит, а?
         — Постой! Мы ни к чему не пришли. Может, поживешь у меня…для безопасности? Поищем виновников, найдем следы и причины. Вместе откопаем какие-нибудь концы.
— Пожить у тебя? Вот еще придумал. Слышал бы мой муженек! — гостья вскочила.
— Если Юльку будут мучить каждый год, мне не пережить.
— Я понимаю, Озеров. Но сейчас хочу домой. Спасибо за ванну и кофе.
— Миллион ванн и кофе для тебя, Рина…
— Если? — она улыбнулась.
— Если расскажешь, что было с тобой в прошлые годы по пятым числам июня, — закончил Петр.
— Хорошо, согласна. Но дай время вспомнить детали — обычно  все неприятности я стараюсь побыстрее забыть. Вспомню и запишу специально для тебя, ладно?
    Беспокойная тема была временно закрыта. Озеров без разговоров вез женщину домой. Причем, помалкивали они оба, благо, что  взаимное молчание не нарушало психологического комфорта.
    Заехав разок в супермаркет за продуктами, они, наконец, остановились возле необходимого подъезда в тени больших домов и деревьев. Петр вынес из машины сумки и поставил их по требованию хозяйки на крыльцо. Не услышав приглашения в гости, он улыбнулся и махнул рукой на прощанье.
    Рина была так рада, что добралась домой, и что Озеров от нее отвязался, что чудом осознала необходимость обменяться номерами телефонов. Ей пришлось бежать за мужчиной вслед.
    Получая бумажку с каракулями, в ответ он вручил свою визитную карточку. Рина удивленно улыбнулась: «Во всем обошел меня одноклассничек».

*****
    Петр отпрашивался на полдня, поэтому, встретив и проводив одноклассницу, поспешил на службу. Обстановка на дорогах сложилась благоприятная, «Фольксваген» счастливо избежал пробок и быстро доставил своего водителя к месту работы. Тем самым Озеров молниеносно переквалифицировался из шофера в CISO(Chief  Information Security Officer), то есть в директора по информационной безопасности банка.
    В офисе он застал своего сотрудника Глеба Савицкого, менеджера службы информационной безопасности.
— Привет, Глеб! Надеюсь, без меня все штатно?
Они обменялись рукопожатием.
— Все в норме, шеф. Как у тебя? Встретил женщину? Цветы ей понравились? — заинтересованно спросил Савицкий, потому что букет для  Рины покупал именно он.
— О, да! Женщина была сражена твоим эстетическим талантом, — сказал Озеров с улыбкой.
— Ты признался, что не сам покупал цветы? Ой, не поверю.
— Где уж от тебя, ходячего сканера, утаишься? Конечно, приписал твои подвиги себе.
— Вот она суровая реальность. В монашестве проходит моя молодость — чужим дамам цветы покупаю, — пошутил Савицкий. — Ладно, Петр, я пошел по отделам. Из-за тебя выскочил из графика.
— Иди-иди. Догонишь свой график, ты способный, — Озеров достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку. — Глеб, у меня к тебе будет небольшая просьбочка. Не цветочная.
— Слушаю, — Савицкий отбирал в папку необходимые документы.
— Ты говорил, что у тебя есть канал связи с «гаишниками». Вот тебе номер одного авто. Узнай, когда освободишься, на ком оно числится?
— Хорошо, проверю, — Глеб взял у Петра листок с номером.
День продолжался. Служба взяла мужчин в оборот.




*****Сюрпризы*****


    Расставшись с Озеровым, Рина затащила сумки в лифт и поднялась на четвертый этаж. У своей квартиры она почему-то нажала кнопку звонка. Этот непроизвольный жест, как риторический вопрос, не требовал ответа — ведь дома никого не было.
Но не успела она достать ключи, как вдруг по ту сторону двери послышалась возня. Рина удивленно напряглась: ее рассматривали в глазок из собственной квартиры! Но вместо опасения в женщине разливалось и крепло чувство радости.
— Мама! Мамочка! Ты нашлась! — Ее обнимали и целовали дочери, которые скакали вокруг, как маленькие.
— Ма! Где же ты была? Мы тебя искали.
— Девочки мои, когда же вы приехали? — Она медленно приходила в себя.
— Мы приехали неделю назад. А тебя нет. Ужас!
— И я приехал неделю назад, — знакомый, но почти забытый мужской голос потребовал к себе внимания.
— Лёша? Ты? Чудеса! — Рина растерялась, словно муж застал ее с любовником.
— Мы собирались сделать тебе приятный сюрприз своим дружным приездом. Но оказалось, ты исчезла. И наш сюрприз завис в ожидании адресата, — Алексей пробился, наконец, к жене. — Здравствуй, милая.
    Он привлек к себе женщину и поцеловал ее в губы. Она ответила ему таким же проявлением чувств. Но при этом мысли в ее голове шли хладнокровным маршрутом: «Я опять от него отвыкла. Боже, дай мне силы и таланта, чтобы сердце и тело вспомнили его. Он так старается, как школьник. С одной стороны — внимателен и нежен, но с другой — так же, как я, боится, что отвык от меня».
    В большой комнате взору открылся празднично сервированный стол.
— О, как трогательно, — она улыбалась, подхватив под руки своих повзрослевших девочек.
— Мам, угадай, сколько раз мы покупали вкусности и деликатесы?
— Не знаю. Сколько?
— Уже три раза. Папа каждый день говорил: «Сегодня приедет мама. Надо приготовиться».
— И что?
— Ты не появлялась. Мы почти все съедали.
— Значит, вам меня нечем угостить? — шутливо нахмурилась Рина.
— Ну что ты! Мы опять закупились!

*****
    Савицкий вернулся в офис службы безопасности в конце рабочего дня.
— Кофе будешь? — Петр на мгновение поднял глаза от документов.
Папка с бумагами лежала перед ним почти на клавиатуре компьютера, слева стояла его любимая кружка.
— Спасибо. Нет. Поздновато кофе пить. Домой пора. Ты не собираешься?
— Посижу еще немного. Интересную распечатку мне принесли: последние данные по столичным хакерам. Серьезные персоны попадаются, скажу я тебе. Резвые таланты.
— А я, пожалуй, пойду. Ты холостой, можешь сидеть здесь целую ночь. Хотя мне странно это. Для чего мы женщине цветы покупали? — Глеб шутливо возмутился.
— Сам такой, — отговорился Петр. — Когда женишься? Кстати, номер «Тойоты» проверил?
— Да. Ничего особенного. Вот записал имя владельца и его координаты, — Савицкий пристроил листок возле кружки с кофе. — Шеф, подумай над таким предложением: у меня есть два билета на концерт классической музыки. Все равно пропадают. А ты вполне мог бы женщину пригласить.
    Глеб снял пиджак и надел жилет.
— Всё. Я ушел греться после нашего зверского кондиционера на улицу.
    Озеров мимоходом подумал, что вечер должно быть сегодня хороший и что надо позвонить дочке. Может, позвать ее прогуляться и предложить культпоход в концертный зал по билетам Савицкого. Петр взял кружку и, допивая кофе, прочитал на листке имя владельца автомобиля: Кузнецов Лев Эдуардович.
    «Чудеса. Мир, действительно, тесен». Эмоции и воспоминания готовы были пуститься вскачь, но Озеров сдержал их.  «Позвоню-ка  Октябринке». Он достал из кармана обрывок газеты, на котором Рина спешно написала утром свой номер телефона.
— Я слушаю вас, — ответил незнакомый мужской голос.
— Добрый вечер. Пригласите, пожалуйста, Октябрину, — пока он думал, как представиться, мужчина на противоположном конце провода исчез.
— Кто это? — интонация голоса женщины выражала интерес к собеседнику.
— Рина, привет. Скажи мне, что ты знаешь о Кузнецове Льве Эдуардовиче?
— Озеров? Ты меня специально интригуешь? Кузнецовых я встречала много. Но Кузнецова Льва я знала в детстве, так же, как и ты. Звали его Лёвка-гений. Наш великий физик-химик и биолог. Отчества Лёвки я не знаю.
— Он был Лев Эдуардович, авторитетно тебе говорю.
— Я не спорю, Петя. Что у тебя стряслось?
— Как ты думаешь, какова вероятность встретить полного тезку Лёвки в столичном мегаполисе?
— Ты встретил человека с полным совпадением имени, отчества и фамилии? Интересно. Только, полагаю, что в Москве наберется с такими данными не одна страница в телефонном справочнике, — сказано это было без энтузиазма.
— Мне не нужен телефонный справочник, — уверенно отозвался Озеров. — У меня есть адрес одного из Кузнецовых Львов Эдуардовичей.
— Так в чем проблема? Съезди к нему попить чаю. Потом мне расскажешь. — Рина отмежевалась от своей идеи. — Но смутно припоминаю, что ходили слухи среди наших знакомых, будто в начале девяностых Лёвушка  свалил в Штаты.
— Я тоже слышал такие новости, — вздохнул Озеров. — Извини, что потревожил тебя.
— Что ты! Мне очень приятно. Звони-заезжай. До встречи!
Рина положила трубку. Озеров отметил, что она была спокойна и не заподозрила неладное. Вот и прекрасно. Петр принял решение не говорить ей пока про Кузнецова как владельца таинственного автомобиля. Рано смущать женщину, хотя она, пожалуй, сразу прибежала бы к нему с вопросами, а не отделывалась советами.
    В такой прозрачный теплый вечер совсем не хотелось лезть в машину. Минут тридцать пешком было бы отличной релаксацией после работы. Но расстояния, которые необходимо покрыть за наименьший период времени, требовали к себе уважения.
    Озеров немного покружил по улицам и переулкам в районе Измайловского парка и, наконец, припарковал свою машину во дворе дома, куда ему настолько не терпелось попасть, что он даже не стал откладывать это мероприятие на завтра.
    Среди автомобилей, которые замерли, отпустив на ночь своих хозяев, «Тойоты» не наблюдалось. Прежде, чем нажать кнопку звонка предполагаемой квартиры Кузнецова Льва, Петр слегка терзался совестью, что поздновато шел он с первым ознакомительным визитом.
    Возможно, Рина на месте Озерова сказала бы о дурном предчувствии, но он на лестничной площадке всего лишь чувствовал запах, напоминавший больницу.

*****
    Женщину в футболке и спортивных брюках, которая открыла ему и пригласила пройти за собой, он рассмотрел только в комнате, куда решительно проследовал за не-оборачивающейся хозяйкой. Она не предложила ему сесть, и сама осталась стоять. Казалось, они были одинакового роста.
— Еще раз представьтесь, пожалуйста, — приятный голос  звучал настойчиво, и большие красивые глаза смотрели настороженно.
— Я — Петр Озеров, — подчеркнуто миролюбиво представился он. — Скажите, Лев Эдуардович дома?
— Лев Эдуардович дома, — последовал ответ без эмоций.
— Пригласите его, пожалуйста, у меня к нему дело, — Петр прибавил в голос нотки гипноза.
— Он к вам не выйдет, — равнодушно сказала женщина.
Озеров удивленно посмотрел в ее серые глаза и невольно провел взглядом по изящной гибкой шее, которую не опошлял ворот футболки.
— Вы его секретарь? — пошутил незваный гость.
— Что-то в этом роде, — лицо женщины оставалось индифферентно.
— У вас есть автомобиль «Тойота»? — продолжал Озеров, несмотря на глухую оборону хозяйки.
— Допустим. И что?
— Вы водите ее?
— Нет, к сожалению, — впервые в голосе женщины промелькнули отклонения от равновесно равнодушного состояния.
— Ее водит Лев Эдуардович?
— Нет, и он уже не водит ее, — еле уловимый вздох не укрылся от внимания Петра.
— Вы продали машину? — разочарованно спросил Озеров.
— Если бы… Лев Эдуардович разрешил ездить на ней по доверенности своему приятелю, — женщина начинала сердиться.
— Скажите, как вас зовут? — интонация Озерова проявляла сочувствие  и просьбу о доверии.
— Лидия, — прошение о доверии было почти принято.
— Лидия? Прекрасно… Велика вероятность, что мы с Львом Эдуардовичем —одноклассники. Хочется убедиться в этом или обратном.
— Хорошо, пройдите к нему, — она показала на двери смежной комнаты.
    Повеселевший Озеров прижал ладони к сердцу: «Спасибо».
Он энергично вторгся в тускло освещенное помещение. Запах больницы накрыл его концентрированной атмосферой. На кровати в ворохе белья и подушек он увидел человека. Озеров застонал, сжав зубы, от жестокого разочарования. Лицо больного  с впалыми щеками, покрытыми редкой щетиной, не подавало повода для оптимизма. Петр растерянно остановился, обезоруженный реальностью. Признать в этой мумии Кузнецова Левку было абсолютно невозможно.
    Лидия пришла ему на помощь. Она подставила к кровати два стула, на один из которых присела сама.
— Садитесь, одноклассник, — женщина, казалось, улыбалась глазами. — Лео, к тебе пришел гость.
    Озеров, услышав такое обращение, несколько удивился. Он смотрел на сморщенные веки Льва и опасался, что они не откроются. Но они все-таки поднялись.
— Лиди, кто пришел? — Смирнов заговорил тихим, но внятным голосом.
— Пришел навестить твой одноклассник Петр…Питер Озеров. Ты его помнишь?
— Питер? Неужели он нашел меня? Озеров, привет.
    Такое быстрое признание поразило Петра. Значит, перед ним лежал в кровати действительно его приятель детства Лёвка Кузнецов. Хорошо, что этого не видела Октябринка, ей уже могло быть дурно.
— Лиди, оставь нас наедине, — сказано было довольно решительно.
— Скажите, он адекватен? — спросил Петр шепотом уходящую женщину.
— Вполне, но устает очень быстро, — ответила она почти беззвучно.
    Лев посмотрел на Озерова тусклым потусторонним взглядом из впалых глазниц.
— Я рад тебе, Питер. Ты мне поможешь.
— Конечно, Лео, — Петр продолжил обращение в англоязычном стиле, как общались супруги, хотя такая манера его озадачила. Его школьный дружок Лёвка — и вдруг Лео.
— Удивительно, что я тебя нашел, — Озеров осекся, так как Лев поднял руку.
Смысл этого жеста читался, как умаляющая просьба не говорить, а выслушать.
— Питер, помоги. Меня хотят убить, — сказал Лев, словно выдавил из себя.
— Ты серьезно? — переспросил Петр, но Кузнецов закрыл глаза и ничего не ответил.
    Гость заерзал на стуле от беспокойства, приподнялся и попытался определить, дышит Лев или нет. Озеров  уже хотел закричать, чтобы скорее пришла Лида, которая наверняка знает все нюансы состояния больного. Но в этой комнате не кричалось. Она давила на посетителя аурой безысходности. Поэтому Петр сначала бесшумно поставил стулья на место, откуда брала их Лидия, а затем  с напряженной спиной, опасаясь оборачиваться, вышел из комнаты. Он нашел женщину на кухне. Она жестом пригласила Озерова к чаю, но, проницательно прочитав на его лице замешательство, быстро вышла, чтобы проверить состояние Льва.
— Все нормально, не беспокойтесь. Он быстро утомился. Вот и заснул от неожиданных радостных впечатлений, — мягко сказала Лидия по возвращении, словно мать успокаивала ребенка, который насмотрелся ужасов.
    Ее обаятельный голос звучал над головой Петра, сидящего за столом с чашкой чая. В сознании Озерова не укладывалось, что утешают его, мужчину.
— У меня есть коньяк. Не желаете? — Лидия села напротив Петра за стол.
— Откровенно говоря, желал бы, но я за рулем.
— Ах, да. Придется мне пить в одиночестве, — вздохнула хозяйка, выставляя две миниатюрные хрустальные рюмочки и наливая в них по чуть-чуть. — Давайте, хотя бы по глотку. Все-таки не каждый день находятся одноклассники. Поддержите компанию даме, пропадающей в заточении.
— Уговорили. Выпьем, — Озеров поддержал предложение. — Только не пейте в одиночестве. Звоните мне. Вот моя визитка с телефонами.
Они помолчали.
— Лида, чем болен Лев? В детстве он был активный турист и спортсмен. Энергии у него, казалось, через край.
— У него лейкемия, последняя стадия.
— И ничего нельзя…?
— И ничего нельзя сделать, — Лидия смотрела на Озерова спокойно. — Все, что можно было, использовали. Он нежилец. Знаете такие жестокие слова?
— Вы так обыденно об этом говорите, — не утерпел Петр и высказал удивление.
— Что поделаешь. Привыкла к своему горю. Оно во мне законсервировалось. Главное, чтобы психике хватило сил на все испытания, — грустно ответила женщина.
    Они еще помолчали. Озеров спохватился, что наступила ночь, и засобирался домой.
— Петр, не забывайте нас, приходите еще, – тихо попросила Лидия, провожая его из квартиры.

*****
    Вечер в кругу семьи,  редкое за последнее время удовольствие, поглотил Рину. Все четверо с большим энтузиазмом накрывали стол, а потом  сели рядком и умиротворились. Друг друга разглядывали, улыбались, кормили и поили, щедро одаривали комплиментами.
— Рина, ты прекрасно выглядишь, — Алексей смотрел на жену с удивлением первооткрывателя.
— Да что ты, Леша. Просто мы не виделись почти полгода.
— Мама, сразу видно, что ты российская женщина, — безысходно констатировала младшая дочь Ира.
— Почему?
— Потому что ты в ответ на комплименты оправдываешься, а на Западе благодарят.
— Ах, да. Может, им чаще их говорят? — улыбнулась Рина.
— Наверное, — вздохнула старшая дочь Лиля. — Мамочка, у тебя классный загар. Явно тропический. Неужели ты появилась из дальних странствий?
— Ну, из дальних странствий — это больше про папу, — Рина многозначительно посмотрела на мужа.
— Пап, почему ты незагорелый, ведь ты работал в тропиках, — полюбопытствовала Ира.
— Что поделаешь, дочка, я был не на курорте, а на работе. Мы строили электростанцию. Ходил по стройке все время в каске и в рубашке обязательно с длинными рукавами.
— Почему обязательно?
— Законы такие у них. С коротким рукавом нельзя.
— Мамуля, с папой все ясно, но где же была ты? — продолжила Лиля.
— Мама, наконец, съездила отдохнуть по путевке, – ответил за нее  Алексей.
— Ты удивительно догадлив, — Рина с интересом посмотрела на мужа.
— Может, это во мне зарождается мудрость? — Алексей вздохнул.
— Я была в Египте, папа угадал. Неужели она в тебе зарождается?
— Девочки, расскажите маме о своих планах, — муж увернулся от пристального взгляда Рины.
— Мы завтра уезжаем, — коротко ответила Ира. — Только не волнуйся, пожалуйста, мы ведь пробыли дома целую неделю. Жаль, что без тебя.
— Куда отправитесь? — Рина сникла.
— Мамуля, не грусти, — тепло сказала Лиля. — Мы сначала в Тарусу на этюды, а потом на озеро Селигер.
— Зачем Ире ехать на этюды?
— Мам, я хочу сама. Лиля обещала меня взять. Там будет хорошая студенческая компания!
— Скажите хоть, как у вас с учебой, — спросила она дочерей-погодков.
— Все благополучно, мам, «хвостов» нет, — отчиталась Ира. — Лиля перешла на третий курс художественно-графического факультета, я на второй филологического. И меня посылают с сентября на стажировку в Германию.
— Девчонки, — Рина посмотрела на дочерей и перевела взгляд на мужа, — и мальчишки, хоть бы письма писали, что ли.
— Я купил тебе компьютер и подключился к Интернету. Теперь будем обмениваться письмами хоть каждый день по электронной почте, — Алексей был великодушен.
— Бесполезно рыдать, что я не умею, да? — Рина приуныла. — Надеюсь, что ты не исчезнешь, пока не научишь меня всем премудростям работы в Интернете?
— Конечно, дорогая, сегодня и завтра все покажу, — утешил муж.
— А послезавтра он уезжает, — хихикнула Ира.

*****
    Встреча супругов в темной комнате с открытым балконом, через который входил воздух теплой  летней ночи, произошла искренне и без взаимных претензий, без дневных сомнений, что они опять отвыкли друг от друга.
    Привычно сдержано вела себя жена. Уж так сложилось по жизни, согласно этапам перемещения и развития семьи. Сначала она любила молча, потому что боялась разбудить хозяев съемной квартиры.
    Через некоторое время она не позволяла себе стоны и крики, чтобы не услышала свекровь. Скоро она опасалась, что услышат ее родители.
    Время шло. Она не кричала теперь, чтобы не разбудить первую дочку, а позже, чтобы дочка не зашла и не спросила: «А что вы делаете?»
    В любви она продолжала быть молчаливой партизанкой, когда прислушивалась: вдруг проснется вторая дочь. По прошествии некоторого времени, крики застревали в горле, чтобы младшая не зашла и не спросила: «Что случилось?»
    Наконец, можно было бы всласть покричать в большой отдельной квартире, где были только Она и Он, когда дочери уехали учиться в другой город. Но ее пугали соседи, от которых слышны были все звуки.
    Зато Он никогда ни о чем таком не думал, а просто шумел  за двоих.

*****
    Стояло раннее утро, а в комнате было совершенно светло. Короткие летние ночи даже не ставили вопрос, смотреть и чувствовать или только чувствовать друг друга, как в темноте зимних ночей. 
    Рине не спалось, и она смотрела на своего мужчину. Ей очень нравилось, как Алексей спал, — невинным сном без сновидений. И даже во сне он был с ней бережен, потому что не покушался на ее территорию и часть одеяла. По молодости лет он, бывало,  мог задеть жену во сне локтем, но потом — никогда.
    Только что он был страстный и нежный, шептал на ухо разные глупости, терзал ее и шутливо придушивал, не оставляя в покое ее тайных мест. Он смеялся с ней и поддавался игре, в которой они проделывали вместе путь от сумасшедшего веселья до полета вдвоем. Но вот он спит, оставив ее в одиночестве.
    Женщина смотрела открытыми глазами в потолок, и к ней возвращались беспричинные сомнения. Ее часы шли жестоко быстрее, а он не спешил меняться. Несколько лет такие мысли даже не приходили в голову, но теперь временами она ненавидела себя за них, иногда злилась на Алексея.
    Днем она будет невольно всматриваться в мужчин и пытаться найти хотя бы одно привлекательное лицо. Но мужчины постарше ее угнетают своей сникшей фигурой и помятыми неодухотворенными лицами. Невозможно представить, чтобы у них умом и игрой засветились глаза, чтобы они были способны на любовное безумие. То ли дело Лёшка...
    Вот и вернулась она  к своему мужчине. У него такая упругая, приятная кожа. Мышцы хочется рисовать пальчиками. Он так смешно дышит ей в ухо, а в минуты высшего блаженства так счастливо смеется, что она прощает ему свои слезы.



***** Выстрел в сердце*****


    «Ушел одноклассник», — бесчувственно отметила про себя Лидия, притворяя за Озеровым  дверь. Тишина, в которую возвращалась женщина, поглощала ее словно трясина. Вдруг из кухни вырвался телефонный звонок. Лида быстро пошла на него и сняла трубку. Но позвонивший молчал. И Лидия помолчала в ответ. Время было слишком позднее для сюрпризов. На обоих концах провода, видимо, не возникало желания диалога.
    Женщина налила в обе рюмки, стоявшие на столе, коньяк. Правая и левая руки  взяли по хрустальному предмету, сошлись в звонком соприкосновении и отправили по очереди внутрь организма горчащую благородную жидкость — настой забвения.
    В своей комнате Лидия разделась в бледной темноте короткой  ночи и легла в кровать. Лежа она вытянулась почти по стойке «смирно» и стала ожидать сон. Себя Лида наблюдала как бы со стороны, и ее размышления потекли, словно про постороннего человека.
    Женщина поддалась втягивающему действию воспоминаний. Она ускользала в мир прошлого. С реальностью ее связывала пунктирная тропинка мысли-рефрена: «не помню, закрыла ли я входную дверь». Но тропинка истончалась и зарастала.

*****
    Про Лидину жизнь, казалось, можно было бы снять кино или раскрутить целую повесть. Но премию Оскара за такие фильмы не дают, разве что в номинации за спецэффекты.
    Лидия легко могла представить, как будет рыдать весь зрительный зал. Но среди зрителей она всегда видела и ту, которая не проронит ни слезинки, потому что плакать давно нечем. Это мать Лиды, в сухих глазах ее окаменело разочарование и застыло крушение надежд, любви и счастья. Ее история сложилась в представлении дочери по материнским рассказам и впечатлениям Льва Кузнецова.
    Женщина средних лет, верная боевая подруга со времен скромных лейтенантских погон, не смогла поехать с мужем, военным летчиком, в заполярный гарнизон. Двое малых детей болели друг за другом, и их мать извелась от противоречивых намерений. Если бы летчик поехал на Север с семьей, то должен был бы служить три года, а без семьи срок службы в экстремальных условиях  сокращался до двух лет. Это было хоть и слабое, но все-таки утешение перед семейной разлукой.
    Что представлял из себя заполярный гарнизон — это отдельная не короткая история. Семье военнослужащего хотя бы полагалась квартира, а одиноким летчикам  предоставлялось всего лишь общежитие. Полярная ночь, собачий холод, неустроенность быта и нечеловечески тяжелые условия службы постепенно сделали свое дело. У летчика, отца Лидочка, появилась молодая утешительница.
    Он сошелся с местной женщиной, создав вторую семью, а своей семье на материке продолжал регулярно писать письма о том, как он по ней скучает. Два года он утешал первую жену письмами, а вторую — теплом своего тела. Вторая семья жила счастливо почти два года, не омрачая существование первой семьи. И сложно сказать, какую из них выбрал бы мужчина по окончании заполярной службы. Но ход событий ускорился очередными полетами.
    Полеты на Севере — это игра между человеком и погодой, между жизнью и смертью. В самом конце полетов, когда оставалось сесть двум МИГам, на полосу вползла густая белизна тумана, исказив все расстояния и направления.
    Один экипаж сел благополучно. Посадка второго самолета парализовала всех невольных зрителей. Он сел на брюхо, протащился по полосе ярким факелом, собираясь с минуты на минуту взорваться. Это тревожное зарево отчетливо видели женщины и дети в военном городке, стоящем на возвышении. Был там и мальчик Лёва – будущий муж Лиды. Все думали только одно: «Только бы не мой…» Самолет пылал все ярче, не оставляя женщинам надежд.
    Но летчикам повезло. Один пилот, сохранивший сознание, успел вытащить своего напарника, Лидиного папу, и тот остался жить, но сильно повредил позвоночник. Молодая утешительница проводила обездвиженного мужчину в областной город в госпиталь, и на этом ее следы исчезли. А жена примчалась к своему мужу и стала его опорой и надеждой в трудное время. Но вы же знаете, что всегда найдутся доброжелатели…
    Красивая женщина с первыми признаками увядания, запрещавшая себе два года личную жизнь, верившая нежным письмам мужа, узнала, с кем он жил все это время. Она не простила и ушла от него, унося свое разбитое сердце. Говорят, что через некоторое время он почти вылечился и даже научился заново ходить. Но о том, кто его утешал в последствие, история умолчала.
    Так Лида осталась безотцовщиной.

*****
    Девочка Лида с мамой продолжали жить в небольшом районном городе, окруженном яблоневыми садами. На городской окраине  за железнодорожным переездом и КПП по-прежнему находилась военная часть, из которой отца Лиды переводили служить на Север.
    Понятно, что девушка подсознательно искала в претендентах на проведение с ней вечера черты отца. Ей больше нравились ребятам постарше. Парни рвались пройтись с красивой девчонкой по местному бродвею. Отверженные поколачивали везунчиков. Но разницы между ними было мало. Все они говорили с местной черноземной интонацией, крепко выпивали перед дискотеками, курили в кино прямо в зале и лузгали семечки, провожая Лиду.
    А вот с Лёвушкой Кузнецовым они сошлись душевно. Лев приезжал из Москвы на студенческие каникулы. Он мог говорить на любые темы, но особенно поэтично — на физические и химические. Кроме того, однажды выяснилось, что он жил на Севере с родителями как раз в то время, когда там служил отец Лиды. И Лев видел, как горел самолет на посадочной полосе… 
    Лидочка, под руководством Льва, окрылено покорила московский вуз. Они продолжали встречаться теперь уже в Москве. Так и довстречались до свадьбы и Лёвиного распределения в один из московских НИИ…

*****
    Лида заснула. Сон избавил ее от перелистывания в памяти следующих страниц жизни. На них отпечатались тайная от жены подготовка Льва к эмиграции и молниеносный отъезд, обильно сдобренный взаимными бурными эмоциями.
    Что поделать, уговаривала себя Лидия, Лёвушка — гений, а гении не должны стоять в очередях и тратить драгоценное время на добывание презренной еды.
    После отъезда мужа она пять лет ждала, что он позовет ее. Но верность женщины была не востребована. Верность превратилась в какую-то опухоль, которая не отставала от Лидочки. Никак не находилось хирурга, который отсек бы ее.
    Но Земля продолжала бег по своей орбите. Что-то в последующие годы с Лидой происходило. Временами у нее даже была личная жизнь. Наконец, когда улетело более десятка лет с момента отъезда мужа, Лидия собрала все его фотографии и, как язычница, сожгла их на большой сковородке прямо в гостиной.
    Два дня она была спокойна, свободна, счастлива. На третий — домой явился Лев. Произошло это с месяц назад…

*****
    Утром Лидия проснулась очень рано. Она ощущала приятное состояние пробуждения после хорошего сна. Так бывает с человеком, который долго терзался бессонницей и, наконец-то, крепко проспал ночь. Раскручивающаяся спираль радостного настроения, которое, казалось, взялось ниоткуда, вдруг напряглась и лопнула: «О господи, как там Лёвушка?»
    Лида метнулась в комнату Льва. На первый взгляд, он показался ей спокойным. Нос, устремленный в потолок, и щетина, которая укоряла Лидию за нерасторопность. Но ни чуткое ухо женщины не уловило дыхания мужа, ни ее чувствительные пальцы не прощупали его пульса. Она побежала к телефону.
    «Скорая помощь» приехала удивительно быстро. Дама средних лет с седой коротко стриженой головой и в халате под цвет волос осмотрела больного, оглянулась на Лидию, стоящую в дверях комнаты, и кивнула ей, чтобы она подождала на кухне. Вскоре врачиха присела за кухонный столик и в ответ на вопрошающий взгляд Лиды, не спеша закурила.
— Милочка, у вас все в порядке с головой?
    Лида не отвечала, ожидая продолжения приговора.
— Ваш супруг мертв. Извините за жестокую прозу.
Лидия слушала по-прежнему молча, словно у нее в гостях была сама смерть Льва, вся белая, но без косы.
— Вы меня слышите? Мы сейчас вызовем милицию. А вам, возможно, придется поехать с нами.
— Я вас слышу. Не кричите, — спокойно ответила Лида.
— О’кей. Зачем же вы его убили? Ему и так недолго осталось бы жить на этом свете. Хотя, конечно, вы достойны сочувствия. Но и только.
— Его убили? — уловила главную фразу Лида.
— Хм, а что? Это для вас новость? Он убит. Выстрелом в сердце, — дама загасила окурок о тарелку. — Видимо, вы хорошо учили анатомию в школе.



***** «Мурашки» как аргумент*****


    Рина проводила сначала дочерей, потом мужа и осталась сторожихой на своем хозяйстве. Первые сутки находиться в опустевшей квартире было опасно для психики, но затем в результате кипучей домашней деятельности произошла адаптация. И скоро одиночество стало даже комфортным. Много вещей и мыслей предстояло привести в порядок.
    Последние дни отпуска она собиралась провести вальяжно. Правда, степень вальяжности определялась молчаливым саботажем со стороны кошелька. Поскольку прямая пропорциональная зависимость между размером остатка отпуска и остатком энной суммы является, наверное, одним из обличий закона подлости. Иначе говоря, кутить уже было не на что, зато можно было заниматься сочинительством. Рина вспомнила, что обещала Петру записать информацию о своих происшествиях, достала тонкую ученическую тетрадочку и приступила.
    «Итак, Петюня, как же тебе все рассказать, чтобы получилось убедительно, правдиво, и ты не принял все это за бред сумасшедшей? Трудно определить, с чего начались мои злоключения. Обычная жизнь полна черно-белыми полосками, но черный цвет в ней разный, и мрачные полоски не всегда связаны логически. А вот мои черные полоски в какой-то момент вдруг стали иметь продолжение.
    В то время я работала  в школе. В конце года, как обычно, появился фотограф с предложением снять выпускные классы для альбома. Ничего особенного. Учителя и дети садились поочередно на стул и фотографировались. Мы оформили заказ и стали ждать результатов. А однажды появился мужчина с фотоаппаратом и сообщил, что я получилась плохо и необходимо меня переснять для пользы дела, что он и сделал. Это было пятого июня, а на следующий день появился первый фотограф с готовыми снимками. Как выяснилось, он понятия не имел, кто мог действовать от его лица.
    Мне этот случай очень не понравился, но объяснить себе смысл ситуации я не могла, хотя и очень хотела. На следующий год в этих числах июня мы проходили медосмотр в нашей поликлинике. Позже я случайно узнала, что прошла кабинеты и сдала анализы иные, чем мои коллеги. Я даже предприняла попытку выяснить причину этого, но натолкнулась на стену непонимания: никто не посылал меня сдавать эти анализы, а в кабинетах сидели другие люди, и на дверях висели другие таблички».
    Вспоминая это безобразие, Рина ужасно разволновалась, прекратила сочинительство и, швырнув мемуарную тетрадку в ящик письменного стола, задвинула его с грохотом. Сильные переживания и острое желание забыть все поскорее породили мощное короткое замыкание в состоянии женщины. Она, послушная себе, выкинула из головы и тетрадку, и события в нее внесенные.

*****
    Однажды утром, в начале прекрасного дня, Рина обнаружила в почтовом ящике уведомление о ценной бандероли. Гамма впечатлений от сего факта менялась постепенно: от удивления и радости за кого-то такого заботливого до недоумения.
    На почте объяснили, что бандероль прислана из США, и организовано это таким хитрым образом, что заплатить за пересылку придется ей самой.
— Почему? — рефлекторно вырвался из нее вопрос.
— Женщина, вы что? Не слышали, что я вам объясняла? — бесцеремонность почтовой служащей не нашла в Рине противодействия.
    Все-таки она, во-первых, неплохо отдохнула, во-вторых,  понимала, что за скудную зарплату трудно быть вежливым, и, в–третьих, в тестах  на раздражительность Рина видимо не случайно отвечала «иногда». Поэтому, выяснив, что бандероль шла месяц, и еще месяц она вполне пролежит на почте в ожидании, когда получатель оплатит доставку, адресатка прогулочным шагом удалилась из почтового отделения, наивно полагая, что ее отношения с почтой на этом  закончились.
    Но дома в двери торчала записка: «Октябриночка, заберите у меня вашу телеграмму». Соседка, милая приветливая дама преклонного возраста, всегда очень аккуратно и терпеливо писала полное имя Рины.
    Женщина встревожилась: «Странно. Не получала телеграмм целую вечность. С тех пор, как дома появился телефон с автоответчиком, родные и знакомые прекратили посылать телеграммы. Кроме того, муж Лешка купил компьютер и подключился к Интернету, создав возможность общаться через электронную почту. Боже мой, мне послали телеграмму! Что в этом хорошего?»
    Соседка улыбалась, подавая листок, но чаем не заманивала и разговорами не задерживала, так как спешила к телевизору, где шел ее любимый сериал. Депеша оказалась от Марины Николаевны — Мариши,  знакомой по поездке в Египет. Она умоляла поскорее навестить ее в больнице, куда попала со сломанной ногой.
    При недетском возрасте и габаритной комплекции Марине Николаевне давно полагалось иметь солидность и размеренность, чего у нее почему-то совсем не проявлялось. «Опять подруга втянулась в какую-то авантюру», — непроизвольно подумала Рина.
    И вот уже во второй половине дня она с апельсинами и прочими фруктами, которые положено приносить больным, стояла на пороге палаты, а Мариша, жизнерадостная и загорелая, махала ей приветливо обеими руками. Соседи по палате поначалу глазели с любопытством на их встречу, но вскоре возвратились к своим прежним занятиям.
— Прекрасно выглядишь. Белый гипс очень идет к твоему тропическому загару, — сказала Рина, чмокнув  Марину в щечку.
         — Оки, что ты мне принесла? — мощным движением руки больная потянула Ринин пакет и заглянула туда. — Фрукты? Но я их ем, если худею. Оки, хочу пиццу, гамбургер или хороший кусок батона с маслом!
         — Мариша, худей сейчас! Где еще худеть, как не в больнице?
        — Я и так в тропиках от жары исхудала, ты же помнишь? А когда опасности и переживания, всегда хочется есть.
        — Подожди, дорогая, давай по порядку. Какие опасности и переживания? Что у тебя новенького?
        — Оки, ты только не волнуйся, солнышко, ладно?  Твой Энтони оказался совсем не Энтони, — Марина участливо заглянула Рине в глаза.
       — Ах, вот оно что…Ты прочитала его паспорт?
       — Я видела его в Макдоналдсе с той девушкой, помнишь « твой голос»? Они были рядом за соседним столиком, громко смеялись и говорили оба на нормальном русском языке. Поэтому он, наверное, обыкновенный Антон, а не Энтони.
       — Хм. Ну, а при чем тут твоя нога?
       — Когда они стали уходить, я бросила все. Поверишь, Оки? Я оставила еду, своего бойфренда…
       — Бойфренда?
       — Ну ладно, просто сослуживца. И побежала за ними, чтобы посмотреть, куда они направляются.
       — И?..
       — Они сели в автомобиль, а я не заметила ступеньки и очень громко упала.
       — Ужас. А  Энтони-Антон?
       — Он услышал мой вопль, вылез из машины, помог мне подняться, наговорил кучу любезностей на ломанном русском и вызвал «скорую помощь». Велел тебе привет передать.
          — Ах, спасибо, — Рина мрачно замолчала.
          — Не расстраивайся, Оки, на курортах точно одни проходимцы. Ты еще будешь счастлива, что не поехала с ним в Штаты. Поверь мне, дорогуша. К тому же все Антоны  очень обременительны своим поведением.
    Марина интересовалась значением и сущностью имен. Ее приговоры иногда оправдывались.
          — Мариша, почему ты меня все время называешь Оки? Зови Риной, — волнение вырвалось застарелым раздражением.
— Не получится у меня. Я привыкла тебя звать Оки. Рина — это словно ринит—насморк, — хмыкнула Марина.
— А ты знаешь, подруга, что Оки — это штат в США — Оклахома?
— Охламона, — с улыбкой переиначила больная. — Никаких охламонов! Я тебя зову в честь реки моего детства  Оки. Ока, приток Волги.
    Рина была обезоружена такими странными ассоциациями, поэтому свернула дискуссию и вернулась к первоисточнику тревоги и раздражения.
— Мариночка, а ты не подумала, что твое стремление выследить Энтони может быть опасным?
         — С чего это? Так не бывает. Мы не в кино, — сказала безмятежно Марина.
         — Не бывает? Хочется, чтобы ты оказалась права. Я не буду рассказывать тебе подробности. Как-нибудь в другой раз. Но, пожалуйста, береги себя, дорогая, забудь про этих людей, потому что, если ты сломаешь шею, «скорая помощь» уже не поможет. И никто не принесет тебе ни апельсинов, ни гамбургеров.
    Рина очень старалась, но чувствовала, что приятельницу не убедила.

*****
    Вечером после встречи с Мариной Николаевной Рина возвращалась домой. В метро она проделывала путь на внутреннем автопилоте, потому как боролась с волнами сонливости. Но в какой-то момент тело вдруг покрылось мурашками, что разбудило и насторожило женщину.
    Самопроизвольно включилось странное свойство организма, которое иногда проявлялось при чтении книг, просмотре фильмов или прослушивании музыки в волнительные моменты. Ни у кого из ее знакомых такого не происходило.
    После метро в автобусе народу было немного. Удобно устроившись на сидении, она собралась расслабиться, но приступ мурашек снова ее подстегнул. Досадно, что глазам не удавалось найти причину беспокойства.
    Женщина вышла из автобуса на своей остановке. Темнота постепенно обволакивала улицы, и редкие фонари добросовестно исполняли свой долг. Путь дворами от остановки вдохновлял Рину все меньше, и она сдалась. В сумочке нашла визитную карточку Озерова и позвонила ему из телефона-автомата с автобусной остановки. Спасибо Петру, он оказался дома и даже не спросил подробности. Бросив ласкающие слух слова «стой там, еду», его голос исчез из телефонной трубки.
    Когда Озеров приехал, прервав тягостные раздумья Рины о том, что ей, наверное, неплохо подлечить нервы, она побежала, как девочка, ему навстречу и увидела в нескольких метрах от того места, где она недавно стояла, темный мужской силуэт, возможно, причину ее мурашек. Петр открыл женщине заднюю дверцу машины, зная уже ее нежелание садиться впереди. Включая зажигание, он встретился с Риной глазами в зеркале.
         — Ну и время ты выбрала для прогулок. Нет желания объяснить, что произошло?
         — Извини, нет, — тихо ответила она и грустно подумала: «А что ему еще сказать? Про мурашки, что ли? Думаю, что для мужчины такое объяснение совсем неавторитетно».
    Когда они подъехали к дому Рины, и Озеров помог ей выбраться из машины, она предложила ему, как в импортном кино, что-нибудь выпить. «Неужели?» — он явно не ожидал от своей бывшей одноклассницы такой щедрости.
    Они вошли в темную квартиру. Женщина включила свет в коридоре.
— Ты одна? — удивился Петр, оглядевшись по сторонам.
— Да, если не считать старых скелетов в шкафу, — хихикнула Рина.
— А как же мужской голос, который мне ответил пару дней назад? — полюбопытствовал Озеров.
— Ах, — вздохнула громко Рина. — Проводила голос. Чего желаете выпить, сэр? Виски, квас, самогон?
— А можно просто чаю? Крепкого горячего чаю.
— Можно. Это мне по силам, — улыбнулась хозяйка. — Вечер такой приятный. Давай, накроем столик в лоджии? Чего зря париться в квартире.
— Согласен. Говори, что надо делать.
    Вот женщины! Только что была перепугана до дрожи в голосе, а уже говорит, что вечер приятный. Гость направился было в кухню. Но тут услышал странный вопль, который издала Рина. Она вышла из комнаты совершенно потерянная.
— Что с тобой? — обеспокоился Петр.
— Ты знаешь, Озеров, я не могу избавиться от чувства, что в моем доме побывал кто-то чужой.
— Здрасте! Я думал, что спас тебя. Оказывается, наоборот, вернул в разбойное логово, — в голосе Петра сквозила явная издевка.
     Женщина не ответила — она пошла осматривать все помещения.
— Нет, чувствую, не пить мне чая, — сказал Озеров.
— Не уходи. Я уже включила чайник. Прихвати, пожалуйста, кувшин с холодной кипяченой водой.
    Озеров исполнил все указания хозяйки, пока она заваривала чай. Рина уступила мужчине свою любимую кружку, на которой были изображены достопримечательности Лондона, отрезала большой кусок медовика, положила на блюдце и придвинула к Петру. Тот пил чай сначала молча.
— Хорошо заварила, молодец, — сказал он серьезно и внимательно посмотрел на женщину.
    Она разбавила кипяток холодной водой из кувшина и едва прикасалась губами к своей чашке.
— Что же в твоем доме оказалось не так?
— Видишь ли, разные мелочи не совпадают. Коробочка с письмами не на месте, штора на окне не расправлена, лоджия не закрыта.
— И всего-то?
— Нет. Еще куча макулатуры на кухне какая-то распотрошенная.
    Озеров промолчал, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего. В таком состоянии Рина обидится навечно.
— Думаешь, я сумасшедшая? Но ты ведь знаешь детали твоей домашней обстановки? И если их изменить, ты, конечно, заметишь. Что искали у меня? Совершенно не могу понять. Комп на месте, все более или менее ценное тоже.
— Когда ты мне позвонила, твой голос был тревожный. Что испугало тебя на улице?
— Не знаю, как объяснить. Смеяться будешь, — несмело сказала женщина и ждала ответа.
— Не буду. Говори. Потом я тебе тоже кое-что расскажу, — обнадежил ее Петр.
    У Октябрины появился мощный стимул, так как ей очень хотелось узнать, что он поведает; и она рассказала подробно про посещение Марины Николаевны и про ее встречу с общим знакомым.
— Это тебя так сильно перепугало? — недоверчиво спросил бывший одноклассник.
— Видишь ли, дорогой, на обратном пути я почему-то все время покрывалась мурашками, — она не закончила фразу и опустила глаза в чашку, чтобы не видеть, как Озеров будет хмыкать.
— Может, Октябринка, тебе надо попить каких-нибудь таблеток? — задумчиво произнес Петр и тут же съежился от неожиданности, потому что сердитая женщина мгновенно отомстила, плеснув ему в лицо холодной питьевой водой.
— Сам попей!
    Озеров встал и попытался встряхнуться, словно собака, вылезшая на берег после купанья.
— Ты гостеприимна.
— А ты всегда так себя ведешь? Сначала помогаешь, а потом издеваешься?
    Чаепитие закончилось.


*****Визитеры*****


    Лидия шла на встречу с полумифическим одноклассником мужа. Со стороны казалось, ее движения выглядели уверенно, словно леди никогда не поддавалась колебаниям. Но внешняя картинка часто обманчива и не совпадает с содержимым. Вот и внутри Лидии постоянно пребывали сомнение и безысходность. Она не была уверена, что узнает Петра — слишком мало они общались.
    Место встречи назначала Лида, и, как водится в таких случаях, она судорожно ухватилась за первый пришедший в голову объект — кафе быстрого питания у ближайшей к своему дому станции подземки.
    Но поскольку день близился к середине, то в районе метро пульсировала необъятная масса населения, которая представляла собой потеющий мир. Люди поглощали конвейерным потоком мороженое и гамбургеры, опустошали несметное количество пластиковой тары, вливая в себя немыслимые жидкости. Никому из них не было дела до  грациозной женщины в черном платье и шляпке с вуалью. Она ощущала себя маленькой одинокой лодочкой среди бурной реки.
    Тем временем Петр сидел в прохладе кафе и мысленно поощрял себя за предусмотрительность. Во-первых, он приехал на метро, тем самым избежав трудностей с парковкой автомобиля, и, во-вторых, правильно оценил место, предложенное для встречи. Оно мало годилось для спокойной беседы. Но зато Озеров пришел заранее и занял столик. И теперь держал ленивую оборону от назойливых голодных борцов за справедливость, желающими подсесть к мужчине, с которым делил столик всего лишь стакан минералки.
    Петр был уверен, что узнает жену Лёвки Кузнецова, хотя аргументированных оснований для этого имелось мало. И вот она вошла и замерла в пространстве помещения. Озеров помахал ей рукой, приглашая к себе. Но растерянный взгляд женщины из-под легкой имитации вуали путешествовал над головами посетителей, пока Петр не позвал гостью достаточно громко.
— Здравствуйте, одноклассник! — Лидия села рядом с Озеровым и сначала посмотрела на него сквозь вуаль. Но потом она аккуратно сняла свою шляпку и легко поправила короткие волосы.
— Рад встрече, — отозвался мужчина, — но вообще-то  я — Петр.
Озеров помнил ее взгляд, голос и изящный изгиб шеи —  вот на чем держалась его уверенность, что он узнает Лиду.
— Да, Петр, я помню. Вы давно меня ждете? — Она осматривалась по сторонам. — Впрочем, минералку вы еще не допили. А я ничего не хочу, не беспокойтесь.
Она предугадала намерения своего визави.
— Как видите, Пётр, я всё еще на свободе, — в голосе Лиды звучала горестная ирония.
— Я тоже, — попытался смягчить ситуацию Озеров. — Рассказывайте всё по порядку, Лидочка. Доверьтесь мне. Вместе мы что-нибудь придумаем.
    Петр слушал историю про кошмарное утро, про дебют женщины в роли подозреваемой и остро сожалел, что, услышав ото Льва просьбу о помощи, не обсудил с Лидой ситуацию сразу.
    «Питер, помоги!  Меня хотят убить». Эта фраза поразила его кажущейся неадекватностью, поэтому Озеров не сумел отреагировать должным образом. Но что он мог? Да хотя бы организовать дежурство у постели больного! Кто же знал, что конец наступит так быстро — буквально на следующее утро после вечернего визита одноклассника.
    И вот еще один неприятный момент: после ухода Петра, посторонних людей в квартире не было! Так получалось со слов Лидии. Но интересно, что она рассказала в милиции, и какие выводы сделали там?
    Озеров слушал женщину и думал, в какой степени ей можно доверять. По всему выходило, что Лидия никому не рассказала о его визите. Похоже, она не допускала даже тени сомнения в непричастности  одноклассника. А поскольку Озеров не был ни следователем, ни опером, у него оставалась такая человеческая роскошь, как взаимное доверие к женщине, пусть и не подкрепленное алиби.
    С алиби у Лидии было никак. Получалось, что она спала в своей комнате, когда кто-то спокойно разгуливал по квартире с пистолетом. «Ринка бы точно покрылась мурашками», — невольно вспомнил Озеров и пожалел, что обидел ее.               
— Лида, вы сказали, муж появился дома с месяц назад. До этого момента от него не было  ни слуху, ни духу, ни намека? Верно? — Петр многозначительно посмотрел на женщину.
— Вы правильно поняли, — она ответила кратко.
— С каким здоровьем он вернулся?
— Знаете, Лев держался неплохо, — Лида задумалась. — Конечно, сильно похудел. Но сначала он объяснил мне это тем, что сбросил «плохие килограммы», потому что перестал «есть трупы». Потом его самочувствие резко ухудшилось — он слег. Врачи сказали, что ранее у него была рецессия, но она закончилась. Безнадежно. В больницу муж не согласился лечь. Сказал, что будет умирать дома.
    Петр обеспокоился, что Лидия будет плакать, но она сдержалась.
— С кем общался ваш муж, когда вернулся домой?
— Сначала ни с кем. Но потом начались визиты.
— Чьи? Кто приходил и зачем? — Озеров оживился.
— Стала наведываться женщина. Она представлялась медсестрой. Но я узнавала — в нашей поликлинике такой нет.
— Что вас в ней смутило?
— Такси, на котором она приезжала... Ее рост, фигура, мини-юбка, еле прикрытая грудь... Лев всегда выпроваживал меня из комнаты.
— Вы, наверное, ревновали? — Петр бросил пробный камень.
— Не знаю. Злилась иногда… Не без этого.
— Кто еще приходил?
— Красавчик.
    Петр посмотрел вопросительно.
— Мужчина с приятной внешностью. Первый раз он мне принес цветы и пытался делать комплименты. Но потом просто кивал головой и молча проходил к Лёве.
— Вас они не приглашали? — Озеров спросил почти утвердительно.
— Нет. После его ухода у Льва всегда было мрачное настроение.
— А вы не спрашивали мужа открытым текстом, кто эти люди?
— К сожалению, не спрашивала.
— Но почему?!
— Наверное, из чувства ложного такта. Мы не привыкли вмешиваться в дела друг друга. Доверяешь сам, значит, доверяют тебе.
— Жаль. Хотя понятно, конечно. Надеюсь, вы рассказали об этих людях следователю?
— Конечно, — вздохнула женщина.
— Как у вас с деньгами? Простите за бестактность.
— Никак... Простите и вы. За откровенность. Когда Лёвушка вернулся, мне пришлось оставить престижную работу, чтобы ухаживать за ним. Если бы удалось вернуть машину и продать ее, было бы на что жить, — грустно сказала Лида.
— На кого Лёва выписал доверенность? — спросил Озеров, прекрасно понимая, что ответ будет неопределенный.
— Не знаю. Однажды машина просто исчезла со двора.
— Что по этому поводу сказал ваш муж?
— Он объяснил, что пока разрешил своему другу ездить по доверенности.
— Это «пока» затянулось до сих пор? — Петр опять больше утверждал, чем спрашивал. — Вам надо заявить официально о поиске машины. Имейте в виду, что доверенность не действительна в связи со смертью владельца.
    Лидия кивнула, но не успела ответить. Обстановку конфиденциальности разрушил молодой человек в наушниках, который плюхнулся за столик и принялся за еду, не обращая ни на кого внимания. Жизнь брала своё.
    Собеседникам пришлось вспомнить, где они находятся. Покидая кафе, Озеров шел первым, а за ним в кильватере держалась Лида. Она собиралась попрощаться и уйти, но Петр удержал ее руку.
— Не спешите, составьте компанию одинокому мужчине, — и он почти насильно потащил ее за собой.
    Женщина подчинилась, хотя беспокойство всколыхнулось в ней. Но поскольку район города был ей знаком, и именно ей полагалось чувствовать себя здесь хозяйкой, а не Озерову, то она не сопротивлялась.
    Наконец, они остановились у обычного жилого дома, зашли в подъезд и приблизились к двери на первом этаже. Лидия обратила внимание еще на улице, что на окнах этой квартиры были решетки. А под окнами на стене выделялся менее выгоревший прямоугольник поверхности, подсказывая своим видом, что здесь была когда-то табличка.
— Не волнуйтесь, Лида. Всё будет хорошо.
    При этих словах женщине подумалось, что ее спутник волновался сам и успокаивал себя. Она ждала, что он позвонит в дверь, но Петр достал ключ, легко справился с замком и втащил Лидию за собой в темный коридор.

*****
— Нет, ну вы посмотрите на нее! — воскликнул Озеров, когда они с Лидой попали из темного коридора в залитую ярким солнечным светом тесную комнату и почти уперлись носом в голые женские пятки, доминирующие на офисном столе. — До сих пор кондиционером не обзавелась, вот жадина!
«Жадина», развалившаяся в кресле, приоткрыла глаза. Она оказалась женщиной средних лет с очень короткой стрижкой, в шортах и откровенной маечке. Зелеными глазами она стрельнула по пришельцам и убрала крепкие ноги со стола. Рядом с креслом висел на вешалке безупречный деловой костюм.
— Незваный Озеров хуже татарина, — хмыкнула хозяйка помещения. Это не помешало им обняться и поцеловаться.
— Раздевайтесь! — бросила дама клич гостям и полезла в холодильник. — Что будете пить?
Она достала бутылку воды, запотевшую от холода. Лида отказалась, а Петр выпил целый бокал ледяной жидкости и снял рубашку. Так как в такой парилке, которая была в комнате, вся выпитая влага тут же возвращалась каплями пота.
— Я Фелицата, Феля или Фелис, если он еще вам не сказал. Вы не хотите раздеваться? Вам же хуже — умрете от жары. Озеров, твоя дама комплексует!
— Фелис, прошу тебя, без эксцентрики, ладно?
— Ладно, — сказала она громко и уже тише добавила. — Представляете, милочка, он от меня ушел и даже зубную щетку забыл.
— Фелис, не начинай.
Фелицата вдруг обняла Озерова за обнаженный влажный от пота торс и притянула к себе, закинув свою ногу вокруг бедер мужчины: «Я грустила, а наши малютки плакали и звали папу!»
— Что ты говоришь? У тебя появились малютки? — Петр был спокоен, как удав в объятиях кролика. — Мы пришли по делу: надо составить фоторобот. Или уходим, или делаем дело?!
Фелис хмыкнула, отлипла от Озерова, повернулась к гостям спиной, стянула с себя майку, шорты и в символических трусиках-стрингах ушла в ванную. Озеров облегченно вздохнул и переглянулся с Лидой, которая все еще скромно стояла у стола: «Всё будет хорошо. Это моя бывшая жена. Я раньше у нее работал».
Мокрая «бывшая», слегка прикрытая полотенцем, показалась из ванной. Она нажала какие-то кнопки на столе, и молниеносно окна спрятались под жалюзи, а заработавший кондиционер погнал прохладу. Затем ее рука прихватила плечики с костюмом.
Вскоре Фелис возвратилась в облике безупречной леди. Больше Озерову не требовалось подгонять процесс — женщины работали в мире и согласии. Они тихо переговаривались, щелкая пальцами по клавиатуре. И вот уже на бумаге из принтера выползли две физиономии.
Жена Льва одобрительно кивнула головой, произведя контроль качества, и хозяйка офиса отпечатала еще несколько экземпляров. Она протянула их Озерову, а тот не глядя сложил листы и засунул в задний карман брюк.
— Умница, — Петр поцеловал Феле руку.
— Заходи…всегда рада…малютки за тобой. А эта женщина, — последовал кивок в адрес Лидии, — стильная. Молодец, Озеров. Одобряю твой вкус.

*****
Ох, уж эта Фелис… То испанские страсти, то лень во всем. И тогда она точно Феля. А когда Фелицата, официоз и лед. Сколько имен, столько лиц.
Жизнь свела Петра с этой многоликой женщиной при незавидных обстоятельствах. Несколько лет назад он помогал своему другу Гению Ивановичу расследовать убийство его сотрудника. В какой-то момент дело обернулось так, что средь бела дня неизвестные ребята навязчиво теснили Озерова в салон черного «Мерседеса».
Креативность ситуации усилил пронзительный женский крик, как выстрел в спину: «Иван, зараза, куда намылился?» Которая из них кричала дурным голосом — Феля, Фелис или Фелицата, Озеров не знал, но навязчивые ребята на мгновение дрогнули. Пока они приходили в себя, женщина обняла пленника и сунула ему в карман диктофон.
Позже Озеров случайно встретил ее в супермаркете. Да, это была именно Фелис —  элегантная, зеленоглазая любительница кошек. Она заинтриговала Петра настолько, что он впервые после развода с женой решился на серьезные отношения с другой женщиной.
Фелицата взяла безработного на то время Озерова в свою детективную фирмочку, а Фелис или Феля — замуж. Они, три в одной, эксплуатировали мужчину круглые сутки. В итоге, он выдержал такую жизнь всего год.  Слишком бесцеремонно и талантливо женщина затягивала его под себя. А он все время сравнивал ее со своей первой женой.
Сравнение — страшная вещь. Оно способно отравить радость сегодняшнего дня,  постоянно увлекая в омут бесплодного прошлого. Так и Петру все время казалось, что прежняя семейная жизнь у него была почти идеальная: идеальные взаимоотношения, идеальная любовь, идеальная жена, идеальная дочь.
С прекрасным полом он ладил хорошо, особенно в работе. Досадно, что при таких талантах он запустил отношения с любимой женщиной. Её поглотила наука, а вместе с наукой и другой мужчина, научный. И муж не смог удержать жену.

*****
Озеров возвращался на работу. Он ехал в вагоне, летящем в темном пространстве тоннелей метро. В открытые окна врывался сильный шум, но он казался безобидным фоном для размышлений.
«Как видите, Петр, я все еще на свободе». Горестные слова Лидии не шли из головы. Эх, Лёвка, отличный ты был парень. Мы с тобой, бывало, хоть в огонь, хоть в воду.  Но как же ты поступил с женщиной?!  Умчался от нее за тридевять земель, писем написать не собрался и столько лет мурыжил надеждой.
Что значит «мурыжил»? А как еще назвать то, что сделал Лев? Он же не сказал открытым текстом, что Лидия свободна. Она, дурочка, его ждала... И дождалась. Ее любимый Лёвушка притащил свои проблемы к ней и опять бросил одну на этом свете. А проблемы-то какие нехорошие: того и гляди до тюрьмы доведут.
Кто же не позволил Кузнецову дожить свой срок на Земле? Что за странные приятели? И за что? 



*****Агенты*****


Петр возвращался на работу. Встреча с Лидией встревожила его, поэтому он продолжал прокручивать в голове подробности и впечатления. Озеров глубоко сочувствовал Лидии, что не было просто вежливым проявлением такта постороннего человека. Скорее это чувство походило на солидарность приятелей по несчастью: их обоих бросали! Наверное, у Лиды был ген верности, которого не оказалось у первой жены Озерова. Может, он присутствует у Петра, раз тот до сих пор не может найти достойную ей замену? Интересно, как расценивать такое богатство?
Богатство… Кстати, о вещах материальных. Надо помочь Лидии найти автомобиль, ведь он теперь принадлежал ей по праву. Пусть она официально заявит в милицию, но и Озеров предпримет параллельные шаги.
Требовалось срочно привлечь к решению проблемы Фелис, поскольку выручать надо не столько автомобиль, сколько Лидию. Необходим хороший адвокат, чтобы женщина не попала в тюрьму. Если поручить это Фелицате, она справится, хотя взамен от нее придется выслушать много колкостей.
В офисе службы безопасности Глеб Савицкий листал прайс-листы фирмы, поставщика технических новинок.
— Привет, шеф. Где гулял? Что такой смурной? — спросил он Озерова.
— Долго рассказывать. Как-нибудь поведаю тебе... за рюмкой чая.
— Не хочешь сходить на концерт? Я планировал послушать сам, но у меня сорвалось.
— А что так? Девушка забастовала?
— Вроде этого. Мы не сошлись во вкусах. Выручишь?
— Извини, друг Савицкий, не успеваю тебя выручать. Я еще прошлые твои билеты не отслушал. Только-только собираюсь. А у меня очередная проблема. Помнишь, Глеб, ты узнавал по своим каналам про владельца «Тойоты»?
—  Конечно. Что новенького?
— А не мог бы ты…
— Неа, не мог бы.
Брови Озерова поднялись, и лоб смялся в складки.
— Ты о чем, Глебушко?
— Шеф, ведь все понятно. Ты нашел владельца, но не нашел машины. Точно?
— Точно.
— Теперь тебе надо найти авто. И, возможно, тех, кто на нем реально ездит. Точно?
— Точно. Ну ты и жук, Савицкий. Мог бы начальство хоть из вежливости послушать, — сказал с улыбкой Петр.
— Видишь ли, мой знакомый в системе госавтоинспекции всего лишь скромная пешка, но с доступом к базе данных. А организовать ориентировку в масштабах города на тех, кто ездит по доверенности на этой машинке, ему слабо. По чину не положено. Поищи каналы среди своих знакомых, Озеров. Иногда найдешь там, где и не надеялся.
— Хм. Поставил ты меня в угол, «папаша».
— Кстати, хорошее слово «папаша». Ты еще не расплатился за прошлые мои подвиги. Дань гони, Озеров, — Савицкий вошел в кураж.
— Излагай, — согласился Петр.
— Познакомь меня со своей дочкой, папаша.
— А как же твоя пассия, с которой вкусы не сошлись?
— Ничего серьезного. Она составляла мне компанию на культурные мероприятия, не более того. Честно. Я же первые джентльмен на деревне.
— Аха…Поговорю с ней на эту тему, — вздохнул родитель. А сам подумал: « С Фелицатой бы тебя познакомить. Были бы крутой парочкой. Да ведь она не сможет жалование платить по твоим аппетитам».

*****
Конечно, Озеров скоро забыл про обещание. Поскольку дни стояли жаркие, Петр размечтался об окрошке. После работы все его мысли завертелись вокруг этого желания. Он закупил необходимые компоненты и дома углубился в кулинарный процесс.
Нож был острый. Его резвый стук по разделочной доске необъяснимым образом заставил Озерова петь. Повар мурлыкал под нос песенку про шофера и баранку, за которую надо держаться крепче. Наконец, он дошел до кульминации процесса и поставил для себя тарелку на стол. В этот момент открылась входная дверь, и это означало, что дочь Юлия решила навестить своего папочку.
«Молодец, дочь. Иногда она совершает логичные поступки. Такие, как сейчас: пришла вовремя на вкусненькое». Петр радушно встретил Юльку и усадил за стол. Он наливал ей окрошку в тарелку и опять запел про шофера.
— Что поешь, папка? — полюбопытствовала она.
Тут Озеров и осознал, что его дневные проблемы просочились-таки в дом. Песню про шофера выдало подсознание в ответ на думы о поиске автомобиля. Разобравшись с этим, Петр вспомнил обещание, данное Глебу. 
Он  включил телевизор для наполнения пространства отвлеченной болтовней, а сам хлебал окрошку и раздумывал, как познакомить Юлю с Савицким. Конечно, диалог с Глебом был шутливым и необязательным. Но в то же время не существовало никаких противопоказаний для встречи. Почему бы их действительно не познакомить? Зятек был бы неотразимый — понимал бы своего тестя с полувзгляда. Озеров хихикнул.
— Что смеешься, пап? Спасибо за окрошку. Ты в следующий раз приглашай меня на вкусненькое, а то я чуть не прозевала.
— А что гамбургеры и барбекю уже вышли из моды?
— Да ну тебя. Ты же знаешь, что я их не очень. Просто люблю компанию.
— Ага. За компанию можно много чего делать, — поддел Озеров.
— Ты, конечно, у меня мудрый. Но память у тебя старческая.
— Во как! Аргументы, пожалуйста, — Озеров не готов был мириться с мыслью, что дочка считала его старым.
— Ты обещал меня свести с Октябриной, а сам забыл.
— Хм.
— В чем сложности, пап? Не отлынивай. Она уехала на край света или ты потерял ее адрес? Не поверю. Так ей улыбался…
— Ну-ка, поподробнее, как я ей улыбался? — спросил Петр и с досадой вспомнил свой неудачный визит к Рине, когда он был излишне скептичен, а она обидчива.
— Если вы с ней поссорились, то я помирю. Заодно спрошу ее, наконец, что случилось в Египте.
Озеров перестал жевать. «Обещал ведь, действительно. Хотя, если честно сказать, надеялся, что дочь забудет неприятное происшествие».
— Что ж, неплохая идея. Рядом с моей работой есть кафе. На днях организуем встречу. После рабочего дня посидим, поговорим, — сказал отец вслух. А про себя домыслил: «Заодно можно позвать Глеба. Если он хочет знакомиться, пусть сам регулирует разговор. Но сначала надо помириться с Когудницкой».

*****
     Озеров не звонил Рине несколько дней, что само по себе было хорошо и радовало женщину, поскольку его звонок означал бы продолжение неприятностей, а ей хотелось думать, что все, если и не закончилось, то хотя бы стабилизировалось. Последнее слово — стабилизация — обладало мощным успокоительным эффектом, хотя, каким образом могли стабилизироваться неприятности, не совсем понятно.
Но однажды в пасмурный день, когда она сидела у залитого дождем окна и писала письма детям, голос Озерова все-таки возник в телефонной трубке.
     — Привет, одноклассница! У меня есть лишний билетик на концерт классической музыки. Сделай одолжение — составь компанию.
     От неожиданности предложения она даже сразу согласилась. И, когда Петр минут через двадцать подъехал к подъезду, он увидел Рину на крыльце в полной готовности и с улыбкой на лице. Она забралась на заднее сидение и чуть не села на букет цветов.
     Петр наблюдал за ней в зеркало. Когда их глаза встретились, он сказал, что цветы ей, точнее то, что от них осталось. Конечно, он был награжден радостными словами благодарности, но про себя Рина отметила, что в следующий раз, чтобы иметь живые цветы, надо предварительно обследовать местность вокруг Озерова, учитывая его привычку прятать букеты.
     Во время концерта, упиваясь звуками музыки и восторгаясь виртуозностью исполнителей, Рина чувствовала в душе тепло к мужчине, который скрасил ей этот дождливый день. Но что-то мешало радоваться жизни по-настоящему. Она осмотрелась и заставила себя проанализировать ситуацию, как поступала всегда, если настроение делало скачок вниз.
     Для этого требовалось лишь задать себе вопрос «почему?» и честно на него ответить. Например, почему вдруг в какой-то день было кисло на душе? Поиск честного ответа выдавал примерно такие варианты: все люди идиоты, а я бедная овечка;  все хамы, а я одна беззащитная; все счастливые, а моя судьба злодейка; ну и в том же духе. Есть здесь честный ответ? Конечно, нет. Честный ответ, как правило, был очень прост и не глобален. Чаще всего он формулировался так: «Я не выспалась!»
     Но сейчас этот универсальный ответ не подходил. Трудно не лгать себе, когда не можешь определить собственное состояние. Как у тебя на душе — кисло, горько или страшно?
     Рине определенно казалось, что элегантная ведущая концерта ей знакома, но не внешностью, а голосом. Похоже, именно этот нюанс способствовал обрушению эмоциональной кривой настроения.
     Не эта ли девушка заработала от Марины Николаевны прозвище «Ринин голос»? Жаль, Октябрине не удалось ее рассмотреть как следует ни в самолете, ни в аэропорту.  А, значит, рано смущать Петра необоснованными догадками и надо придержать свою тревожность при себе.
      После концерта чувство благодарности у Рины обострилось и требовало выхода, поэтому она позвала Озерова к себе в гости. Причем, чтобы он согласился, она пригласила его, как знатока и любителя, на чаепитие. И не просто на крепкий раскаленный чай, а на чай вприкуску с ее воспоминаниями про «пятое июня», которые были обещаны Риной еще по приезде из Египта. Обещание мемуаров, казалось, помогло особенно.

*****
Озерова не смутил тощий вид ученической тетрадки. Прихлебывая любимый напиток, гость несколько раз прочитал две странички записей своей одноклассницы про июньские злоключения. Он чувствовал, что повествование оборвалось на середине фразы. Зная Рину, можно было предположить, что пик ее переживаний пришелся как раз на это место в тексте.
 Петр мягко задал вопрос:
          — Наверное, ты не закончила работу? Допишешь?
          — О, нет... пока нет. Извини, что обманула твои надежды. Но мой отпуск закончился, — она изобразила из себя занятую даму, но дама получилась грустная. — Да и не так просто увязать логически то, чему раньше не придавал значения. Я написала про явные вещи. Возможно, что до этого были события, которые я воспринимала, как рядовые неприятности.
        — Можно, я возьму тетрадку с собой? — спросил Озеров.
Рина не возражала.
         — Здесь у тебя кипа газет, — Петр показал в угол кухни, — воспользуюсь, чтобы завернуть тетрадь.
— Это макулатура, так сказать, по давней пионерской традиции, — ответила Рина с улыбкой.
Озеров не отказал себе в удовольствии порыться в бумагах.
— А что это за листы, исписанные по-английски? Похоже на реферат, — полюбопытствовал он.
— Не обращай внимания. Это мне прислали какие-то шутники. Причем, так хитро, что за пересылку пришлось заплатить из своего кармана, — она вздохнула. — Помнишь, как твоему отцу друзья выписали журнал «Свиноводство»?
— Да уж. Их шутка удалась — он долго голову ломал, — вспомнил Озеров, вкладывая тетрадь в какую-то рекламную газету. — Вот. Изучу твои мемуары дома, поразмышляю.
Он не стал озвучивать предварительные мысли: женщина была права, утверждая, что трудно всерьез принимать ее злоключения. Он много чего повидал, но если бы история не коснулась его дочери, то вряд ли поверил Рине. Бред какой-то, бред несумасшедшей. Кто она такая, чтобы уделять ей столько внимания, следить за ней?
—  Может, ты секретный агент какой-нибудь спецслужбы?
— Сам такой, — улыбнулась Рина.

*****
«Да, агенты… Мы были агентами Большой Земли», — ее мысли побежали монологом, бросив на время собеседника.
«В заполярный поселок наша семья приехала в августе.
Под серым небом пейзаж из серых домов, серого песка и серых шинелей пересекался косой линейкой моросящего дождя, на который не обращали внимания ни взрослые, живущие здесь по приказу, ни дети, невинные жертвы этих приказов, ни собаки, которые вообще не понятно, откуда появились.
Первые впечатления не радовали. Мама была подавлена и расстроена. Она ходила по квартире с казённой мебелью, где нам предстояло жить, и была готова расплакаться. Она риторически сказала отцу: «Может, поедем обратно?»
Ему было некогда утешать маму, потому что его захлестнул поток принимаемых дел. Ведь для военных людей мосты за собой всегда сожжены.
Мама начала действовать словно на автопилоте. Первыми её покупками стали веник и тазик. Она несла их неупакованными по улице и держала крепко, как спасительную соломинку, которая выдержит тоску и растерянность её души.
К вечеру знакомый отца притащил нам жуткий агрегат под названием керогаз. А в магазине чудом нашлась дефицитная в то время кастрюлька.
Теперь «агентам» было на чём и в чём варить еду. Мы были счастливы».

*****
— Сам такой, говоришь? — голос Озерова остановил кино ее памяти.— Точно! Суперагент! Особенно хорошо я шпионил за ящиками. Чем вы растапливали титан, чтобы выкупать свое семейство?
— Тем же, чем и вы. Ящиками из-под водки.
— Точно! Отец посылал меня за ними к соседнему магазину. А ящики были надежные. Видимо, сколачивались для ценного товара.
         — Почему же мы с тобой там не сталкивались?
— Не знаю. Я бы про тебя никогда не подумал, что дочь комполка собирает пустые ящики, чтобы нагреть титан с водой.
— Маловато, однако…
— Чего маловато?
— Маловато аргументов для статуса суперагента, — сказала Рина с напускным скепсисом.
— Еще я дежурил по подъезду — чистил крыльцо от снега. А снега было завались.
— Знаю. Я тоже этим занималась. Мы с отцом работали даже в пургу. Снег мел с яростной силой, а мы лопатами наяривали.
— Еще бы вы не наяривали. Иначе утром жильцам из подъезда не выбраться. Только тоннель в сугробе рыть.
— Вот уж никогда не думала, что о такой каторге будет приятно вспоминать.
— Кстати, Рина, в последние годы тебя никто не расспрашивал об отце?
— Нет. Я сама один раз на дне рождения подруги упомянула должность папы. В беседе с мужчиной, который служил в нашем полку, но на несколько лет позже.
— Ты назвала свою девичью фамилию?
— Да, но мужчина сказал, что не знал комполка с такой фамилией. Думаешь, это кому-нибудь интересно?  Прошло много лет. Секреты перестали быть таковыми. Все уже сто раз известно.
— Наверное. Кроме того, мы были детьми, что с нас возьмешь? Между прочим, бывший «деть», мне пришла интересная открыточка, — и Петр протянул Рине обычную почтовую открытку.
«Приглашаем на юбилей школы». Вот оно что. Живо возникло перед глазами серое низкое небо, новенькая школа с большими окнами, построенная по симферопольскому проекту. Белое здание смотрело на Океан с задорным вызовом. И они, юные веселые одноклассники, его разделяли.
— Когда зовут? — спросила Рина.
— В первых числах сентября.
— Тебя пригласили, а меня?
— Возможно, твой след потеряли. А я-то под прежней фамилией.
— Да уж у тебя, можно подумать, редкая фамилия!
— Все просто, Ринка! Пару лет назад я встретил на Тверской Сержа Бражникова, который тебе когда-то записочки писал. А? Было?
— Ну, было. Потом он с таким же энтузиазмом писал их другим.
— Сработала моя визиточка, — Озеров помахал мятой бумажкой, на которой Рина записала ему свой номер телефона.
— Не спорю, мне до твоей солидности не дотянуться. На юбилей поедешь?
— Пожалуй, надо спланировать. Давай вместе махнем! А?
— Заманчиво, но неожиданно. Я прикину свои возможности. Но обещай, если поедешь сам, то мне подробно всё расскажешь.
— Даже кино сниму. Хотелось бы все-таки вместе. Ну да не буду тебя торопить.
— Озеров, позови с собой Лёву. Ты же вроде узнал его адрес.
Петр опустил глаза.
— Везет тебе, Октябринка. Помнишь, ты мне рассказывала про свои мурашки?
Рина посмотрела на него с недоумением и настороженностью.
— В тебе остались какие-то отголоски животных инстинктов. Наверное, раньше у древних волосатых людей в минуту опасности шерсть вставала дыбом. Ты, получается, наиболее удачный вариант современника: внешность без шерсти, а мурашки остались, и в нужный момент они подают спасительный сигнал, — Озеров говорил серьезно. — Мне повезло меньше. Я-таки нарвался на неприятности, в виду отсутствия древних инстинктов.
Рина чуть не опрокинула свою чашку, но вовремя ее поймала.
— Выяснилось, что это не наш Лёвка?
— Лёва был как раз наш. Только от него осталась одна тень. Он был очень болен. Лейкемия.
Рина ахнула и закусила губу.
— Но он меня узнал. Обрадовался. Но сказал всего лишь одну фразу.
— Какую?
— Он сказал: «Помоги! Меня хотят убить», — Озеров замолчал.
— Но он же болен, зачем его убивать? Он и сам… — Рина, словно споткнулась.
— Ты хочешь сказать, что он и сам умрет, — Петр мрачно закончил фразу. — Я не придал его словам должного значения, поскольку был поражен всем, что там увидел. А вскоре от его жены узнал…
— Что?
— Лёва умер, Риночка.
Они долго молчали, замерев неподвижно в сумерках позднего летнего вечера.
— Петр, но при чем здесь древние инстинкты?
— Если бы я покрывался мурашками так же, как ты, возможно, отреагировал бы на слова Льва должным образом…или совсем к нему не ходил бы.
— Почему?
— Лида сказала, что он умер не своей смертью. Получается, что я был последний посторонний человек, который общался с ним.
— Она обвиняет тебя? Это невероятно. Петька, дай-ка на тебя посмотрю, — Рина придирчиво просканировала взглядом своего гостя. — Нет. Ерунда все это. Даже не бери в голову. Ты ничего худого не мог сделать. Если будут тебя обвинять, то зови меня.
Озеров выслушал все это, сдерживая улыбку:
— Ну, спасибо. За тобой я, как за каменной стеной. Но Лидия, конечно же, не обвиняла. Она уверена в моей невиновности.
— Постой-ка, Петр, ведь ты был у них вечером. Так? А потом ушел домой. Она, Лёвина жена, скорее всего, была последняя, кто оставался с Кузнецовым, между прочим, — грустно сделала вывод Рина. — Но ты ей веришь, наверное, она тебе понравилась. И с чего ты вдруг воспылал желанием искать одноклассников? Неужели тебя на это вдохновила наша встреча?
Озеров отметил про себя, что его собеседница чутко ищет корни событий, но все же решил ей помочь.
— Получается, что действительно вдохновила. Когда я встречал тебя из Египта, ты просила запомнить номер автомобиля в аэропорту. Так вот, авто принадлежало Кузнецову Льву.
Рина ахнула и закрыла лицо ладонями. Она молниеносно покрылась мурашками.



*****Сверка красавчиков*****


И не отпускала работа, но пришлось ее оставить до завтра. Озеров поспешил на встречу с дочкой. Дочери — это такие люди, на встречу с которыми опаздывать нельзя. Петр верил в народное мнение, что дочь вырастает такая, какой у нее отец. Счастье девочки в жизни зависит от того, насколько внимателен к ней в детстве был папа. А такие взгляды требуют от мужчины соответствия. Поэтому он терпеливо стоял у кафе «Мороженое».
Хотя пришло время раннего вечера, жар и духота исходили от асфальта, прогретого за день солнцем. Пиджак, казалось, становился все тяжелее и мешал радоваться жизни. Легкой походкой свободного человека  приближалась к Озерову дочь Юлька. Вот кто умел надевать на себя минимум ткани.
Петр оценивал ее стиль одежды, как адекватный погоде, и не слишком соответствующий общественному месту. Но сам обычно помалкивал и не лез с критикой. Чем больше денег он давал дочери на одежду, тем миниатюрнее вещицы приобретала она для себя. Учить взрослую девочку одеваться все равно, что кормить ее манной кашей, или пытаться натягивать одежду на обнаженную скульптуру.
— Привет, доча!
Она в ответ чмокнула папку в щеку.
— Жарко. Пошли в кафе? Отдышимся в тени. Хочешь мороженого? Я угощаю, — сказал Озеров оптимистично, позабыв про усталость и пиджак.
— Надеюсь, Рина скоро придет? — Юля напомнила отцу цель встречи.
— Я тоже надеюсь, — согласился Петр. — Тебе какого мороженого? Ага, понятно. Три шарика всякого разного — разноцветного и с подливкой повеселее. Ну-ну. А мне, пожалуй, двух шариков пломбира и то много. Сироп? Нет, ни в коем случае. А с коньячком у вас нет? Шучу, не сердитесь. Говорите, есть кофе по-ирландски? С виски? Нет, спасибо.
Их столик обслужили быстро и вежливо.
— Ешь, Юльча. Будешь сладкой. Отбоя не будет от комаров и ос.
— И ты не отставай, — кивнула дочь.
 — Постараюсь. Знаешь, обидно даже, почему в детстве так хотелось мороженого, а вырос во взрослого, и желание прошло.
— Это у тебя так. Но существуют и взрослые сладкоежки, — возразила Юлия.
Она ела мороженое изящными маленькими капельками, как учила ее в детстве мама, которая всегда утверждала, что может заболеть горло. Непостижимо, но действительно, когда они ели мороженое с мамой, горло начинало болеть даже после одной порции. А с отцом они, бывало, ели эскимо на всех углах, но горло так и не напоминало о себе.
Озеров мгновенно проглотил свой пломбир и теперь добродушно смотрел, как аккуратно управляется с лакомством дочь. Ему хотелось, чтобы Рина и Савицкий забыли о его приглашении и не пришли. Ободренный молчаливым вниманием Юлии, Озеров разболтался.
— Разве это жара? Один раз в такую жару попал, что мочил панаму под мощной струей воды и, не выжимая, надевал на голову!
— Представляю, какой ты был смешной.
— Смешным было то, что она высыхала до нитки за пять минут… Ну, ешь, не спеши, чтобы горло не заболело. Это какой шарик? Банановый. Вкусно? Мне попробовать? Спасибо, сама ешь… Жару не любишь. А холод? Тоже не очень? Иногда холод приятно вспомнить, особенно среди раскаленных каменных городских джунглей. Представь, заполярный Север. Географию учила? На улице мороз –35 и ветер 35 метров в секунду. Коктейль не для слабонервных. Выходишь на крыльцо дома, и мощным потоком тебя припечатывает к перилам. Попробуй, оторвись. Главное, дыхание успеть наладить, иначе ощущение, что задыхаешься, и тебя раздувает, как шарик. У одного моего приятеля жена пошла в такую погоду мусор выносить. Пурга с нулевой видимостью, лицо от снега ледяной коркой покрывается. Он с работы пришел, точнее, добрался, потому что здоровые мужики шли, взявшись за руки, чтобы не улететь; а жены нет. Дети сказали, пошла на помойку…Смешно тебе?
— Конечно, смешно. Ты рассказывал мне эту историю несколько раз, но говорил не о приятеле, а твоих родителях, то есть моих дедушке и бабушке.
— Да, верно, — легко согласился Озеров. — Что теперь ешь? Персиковое. Вкусное название…Точно. Она до помойки с попутным ветром долетела, а обратно никак. Сил не хватало ветер пересилить. Сидела и ревела, но ничего не могла сделать, даже нос из-за бака высунуть. Хорошо, что муж, то есть мой отец, твой дед, вовремя ее нашел, спас свою кровную половинку. Как вспомню, озноб по коже, уже не жарко… Все съела? Третий шарик с киви был. Мне не предложила попробовать? Хитрая. Шучу. А тебе идет нос в мороженом… Ой, зачем меня сумочкой лупить? Переохладилась? Пошли скорее на жару, может, там твоего темперамента поубавится!?
Но уловка отцу не удалась, так как в кафе вошла Рина. Юля первая увидела ее и побежала встречать. Озеров заметил, что бывшая одноклассница стала совсем маленькая по сравнению с его дочерью. А когда-то она была выше Петра, ему никак не удавалось догнать ее по росту. Но в десятом классе Озеров так вымахал, что все комплексы отпали.
В детстве у Когудницкой было две косички, а теперь всего лишь задорная короткая стрижка. А жаль, вот сейчас бы он подергал за них как следует.
Рина и Юлия сели за столик, продолжая оживленный диалог. Озеров удостоился приветственного кивка и просьбы взять  кленового мороженого. Пока он расплачивался за барной стойкой, проверил задний карман брюк и обнаружил листы, о которых совсем позабыл. Ему подумалось — пусть его спутницы посмотрят.
— Вот, девчонки, я принес вам веселые картинки, — сказал Петр, потянув на себя одеяло внимания.
Он расправил на столике изображение физиономий визитеров Льва Кузнецова, составленные Фелицатой со слов Лидии.
— Ишь ты, фоторобот, — удивилась Юлька.— Пап, ты ограбил стенд «Их разыскивает милиция»?
Дочь замолчала, переглянулась с Октябриной, и они заговорили почти одновременно.
— Энтони с Каймановых островов!— воскликнула одна.
— Да, Энтони, — подтвердила другая.
— Он тебе так представился? Надо же, какое постоянство, — сказала Рина. — А ты, Петр, узнал его?
— Он похож на того типа, который опекал тебя в Египте?
— Очень похож, — задумчиво сказала женщина. — Кто составлял фоторобот?
— Лида, жена Левы Кузнецова, с помощью одной моей знакомой. Выходит, что вас и Леву опекал один и тот же человек.
— Красавчик, — произнесла Рина.
— Вот—вот. Лидия с тобой была солидарна.
— Какой активный тип, — это сказал Глеб Савицкий, который оказался рядом и все слышал, но сам пока не удостоился активного приветствия со стороны компании.
— Следовательно, у нас получается не три проблемы, а одна, — продолжил Озеров.
— Ну, положим, проблем у вас поболее, — вмешался Глеб.
Теперь его, наконец, заметили по-настоящему и обрадовались. Петр представил коллегу дамам.
— Почему не три проблемы, а одна? Пап, что ты имел в виду? — захотела уточнить Юлия.
— Он хотел сказать, что существовали неприятности у тебя, у меня и у Лидии, — отреагировала Рина. — А теперь получилось, что исходили они от одного человека.
— От одного человека? Но ведь мы знаем только то, что он появлялся перед определенными событиями, но принимал ли он в них участие, нам не известно! Кроме того, перед нами еще женская физиономия, — напомнила Юля. — Лично мне она не знакома.
— А тебе, Рина? — спросил Озеров.
— Пожалуй, нет, — она произнесла как-то неуверенно. — Наверное, у меня плохая память на лица. Да и фоторобот какой-то непонятный. К тому же информации мало. Фигуру и рост не определишь по лицу. И голос тоже.
— Не переживайте, Рина, — сказал Савицкий. — Все вполне понятно. Женщины легче запоминают мужские лица. Мы выглядим более индивидуально. Верно, Петр? А представительницы прекрасного пола, поглощенные модой, приобретают стандартный вид, почти конвейерный.
— Ну, спасибо, папин коллега, умеете вы антикомплименты делать, — хмыкнула Юлька.
Савицкий внимательно посмотрел на нее. Но девушка спокойно выдержала взгляд, и даже не порозовела.
— Вы счастливое исключение, Юленька, хотя и являетесь классической блондинкой. Ваша внешность индивидуальна и, честно говоря, очень привлекательна. Для меня. Поверьте, я умею делать комплименты.
— Вы в чем-то правы, — Рина пресекла его отвлечение от темы, — проблем у нас поболее, чем одна.
В ответ Савицкий отвесил ей поклон.
— Какое отношение ко всей истории имеет Лёва Кузнецов, который к тому же, как выяснилось, умер не своей смертью? — продолжила она. — В конце концов, почему нас с Юлей не убили?
— Рина, хоть не все вслух говори, о чем думаешь, — тихо попросил Озеров и для всех ответил, — Мы вышли на Лёву через его автомобиль. На нем катались и катаются какие-то мутные приятели Кузнецова.
— Петр, будь благоразумен. Автомобилей, на которых катаются приятели по доверенности, море. Это ничего не значит. Авто может быть ни при чем, как и приятели, — сказал Савицкий.
— Разумные вещи говоришь, Глеб, но авто мы взяли не из воздуха. Рина, ты просила запомнить номер автомобиля  в аэропорту? Я запомнил, но не знаю, кого ты там видела.
Вся компания вопросительно посмотрела на женщину, а та сидела задумчивая и молчала. Когда она попросила Озерова запомнить номер машины, у нее было предчувствие, что это важно. Но если с пристрастием разобраться сейчас, то от предчувствия осталось одно воспоминание. Это Мариша, баламутка, вопила на весь аэропорт про машину и «ринин голос».
— Октябрина, почему вы молчите? Может быть, вы видели в машине Энтони? — попыталась помочь Юлия.
— Нет, его там точно не было. Спиной к нам стоял какой-то мужчина, не Энтони,  и укладывал в багажник вещи молодой женщины.
— Не этой случайно? — Юля показала на фоторобот.
— Я не разглядела.
— Но хоть что-то вы про нее можете сказать? — спросил Глеб.
— Ее голос очень похож на мой, — решилась-таки сказать Рина, хотя и не стала ссылаться вслух на Марину Николаевну, а то Глеб с его острым языком наверняка напомнил бы ей название такого информационного агентства, как ОБС. «Одна бабка сказала».
— Подожди-ка, Рина. Раз уж ты назвала такую черту, то у меня появилось ощущение, что я слышал подобный голос. И совсем недавно... причем мы были с тобой вместе. Где это могло быть? О, боже мой, на концерте, конечно! — вдохновился Озеров.
— Браво! Значит, ты использовал-таки мои билеты, и, возможно, результативно, — заметил довольный Савицкий.
— Петь, ты тоже заметил? Умница, — улыбнулась Рина, — я боялась тебе сказать о своих подозрениях, думала, будешь смеяться.
— С голосом все понятно, но как же с внешностью подозреваемой? — прорвалось нетерпение Юлии.
— Никакая она еще не подозреваемая, — ответил ей Глеб. — Похож голос или нет, без экспертизы утверждать смешно. А в том, что фоторобот нам не помог, виновато женское непостоянство во внешности или плохое зрение наблюдателей. К тому же никто из вас, как я понял, не видел данную особу в обществе Энтони. Так при чем тут эта барышня вообще?
— Их видела вместе моя приятельница Марина Николаевна. Пожалуй, она могла запомнить внешность девушки. Она разглядела ее сначала в самолете, потом в аэропорту. Мариша пока лежит в больнице со сломанной ногой, но можно ее навестить.
— О, пощадите, я больше не могу. Мне пора, — застонала Юлька, и отец с тревогой посмотрел на нее. — Посмотрите, в кафе кроме нас никого не осталось, а мы все кричим.
— Озеров, подводи итог, а то я ухожу провожать твою дочку, если она, конечно, позволит, — сообщил Глеб.
— Хм... итог. С вами каши не сваришь.
— Это и есть итог? Восхитительно, — мрачно сказала Рина.
— А что вы еще хотите услышать от меня? Мужчину узнали три человека — это первое. Второе — Энтони вестник событий, но неизвестно, участник ли? Третье — женщину не узнал никто, и с Энтони ее не видели. По крайней мере, присутствующие. Но...
Озеров не успел закончить — зазвонил его сотовый телефон. Пока он слушал невидимого собеседника, все вежливо ждали конца разговора, тем более что прозвучало обещающее «но». Наконец, Петр попрощался с абонентом, многозначительно посмотрел на компанию и сказал: «Будем искать автомобиль!»

*****
Лидия возвращалась с работы, на которую она недавно устроилась. У дома ее глаза зацепились за нежданный предмет: у подъезда стояла Лёвкина машина. «Вот это сюрприз! Неужели ее хотят честно возвратить? Поспешила я со своими черными мыслями».
Квартира оказалась не заперта. В сердце взметнулось предчувствие неприятностей. «Что-то страшновато. Позвать соседей или Озерова?»
И всё же дилемму заходить или нет, она решила в пользу первого удивительно быстро. Так героини триллеров идут в самые опасные места, хотя зрители замирают от ужаса и готовы кричать: «Не ходи!»
В голове Лидии никак не укладывалось, что в истории, случившейся с ней и Лёвой, существовал злой кукловод. Даже хлебнув лиха, она все еще объясняла его естественными причинами, и поэтому не ожидала увидеть нечто страшное.
Действительно, перед ней сидел красавчик на фоне идеального порядка. Он занимался своими ногтями, но использовал при этом Лидин маникюрный набор. Вот, оказалось, какому приятелю отдал Лева автомобиль по доверенности.
Только теперь в голове женщины, наконец, объединились две проблемы в одну — странные визитеры и пропажа автомобиля. Как же она раньше не догадалась? Теперь цепочка событий виделась логичной: визит смазливого мужчины — плохое настроение Льва — отторжение машины.
— Не очень-то вы спешили домой. Я откровенно заждался. Вы хорошо выглядите — вам идет траурный наряд, — без циничной интонации он легко говорил циничные вещи.
— Надо было предупредить о своем визите. Я бы сидела и ждала вас, — пожала плечами Лидия. — Вам не пришлось бы нарушать закон и ломиться в чужую квартиру.
— Так вы под защитой закона? — притворно удивился гость.
— Я рада, что вы решили вернуть автомобиль.
— Какой автомобиль?
Женщина всё более ощущала горечь прозрения.
— Что вам еще надо? Машину вы присвоили. Ждете, когда меня посадят в тюрьму, чтобы  отобрать квартиру?
— Не нервничайте, леди. Вас и так посадят. Не меня же. Не каждому удается точный выстрел в сердце, — он хохотнул.
— Откуда вы знаете такие подробности? — насторожилась Лида.
— Разве я что-то сказал? Вам послышалось. Я собственно навестил вас по важному делу. Отдайте мне бумаги, которые остались после Льва.
— Бумаги? Вы ничего не получите...
— Жестокая глупая женщина!
— Вы о чем? Никаких бумаг не было. Вы посещали моего мужа и видели, в каком состоянии он находился.
— Раз так, сожалею. Мне придется искать самому.
— Пожалуйста. Я надеюсь, вы знаете, чего ищите, — Лида изо всех сил сохраняла душевное равновесие.
Человек, которого она называла красавчиком, принялся остервенело переворачивать ее дом вверх дном.
«Что они все ищут?» — недоумевала Лидия.
Может, Лёвкины несуществующие миллионы, оружие или какие-то страшные документы? По крайней мере, уже дважды в ее квартире проводили обыск с пристрастием: неизвестные в ночь убийства мужа и милиция на следующий день.
Красавчик равнодушно швырял на пол книги и альбомы, выворачивал внутренности шкафов, осматривал все вплоть до санузла. Женщина терпеливо ждала, когда его запал иссякнет. Но, как только за недовольным визитером закрылась дверь квартиры, Лида позвонила Озерову.

*****
Компания в кафе не вдохновилась сообщением Озерова и собиралась разбегаться. «Будем искать автомобиль». Легко сказать, но что мог сделать неискушенный человек в ответ на подобный призыв? Каким образом он должен искать чужое авто?
— Пусть органы ищут, — с недоумением сказала Юлька.
— Конечно, Лидия заявила о пропаже машины официально. Я говорю о нашем неформальном поиске.
— Не понимаю. Объясните, зачем надо искать эту машину и этих людей? — спросил Савицкий.
Юля, Рина и Озеров переглянулись между собой и ничего не ответили. Каждый из них сознавал, что четкой версии событий у них нет. Зачем же получать упрек в сумасшествии?
— Глеб, вы меня проводите? — улыбнулась дочь Петра.
Маневр по отвлечению чужого человека от семейной тайны был по-детски наивен, но Савицкому ничего не оставалось, как позволить себе поддаться.
— Я рада, что папа нас, наконец, познакомил, — сказала Юлька Октябрине и обняла ее на прощанье.
Девочка-официантка резво подскочила к столику и собрала грязную посуду: «Извините, мы закрываемся».
— И мы, — сказала Рина. Она легонько похлопала Озерова по плечу.
— Пошли, давай. Не расстраивайся. Что-нибудь придумаем. Кажется, у меня есть знакомый, который, если захочет, то поможет.
Петр накрыл ее маленькую ладошку своей большой.
— И ты не расстраивайся. Еще есть время до следующего пятого июня.



*****Антошка*****


Энтони вёл машину и костерил себя, но не за очередной безрезультатный обыск, а за авантюризм. Когда-то именно в нем обвиняли сына родители, и бросали упрек в глаза жены. Эта черта характера была ему присуща, и как он не боролся с ней, она толкала своего хозяина, как пресловутый бес в ребро. Теперь коллеги, если узнают, могут применить не только речевое воздействие.
Зачем он поставил автомобиль перед самым подъездом, а тем более, зачем он ждал возвращения Лидии, а не обыскал квартиру в ее отсутствие, — объяснить было сложно. Что поделаешь, по молодости наши слабости нам досаждают, и мы пытаемся от них избавиться. Но постепенно подсознание смиряется с тщетностью усилий. Мы  начинаем снисходительно относиться к своим недостаткам.
Он понимал, что со смертью хозяина автомобиля доверенность на вождение, которая лежала у него в кармане, стала недействительна. Теперь осталось только Лидии заявить в официальные органы об этом, и о безопасном передвижении по городу можно забыть. «Придется ходить пешком и ездить в метро», — усмехнулся Энтони, прекрасно понимая, что никто не в силах заставить его это делать.
Лидина фраза про то, что она находится под защитой закона, сейчас ему не нравилась все более и более, хотя в лицо женщине он нагло иронизировал. Понятно, что она регулярно общалась со следователем. Энтони знал об этом. Но кем Лидия проходила по делу, он не интересовался. Пока было не до этого. Если она все же числилась подозреваемой и при этом спокойно ходила на работу, то, видимо, ограничивала ее личную жизнь лишь подписка о невыезде.
«Странно, — думал Энтони, — что-то органы так снисходительны к Лидии». Конечно, орудие преступления они не нашли. Но алиби у нее нет. А мотив преступления? Казалось бы, чего проще? Жена убила мужа, чтобы облегчить ему и себе страдания. Но Энтони понимал, что судит субъективно. Следователь мог рассуждать по-иному: Лев находился настолько близко к финишу жизни, что убивать его не имело смысла.
Но как же возможное состояние аффекта, женская логика и прочая мура? Нет, в голову следователю не заглянешь. Алиби у Лидии точно нет. В ночь убийства именно Энтони сидел на краю ее постели и в хрупкой ночной темноте лета присматривал за красивой спящей женщиной. Она не чувствовала его взгляда и спала крепко, после того, как измученная дневными заботами, забыла закрыть входную дверь.
Мужчина резко затормозил. К нему приближался инспектор ГАИ…

*****
Антошка — так было бы роднее, но к имени «Энтони» он тоже привык. Умение быстро адаптироваться к новым условиям его всегда выручало. Пожалуй, ему даже  становилось скучно, когда наступала обстановка с параметрами постоянства и стабильности.
Многие вещи давались ему по жизни легко. Например, английский язык. Антон никогда не усердствовал в детстве над уроками, но учился хорошо. Позитивные оценки проливались на него щедрым дождем, но поскольку они проливались сами, без «пахоты» хозяина, то он был к ним равнодушен.
Зачем ему все это, он не задумывался, и энергия выплескивалась в мир без путеводителя. Иногда он брал ее под свое руководство, но не часто. Ему не приходило в голову, что если не он сам, то кто-нибудь другой оседлает «мустанга». И уж совсем было бы мистикой, если бы Антон и его ровесники могли предугадать, какую подлянку им приготовила эпоха, как будет она крутить их судьбами.
После окончания школы Антон, как многие мальчишки его поколения, пошел в военное училище. Его ждала неплохая карьера офицера-связиста. Но времена наступили такие, что словно грибы поползли множиться в стране «горячие» точки.
Мгновенно мальчики перешли из категории любимых сыновей в разряд мужчин для манипуляции. И парней замотали по конфликтным территориям в качестве затычек для опасных дыр.
Долго дергался во сне Антоха после службы на юге страны, где ему пришлось стоять в оцеплении между кипящими ненавистью друг к другу армянами и азербайджанцами. И те, и другие бросали камни в русских мальчишек.
В разрушенный до руин город С. судьба забросила Антона вскоре после землетрясения. Он вырос в мирное время в спокойной равнинной местности, поэтому увиденное поразило его. Вот где он получил мощную прививку от юношеской наивности. Насмотрелся он там всякого: как гуманитарную помощь разворовывали все, кому не лень, как кровь донорскую местные водители на землю сливали.
В какой-то момент терпение Антона переполнилось, и он ушел из армии, как многие лейтенанты—ровесники. Наверное, жизнь «на гражданке» казалась им хлебной и сладкой.
Но всё оказалось сложнее. Каким-то образом надо было опять искать свое место в жизни. И мудрый парень подготовился материально:  привез с последнего места службы, из Азербайджана, коньяк — сорок литров крепкого алкоголя. Там у них этого добра по дешевке навалом, а дома тем временем были годы сплошного дефицита.
Антон пришел к своему другу и предложил: «Делаем бизнес!» И начали они мотаться по городу с этим коньяком. Продавали знакомым, прикладывались понемногу сами. Пытались оптом пристроить в торговлю, но там не брали, возможно, боялись отравы. Документов-то на продукцию никаких!
Бизнес казался утомительным и малоприбыльным. И вдруг им повезло: в одном кафе нашелся оптовый покупатель. Мужчина, спокойный и доброжелательный,  прислушался к их разговору с работниками и отозвался: «Дело предлагаете, ребята. Сколько у вас коньяку? Возьму все, и даже больше. Звоните!»
Разговор окрылил новоявленных бизнесменов, и пошли они радостные, полные надежд и планов. Но Антон вдруг начал мучиться: «Где-то я этого мужика видел…где?»
— О боже! Да это же главный бандит города, глава айрапетовской группировки. Тьфу ты! Нет, подальше от него. Он и коньяк заберет, и мы еще ему должны останемся...
Потом приятели пытались кабельное телевидение организовать. Это еще в новинку было. Но не сложилось у мальчишек что-то.
Во время шальной приватизации Антон крутился с ваучерами. Эффект был неплохой —  на доходы от купли-продажи он приобрел «Запорожец».
Много еще чем занимался экс-лейтенант, но вдруг приятели потеряли его из виду. Оказалось, он сидел в тюрьме. Пытались ему вменить в вину торговлю оружием, но выпустили за недоказанностью.
И вот однажды, когда он был дома, ему кто-то позвонил. Антон как раз замочил в тазу белье, так как стирал обычно сам.  Он спокойно сказал своим домашним: «Я выйду на пару минут». И вышел из квартиры в тренировочных штанах и тапочках на босу ногу.
С тех пор родные и знакомые потеряли его из виду.  Пропал Антон — только версии остались. Отец  все морги обошел, но сына там не нашел, а значит, для родителей, жен и детей, он остался жив...
 Но вряд ли они знали, где такие Каймановы острова, и кто такой Энтони…

*****
Работник ГАИ рассматривал документы, в том числе злосчастную доверенность.  Водитель хранил внешнее спокойствие. Он словно впал в состояние эмоционального анабиоза, прикрывшись маской приветливости и открытости. Но вредная мыслишка сверлила  его мозг: «А вдруг это и есть финиш?»
— Превышаете скорость, — сказал милиционер и принялся оформлять бумаги на штраф.
Энтони облегченно вздохнул. Значит, Лидия еще не всем успела заявить о смерти мужа. Но каждый раз так нервничать он не намерен. Надо обдумать и обсудить с коллегами ситуацию, принять упреждающие меры.

*****
…Глеб провожал дочь Петра Озерова. Темнело лениво, и фонари, словно поддавшись неге летнего вечера, не спешили зажигаться. Мужчина таинственно произнес:
— У меня есть презентик для вас.
Он раскрыл ладонь. То, что лежало на ней, выглядело, как обыкновенная ручка.
Юлия щелкнула кнопкой, которая должна была выдвинуть стержень, но вместо него включилась лампочка, и ручка превратилась в фонарик. Девушка посветила в разные стороны для пробы.
— Мне нравится, спасибо, — улыбнулась она. — Вы, Глеб, спец по всяким техническим штуковинам?
— Иногда, — ответил Савицкий.
— Банк, наверное, напичкан средствами безопасности?
— А что, ваш папа ничего не рассказывал?
— Нет, конечно.
— Даже самую страшную тайну?
— Ой, вы меня интригуете. Он же из поколения юных ленинцев. Не выдал ни капельки.
— А я выдам, — Глеб перешел на шепот.
Юля доверчиво приблизила ухо к губам Савицкого. Он быстро поцеловал ее ушко и громко сказал:
— Самая большая тайна в банке — это где лежит штопор. Но это еще не все.
Юлия отстранилась от него подальше.
— Наши работники, бывает, совершают преступления. Самое страшное из них…
Глеб снова перешел на шепот, и девушка непроизвольно опять приблизилась к его губам. Он коварно поцеловал ее в другое ушко и уклонился от руки девушки, занесенной для обороны.
— Ну, хорошо, не томите. Какое самое страшное? — смирилась Юля.
— Очень изощренное. Даже вообразить сложно, — набивал цену Глеб. — Уборщица поставила цветок на сервер, представляете? Мало того, она стала обильно его поливать! Несмотря на то, что доступ в серверную был по карточке, и имелись три камеры слежения.
— Сочувствую. Тяжело вам приходится с уборщицами, — сказала иронично девушка.
— Теперь ваша очередь, Юленька. Раскройте семейную тайну, от которой вы меня увели из кафе.
— Я увела? Что же вы поддались?
— Мне была приятна ваша забота. К тому же, я надеялся, что все узнаю от вас.
— Милый Глеб, пока не могу. Ведь я дочь бывшего юного ленинца.
— Значит, ни капельки? Ладно, я терпеливый. Но хотя бы на концерт заморских исполнителей вы со мной сходите?


*****На живца*****


Озеров с сожалением ощущал, как быстро летели дни. Погруженный в дела под завязку, он изредка выныривал из них, чтобы глотнуть кислорода личной жизни. Внезапно он обнаружил, что в календаре возник август. Это открытие обеспокоило Петра, так как в частоколе планов и графиков он помнил просвет, который спланировал для себя: несколько дней отпуска для поездки на юбилей школы. Но как оставить родных и знакомых девчонок одних, пока вестниками несчастий бродят по свету всякие энтони?
Любимую дочь совершенно естественно поручить ее родной мамочке. Неплохой вариант присмотра за Юлькой, если только родительница не уехала на очередную конференцию или в экспедицию. Застать ее дома — это всегда лотерея.
Однажды Озеров пришел к своей бывшей жене с аналогичной просьбой. Она искренне обрадовалась Петру и пригласила пройти за ней в кухню. Он шел осторожно, словно по кочкам трясинного болота, так как кругом на мебели и на полу были разложены листы с текстом, расправлены и прижаты книгами, чашками и обувью схемы и таблицы.
— Не пугайся, Озеров. Это мы с мужем диссертации пишем, — сказала экс-Озерова грудным чарующим голосом и посмотрела через строгие очки.
Она поставила ему чашку с чаем и вернулась к прежнему занятию – чтению какого-то фолианта и кормлению кашей своего теперешнего супруга. Тот послушно открывал рот, а глазами сквозь очки глотал книгу.
По тому, как выглядели оба супруга — художественно растрепанные, в халатах, и завтракали в обед,— Озеров понял, что они счастливы. Недаром ходили слухи, что этот паинька, лопающий кашку с ложечки, секс-гигант факультета.
Люди науки — могучие люди. Вот и экс-Озерова втянулась. Теперь она даже куховарила, а будучи Озеровой, на кухню ни-ни.  Только блины на масленицу пекла и весь год принимала благодарности от мужа и дочки.
Пока они семьей мотались по военным городкам, супруга Петра вынужденно сидела без работы. У нее была единственная роскошь — заочная учеба в вузах. Но как только закончилась военная биография Петра, началась научная у его жены. Она ушла в науку и до сих пор оттуда не вернулась. К нему. Теперь Озеров пытался радоваться за нее и вытеснять свою печаль мудростью.
Дочку можно было препоручить по старой памяти другу Гению Ивановичу. Он, пожалуй, даже охрану обеспечил бы. Но существовала  Рина со своими мурашками, чрезмерной самостоятельностью и талантом нарываться на ужасы. Никакие гении с ней не совладали бы.
 Попросить Савицкого покараулить женщин? Юлию он, пожалуй, согласился бы опекать с удовольствием, а Рину вряд ли. Тем более, что на время отпуска Озерова именно Глебу придется выполнять дополнительные функции на работе.
Еще Петра беспокоила Лидия, которая находилась под следствием. Правда, Петр приставил к ней Фелицату. Та нашла надежного, по ее мнению, адвоката, и он взял Лидию под свое крылышко. Но непрошеные визитеры продолжали навещать квартиру Кузнецовых.
По-прежнему устраивал обыски Энтони, а почту из ящика регулярно вынимала его напарница. Они обнаглели до такой степени, что при совершении своих неблаговидных поступков не обращали на Лиду внимания и даже машину каждый раз ставили прямо под ее окнами. Автомобиль был Лёвин, только номера у него теперь были другие. Каждый раз на прощанье Энтони угрожал женщине расправой, если она вздумала бы на него жаловаться.
Как в сложившейся ситуации бросать девчонок и уезжать на Крайний Север, Озеров не мог себе представить. Не ездить вообще? Но он уже принял решение и не хотел с ним расставаться, поэтому пытался найти заместителя-защитника на время своего отсутствия. Но красиво решить задачу с опекой Петру не удавалось. Тогда он переключил внимание на другое.
 Если беспокойство о безопасности женщин было связано с определенной проблемой, то не пора ли ее решить?  Что-то пошумели они тогда в кафе по этому поводу и затихли на несколько недель.
Срочно! Срочно форсировать решение досадного ребуса. Конечно, легко сказать…  И все же они вместе с Глебом сочинили письмо провоцирующего содержания и отправили его Лиде по почте. Цель преследовалась очень простая. Раз уж Лидину почту регулярно читают посторонние, то пусть эти посторонние узнают, что ее приглашают дать показания об Энтони и его подружке.

*****
Уверенно расставив ноги на ширину плеч, Петр стоял у расстеленной кровати в интимно приглушенном свете настенного светильника. Его крепкие пальцы сдернули с шеи галстук и спускались от шеи все ниже и ниже, методично расстегивая пуговицы на рубашке. Когда он неторопливо снял ее, на рельефном загорелом теле обнаружилась белая майка, которая хоть и смотрелась эффектно в полумраке, но останавливала полет фантазии потенциальных зрителей. Тело Озерова гармонично двигалось с малой амплитудой, пока он, разложив рубашку на поверхности кровати, аккуратно ее складывал.
Затем он взялся за брюки. Лихо, с оттяжкой, расстегнул ремень. Пальцы привычно справились с молнией и стащили одежду с бедер. Стройные ноги попеременно освободились от штанин. Озеров опять склонился к кровати, чтобы сложить брюки, и зрители смогли убедиться, что ноги у него действительно не кривые, и что полоска плавок укрывает спортивную пятую точку. Петр выпрямился, и поочередно поднимая ноги до середины бедра, снял носки.
Вот теперь зрители могли бы аплодировать, но они отмолчались. Лидия и Глеб стояли в дверях спальни и наблюдали вынужденный стриптиз не первый вечер. Женщина подошла к Петру, забрала у него одежду и с улыбкой пожелала спокойной ночи. После нее Савицкий принес Озерову ночной комплект: новенький пуленепробиваемый жилет и пижаму. Сверху лежал женский парик.
Когда Петр облачился во все это, то внешне потерял ярко выраженные признаки пола. Получилось странное создание с женской головой и мощным торсом, на который еле натянулась пижамка с веселыми цветочками.
Озеров совестливо подумал, что в конце концов она порвется по шву. Нет бы посокрушаться, что пуленепробиваемый жилет обладал относительной пуленепробиваемостью, и защитит ли он человека от точного выстрела с близкого расстояния, неизвестно.
Пижаму мужчине выделила из своих запасов Лида. Кровать для ночевки гостя в хитром жилете готовила тоже она. Озеров просил застелить старое белье, пусть даже дырявое и нестиранное, так как он ожидал нестерильных событий. Но женщина ответила, что у нее в доме такого белья нет, и устроила Петру шикарное ложе. Он не стал воевать с ее детской парадоксальностью. Она вела себя как гостеприимная хозяйка и делала все, чтобы Озерову хорошо спалось, хотя прекрасно знала, что спать ему нельзя.
На полу, рядом с кроватью, стоял термос, наполненный кофе. Это была единственная слабость, которую позволил себе гость. Предложил использовать кофе от сонливости Глеб, который сам его никогда не пил. Он же напомнил Озерову о существовании подгузников для взрослых. Но Петр подумал, ухмыльнулся и отказался.
— Ну, смотри, аскет, — сказал Савицкий, — тебе виднее. Но учти, когда ночью встанешь по нужде, что вид твой не для слабонервных.
Первую ночь Озеров прободрствовал и без кофе. Вторая — далась ему за полтермоса. Сегодня, перед третьей ночевкой в чужой квартире, постоялец запасся самым крепким кофе, который способен был влить в себя.
Он улегся на двуспальную кровать Лидии и поворочался в меру необходимости, пока не подобрал удобную позу для головы и тела. «Надо же, не скрипит. Или кровать новая, или…» Петр грустно подумал о неполноценной личной жизни очаровательной женщины. Но у нее еще будет время наладить свое счастье. Если, конечно, следствие по делу погибшего мужа не закончится катастрофой, и ее не признают  виновной. Фелицата, которую Озеров просил помочь, на все его вопросы отвечала одинаково: «Спокойно, милый! Колбасин классный адвокат». Вот и все, что Петр знал о ходе следствия.
Днем он работал, преодолевая накапливающуюся сонливость, и переживал за Савицкого, который тоже клевал носом все больше и больше. Ведь по ночам Глеб сидел в соседней с Озеровым квартире. Соседка уехала в отпуск и принесла Лидии ключи от своего жилища. Здесь и устроили пункт наблюдения.
Савицкий следил за монитором, на который вывел несколько мини-камер слежения, установленных им перед подъездом, на лестничной клетке и в спальне. Лида тоже не спала. Она находилась рядом с Глебом, сидела в ночнушке, прикрытой сверху халатом, и обнимала телефон. Ей поручено было сразу звонить в милицию, если появятся визитеры.
Предполагалось покушение на Лиду, значит, милиция должна была спасать ее. От кого? От того злоумышленника, которого она ловила на живца. На роль наживки бесконкурсно определил себя Озеров.

*****
Часы над кроватью бесчувственно отсчитывали третью бессонную ночь Озерова. Он лежал спокойно, но не расслаблено, словно стойкий оловянный солдатик, которого уложили в игрушечную постель вместо куклы. Петр поневоле слушал бесплодную ночную тишину квартиры, и в ушах его от сосредоточенности начинались слуховые миражи в виде легкого звона. В такие моменты Лидины настенные часы начинали играть мелодию очередного часа и отбивать ударами время.
Озеров обрадовался, когда уловил закономерность поведения своего слухового анализатора и часов. Бой мини-курантов возвращал его слух в нормальное состояние. Часовые мелодии звучали очень кстати, так как они то и дело прерывали диалоги Петра с разными личностями.
Бодрствующий ночью человек иногда утрачивает грань между реальностью и сном совсем незаметно. Такое происходило и с Озеровым. Он четко знал, что не спит, но вдруг перед ним появлялись то Лидия, то Глеб, то бывшая жена, то Гений Иванович, то все они вместе. Завязывался очередной разговор. Петр пытался их в чем-то убеждать, но тут били часы, и их бой играл роль отрезвляющего ушата с холодной водой. Собеседники растворялись.
Предрассветные сумерки таили в себе самую обольстительную сонливость. Не зря именно в такие часы компетентные органы берут бандитов и их «малины» тепленькими. Озерову хотелось верить, что милиция, которую будет вызывать Лидия в ответственный момент, будет бодра и энергична, приедет вовремя и не позволит злоумышленнику застрелить «наживку».
Предрассветные сумерки искушали Петра сном все настойчивее. Он не выдержал, поднялся со своего ложа, подошел к окну и открыл форточку. Мало того, что квартира Лидии находилась на первом этаже, окно ее спальни было рядом со входом в подъезд. Поэтому в микро-наушнике Озерова возник голос Савицкого: «Петр! С ума сошел. Быстро в койку!» Озеров, возвращаясь под одеяло, ухмыльнулся: «Хоть Глеб не спит, и то хорошо».
Вдруг в открытую форточку вместе с потоком прохладного воздуха проникли звуки автомобиля, который парковался под окном. Озеров прислушался. Дверца машины открылась и обратно не захлопнулась. Тихие шаги обозначили путь невидимого человека к двери подъезда.
В это время в соседней квартире Савицкий, который только что остервенело протер пальцами уставшие глаза, увидел на экране монитора фигуру человека. Силуэт его был похож на бесконечное множество других людей. Массовая мода, словно напильником, обрабатывает индивидуальные облики, и человечество марширует стройными рядами в колоннах близнецов. Возвращение нескольких подобных обитателей подъезда Глеб наблюдал в течение своей вахты. Молодежь тянулась домой на протяжении всей ночи.
Личность последнего возвращенца расшифровалась, когда она отразилась в камере, установленной на лестничной клетке. Опытный Глеб рассмотрел то, что вряд ли далось глазам непрофессионала, —  красивую стройную женщину в джинсовом костюме и модных кедах. Лицо показалась ему знакомым, но вспомнить мгновенно, кто она такая, Савицкий не смог. Он почувствовал, как его мышцы напряглись. Обернувшись к Лиде, Глеб увидел, что она спала в кресле, уронив голову на телефон. «Будить ее сейчас или еще подождать?» — подумал мужчина.
В следующий миг он обнаружил ночную гостью на экране с камеры, расположенной в Лидиной квартире. «Озеров, прием, как слышишь? Рядом с тобой, в гостиной, ходит женщина», — Глеб сказал тихо, но внятно. «Слышу», — ответил голос Петра. Ему было достаточно сказать почти одними губами, и крошка-микрофон, спрятанный в одеяле,  передал ответ. Савицкий напрягся: на экране героиня ночи открыла дверь в спальню и направилась к кровати, на которой лежал Озеров.
Глебу остро захотелось крикнуть в микрофон и бежать на подмогу к наживке, хотя подобные действия даже не намечались ими при разработке операции. Савицкий нервно оглянулся на Лидию. Она по-прежнему безмятежно спала на телефоне.
Озеров знал, какой вопрос Савицкий задаст следующий, но не имел понятия, что на него ответить. Пора или нет? Визитерша, скрипнув дверью, приближалась к Петру. Она дышала тихо и ровно, но мужчина слышал ее дыхание, несмотря на то, что одно его ухо несло на себе наушник, и оба уха слегка прикрывались париком.
Непроизвольно ему подумалось, что женщина, которая дышит так спокойно, пришла к нему не для того, чтобы убить. В подтверждение этого, снова скрипнула дверь спальни, что означало, видимо, переход гостьи обратно в гостиную. «Она вышла», — возник в наушнике голос Глеба. «Проверяла, голубушка, на месте ли объект. А раз так, то следом за тобой должен появиться кто-то другой», — подумал Озеров.
 В этот момент он отчетливо расслышал, как у автомобиля, стоящего под окном, открывалась еще одна дверца. Вот теперь медлить себе дороже, осенило Озерова. Он почти закричал: «Глеб, срочно звони в милицию!»
Савицкий снял трубку телефона, прижал ее плечом к уху. Одной рукой он набирал номер, другой энергично тряс Лидию. Она быстро вернулась к реальности и, как только Глеб поднес к ней телефонную трубку, заголосила в нее: «Милиция? Помогите! Убивают! В моей квартире убийца! Адрес…» Савицкий с одобрением смотрел на нее. Он не ожидал такой оперативности от женщины, которую едва разбудил.
Глеб вернулся к экрану монитора и только сейчас увидел, как ночная гостья вышла из подъезда, а вместо нее входил в дом мужчина. Удивительно, что Озеров логически определил ход событий. Савицкий испытал прилив уважения к своему шефу.
Лидия, глядя на экран, воскликнула: «Энтони!»  Да, пожалуй, этого гостя они ждали с большей вероятностью, именно его фоторобот  Глеб видел на встрече в кафе.
Напарница Савицкого смотрела на монитор и от переживания прикрывала рот ладонью, чтобы возгласы ужаса не вырвались наружу. Они оба прекрасно понимали, что никакая милиция не успеет приехать за несколько секунд. С каждым шагом, который проделывал Энтони, становилось понятно, что шеф в роли наживки представлял собой обреченную мишень.
Конечно, Глеб передавал Озерову информацию о приближении убийцы, но сам уже сжимал в руке чугунную сковородку, которую ему подсунула Лидия.
Накануне, планируя операцию, Петр строго предупреждал друга, чтобы тот ни в коем случае не выскакивал из своего укрытия. Ни в коем случае…Савицкий легко согласился, заочно понимая ситуацию. Но сейчас приближалась страшная развязка, и мужчина не намерен был самоустраняться.
Что он будет делать со сковородкой, не приходило в голову. Скорее всего, он даже не понимал, что ему вложила в руку Лида. А может, и она не до конца осознала, что сделала. Последние слова, которые Савицкий успел передать Озерову: «Пистолет! У него пистолет!»
Лидия не выдержала и, заплетаясь в длинной ночной рубашке, побежала на лестничную клетку. Ее напарник бросил свой пост и, не разжимая руку со сковородой, устремился за женщиной. Они ввалились в приоткрытую дверь Лидиной квартиры и вдруг в темном коридоре натолкнулись на фигуру неизвестного мужчины. Он расставил руки на ширину коридора и удержал напор двух разгоряченных тел.
От неожиданности Глеб выронил сковородку. Звука ее падения никто не услышал, так как она упала на ногу неизвестному, а потом на ковровую дорожку. Человек, чья нога приняла тяжелый металл,  не закричал, но двинул кулаком в обидчика. Савицкий расслабленно сполз по стенке и замер на корточках. Лидия испуганно наклонилась к нему. Удивительно, что вся экспрессивная сцена произошла беззвучно.
В этот миг из спальни раздался выстрел. Неизвестный метнулся на звук. Лидия, словно немая фурия, побежала за ним. В спальне она увидела, как неизвестный выбил из рук убийцы пистолет и приставил к его виску свое оружие. 
Женщина непроизвольно подумала: «Робин Гуд какой-то». Но Энтони увернулся от незнакомца и бросился убегать. В дверном проеме он натолкнулся на Лидию и с силой отшвырнул женщину в сторону. Она падала по такой траектории, что упала на «робингуда». Тот перекинул ее, словно мяч, на кровать, и рванул за убийцей.
Время было упущено, и не видать бы им никакого Энтони, если бы не Глеб. Он как раз пришел в себя,  взял свою сковородку с полу и поднялся на ноги. У Савицкого слегка кружилась голова, но расстроиться по этому поводу он не успел, так как убегающий Энтони  впоролся в него со всего размаха в темном коридоре.
Они упали оба. Сковородка отскочила в сторону и вторично  ударила подоспевшего «робингуда» по ноге. Его нецензурный вопль раздался на всю квартиру, как боевой клич разозленного тигра.
На этот раз Энтони попался. Пока он вставал, отпихиваясь от Глеба, неизвестный заломил ему руки и надел наручники.
Где-то внутри куртки пленника заиграл телефон. «Робингуд» достал его и протянул владельцу, нажав дулом пистолета на  висок.  Тот сказал невидимому собеседнику: «Да, я понял. Едет милиция. Уезжай сейчас же!» Под окном заработал двигатель, и машина резко сорвалась с места.
На разговор ушло последнее волевое усилие Энтони, затем он сник и безропотно позволил вернуть себя в спальню.
— Женщина! Срочно приберитесь в коридоре! — завопил «робингуд».
Приказ погнал Лидию бегом. Очнувшемуся Глебу она помогла подняться и вернуться в соседнюю квартиру, где находился их пункт наблюдения, а сама прибежала обратно и, переводя дыхание, села на край кровати у неподвижной наживки.
В квартиру входили те, кто, по замыслу Петра, должны были нейтрализовать наглого визитёра и вероятного убийцу на долгий срок, а не только на период поездки Озерова на юбилей школы.



 *****Отходняк*****


...Этот дурак их все-таки завел. Ни намека на тропу. Спускать бы с гор на голой заднице таких профессионалов! Но он инструктор, никто кроме него не знает местность.  Поэтому туристы вынуждены ему верить.
Озеров злится на нелепого инструктора, но злость приходится кстати. Она помогает преодолевать силу тяжести и лезть на отвесную стенку.
В туристической группе, штурмующей горы, много девчонок. Они пыхтят, но ползут на склон. Среди них симпатичная студенточка, подружка Петра Озерова, без пяти минут его жена. Она поднимается впереди всей цепочки. Ее ноги осторожно выбирают путь, а туристские ботинки с мощной подошвой поднимают по малейшим выступам породы все выше и выше.
«Все выше, выше и выше. Стремим мы полет наших птиц…» — мурлычет Петр себе под нос. Без пяти минут жена беспомощно произносит: «Всё. Тупик. Зацепиться не за что!»  И движение стопорится.
Многие туристки радуются передышке, но инструктор нет, поскольку группа давно выпала из графика. Снизу вверх идет вал уговоров и увещеваний. В него включается Озеров с подбадриванием и понуканием своей девушки. Но она легко отражает волну доброжелательных слов и не двигается с места.
Все висят на склоне, как обезьяны, и ничего не могут сделать. И тут инструктор начинает громко ругаться. Он кричит: «Нельзя стоять! Иди! Иди вперед!»
Озеров в замешательстве. Он боится за свою девушку. Ведь расплачется и вообще не сможет идти. Что он делает, этот дурак?
Но вдруг студенточка ловко и споро лезет вверх. Шуршат подошвы ботинок — группа идет за ней. И скоро они поднимаются на перевал. Инструктор, оказывается, умеет управлять. А Петр, хоть и военный, но женщинами командовать не может.

*****
Господи, что же она так рыдает?.. Ах да. На перевале у народа после сложного подъема происходит отходняк. Одни смеются без остановки, показывая пальцем на горы, лежащие ниже людей. Другие сосредоточенно молчат, как немые, и курят. А третьи —  плачут на всю крышу мира громко и дружно, искренне и горько. Зачем же так убиваться, девчонки?
Господи, как же она долго плачет...

*****
Озеров устал слушать безудержный женский рев и открыл глаза. Он обнаружил в спальне яркий день. Лидия сидела в белой ночной рубашке рядом с ним на кровати и плакала, плакала без остановки.
— Если ты плачешь по мне, Лидочка, то напрасно, я жив, — Озерову показалось, что он это сказал.
Она едва посмотрела мокрым красным лицом в его сторону. «Значит, не по мне. А по ком?» — Петр медленно вспоминал события прошедшей ночи.
— Сколько времени, Лидочка? Мне, наверное, давно пора на работу?
Она сквозь всхлипы вроде бы пробормотала «воскресенье» и зашла на новый круг плача. «Понятно. У нее пресловутый отходняк, а у меня контузия после выстрела», — Озеров закрыл глаза и начал засыпать.
Ему очень хотелось досмотреть сон про горы. Он только что видел их отчетливо во всем великолепии! Но главное, его первая жена, юная и головокружительная, была с ним рядом. Редкое видение! Ведь обычно Петр не помнил снов. Разве что один и тот же – про медосмотр, как доктор проверяет его здоровье и не допускает к полетам.
Но постепенно в уютный сон Озерова стали вторгаться часы с навязчивым боем и легкомысленными мелодиями. К ним добавился дверной звонок, который часто бренчал, требуя внимания к входной двери. Она хлопала, и с каждым ее хлопком в гостиной становилось больше смеха и громких разговоров.
Мужчина забеспокоился: «Ну вот, проспал. Опоздал на работу». Он спустил ноги на коврик, встал с кровати и направился в ванную комнату.
В гостиной при его появлении стало тихо. Петр не смотрел по сторонам, он нетвердым шагом старательно следовал задуманным курсом. Парик на его голове сполз на одно ухо. Пижамные штанишки в цветочек веселили глаз оборками. Белая майка, единственный родной элемент гардероба, сияла на загорелом теле.
Таким он и скрылся в недрах помещения санузла.
Женщины в гостиной заволновались.
— Лида, надо принести для Петра тарелку и приборы, — подала голос Рина.
— Глеб, где папина одежда? — мягко, но настойчиво спросила Юля.
Савицкий хотел было доесть салатик, но мужественно оторвался от еды. Он привычно полез в Лидин шкаф, как в свой собственный, достал одежду Озерова и отнес ее в ванную.
Рина смотрела на мужчину и думала, что если Глеб после сегодняшней ночи похож на побитую собаку, то ее одноклассник — на сбитую. И вот почему.

*****
Раньше в семье Когудницких была собака.
Однажды, когда они приехали в лес, она вырвалась из автомобиля с радостным лаем, потому что хозяйка, отмахиваясь от комаров, выронила поводок.
Черное лохматое создание носилось по лесной грунтовой дороге среди ельников и болот. «Нюська, Нюська! Ко мне!» — звал хозяин, но его крик утонул в реве мотора машины, которая на высокой скорости неожиданно появилась из-за поворота.
Собачка отреагировала быстрее людей. Маленькая Нюська, сердитая на чужой автомобиль, колобком бросилась под его колеса, с силой ударилась о них и безжизненным телом отлетела в сторону. Машина, не снижая скорости, скрылась, оставив онемевших хозяев собаки и облако пыли.
Собачья морда была в крови. Маленькие челюсти заклинило камнем. Обычно энергичная и эмоциональная  собака незнатной породы лежала пластом на молодой траве.
Финиш? Муж достал лопату и взволнованно посмотрел на жену. Неужели закапывать? Рина поразила его внешней бесчувственностью и хладнокровием. Она отстранила руку мужчины с лопатой, не веря в такую нелепую смерть.
Женщина бережно промыла  мордочку Нюськи, с помощью мужа разжала челюсти, вытащила камень и освободила язык. При этом она все время тихо звала собаку и разговаривала с ней, но та по-прежнему не проявляла признаков жизни.
Мухи и комары лезли тучами на черную шерсть. Люди сидели возле собаки,  и сами с трудом могли бы объяснить, чего они ждали.
Но прошло два часа, и Нюська зашевелилась. Она поднялась и на подгибающихся лапах, пошатываясь от слабости, направилась к хозяйскому авто, словно опасаясь, что уедут без нее. Муж и жена переглянулись. Вот чего они ждали: чуда!
Собака выжила и постепенно выздоровела. В таком маленьком тельце воля к жизни оказалась поразительная.
Иногда человеку говорят: «Что смотришь, как побитая собака?» Рина  позволила бы себе сказать по-другому: «Как сбитая собака». Это означало бы, что дела совсем плохи.
Но тельце человека все-таки поболее Нюськиного, и голова к нему приделана неплохая. Да не минует его удача и воля к жизни!
Рина подумала всё это про себя и не стала развивать тему вслух.

*****
Отмытый от вчерашнего напряжения, освобожденный от парика и дамской пижамы и облаченный в собственную одежду, Озеров явился народу.
— Когда они успели собраться, ума не приложу, — рассуждал он в полголоса сам с собой, усаживаясь за стол.
Глеб похлопал его по плечу.
— Очнись, Петр! Мы отмечаем твой день рождения, — начал он пафосно, потом продолжил по-простому, — и мой, наверное, тоже.
— Мой тоже, — вздохнула Лида.
— Да ну вас, похоронная компания, — возмутилась Юлька.
Рина положила ладонь на ее руку. Это был жест — просьба о молчании.
— Люди, как же я проголодался, — вдруг взвыл Озеров и энергично постучал вилкой по пустой тарелке.
Женщины засуетились, сооружая ему пирамиду из различных закусок. Петр разлил по бокалам вино.
— Выпьем за то, чтобы небо над головой Лиды поскорее очистилось от туч, —
Озеров приподнял бокал в сторону виновницы тоста и встретился с ней глазами. —  Пусть наглецам воздастся за их деяния. Убийца должен сидеть в тюрьме.
— Думаешь, Леву Кузнецова убил Энтони? — с надеждой спросила Рина.
— Возможно. Правда, нам еще не ясно, за что.
— Ты кушай—кушай, дорогой, не отвлекайся, — вмешался Глеб.
Он немного выждал, пока шеф втянулся в пищепоглотительный процесс, и задал вопрос, который мучил их с Лидией с ночи.
— Мы истомились от неизвестности, что за ночной робин гуд заехал мне по морде, но повязал убийцу? У тебя был двойной план? Но почему ты ничего не рассказал нам, своим соратникам?
— Соратники? Зачем вы вылезли из своего укрытия? Мы договаривались, что Лидия появится только в момент прихода милиции.
— Все верно ты говоришь, Озеров, но сил не было смотреть на убиение «младенца».
— Вот за нетерпение по морде и получил. Но я тебе сочувствую. Как висельник висельнику, — Петр улыбнулся. — Расскажи сначала весь ход событий. Ведь я, как ты знаешь, ничего не видел, а когда в меня выстрелили, то и слышать перестал.
Савицкому пришлось посвятить шефа в подробности ночного триллера. Лидия дополняла его рассказ, так как до эпицентра происшествия, спальни, Глебу не суждено было добраться. Рина и Юлия выслушали историю во второй раз, но веселее от этого для них она не стала.
— Я почти все понял, но куда делся с меня пуленепробиваемый жилет, и кто утащил мое одеяло, в котором был микрофон? Сейчас я проснулся под каким-то пледом в клеточку.
— Жилет забрала милиция, как улику, — ответила Лидия.
— Хоть меня не прихватила, — вздохнул Озеров.
— Тебя осмотрел врач, но разрешил оставить дома. Сказал, что незачем зря человека тревожить. Организм крепкий, значит, скоро очухается.
—А микрофон?
— Микрофон я вынула, когда стаскивала с тебя одеяло.
— Умница, сообразительная женщина. А куда делся «рояль в кустах»?
— Ты о чем?
— Рояль в кустах? Да тот, кого вы окрестили робин гудом, — Озеров улыбался, довольный произведенным замешательством.
— Не знаю, куда он делся, — сказала Лида. — Он объяснил милиции свое появление тем, что будто бы проходил мимо, услышал из открытой форточки женские вопли — это мои, значит — и прибежал на помощь.
— Смотри-ка, четко сформулировал. Молодчина Антонян.
— Он показывал милиции свое удостоверение. Оказалось, что он тоже оперуполномоченный. Только из другого города. В общем, ушли они все вместе.
— Вот теперь с этого момента, пожалуйста, поподробнее. Петр, кто такой Антонян? — вмешался Савицкий.
— Да, папка, не томи. Кто это? — спросила Юля.
— Каждый охотник желает знать, где сидит фазан? — улыбнулся Петр. — Не подумайте, что я какой-то единоличник-злоумышленник. План у нас с вами был только один. Но вчера, перед тем, как я собрался ехать к Лидии, чтобы третью ночь ждать убийцу, ко мне явился гость — Антонян. Мы знакомы с ним с прошлых лет — однажды вместе разбирались с загадочной дамой, у которой обнаружили три лица. Но это отдельная история…  В этот раз Иван оказался проездом в Москве. Я приютил его на ночь. Приютить-то я его приютил, а сам собрался убегать. Хотел было ему «лапшу навешать» про то, куда иду, но не вдруг-то. Он меня сразу расколол. Всю информацию с меня вытянул вплоть до адреса. При этом наш план раскритиковал до руин. На том и расстались. Все остальное — его частная инициатива.
— Пап, надеюсь, ты загадал желание?
— Ты о чем? Сама знаешь, я контуженный — соображаю медленно.
— Шучу. Ты оказался между Антоном и Антоняном.
— Понял. Я и без этого желание загадывал, и оно сбылось.
— Какое?
— Чтобы все закончилось благополучно.
—Но как Антонян появился в доме, если Глеб наблюдал за входом? — спросила Рина.
— Кстати, молодец, Ринуля, логичный вопрос задала. Я тоже хотел бы спросить, как Савицкий прозевал Ваньку.
— Полегчало. Оказалось, его Иваном  звали, — иронично отреагировал Глеб. — А если серьезно, сам удивляюсь, как он прошел.
— Чему удивляться? Иван Антонян — профессионал в своем деле, — сказал Петр. —  В отличие от него наш  пленник всего лишь дилетант. Правда, для дилетанта он действовал последовательно и настойчиво, что меня несколько удивило и смутило.
— Профессионал, говоришь, — повторил Глеб и осторожно ощупал пальцами свой синяк на лице. —  Приятно, получить… урок от профессионала.



*****Возвращение в прошлое*****


Наступило время последовать приглашению и отправляться в далекие полузабытые края на юбилей школы. Озеров прекрасно понимал, что жил там, когда «деревья были большими». С тех пор он здорово вырос и готов был объяснить каждому, что деревья на Севере не растут, разве что карликовые.
Перед поездкой Петр не растравливал себе душу картинами прошлого, а довольствовался формулой: как сложится, так и ладно. Он спокойно принялся воплощать задуманное, но сразу на его пути начали возникать неожиданные вещи. Они  производили эффект щелчков по лбу, когда не больно, но впечатляюще.
Первый щелчок был уготовлен ему еще при покупке билета на самолет. Петр предполагал, что ему придется выбирать вариант, каким рейсом добираться до заполярного поселка, из длинного списка, по крайней мере, так было двадцать пять лет назад. Тогда все самолеты северного направления делали посадку в поселке его детства. Но теперь в перечне пунктов назначения рейсов из столичных аэропортов поселок бесследно исчез. Он не заметно перекочевал из всесоюзного ранга в местный. А значит, Озерову предстояло добираться с пересадкой.
За щелчком последовал бонус: билеты до поселка в наличии имелись. Это отдавало фантастикой. На дворе стоял сентябрь. А сентябрь и наличие билетов на самолет были прежде несовместимыми понятиями, потому что семьи везли детей в школу. Многим не хотелось возвращаться заранее, поэтому получался «час пик» в начале сентября. Погода тоже не баловала пассажиров, и они ожидали рейса с завидной выносливостью, ночуя, расстелив газету, на прилавке закрывшегося киоска или на полу аэровокзала.
Теперь желающих попасть в заполярную «мекку» было подозрительно мало.
В общей сложности перелет Озерова занял три часа. Он с любопытством смотрел на своих попутчиков, пытаясь угадать их профессии. Внешне эти люди почти не отличались от граждан, населяющих любой город страны, включая Москву. Но вот багаж у них был традиционно объемный.
Конечно, Петр не обладал способностью видеть предметы сквозь стенки сумок, но почему-то ему казалось, что они из того же ассортимента, как и двадцать-тридцать лет назад: от лодочного мотора и коляски до кефира, пива и мороженого. В оторванном от Большой земли населенном пункте ничего из товаров не производилось. Что с собой привезешь — лишним не будет.
Второй щелчок выдала судьба Озерову, когда он сошел с трапа самолета на бетонное покрытие аэродрома. Вместо радости в душу вползала тревога, потому что малочисленные пассажиры рейса быстро исчезали, оставляя Петра в неуютном одиночестве.
Он ощутил себя сиротой-переростком, когда его спутники целенаправленно растворились в различных транспортных средствах от вездехода до «Скорой помощи». На мокром продуваемом ветром пространстве перед зданием аэропорта оставался одинокий УАЗик.
Петр направился к нему. Вдруг из машины выпрыгнула женщина в объемной одежде серо-черных тонов. В таком одеянии ее фигура напоминала унылую торговку с рынка. Но лицо, тем не менее, светилось приветливостью и радостью. Озеров подумал было: «И это все для меня?» Но получил очередной моральный щелчок. Женщина встречала свою подругу, которая шла следом за Озеровым.
— Девочки, подбросьте до школы, — попросил Петр, пока еще женщины не скрылись в недрах УАЗика.
— Пожалуй, подбросим, — откликнулась «торговка с рынка», которая сидела за рулем. — Иначе придется вам двенадцать километров идти пешком.
Она управлялась с автомобилем лихо, несмотря на печальную разбитость дороги. Благодарный Озеров не вмешивался в женский диалог, а лениво констатировал, что пока в его путешествии на каждый щелчок приходится по призу. Он успел немного подремать, прежде чем УАЗ остановился. Женщины продолжали разговор, казалось, не обращая внимания на пассажира. Он сидел неподвижно. В машине было темно, так как за ее пределами день быстро сворачивался.
— Мужчина, вы уже приехали, — по интонации женщины-водителя можно было догадаться, что она улыбалась.
— Ах, да. Спасибо. Сколько я вам должен? — спохватился Озеров.
Он выбирался из машины и оглядывался по сторонам.
— Да бог с вами! Пока ничего не должны.
Петр стоял плотно окруженный сумерками. Несмотря на усилия памяти, он никак не узнавал местность. Где же то здание на берегу моря, которое в детстве казалось большим, белоснежным, с вечным светом в окнах? Ни одного огонька не оживляло оконные проемы  окружающих домов. Фонари тоже не спешили зажигаться, чтобы помочь человеку выйти из состояния растерянности.
Автомобиль скрылся из виду. До Озерова доходило с трудом, что сейчас его здесь, в холодной темноте,  никто не ждет. А ведь это был маршрут, по которому Петр ходил под ручку со своей первой любовью и знал все дыры в деревянном тротуаре. Казалось, что тогда, в детстве, улица освещалась ярко даже во время полярной ночи.
Вновь зашумел двигатель машины, и за звуком вскоре показался его источник: задним ходом вернулся УАЗик.
— Я надеюсь, вы уже насладились одиночеством? — сказала «тетка с рынка», которая теперь находилась в салоне машины одна.
— Вполне. Может, подскажете мне, где гостиница?
— Подскажу, поехали.
Озеров чувствовал в душе теплоту к этой женщине за то, что она вернулась и не бросила его равнодушно в темном пространстве. Он начинал воспринимать ее не по одежке, а по слегка простуженному голосу с хрипотцой, звучащему необъяснимо доверительно.
Вскоре они стояли на крыльце каменного двухэтажного дома, и спутница Петра открывала ключом массивную дверь. Яркая лампочка освещала вывеску, которая требовала уважения к заведению. Получалось, что Озеров шел на ночлег в поселковую администрацию.
— Так вы, наверное, здешняя мэрша, — высказал предположение мужчина.
— Вы догадливы, — она посмотрела на него с усмешкой. — Я глава администрации поселка.
Озеров по—мальчишески присвистнул.
— Можете свистеть, сколько угодно. Денег у меня все равно нет.
Петр послушно поднимался по лестнице за хозяйкой на второй этаж. Там оказалось два объекта, достойных внимания. Квартира  главы администрации и квартира для гостей.
— Вот вам приют одинокого странника, правда там вы будете не один, — сказала женщина и протянула ключи, — зато свободны в передвижении. Вольны уходить и возвращаться, когда заблагорассудится. Только паспорт мне оставьте.
— Так это и есть гостиница? Я, признаться, ожидал несколько иного.
— Ну, извините, что разочаровала. Раньше население поселка доходило до десяти тысяч, а теперь четыреста человек с небольшим. Поэтому масштабы сервиса соответствующие.
Цифры впечатлили Озерова, и он прикусил язык, стыдясь своих  претензий.
— Если будете замерзать, подбросьте в печь угольку, — наставляла дама.
— Раньше, помнится, была паровая система отопления.
— У вас слишком хорошая память. Уймите ее. Много, что было. Военные содержали коммуникации. С их выводом сошла на нет ваша паровая система отопления.
— Пожалуй, что-то в этом роде я предполагал, —  сам себе под нос сказал Петр.
— Вы идеализируете деятельность военных. Скорее всего, вы из их среды. Но мы и сами с усами – не пропали. Кстати, завтра для вас будет нелегкий день. Вы увидите окружающую действительность при дневном свете. Если растревожат сравнения, можете вечером заглянуть по-простому, по-соседски, излиться, —  предложила на прощанье хозяйка поселка и ушла в свое жилище.
Озеров посмотрел ей в след и подумал, что бросила она его как-то рано. Пригласила бы, что ли, к себе в гости — накормила, напоила. Ему надоело получать щелчки, хотелось бонуса в виде хорошего ужина.
После таких мыслей Петр улыбнулся: «Быстро я приручился». Скорее всего, она устала, да и завтра у нее рабочий день. С такими снисходительными рассуждениями мужчина вошел в квартиру для гостей.
Три раздельные комнаты соединялись тесным коридором и выводились на кухоньку. Двери двух помещений оказались закрыты на ключ, а третья комната приглашала войти внутрь. В ней стояла кровать в окружении традиционного казенного набора мебели. На кровати находились постельные принадлежности, которые расстилать надо было самому.
«Суровая леди, — опять вспомнил Озеров главу администрации, — нет бы, постель мужчине постелить умелыми женскими руками». Но это были скорее огрызки риторических  фраз. Руки Петра не менее умелые.
Обстановка в целом была чистая и теплая. Радовало, что в комнате предполагалось индивидуальное проживание, а не казарменное, когда койками забито все пространство. Обоняние поначалу улавливало печной дымок в квартире, но вскоре оно притерпелось.
«Жить можно!» с таким выводом Петр пошел на кухоньку. Но стерильная пустота шкафов и холодильника говорили о том, что сюда предполагалось приходить с едой, а не за едой. Что ж, несмотря на густую темень на улице, время позволяло найти себе пропитание.
 
*****
Сентябрьский вечер окутал Петра промозглым холодом. Мужчина по-прежнему не узнавал улицу, но все-таки пошел по ней в надежде найти хоть какую-то торговую точку. Он оглянулся на дом, который только что оставил. В окнах квартиры «суровой леди» света не было. Но окна приюта для гостей сияли электричеством. А ведь Озеров, уходя из гостиницы, выключил за собой свет и закрыл двери на ключ. Такой расклад несколько удивил его, но не до такой степени, чтобы мучить себя догадками.
Дорогу по бокам сопровождали двухэтажки, в которых жизнь существовала; но свет из зашторенных оконных проемов скупо проникал на улицу и не справлялся с темнотой.
И вдруг  обстановка резко изменилась. За спиной мужчины взревел двигатель автомобиля, и включились фары. Мощный свет ударил Озерову в глаза, когда он обернулся. Два слепящих потока с ревом неслись на мужчину.
Крепкая от природы нервная система Петра отреагировала четко и без паники. Он спокойно шагнул в сторону на песчаную обочину, освобождая проезжую часть. Но очень быстро ему стало ясно, что машина повторяла его траекторию движения.
Озеров ускорил шаг и вынужден был перейти на энергичный бег. Он попробовал было передвигаться по той дорожке, что звалась когда-то тротуаром. Но от деревянных мостков остался один остов. Бег по нему в темноте грозил не только переломами конечностей, но и шеи. Автомобиль-преследователь, тем не менее, легко маневрировал даже по развороченным мосткам и не отставал от Петра.
Разгадывать загадки «кто?» и «за что?» было некогда, и мозг Озерова молниеносно анализировал только окружающую поверхность. Если сначала он бежал с горки, то теперь улица забиралась все выше и выше. Тренированное сердце выручало Петра, но остро нарастало желание остановиться и перевести дыхание. Наконец, он так и сделал: встал и отдышался.
Автомобиль-преследователь исчез, а может быть, водитель просто выключил фары и затаился за углом какого-либо здания. Очертания домов чернели вокруг цепочками прямоугольников, не обнаруживая признаков жизни. Возможно, уже наступила ночь, и люди крепко спали? Озерову захотелось посмотреть на часы, чтобы определиться со временем, но для этого необходимо было посветить зажигалкой. Чтобы не включать ее посередине дороги и не демаскировать себя,  он решил зайти в первый попавшийся подъезд.
На высокое крыльцо он забрался без проблем, но тихо зайти в дом не получилось. Озеров ставил ноги аккуратно, но из-под них раздавался треск и скрежет, потому что шел Петр, как выяснилось, по какому-то хламу.
Дверей у подъезда не было. А когда он зашел в одну из квартир, преодолев пустой дверной проем, обнаружил, что в окнах нет стекол, но они трещат всюду под ногами. Вот и становилось понятно, что если люди и спят крепко, то за тысячи километров отсюда.
Эти безжизненные дома — военный городок, где Озеров провел детство. Открытие не радовало. Но то, что Петр, наконец, определил свое местонахождение, давало ему уверенность. «Надо отсюда выбираться, пока весь не извозился».
Он освещал путь пламенем зажигалки. На выходе из квартиры его ждал сюрприз: закрытая дверь преградила ему дорогу. Озеров попробовал открыть ее рукой, потом навалился на нее всем телом. Он хмыкнул: «Ну и ну, какие умелые попались призраки – бесшумно и быстренько поставили дверь на петли. Вам бы, ребята, созиданием заниматься, а не гонять на УАЗе за голодным мужиком».
Неприятно было сознавать, что его гнали как зайца на той же машине, на которой привезли с аэропорта. Может, Озеров и ошибался, но разбираться с деталями погони еще не пришло время.
«Приглашаете прыгать в окно? Придется подчиниться». Конечно, из-за вечной мерзлоты дома здесь строили на сваях, поэтому первый этаж получался выше, но это не смертельно. Петр прикинул по памяти, сколько метров может быть до земли, потом нагнулся к полу и посветил себе под ноги. На глаза попалась ножка от стула. Прыгать с таким предметом неудобно, но что поделаешь. Как говорится, неудобно штаны через голову надевать.  И Озеров сиганул в черное пространство.
Приземлился он вполне сносно на ноги, но тут же повалился на землю и свернулся калачиком, словно у него возникли проблемы с внутренними органами.  Ножка стула находилась в правой руке и подпирала его левый бок, на котором он лежал.
Сквозь прикрытые веки он ощутил щупающий луч фонарика. «Как же я все-таки извозился», – подумалось само. Это не отвлекло Озерова от главной цели. И как только владелец фонарика наклонился к Петру, тот с силой, на которую оказался способен в такой позе, двинул палкой в соперника. Преследователь издал нецензурный вопль и выронил фонарик. В этот момент Озеров раскрылся, словно пружина, и долбанул пострадавшего ногами. А сам, схватил фонарик и побежал вниз по дороге туда, откуда его гнал автомобиль.
На этот раз ему попалась освещенная площадь с магазином. Озеров, тяжело дыша, перечислил продавщице необходимые продукты. Женщина складывала их в пакет и улыбалась: «Что? Ноги не держат?» Петр вспомнил, что не почистил одежду от песка, и видок у него должно быть еще тот.
Возле здания администрации не было машины — вот, что бросилось в глаза Петру. В некоторых окнах второго этажа горел свет. Мужчину начинали донимать вопросы «кто?» и «за что?», но отвечать на них самому оказалось неинтересным занятием, поэтому он постучал в дверь к «суровой леди».
Как все-таки быстро он перевел женщину из ранга «торговки с рынка» в «леди». Учитывая, что ее автомобиль делал Озерову адреналиновую примочку, возможно, эта леди раскрыла гостю не все таланты. Он жаждал посмотреть ей в глаза и задать пару вопросов.
Она появилась в дверях сонная, лохматая, во фланелевом халате и толстых шерстяных носках. Ей не нужны были собеседники. Этот вывод напрашивался сам. 
— А...это вы? Спасибо, что разбудили, а то села, понимаешь, работать за компьютер и заснула, — сказала она, зевая.
— Где ваша машина? — резко спросил Озеров.
— Что с вами? — ответила она вопросом на вопрос, и сонливость слетела с нее.
Потом они вместе выглянули на улицу и убедились, что УАЗ стоит под окном. Далее они, наконец, познакомились, и теперь Петр мог называть свою новую знакомую просто Леной. Затем умытый Озеров, облаченный в чужое одеяние, готовил импровизированный ужин, а женщина чистила от песка и пыли его одежду. Они собирались поесть, как вдруг раздался четкий стук в дверь.
— Кто-то явился на еду, — сказала хозяйка. — А, это наш постоялец! Он живет в соседней с вами комнате.
На пороге стоял не кто-нибудь, а Серж Бражников, приятель и однокашник Озерова! Взметнулся шумный вал радостных приветствий. В потоке эмоций Петр обратил внимание на два момента: трепетно заботливое отношение Елены к пришедшему и его живописную внешность. Лицо украшала аккуратная бородка под Арамиса, а под глазом все отчетливее формировался синяк.
— Серый, где ты покалечился? — Лена была в ужасе от физиономии Бражникова.
— Темно у вас, хоть глаз выколи, — лениво отбивался тот от расспросов.
— Я же тебе давала фонарик.
— Спасибо, милая, но я его, кажется, забыл у приятеля.
Озеров ощутил, как его настроение стало препоганейшее.



*****Необрубленный хвост*****


Полегчало ему чуть позже, когда Елена поставила перед ним большую тарелку с горячими пельменями. Озеров добавил в них кусок масла, щедро приправил кетчупом и принялся за еду усердно, обжигаясь, но не отступая. Желудок наполнялся медленно и начинал успокаивать своего хозяина. Благодушие разливалось по организму и вытесняло чувство тревожности. Петру казалось, что его компаньоны по ужину испытывали подобные ощущения. Только смотрели они друг на друга чаще, чем на Озерова.
— Леночка, какие ты вкусные пельмени приготовила, — произнес между глотаниями Серж, который был так благодушен, разве что не мяукал.
Озеров промолчал и не высказал удивления, хотя покупал и варил пельмени он.
— Леночка, ты хорошая хозяйка, у тебя очень уютно, — сказал Бражников, отдавая ей пустую тарелку. — Чур, я сегодня мою посуду!
Женщина отправилась заваривать чай, и мужчины, наконец, остались наедине. Они переглянулись. Серж осторожно исследовал пальцами свой синяк под глазом.
— Болит? — поинтересовался Озеров.
Он помнил, как мучился со своей опухшей физиономией Глеб Савицкий.
— А ты как думаешь? За что в меня двинул? Я мог вообще без глаза остаться, — тихо сказал пострадавший.
Озеров не успел ответить — Лена принесла чай.
Во время чаепития переглядки Сержа с Еленой продолжились. Комплиментами Бражников сыпал так, словно уголек в печку подбрасывал, и улыбка женщины становилась все теплее. Но не Озерову она предназначалась, он подустал от роли третьего лишнего и откланялся. Сладкая парочка даже не фиксировалась на его уходе.
Петр пересек лестничную клетку и вернулся в квартиру для гостей. По-прежнему в коридорчике горел свет. Двери двух комнат, его и Сержа, были открыты, а третья закрыта. Озеров прошел в свою комнатенку, не включая свет, и растянулся на кровати поверх покрывала.
Он лежал на спине, положив руки под голову, лицом к дверному проему. Ему не хотелось закрывать дверь, чтобы не пропустить возвращение Бражникова. Но после сытного ужина накатывала лень, лишая организм активности и соблазняя сном. «Скорее бы Серый возвращался, что ли. Надо с ним наконец серьезно поговорить».
Вдруг окружающую тишину прервал отчетливый  дверной скрип. Озеров был уверен, что входная дверь не издавала таких звуков, та вообще не скрипела. Он специально обращал внимание на такие моменты.
— Третий квартирант зашевелился, — догадался Петр.
Сонливость оказалась хрупкой барышней и испарялась по мере того, как сосед бродил по коридору, в кухню и обратно. Озеров цеплялся за свою дрему с сожалением. Только что он пребывал почти в состоянии нирваны — и на тебе!
— Разбегался мужик, словно при диарее, — Петр начинал злиться.
Но в большей мере его раздражение адресовалось себе самому. Как он, бывший летчик, вдруг стал чувствительный к сторонним шумам как неврастеник? Он всегда был высокого мнения о своем здоровье и об умении засыпать в любых условиях.
Профиль соседа несколько раз мелькал в проеме. И вдруг он остановился в дверях комнаты Озерова.
Меньше всего сейчас хотелось Петру общения, и он прикрыл глаза: «Пусть думает, что я сплю».
Сосед не уходил. Его вкрадчивые шаги удивили Озерова: этот наглый тип бродил по чужой комнате, как по своей. Петр искусственно покашлял, и гость мгновенно ретировался. Во избежание рецидива со стороны странного мужчины Озеров поднялся и закрыл дверь на щеколду.
Сонливость слетела окончательно, и полезли мысли. Итак, кто же гонял Озерова как зайца по ночному поселку? А также очень любопытно, с какой целью? Ограбление или покушение, ошибка или путаница?
 Может, экстрим нынче в моде у местных жителей, и они всех приезжих встречали по моде? Скажем, некто выпил сверх меры и пошел на охоту. А тут Озеров подвернулся, чем не олень?
В иных условиях эта версия дала бы хороший повод для зубоскальства и иронии. Но слишком свежи были впечатления вечера. Смеяться над самим собой пока не хотелось.
В одном у Петра не было сомнений — от какого автомобиля он убегал. Именно машина Лены оставалась у него за спиной, когда он отправился на поиски магазина. Именно УАЗика не было на месте, когда Озеров вернулся с продуктами.
Но женщина встретила его дома и предъявила машину, которая поразительно оперативно материализовалась на стоянке под окнами. Вполне реально, что у Лены не спрашивали разрешения покататься, или спросили те, кому она не могла отказать.
Судя по тому, что Бражников до сих пор не вернулся от нее, Сержу она не отказала не только в машине. Они могли быть заодно и по отношению к Озерову…
Фу, паранойя! За что Бражникову охотиться на Озерова? За пару пенделей в детстве? За совместное списывание физики у Ринки? Кроме того, Серж взаимно не понял агрессию Петра. Его вопрос — «за что ты меня?» — звучал искренне.
Могло ли быть так, что гнались за Озеровым одни персонажи, а из окна он падал к ногам невинного Бражникова? В пылу кошмара погони Петр не поверил бы в это, но сейчас в тепле на коечке, да после пельменей, эта версия нравилась ему все больше.
Ему грустно подумалось, что не получилось вернуться в счастливое детство. Из взрослой жизни проблемы притащились необрубленным хвостом, словно грязь на ботинках, которые не вытер о коврик у входа в беззаботное вчера.

*****
На следующий день Озеров стоял на высоком крыльце школы и смотрел на холодный Океан, который ворочался внизу свинцовыми волнами. По береговому склону лепились деревянные домишки, зимой бывало их заносило снегом по трубу. Школьное здание со стороны моря тоже заваливало по третий этаж. Сильные ветры так уплотняли сугроб, что он легко выдерживал школьников, желающих постучать в окно кабинета физики, что находился под самой крышей.
Озеров задержался на крыльце с надеждой на встречу однокашников, но не увидел даже Сержа Бражникова, продрог под мокрым холодным ветром и вошел в здание. Незнакомые лица были повсюду. Петр не узнавал учителей, они не узнавали его. Он не узнавал бывших школяров, и они не видели в нем знакомого. Такая ситуация не нравилась ему, но казалась естественной для заполярного поселка, основу которого четверть века назад составлял полк. Тысячи человек здесь жили временно, и только сотни — оседло, как «суровая леди» Елена.
Петр, конечно, снимал что-то на видеокамеру. Коридоры, классы, концерт, людей, банкет и тому подобное. Он вникал в действо постольку, поскольку по возвращении Рина  не отстанет от него, пока не узнает все до мелочей.
И вдруг он словно проснулся, когда взял со стола дежурной по юбилейному вечеру регистрационный лист своего класса: в нем значилось три фамилии. Одна, понятно, была его, другая — Сержа, который, значит, все-таки пришел сюда. А вот третья фамилия вызывала недоумение. Синим по белому было написано: «Кузнецов».
Самая распространенная фамилия в мире могла попасть в список класса только в том случае, если бы сюда приехал Лёва, которого совершенно точно не было в живых. Остальные Кузнецовы не имели к классу никакого отношения.
Озеров внимательно осмотрелся. Он бегло прошелся по всем доступным для гостей помещениям. Ни Кузнецова, ни его приведения он не обнаружил. Только Бражников сидел за банкетным столом в актовом зале в обнимку с «суровой леди».
— Петька! Иди сюда сейчас же! — раздался его крик сквозь шум голосов и музыку.
Озеров подсел к Сержу и Елене.
— Знакомься, Петр, — Елена, одноклассница моей сестры, — дурашливо представил Бражников женщину и вручил другу полный бокал вина.
Вот оно что. Они знакомы со школьных лет. Это хоть как-то объясняло Петру их близкие отношения. Он хотел рассказать им о Леве Кузнецове, но беседа не успела состояться, так как Бражников утащил Елену танцевать, сломив ее сопротивление.
Они танцевали бесконечно, тесно сцепив объятия и почти не сдвигаясь с места. Петр выпил вино залпом, словно водку, и пошел бродить по зданию снова.
В этот раз он набрел на интересную комнату. В ней пахло пылью и плесенью, стены были увешаны стендами, а витрины завалены вещами. Красные флаги, пионерские барабаны и горны соседствовали с предметами быта ненцев. Взгляд Озерова скользил по настенным картинкам, пока не остановился на знакомой фотографии.
Петр сдержал свои эмоции и намерено спокойно отснял на видео все подряд. Только после этого он дал волю волнению и радости. На большой фотографии на фоне тундровых просторов и кривой охотничьей избушки стоял смешной Петька, группа его  одноклассников и учитель физкультуры. Среди них был живой Лёвка Кузнецов с копной черных кучерявых волос и улыбкой до ушей. Наконец, Озеров хотя бы в таком виде встретил на юбилее школы знакомые лица.
Помнится, в то время Ринка и Петр посещали школьный фотокружок, таскались с фотоаппаратами, и оба были неравнодушны к таинству проявки пленки и процессу печатания снимков. Вот почему Когудницкая в кадре отсутствовала — она смотрела на друзей в объектив.
Фото и фото, ничего особенного, не мировой шедевр. Таких фотографий она щедро нашлепала всем желающим. Их было так много, что каждый из героев поступил с фото, как хотел.
Например, в центре группы красовалась Вика Маевская, бойкая девица, достигшая совершенства в умении круто послать всех так, что даже на взрослых нападал столбняк. На своем экземпляре она в шутку выколола ручкой всем глаза, в том числе и себе. Только Озерова почему-то пощадила. Может, он ей нравился? Хотя вряд ли. Ее всегда тянуло к старшим парням.
Экскурсант снял на видео крупным планом стенд с памятной фотографией и вернулся в актовый зал к Бражникову и Елене. В зале мигали прожектора, гремела музыка, и пляски разогретой толпы приближались к кульминации. Трудно представить, как можно найти в этом хаосе знакомых. Но они оказались на прежнем месте, за столом, в стороне от массовки. Серж упоенно домогался женщины, а она напрочь позабыла о своих управленческих делах. При других обстоятельствах Озеров отстал бы от них, но не теперь.
— Серый, оторвись-ка на минутку.
— Я тебя слушаю. Выпей за Елену, — Бражников наполнил рюмку водкой.
— Странная ситуация, что посоветуете?
И Озеров рассказал им о Левке Кузнецове.
— Подождите минутку, я сейчас, — с этими словами «суровая леди» с трудом отцепила от себя руки Сержа, ушла в вестибюль к вахте и вскоре вернулась с ответом.
— Дежурная сказала, что это был мужчина с бородкой.
— Она запомнила, несмотря на массу народа? — Озеров не скрыл удивления.
— Говорит, он пришел почти самый последний и долго не мог сообразить, что надо зарегистрироваться. Ты, кстати, Серж, тоже с бородкой и тоже пришел среди последних, — сказала Елена с улыбкой без всякого умысла.
— Ишь ты, мэрша, тебе палец в рот не клади! Но знаешь, Леночка, чем я от него отличался? Тем, что быстро сообразил, что надо записаться. И еще, моя прелесть, ты забыла, что у меня синяк под глазом. Поди, спроси-ка свою дежурную, был ли у того типа синяк?
Лена не поленилась сбегать и вскоре вернулась с ответом.
— Говорит, синяка не приметила. Правда, у других она тоже не видела никаких отметин.
— Ну, здрасте. Вы мне не верите? Зачем мне называться Кузнецовым?
— Да верим мы тебе! Но по ситуации надо что-то предпринять. Сообрази, Серж, —попросила Лена.
— Запросто. Найдем гитару. Озеров споет со сцены. Он поет хорошо, я помню. А перед этим скажет, что посвящает песню Леве. Мы с тобой, Лен, будем следить за выходом. Лжекузнецов занервничает и выйдет из зала.
— Дело говоришь, — похвалила его Елена.
— Я же Бражников, поэтому, когда выпью, соображаю еще лучше.
— Не наговаривай на себя, женщину напугаешь, — махнул рукой Озеров. — Ищи инструмент!
Давно не стоял Петр на сцене с гитарой перед полным актовым залом. Он сказал посвящение и запел любимую туристскую песню.

*****
Надо сказать, что Озеров имел изрядный музыкальный стаж, но сначала он играл на фортепиано, а потом освоил гитару. Его сольная карьера началась как раз здесь, на севере.
В дошкольном детстве Петр, к гордости своего отца, проявил хороший слух и легко угадывал, какой летит самолет. А мама, как многие мамы того времени, определила сына в музыкальную школу.
Он согласился учиться музыке, хотя его мнение никого не интересовало. В семье были сплошь начальники, с которыми не поспоришь: отец — командир эскадрильи, а мать, получается, командирша.
Каждый день, в любую погоду он шел в музыкалку на самоподготовку. В заполярном гарнизоне никто не имел дома такую роскошь, как пианино, потому что все грузы доставлялись сюда только самолетом или кораблем. Зато в музыкальной школе в каждой маленькой комнатке с тоненькими стенками стояло по инструменту, и юные таланты играли настолько громко, чтобы не слышать звуки из соседних классов.
Музыкальная школа, как вампир, высасывала у ребенка много энергии. Но зато однажды Петр имел шумный успех. Он методично заучивал номер по сольфеджио и проникновенно пел: «Сижу за решеткой в темнице сырой…», и не заметил, как вокруг все стихло. Вдруг раздался громкий девичий хохот и аплодисменты. Озеров вздрогнул от неожиданности. Целая толпа девчонок заглядывала в дверь. А учительница вздохнула и сказала: «Похож орел. За решеткой, в темнице сырой».
Позже Озеров имел еще более шумный успех. Его выпустили на сцену клуба во время большого праздничного концерта. Он сыграл с выражением и без ошибок «Фантастические танцы» Шостаковича, артистично поклонился под бурные аплодисменты и, уходя, зацепил ногой провод.
Казалось, микрофон падал долго, как в замедленном кино. Все зрители в зале и артисты за кулисами  следили за ним, словно загипнотизированные,  и никто не пытался остановить процесс. Петька успел только уши заткнуть, чтоб не оглохнуть от грохота…

*****
Озеров допел, поклонился и под аплодисменты сошел в зал к своим друзьям, которые караулили выход.
— Ну, как? Выходил кто-нибудь?
— У вас приятный голос, Петр, — сказала Елена. — Может, еще споете? Думаю, все будут рады.
— Понял. Опыт не удался. Песен пока хватит. Пойду, прогуляюсь, засниму на видео, каким стал поселок. Пока!
— Подождите, Озеров! Останьтесь с нами! — крикнула вдогонку «суровая леди».
— Леночка, чего ты боишься? Пусть идет.
— Расстроится он. А раз заснимет на видео, то еще кого-то расстроит, — вздохнула Лена.
Петр шел под косым моросящим дождем и, казалось, нес на своих плечах серую пелену низких слоистых облаков. Находясь в стенах школы, он потерял счет времени и из-за плотных штор на окнах актового зала думал, что на улице уже стемнело. Но день еще собирался постоять часа три и позволить приезжему совершить экскурсию.
В сентябре в этих широтах чередовались обычные дни и ночи, и только в ноябре солнце исчезало за горизонтом до марта. Озеров смирился с тем, что возвращения в счастливое детство не состоялось. Он намеревался хладнокровно отснять материал и уехать на Большую землю.

*****
Лена и Серж стояли в вестибюле школы.
— Сережа, как думаешь, куда пойдет Озеров?
— Наверняка к своему бывшему дому. То есть к моему бывшему дому. Мы с Петькой жили в одном подъезде.
Взамен Озерова с улицы прибежала секретарша Елены. Она размахивала папкой, в которой угадывались бесконечные бумаги.
— Елена Юрьевна! Мы вас потеряли. Там очередь к вам. Я принесла документы, которые надо срочно подписать. Помните, мы планировали отправлять их вечерним авиарейсом.
— Не кричи, я слышу. Давай, подпишу, — сказала «суровая леди», — Серый, подожди, я скоро.
Женщины отошли в сторонку. Елена села на низкий подоконник и приступила к своим обязанностям. Когда через несколько минут она подняла глаза от документов, то Бражникова в вестибюле не обнаружила. Интуитивно обернувшись назад, она посмотрела в окно. Человек, похожий на ее кавалера, быстро удалялся в сторону поселка. Досадно, что он не дождался ее и не предупредил о своем уходе.
— Перенеси прием на завтра, документы отправь, — категорично сказала она своей референтше и, прихватив пальто из гардероба, побежала на улицу догонять Бражникова.
Елена знала адрес дома, где когда-то проживали мальчишки Сережка и Петька. Она шагала быстро, дышала ритмично, потому что у нее за спиной за последние сутки выросли крылья. Лена уговорила Бражникова наделить ее ребеночком. Вот поэтому мужчина старался для нее физически и морально. Он вел себя так естественно и непринужденно, словно она была настоящей дамой его сердца. И пусть в решаемом уравнении таилось масса иксов и игреков, но цель покончить с собственным одиночеством приближалась.

*****
Дед Лены попал сюда на Север не по своей воле, когда еще не построили поселок. Заключенные разрабатывали месторождение флюорита. От той шахты сейчас практически ничего не осталось. Словно и не было ее никогда. Многие считали ее мифом, фантомом. Никому не нравился слух, что он живет на человеческих костях.
Когда в нескольких километрах от шахты обустроили метеостанцию, на ней появилась будущая бабушка Елены. Союз мужчины и женщины не был оформлен по закону и не оставил после себя ни одной фотографии. Родившуюся от него девочку поднял на ноги посторонний человек — повариха столовой портопункта, который появился при разрастающемся поселке.
Повариха пользовалась успехом у мужчин, но своих детей у нее не родилось. Любовь к веселой жизни и квартира в деревянном щитовом доме с видом на ледяной океан перешли по наследству будущей маме Лены. Мама Лены, как и весь поселок, оживала в период навигации, когда днем на причале было много каторжной работы на пронизывающем ветру, зато вечером  шампанское и коньяк лились рекой под музыку и жаркие объятия заезжих докеров-сезонников. Ленка родилась с прочерком в свидетельстве о рождении.
Потом, когда она стала взрослой, вычислила с помощью соседок, что ее отцом, скорее всего, был молодой одесский морячок, залетевший в поселок на практику. Это не смущало Елену, поскольку ее подруги имели схожую родословную.
На их детство и юность пришлась экспансия в поселок военных летчиков. Населенный пункт расширился до поселка городского типа. Через него шли бесконечные караваны судов и косяки самолетов. Выпускнице школы легко было бы поймать кого-нибудь из симпатичных летчиков, но холостыми они были только на первый взгляд.
Елену не прельстила карьера гражданской жены. Девчонку сманила Большая земля, учеба в московском вузе и работа в Ленинграде.
Судьба не докучала своей подопечной некоторое время. Но в конечном итоге она кровожадно взяла свое: Елена свет Юрьевна вернулась. Она задержалась на годы в родном поселке.
На ее глазах уходили войска, уезжали летчики, уезжали все подряд. Полярной ночью пурга засыпала брошенные дома и ржавеющую технику. Поселок все больше напоминал  «летучий голландец» и его капитана звали «Елена».



*****«Металлическая» Рина*****


Итак, Озеров вернулся домой. Он отсутствовал всего лишь трое суток, так что многие этого даже не успели заметить. Савицкий искренне порадовался возвращению шефа и представил отчет о проделанной работе. В него Глеб включил рассказ о том, как доблестно он охранял Юлию и как заботливо опекал Октябрину и Лидию, которые благодаря ему пребывали в здравии и полной сохранности.
С дочкой у Петра состоялся энергичный разговор по телефону. По ее голосу он убедился, что Савицкий не врал, — у нее  все было в порядке.
Неприятное открытие ждало его в собственной квартире. Она оказалась перерыта вверх дном. Озеров опросил соседей и пришел к выводу, что обыскали его буквально в день приезда, пока он находился на работе.
Поневоле напрашивался вывод, что с арестом Энтони история не закончилась, а только набрала обороты. И, тем не менее, Озеров позвонил Рине и спокойным голосом договорился о своем визите. После всех злоключений голосу женщины он обрадовался как родному. Но надо было определиться, что ей рассказывать, а  о чем умолчать.
Рине хватило забот и хлопот, чтобы некоторое время не вспоминать об Озерове. Но звонок Петра ее порадовал, и она ощутила к его поездке острый приступ любопытства и любознательности.
Он явился серьезный и строгий, без букетов и поцелуев.
— Здравствуй, Рина, рад видеть тебя. Не поверишь — скучал.
— Привет—привет, Петюня. Если ты рад, то почему такой печальный?
— Печальный, говоришь? Наоборот, радостный, что меня в гости пустила, — отшутился Петр. — И как ты определила, какой я?
— Сама не знаю. Что-то почувствовала. Но давай, проходи и делись впечатлениями. Ты обещал рассказать о поездке подробно и показать видео.
— Обещал? Хм. Пожалуй, я еще не решил, показывать ли тебе это.
—  Началось. Решил — не решил. Ты меня совсем заинтриговал.
— Эх, Ринуля, как хорошо, что ты не поехала. Возвращаться на старые места больно, — Петр почему-то потрогал шею, словно поправил  ворот свитера.
— Показывай, я выдержу.
Озеров включил аппаратуру, и взгляду женщины открылись серое низкое небо, рыжая тундра, свинцовый неспокойный океан, светлая школа на берегу. Какие-то люди обнимались, разговаривали, выпивали, танцевали. Только почему-то не было знакомых лиц. Столько народу — и ни одного знакомого человека!
— Петь, я никого не узнала, — растеряно произнесла она.
— Что ты хотела? Столько лет прошло! Сменились поколения. Мы жили там временно, а дальше нас жизнь развела по стране.
— Как грустно. Чужие лица…
—Не все так плохо — я встретил Бражникова! Мы очень тепло пообщались, — сказал Озеров и опять потрогал шею.
— Как выглядел Серж?.. А что с твоей шеей? — полюбопытствовала Рина.
— Ничего страшного. Наверное, продуло в дороге.
Он нажал «стоп» и достал из кейса бутылку вина: « Давай-ка выпьем за юбилей!»
— Ну, выпьем. Вино у тебя отличное. Но не увиливай. Запись досмотрим.
— Наверное, ты сделана из металла? — пожал плечами гость.
Он продолжил показ, но сел к экрану спиной и пил вино.
А в фильме пошли кадры, снятые в школьном музее. Камера отразила общий вид и уперлась в один стенд. Последовал крупный план с походной фотографией. На ней стояло шесть человек туристов. Старый снимок, на котором Рина знала все лица и детали, так как сама фотографировала и печатала. Она тихонько ойкнула.
— Петр, нажми паузу!
Он выполнил просьбу, не оборачиваясь.
— Что, увидела знакомые лица? — произнес он с напускным равнодушием.
— Да ты посмотри на экран! — Рина вскипела.
Озеров послушался и увидел то, на что не обратил внимания в музее. Зато объектив камеры сделал это за оператора. Под фотографией виднелась четкая крупная подпись: «Поход, пятое июня».
— Видишь, Петька? Вот, что было пятого июня!
— Подожди-ка, — тут до Петра дошло, что взволновало женщину. —  Ну не волнуйся так. Прости, что задел твои раны.
Она не слушала извинений.
— Значит, пятого июня мы ходили в поход. И теперь последние три года меня кто-то взялся опекать именно пятого июня. Но почему?
— Откуда я знаю? Давай выключим кино, Рина.
— Нет, подожди. Смотрим дальше. Я настроилась.   
На экране она увидела улицы военного городка. На них было безлюдно. Ветер гнал мусор. Дома зияли черными провалами окон с выбитыми стеклами, у подъездов оторваны двери, разворочена теплотрасса. Бывший красавец-госпиталь возвышался руинами, как замок Дракулы...
Рина закрыла лицо руками. Сил не было, как хотелось плакать. Её волевое усилие сдержало ручьи из глаз, но не могло остановить беззвучные слезинки.
Она совсем было хотела сказать Озерову «всё!», но кадры фильма вдруг начали скакать, изображение перевернулось, и ровный шуршащий звуковой фон сменился пыхтением, руганью и криками.
Петр отреагировал мгновенно и нажал «стоп». Зря он накануне визита к Рине не просмотрел сюжет до конца.
— Петь, включи. Смотрим дальше!
— Риночка, финиш! Ты видишь — пошел сплошной брак. Я уронил камеру, и вот результат.
— Это не брак. Ты скрыл от меня что-то. Там же драка! Ты обещал всё рассказать.
— Риночка! Оттуда ушел летный полк. Поселок скукожился. Но жизнь наладилась. Это, поверь, нормально.
Он сказал эту фразу с интонацией психиатра, который увещевал буйного пациента.
— Да! Если бы не касалось нас, — согласилась женщина. — Но я имела ввиду не военный городок, а драку, которую ты от меня скрыл.
— Драку, говоришь? Давай примем компромиссное решение, Рин? У меня не возникло желание рассказать про нее. Прости. Но зато я оставлю тебе пленку. Что увидишь, поймешь, то — твое. Согласна?
Рина задумалась. Петр внушал смутное беспокойство. По жизни позитивный и оптимистичный, он редко попадался ей на глаза в состоянии упадка духа.
Она посмотрела на Озерова, потом неожиданно для него дерзко оттянула ворот свитера и увидела шею мужчины. Ее опоясывал страшный кольцевой синяк, который бесспорно свидетельствовал, что одноклассника крепко подержали за горло. «Боже мой, кто его так?»

*****
«Вот моя деревня, вот мой дом родной!» — вслух процитировал Озеров, когда вошел в подъезд своего детства.
Под ногами скрипел, шуршал и шевелился какой-то хлам.  Петр выключил видеокамеру. Он слонялся по своей бывшей квартире. Узнавать здесь было нечего, разве что титан в кухне и совмещенный санузел с маленькой сидячей ванной.
Ноги топтали кучи рухляди, в которую после исхода населения превратились игрушки, одежда, посуда, книжки, мебель. Конечно, жильцы забрали с собой самое ценное, но размер багажа военного всегда ограничен. Да и прошлую жизнь не увезешь в завтра.
 Так же в свое время уезжала отсюда семья Петьки Озерова. Но после них жизнь в этом жилище не оборвалась: плавали рыбки в аквариуме, цветы радовали глаз. Семья сменщика зашла в теплый уютный дом и сказала: «Надо же! Мы приехали домой».
Озеров выглянул из оконного проема на улицу. Из этого окна маленький Петька смотрел вслед отцу, который уходил на боевое дежурство. Людям несведущим могло показаться странным, что боевое дежурство происходит без боевых действий, то есть без войны. Но сын военного принимал  занятость отца в будни и праздники как должное.
На праздники — такие, как первое мая, седьмое ноября и другие — к границам страны обязательно подходил реальный противник, наверное, он надеялся, что русские пьют водку и забыли про бдительность. Это были американские разведывательные самолеты РЦ—135. Они летали вдоль наших границ над Океаном.
В ответ поднимались экипажи Петькиного отца и его друзей и следовали за ними на определенной дистанции. Если наши перехватчики не взлетали, то противник явно скучал и приступал к провокационным действиям: он брал курс на определенную цель и, пересекая морскую границу, продолжал полет к суше. Этим он вызывал немедленный подъем в воздух  русских самолетов.
Момент взлета наших экипажей был самым ценным для американцев. Они прослушивали переговоры летчиков и фиксировали частоты.
Петр слышал, как отец рассказывал, что однажды поднятый на сопровождение русский экипаж доложил своему командованию, что визуально не наблюдает противника, так как у американца не горели аэронавигационные огни. И те сразу были включены, видимо, пилот опасался столкновения в воздухе.
Еще удивляла отца осведомленность американцев. Они всегда педантично появлялись в самых сложных ситуациях, при проведении учений и перелетов, словно держали руку на пульсе.
Петр подумал: «Интересно получалось. С одной стороны, информация о действиях летчиков была военной тайной, с другой стороны —  даже дети ее знали. Получалось, что они находились внутри военной тайны».
Он включил камеру и начал снимать вид из окна. В этот момент сверху на него посыпался мусор. Петр отпрянул, осмотрел аппаратуру и продолжил съемку. И тут что—то объемное и весомое пролетело вниз в нескольких миллиметрах от его головы. Озеров внял сигналу: «Ого, это уже серьезно».
Петр вышел на крыльцо, камера продолжала работать. Внезапно тяжелое существо прыгнуло ему на спину и вцепилось в горло. Видеокамере повезло, так как она упала мягко, но почему-то не выключилась. Озеров не устоял на ногах и вместе с напавшим скатился кубарем по ступенькам. Противник не ослабил тиски ни на миг.
Теперь они боролись на улице. Петру не удавалось разжать клешни, сцепившие его горло, и скинуть чужое тело. В какой-то момент Озеров смог встать на ноги, но тут же чуть не сломался пополам от резкого увеличения веса заплечного груза. Он услышал крики пронзительного женского голоса, но не понимал, что произошло.
 Вдруг руки противника расцепились. Петр ощутил резкое освобождение спины и, словно реактивный самолет, спикировал в обратную сторону — носом в песок. Умение удачно падать сопровождало Озерова по жизни, поэтому он достаточно быстро, как ему показалось, встал и обернулся. 
Обладательницей пронзительного женского голоса оказалась Елена. Она пыталась подняться с земли, а перед ней стоял мужчина в черном. Петр мобилизовал свои силы и прыгнул на врага, повторив его же маневр.
Лена громко закричала. Но Озеров еще некоторое время боролся с мужчиной, пока, наконец, не увидел, что дерется с Сержем Бражниковым. Тогда он отцепился от него и устало сел на дорогу, переводя дух.
Он ничего не понимал в происшествии. Поэтому молча пошел на крыльцо, нашел видеокамеру и, не оглядываясь на призывы Лены и Сержа, ушел в гостиницу. Там он тотчас же собрал вещи и отправился в аэропорт.
Некоторое время пришлось идти пешком, но потом подвернулась попутка. В аэропорту как раз приземлился редкий проходящий чартерный рейс на Москву, и для беглеца нашлось свободное место…

*****
Озеров снес терпеливо осмотр своей шеи, не проронив ни звука. Он не собирался открывать тайны, пока не разобрался в них сам; несмотря на просящий, умоляющий и приказывающий взгляд Рины.
Наконец, она приняла решение.
— Хорошо. Я согласна. Оставь мне видео. Что увижу, пойму — сообщу тебе. Надеюсь, ты вскоре расскажешь про драку и все остальное.
— Спасибо. Но только прошу тебя, не смотри, когда будет плохое настроение.
Сразу после ухода Озерова женщина включила видеофильм. Мимоходом она, конечно, прислушалась к себе, не плохое ли у нее настроение, но не успела услышать от самой себя ответа, потому что терпенья  ждать не было. Ее воображение будоражили две вещи: что особенного случилось в их детском походе пятого июня; и кто теперь напал на Озерова, оставив ему след на шее.

*****
…Послышался гитарный перебор. Это Петька, который замыкал цепочку туристов, решил, что пошла ровная дорога, а значит можно сочетать два дела — идти и играть на гитаре. Но Федор Владимирович Мелешев, учитель физкультуры, так не думал.
— Петр, не дури! Смотри под ноги! — он крикнул так, что каждый из растянувшейся цепочки пешеходов стал смотреть под ноги.
Озеров послушался и убрал гитару за спину поверх рюкзака. Он вынужден был идти в неровном темпе: то еле-еле двигался, то бежал вприпрыжку. Такова участь замыкающего, поэтому его роль обычно достается самому сильному. Сегодня на роль сильного назначили Петьку Озерова.
Впереди него семенила Рина. В ее рюкзак Озеров иногда упирался носом и думал, что она могла бы идти побыстрее, если бы не несла на шее фотоаппарат. Он для нее служил якорем — тянул к земле и гасил темп движения. Девчонка понимала это, но убрать «ФЭД» в рюкзак сначала не догадалась, а теперь не могла — боялась отстать от группы.
Они шли по берегу моря уже несколько часов. Чаще всего под ногами лежали камни, от россыпи мелкой гальки  до нагромождения крупных скалистых блоков. Когда по берегу пройти не представлялось возможным, физрук вел их по морю аки по суху. Несмотря  на июнь, море у берегов покрывал ледяной припай, с внешней стороны он сильно подтаял и превратился в сплошные лужи.
Но самый неприятный аттракцион для детей устраивали леднички, которые подтаивали, но не таяли до конца. Приходилось пробираться под их козырьками в невысоких скользких нишах со стороны моря, согнувшись в три погибели.
— Привал! Десять минут, — милосердно объявил физрук.
Туристы попадали, где стояли, словно подкошенные.
— Теперь пойдем по тундре, — сказал учитель.
Он увидел, как обрадовались дети, и не стал пока их разочаровывать. Ведь по тундре идти еще труднее.
Озеров лежал на большом плоском камне и пел под гитару: «По тундре!.. по железной дороге!.. где мчит курьерский!.. Воркута—Ленинград!»
— Петр, теперь вместо тебя замыкающим пойдет Лев Кузнецов.
Петька кивнул и продолжил солировать.
Путь по тундре напомнил им детсадовское детство, когда сильное желание покорять глубокие лужи вступало в противоречие с высотой сапог.
Рина, как все, сначала выливала воду из обуви. Но ковер из мхов и лишайников, основательно пропитанный водой, тянулся до самого горизонта. В общем, вскоре пришло понимание, что бесполезно тратить время на переливание из пустого в порожнее. Она чувствовала, что вода в сапогах вскоре нагрелась и защищала ноги от попадания холодной порции извне.
Шаги звучали музыкой болот: «Чаф, чав!»  Лева Кузнецов шел позади Рины и объяснял ей, что такое антициклон. Он махал руками для наглядности и особенно напирал на то, что ток воздуха в антициклоне нисходящий, поэтому небо ясное безоблачное и осадков не образуется: «Если бы мы жили в городе, в такую погоду дышали бы производственными выхлопами. Заводы выпускают их через высокие трубы в атмосферу, а нисходящий ток возвращает их к поверхности земли». Умный Лёвка разбирался во всем.
Туристы чавкали и хлюпали по тундре почти три часа. А потом подняли глаза от мокрых ног и поразились: оказывается, они опять вышли к морю. В него впадала речушка, и в устье стояла избушка, да все это на фоне чистого голубого неба и незаходящего солнца.
Вот такая сказочка была им призом за терпение. Но она оказалась мимолетной. Когда Левка-замыкающий с криком «ура!» добежал до избушки, все уже пребывали в прозаическом настроении.
— Финиш! Бурные аплодисменты Кузнецову, — похлопала в ладоши Вика Маевская.— Ты живой, наш гений?
— Живой, но есть хочу! — ответил Кузнецов, не обращая внимания на издевку в голосе одноклассницы.
— А погреться не хочешь? — не унималась Вика.
Тут и он разглядел, что избушка была не только без курьих ножек, но также без стекол и дверей.
— Что, спартанцы, приуныли? Что Озеров не поет? — спросил с улыбкой Федор Владимирович. — Работать надо, чтоб сказка стала былью.
Борьба за выживание стала его помощницей. Народ без сопротивления побежал искать дрова. Дежурные тормошили рюкзаки и налаживали кухню. Физрук занавешивал окна и двери брезентом. Берег был устлан бревнами-путешественниками, принесенными сюда морем из далеких лесных краев. Мальчишки умело управлялись с пилой и топором, и вскоре завалили дежурных дровами.
Борьба борьбой, но дежурной оказалась Рина: именно ей пришлось растапливать в избушке печку. Озеров достался в напарники, и хорошо это или плохо, прояснилось только потом, когда физрук увел группу на прогулку по окрестностям.
Петька сбегал на реку, принес полное ведро воды, поставил его на плиту и полностью взял на себя обязанности кочегара.
— Рина, сфоткай меня с топором, нет, лучше с гитарой! Или давай я тебя сниму с половником.
Если бы не эти просьбы, он мог претендовать на роль лучшего напарника по кухне.
Рина послушно фотографировала Озерова, но чувствовала, что фотоаппарат заедал от холода и с трудом проворачивал пленку.
В избушке было сумеречно от занавешенных окон и  дымно, так как печка не хотела топиться. Ведро воды для супа не желало закипать. Дежурные, съежившись, как зяблики, сидели перед печкой и сушили свои шерстяные носки и сапоги. За стенами избушки вовсю светило солнце, но часы показывали вечер, а суп еще не был сварен, и группа не возвращалась.
Девочка иногда поглядывала на притихшего Петьку, а он на нее. Возможно, что каждый из них оценивал достоинства напарника по дежурству. «Можно ли в него влюбиться? Нет уж, извините. Пусть подрастет сначала. Вот то ли дело Бражников! Жаль, что он в походы не ходит», — примерно так думала Рина, которая сама была мелкой пичужкой.
« А что? Нормальная девчонка, не пищит и не болтает ерунды», — возможный ход рассуждений в голове Петьки. В общем, друг друга они не раздражали, и после длительного терпеливого противоборства с печкой сварили-таки суп. Туристы, мокрые и измотанные, вернулись и съели его до последней капли.
Ночью обитатели избушки не то спали, не то маялись в тесноте, дыму и холоде...
Вот вроде бы и вся история. Если не считать, что утром они сфотографировались на прощанье у сурового ночлега, и из всей пленки именно этот снимок измученный фотоаппарат сделал на совесть. А потом туристам сказочно посчастливилось: их подвезли пограничники на вездеходе до самого дома.

*****
Октябрина позвонила Петру: «Озеров, я вспомнила подробности нашего похода, напомни только, что это был за день?»
— Насколько я помню, день был будний, мы должны были работать на ремонте школы в качестве трудовой практики, но в помещении находиться было запрещено, поэтому мы и сорвались на природу.
         — Какая у тебя хорошая память, Петр. А почему было запрещено находиться в помещении?
         — Да ты что, совсем ничего не помнишь? Так было, когда на соседнем острове проводились ядерные испытания. Но этого нам, конечно, никто не говорил, хотя все и так знали.
Рина отчетливо представила поселок  на берегу моря, скованного береговым припаем. Унылые улицы среди безликих домов переполнены праздной публикой. Взрослые и дети радуются нежданному выходному и прекрасному солнечному дню. Можно сказать, не день, а мечта, потому что сегодня никто не учится и не работает. Всем велено было в приказном порядке находиться на открытом пространстве. А те, кто упрямо не подчинился, сидели дома и слушали перезвон посуды.
— Помню, конечно. Только мне не понятно, зачем нас заставляли выходить на улицу. Чтобы не завалило в домах? А как же вероятность радиации?
         — Глупость, действительно. Но это теперь все стали грамотные, а тогда? Наверное, так повелело высокое начальство: последствий радиации сразу не увидишь, а за человека под обломками отвечать придется.
         — Может, поэтому заболел Кузнецов? — спросила Рина и замолчала, ожидая реакцию Петра.
Но он молчал в ответ.
— Озеров, ты еще там? Что молчишь?
— Перевариваю то, что ты сказала.
— Петь, мое воображение рисует такую цепочку. В этот день проводятся ядерные испытания, так? А мы находимся в походе на побережье в тундре. Затем нам с тобой по странному стечению обстоятельств везет, так как мы сидим в домике, варим суп и, заметь, мы до сих пор живы. Остальные  ребята куда-то ходили и … Левка заболел лейкемией. Может, они были в районе радиоактивного загрязнения?
— Понял твою логику. Но от нас до полигона было триста-четыреста километров. Так что, успокойся, милая. Какое горячее у тебя воображение.
— Подожди-ка. Я помню, как Левка рассказывал про антициклон.
— При чем тут антициклон?
— При том,  что в центре антициклона поток воздуха идет сверху вниз, то есть ток нисходящий.
— И что?
— Представь: ядерный взрыв. Куда облако пойдет?
—Оно пойдет к потолку подземной штольни, — упрямо ответил Озеров.
— Почему? — не поняла Рина. — Разве оно не поднимется в небо?
— Оно не поднимется в небо потому, что взрывы в атмосфере тогда уже не проводились. Испытания велись под землей.
— Но если что-то прорвется наружу? Я помню, как отец рассказывал про озеро, которое испарилось в момент ядерного взрыва.
— Тогда пойдет в атмосферу, — согласился  Петр.
— Вот именно! — обрадовалась Рина. — А из-за антициклона радиоактивные осадки потащит вниз на окружающую местность. Согласен?
— В одном точно согласен: с тобой не соскучишься, сплошной детектив. Ты до сих пор крутишь видео? Тогда я тебе еще одну версию подарю, как любительнице морочить голову. Вика Маевская выколола на фото, которое ты ей подарила, глаза всем, кроме меня и тебя, поскольку ты в кадре отсутствовала. Вдруг она колдунья? Черная магия!
         — Издеваешься? Петь, извини, но как же история с Юлькой? Или ты уже забыл и успокоился? А Лёвка Кузнецов?
         — Увы, если бы не Юля и не Лёвка, не выслушивал бы я твои измышления, на ночь глядя.
Рину удивила резкая интонация Озерова. Надо будет наведаться к нему в гости и узнать, какая муха его укусила.

*****
Глеб мерил шагами длину сквера. День стоял тихий, и кленовые листья, словно парапланы, приземлялись на землю. В противоположном конце сквера вытанцовывал дворник с метлой. Савицкий ждал Юлию из солярия, и еще не истекли джентльменские пятнадцать минут, которые кавалер платит своей даме в виде налога на ее опоздание.
Дочь Озерова — романтичная девушка. Это Глеб почувствовал с момента их знакомства. Теперь  он убеждался в этом все более. Юлька предпочитала встречи на природе, а не сидение в кафе или кино. У Савицкого все время мерзли руки, и нередко он весь превращался во взъерошенного птаха неизвестного вида. Он понимал, что осенняя природа не относится к его любимчикам. Но она нравилась Юльке, а Глебу в Юльке нравилась эта черта. Вот такой сложился треугольник.
Сегодня девушка пришла по вычищенной аллее, но увела Савицкого пошуршать желтыми листьями туда, где не ступала пока нога санитара сквера дворника.
— Глеб, меня тревожит отец. Вы ничего не замечали за ним в последнее время?
— Пожалуй, нет. А что случилось? — Савицкий перешел на свой дурашливый шепот.
— Не смейтесь. После возвращения он мне кажется мрачным и встревоженным.
— Юленька, вы живете порознь и встречаетесь не часто. Когда вы смогли это заметить? Я работаю с ним каждый день бок о бок, но ничего такого не замечал.
— В том-то и дело, что он меня замучил инструкциями по технике безопасности и не только инструкциями. Вот, посмотрите, — сказала Юлия, наклонилась и приподняла джинсы на ноге. Савицкий увидел рукоятку пистолета, которая торчала из ботинка. Зная Озерова, Глеб не стал спрашивать у его дочери, умеет ли она стрелять.
— Я пыталась узнать, что произошло, но он отшутился.
— Мне он вряд ли откроется, — задумчиво произнес Глеб. — Надо на него напустить Лиду. Женское обаяние и все такое.
— Лидию? Здесь скорее лучше справится Рина…Точно, надо напустить на него Рину!
— Попробуйте, — улыбнулся Савицкий. — Я ее мало знаю.
— А Лиду вы знаете хорошо? – задорно спросила Юлия.
— Еще бы. Она трое суток спала рядом со мной.
— Ничего себе! Что же вы покинула ее объятья?
— Так не меня она обнимала, а телефон, — рассмеялся Савицкий.

*****
Рина достала из сумочки расческу и зеркальце, привела в порядок свою голову, по крайней мере, ее внешнюю часть, и позвонила в дверь квартиры Озерова. В ответ не слышалось ни единого звука, что не удивило женщину. Она умышленно пренебрегла правилом хорошего тона и не созвонилась с Петром заранее. Юлия сказала ей: «Мы решили вас напустить на папу». Поэтому визит задумывался как неожиданный. Для Озерова, конечно. Вот он, такой-сякой, и не сидел дома.
«Прекрасно!» — уныло подумала женщина. Садиться на ступеньки и спать в ожидании супергероя она не будет. Сцена запоздала лет на двадцать и по сущности из трогательной превратилась бы в нелепую. Рина постучала в соседнюю дверь. «Откроют или нет? Даже дверного глазка нет».
— Вы кто? — спросил ее высоченный молодой человек в очках.
— Извините, я жду Озерова. Не выручите меня стулом? — пробормотала Рина соседу в район тела чуть повыше пупка.
Он нагнулся к ней, как жираф к водопою.
— Сорьки, девушка, у меня нет стульев.
— Девушка? Хм… А что у вас есть? — гостья не теряла надежды.
— Хорошо, уговорили, — с этими словами сосед нырнул в недра своей квартиры и вернулся с массивным креслом.
Рина не дала прорваться наружу своим эмоциям, а немного посторонилась. Молодой человек установил кресло на лестничной площадке и помог женщине в нем устроиться. Потом он принес коробку из-под компьютера, поставил ее сбоку от кресла и накрыл шарфом. Получилась новоявленная тумбочка с импровизированной скатертью.
Гостья невозмутимо ждала продолжения. И оно последовало. Сосед принес чашку горячего кофе и тарелочку с мелким печеньем. Он окинул критическим взглядом сотворенное стереополотно и убежал в квартиру. Последним рейсом он принес кипу журналов про компьютеры и дизайн.
— Все, — сказал сосед себе под нос и показал даме пальцами «о’кей».
Она, наконец, улыбнулась.
— Слушайте, леди, а может, просто посидите в моей квартире? У меня есть еда, — миролюбиво предложил молодой человек.
Рина покачала головой в знак отрицания.
— Ну, как хотите. Не буду навязывать свое общество. Ждите Озерова, но учтите, он может и ночью вернуться.
Оставшись в одиночестве, незадачливая визитерша выпила кофе и пересмотрела все журналы. Озеров не появлялся. Приближалось время принятия решения: оставаться здесь на ночь или уходить. Рина разочаровалась своим неподготовленным визитом. Она несколько раз дома просмотрела видеопленку Озерова, и ей не терпелось обменяться с Петром выводами.
У Рины сложилось впечатление, что мужчина не понял, что с ним произошло. К тому же он был заметно мрачен и не поддел ее, как делал это раньше, насчет школьного романа с Бражниковым, и стал позволять себе резкие нотки в разговоре по телефону…
Октябрина совсем было собралась спеть песню про «Уходим». Но вдруг она покрылась мурашками, потому что из квартиры Озерова раздался телефонный трезвон. Двойные двери не в силах изолировать его, если телефон стоит в коридоре.
Звонили долго и в несколько заходов.
— Так звонят, когда проверяют, дома ли хозяин, а потом приходят грабить, — сказала себе женщина мысленно и улыбнулась, потому что подобную житейскую аксиомку внушают детям родители в глубоком детстве. И по жизни сей ужастик сам является из памяти.
Теперь ужастик не только явился из памяти, но и начал воплощаться в реальность. Ниже этажом остановился лифт, и стук каблучков россыпью защелкал по ступенькам. Рина поглубже нырнула в кресло, поджав ноги, и накрылась своим пальто с головой. Только отверстие для пуговицы оставалось перед глазами в роли дверного глазка. Ее миниатюрная фигура почти не заметна в большом кресле, несмотря на яркое освещение, — так хотелось думать Рине. Возможно, она была права, потому что девушка модельной наружности прошла к квартире Озерова, не останавливаясь.
— Ай да Озеров! Какие девушки к тебе ходят, — ревнивый мотив в голове Рины всплыл стереотипно. — Где же ты бродишь, мужчина?
Девушка спокойно открыла двери ключами. Мебель на лестничной клетке ее не волновала. Рина снова собралась, было, спеть песню про «Уходим». Но ее чуткие уши уловили телефонный разговор из коридора квартиры Озерова.
— Слушай, я ухожу. Ничего не нашла. Представь, он не прибрался еще с прошлого раза. Все вывернуто, как мы с тобой оставили. Может, он дома не бывает?
«Она сказала «мы», значит, есть еще напарник. Каковы наглецы!» — поразилась Рина. И это еще мягко сказано. Посетительница вышла, закрыла квартиру на ключ и постучала к соседу.
— Скажите, ваш сосед дома появляется хотя бы иногда? — требовательно и звонко спросила она.
Ее голос был явно знаком Рине.
— Конечно, он только сегодня задержался где-то, — ответил парень из-за двери.
Девушка ушла – угроза миновала. Невольная шпионка выползла из кресла, надела пальто, вытащила из-за коробки свои туфли.
— Я думал, вы ушли, — раздался голос соседа у нее за спиной.
— Нет, только собираюсь, — отозвалась Рина.
— А кто тогда ушел?
Женщина вспомнила, что в двери квартиры молодого человека нет глазка.
— Не знаю, какая-то девушка, — она сказала нарочито спокойно. – Спасибо вам за кресло и все остальное. Спокойной ночи!
— Странно.
—Что странно?
— Голос этой девушки был совершенно похож на ваш. Дежавю, что ли?
— Что ли, — ответила Рина.


*****Падение и возвышение*****


Свадьба гудела вовсю. Ресторан был заполнен музыкой и букетом запахов вина, гастрономии и сигарет. Рина сидела рядом с невестой, которая была горда от счастья. Не беда, что эта невеста выходила замуж далеко не первый раз, платье все равно выбиралось белое, шикарное и пышное, как сама брачующаяся.
Марина Николаевна, любительница пицц и гамбургеров, выходил замуж за врача-диетолога. Он заметно уступал Марине по размерам, но сердце у него было большое, раз она в него поместилась.
Рина подумала, что же привело их к мысли создать семейный союз? Может, невеста олицетворяла мечту жениха сменить профессию или, наоборот, у него чесались руки сменить имидж Мариши. Над ними простирался плакат с задорной энергетикой: «Женился сам — уговори друга!»
Все присутствующие веселились до упаду, до настоящего «упаду» Марины и ее суженного. Во время танца, когда гости дурачились, как могли, она подняла на руки своего врача-диетолога, но что-то ее рассмешило, смех отнял силы, и Мариша с грохотом упала, уронив мужа.
Сначала все оглушительно смеялись, но скоро стало ясно, что молодым не до смеха. Родственникам пришлось вызывать «Скорую помощь», которая увезла Марину со сломанной ногой, но уже другой, а ее избранника с переломом руки.
Гости было растерялись, как им поступить в связи со внезапной потерей молодоженов, и свадьба попритихла. Но, когда опечаленная Рина уходила, то почувствовала у народа возрождение желания как следует погулять. Тосты полились конвейером, словно присутствующие на самом деле осознали ответственность за здоровье молодых.
«Молодец Мариша, сама неунывающая, и гости у нее такие же», — думала с теплотой Рина на другой день, покупая для приятельницы фрукты. Натюрморт получился интересный: солнечно-оранжевые тропические апельсины, крупные яблоки с красной от избытка каротина кожурой, груши скромно зеленого цвета — и все это на фоне первого снега.
Невесомые белые хлопья приземлялись на темные волосы женщины, на весь ее осенний наряд, который на глазах терял актуальность. Особенно вопиюще начинали ощущать себя ноги в осенних туфлях. И все равно настроение у Рины было немного торжественное: «Почему-то первый снег взрослые и дети встречают, словно праздник, а приход зимы сопровождают социальной иронией — мол, опять зима неожиданно пришла».
А вдруг грядущая зима, длинная и холодная, освободит душу от летних переживаний и остудит намерения тех, кто эти переживания организовал? Рина прислушалась к себе:    « Лето, я тебя всегда любила больше, чем зиму. Но, кажется, я меняю ориентацию».

*****
 У Марины в палате оказался посетитель. Это был нежно взирающий на нее муж, рука которого находилась в гипсе.
         — Оки, как мы тебе рады! Валера, помнишь, я представляла тебе на свадьбе Окичку?
Валера перевел свой нежный взгляд на посетительницу. Вряд ли он запомнил всех гостей, с которыми его знакомила Марина.
        — Оки, ты фрукты принесла? Какая умничка!
«Вот, — подумала Рина, — началось! Началось благотворное влияние мужа».
         — … а то Валере надо хорошо питаться, чтобы рука быстрее восстановилась, нужны витамины, — и Марина известным мощным движением переместила сумку из руки подруги в действующую руку Валеры.
«Ну, сейчас он будет благородно отказываться и печься о здоровье жены», — заскучав, подумала Рина.
Но Валера дружелюбно сказал:
         — Мариночка очень Вас уважает, много про Вас рассказывала. Я Вам благодарен за заботу, но Вы не беспокойтесь, я отработаю Вам эти фрукты. Я в курсе Ваших проблем, можете на меня рассчитывать.
Такое обилие местоимения «Вы» немного ошеломило Рину. В ответ она улыбнулась молодоженам и кротко сообщила:
— На здоровье! Только их надо помыть.
Далеко идти ей не пришлось, так как раковина находилась в палате. Но пока руки крутили фрукты под струей воды, Рина размышляла. «Как он сказал? Я в курсе Ваших проблем? Многообещающе. Тем более, что я сама не в курсе своих проблем, а в растерянности от них. Хороший у них дуэт получился. Все за меня сказали и сделали, и фрукты не пропадут, а вернутся, как обещают, дивидендами».
Она поставила кулек с мокрыми фруктами на тумбочку возле кровати  Марины и собралась уходить, чтобы не нарушать интимную ауру нежной парочки, но вдруг спохватилась.
— Ой, забыла совсем! Я же тебе принесла портреты.
Женщины давно не виделись, и Октябрина до сих пор не показала Марине Николаевне их общих знакомых по Египту.
Валера вопросительно переводил взгляд с одной женщины на другую.
— Посмотри внимательно, подруга, узнаешь эти лица? — Рина достала из своей сумки свернутые трубочкой листы формата А-4.
Марина широко заулыбалась, радостно кивая одновременно всем присутствующим.
— Оки, где ты их взяла? Ах, это красавчик Энтони, твой ухажер, и девушка—модель, «твой голос»!
— Никакой не мой и никакой не ухажер, — недовольно возразила Рина. — Ты права в одном: он обыкновенный Антон. Когда выйдешь из больницы, готовь передачку. Он под следствием сидит.
— Ничего себе новости! Оки, а где еще один их компаньон? Такой импозантный, с изящной бородкой.
Рина не ответила, ее охватило замешательство. На ум пришла фраза молодого человека, соседа Озерова: «Голос этой девушки был совершенно похож на ваш!»
Значит, к Петру приходила подружка Энтони? В таком случае, она мало похожа на свой фоторобот. После того, как арестовали ее приятеля, обыски и слежка за одноклассниками и их детьми продолжались. Вряд ли с таким фронтом работ она справилась бы самостоятельно. Недаром Озеров удивлялся, что дилетант Энтони  действовал загадочно последовательно и настойчиво, словно за его спиной стоял более опытный человек. С кем-то ведь говорила по телефону девушка. Очень возможно, что с этим самым третьим.
— Марина, ты помнишь, как он выглядел?
— Конечно, милая! Я видела его два раза — в Египте и в Шереметьево. У меня отличная зрительная память, — довольно сказала подруга.
Валера вдруг подал голос:
— Оки, как я понимаю, Вы принесли фотороботы? Если у Вас есть такая возможность, то надо использовать память Мариночки.
Рине показалось, что он не закончил фразу. Она сама продолжила бы: «Пока Марина не сломала шею». Но это была внутренняя беззлобная ирония, как реакция на то, что Валера перенял манеру подруги «окать». Тем не менее, он говорил дело. Вот и потекли обещанные дивиденды.

*****
На следующий день Марина Николаевна снова принимала посетителей в больничной палате, хотя к вечеру муж обещал забрать ее домой. Она основательно подготовилась  к выпавшей на ее долю роли Центра внимания. Рина заметила у подруги прическу и макияж.
Приход Петра Озерова впечатлил хозяйку палаты. Они обменялись достаточно откровенно радостными приветствиями, почти как старые знакомые. Вскоре появился Валера с загипсованной рукой. И пока супруги искренне расспрашивали друг друга о самочувствии, Рина и Петр сидели некоторое время молча. Когда присутствуешь при чужом счастье, невольно начинаешь экзаменовать себя: завидуешь ему или нет. В такие моменты со многими случаются приступы жалости к себе, любимому.
— Завидуешь им? — жестоким вопросом Рина  приостановила процесс расслабления.
— Да что ты! — Озеров внимательно посмотрел на женщину.
Рина сидела с непроницаемым видом, отражая возможную попытку постороннего лица сканировать свои мысли.
— Я был в подобном состоянии раза два, как минимум, — сказал он, отводя глаза в сторону.
— Не думала, что ты такой ветреник.
Вскоре Валера убедился, что оставляет жену среди надежных людей, и поспешил откланяться. Ему явно неловко было вмешиваться в чужие дела, и он ненавязчиво исчез. А вскоре появился, наконец, человек, которого все ждали. Озеров был уверен, что придет Фелицата, как она и обещала ему. Остальные надеялись на Озерова. Но взору всей компании предстал пожилой человек с седыми усами и в очках. Весь его гардероб не представлял из себя ничего особенного. Только ноутбук в руке пенсионера спасал общество от подступившего разочарования.
— Здравствуйте, я от Фели. Она просила ее извинить, — сказал он низким голосом, распространяя запах курева, похожего на махорку. – Я —  Колбасин.
После некоторой возни, связанной с приспособлением Колбасина к условиям больничной палаты, процесс опознания пошел вполне успешно. Мариша придирчиво, но динамично, контролировала лоб, глаза, подбородок, бородку мужчины на экране. Когда портрет приобрел вполне законченный вид, Колбасин прихватил ноутбук и попросил немного подождать.
Он явно использовал возможности лечебного заведения, так как скоро появился с бумажной версией изображения в руках. Все присутствующие посчитали своим долгом рассмотреть портрет человека, рожденный памятью Марины Николаевны. Процесс опознания складывался из пристального взора на фоторобот и напряженного поиска ассоциаций в темных уголках своей памяти. Колбасин тоже посмотрел на него, но вместо ответа развел руками.
— Я видела этого человека, — тихо, но решительно сказала Рина и сразу стала  объектом первой величины.
— Правильно, Оки! Ты видела его в Шереметьево. Вспомни, я показывала тебе автомобиль. А рядом с ним стояли этот мужчина и девушка с твоим голосом!
— В том-то и дело, что тогда он стоял ко мне спиной, и я его совершенно не разглядела. Где-то он встречался мне в другом месте. Не могу пока вспомнить, где. Утром точно вспомню, — добавила она уже не столь уверенно.
Озеров смотрел на фоторобот и с тоской осознавал, что тот удивительно похож на Сержа Бражникова. Особенно своей дурацкой бородкой под Арамиса.
— Ты его встречал? — спросила Рина. — Я чувствую, что ты его узнал. Ну, говори, Петька!
Ее начинал выводить из себя Озеров своим новым амплуа замкнутого человека.
— Да, я его видел. «Утром точно вспомню», — передразнил он Рину.
— Какое единодушие! Вам остается вместе провести ночь и встретить утро, — вмешалась Марина Николаевна и тем самым разрядила ситуацию, поскольку Рина готова была поколотить одноклассника, но теперь они вместе улыбались.
— Мариша, не поверишь, с Озеровым трудно провести ночь, не говоря о том, чтобы встретить с ним утро.
— Поподробнее, пожалуйста, — попросил Петр.
— Я просидела под твоей дверью полночи, а ты даже домой не явился!
— Понял, о чем ты говоришь. Так вот. Мариша, обратите внимание! В то самое время, когда она ждала меня у моей квартиры, я сидел в ее подъезде на холодных ступеньках в безнадежном ожидании и недоумении.
— Правда, что ли? — Рина  удивилась.
— Чтоб мне с места не сойти! Ты же до сих пор не купила сотовый телефон. Как с тобой связаться?
— Петр, не расстраивайте мою Окичку, — сказала Марина. — Помиритесь и договоритесь.
— Пусть он скажет, где видел мужчину с бородкой! — Рина апеллировала к Марине.
— Хорошо, докладываю. Фоторобот, составленный со слов Марины Николаевны, очень сильно похож на нашего одноклассника, твоего школьного ухажера, Бражникова Сержа! — нарочито по-военному отчитался Петр.
— Бражников теперь носит бороду? Тогда все понятно. А то я испугалась, что у меня двоится в глазах.
— Ты о чем?
— О твоем видео! Там был человек с Маринкиного фоторобота.
— Вот видите, Мариночка, не я расстраиваю Окичку, а она меня.  Мы срочно уходим разбираться с видеофильмом. Колбасин, вам большое спасибо и привет Феле! Мариночка, выздоравливайте! — Озеров взял Рину за руку и потащил за собой.

*****
Теперь Озеров не сидел спиной к экрану. От расслабленной отстраненности прошлого просмотра не осталось и следа. Поэтому он угадал необходимый момент в фильме раньше, чем Рина успела нажать паузу. Петр увидел сам, но и палец женщины указал ему на две физиономии по краям экрана.
— Вот смотри. Среди массовки можно при желании увидеть одну бородатую физиономию слева, а другую справа. Обе, кстати, смотрят в сторону снимающего, то есть тебя. А ты их, видимо, не заметил, так как народу в кадре скопилось много. Что скажешь?
— А что ты хочешь от меня услышать?
— Озеров, опять начинаешь? Хорошо, я скажу сама. Мужчина, который стоит слева, обнимает женщину. А значит, это Бражников. Наверное, из-за этой женщины ты не снимал его крупным планом и не рассказывал мне подробностей.
— Хм. Странно ты рассуждаешь, — сказал с улыбкой Озеров, — но выводы делаешь правильные. Кто же тогда стоит справа?
— Небражников.
— Как все у тебя просто, Рина.
— Я бы так не сказала. Расскажи, что с тобой произошло в поселке, как ты получил кольцевой синяк на шее, и тогда я скажу тебе, кто такой небражников.
И Петра словно прорвало. Рина слушала подробное повествование Озерова, не задавая вопросов. Она с трудом скрывала радость от того, что он, наконец, выговорится, и его близкие и друзья вздохнут с облегчением: прежний Озеров вернулся!
— Все-таки невозможный вы народ, мужчины. Спрашивать не любите, а, казалось бы, чего проще? Почему ты не выслушал Сержа и Елену, у меня в голове не помещается. Ведь ты имел бы хоть какое-то объяснение инцидента. Тем более что они находились к нему лицом, а не спиной, как ты.
— Знаешь, Рина, меньше всего мне хотелось бы выслушивать от тебя мораль.
— Тогда давай смотреть дальше.
— Там есть что смотреть?
— Конечно, — уверенно сказала она. — Ты не знаешь, сколько человек участвовало в драке. Вот мы их и посчитаем.
— Попробуем, — согласился Озеров.
Дорога в кадре приняла вертикальное положение. Потом в отрыве от ее поверхности мелькнули мужские ботинки.
— Твои? — спросила Рина.
— Нет.
Через небольшой промежуток времени в воздухе зависли на мгновение дамские демисезонные туфли.
— Твои?
— Нет, конечно, — улыбнулся Петр.
— Ну вот, теперь считаем. С тобой вместе уже трое. Казалось бы. Но теперь смотрим внимательно на экран.
По вертикальной дороге прошлепали кроссовки.
— Четвертый! Получается, что в инциденте участвовали четыре человека, а не три, как ты думал.
— Пытаюсь вспомнить, в чем был Серега. Но, честно говоря, не представляю совершенно.
— По крайней мере, теоретически можно утверждать, что преследовал тебя не Бражников, а этот тип, — подвела итог Рина и показала пальцем в фоторобот человека с изящной бородкой.
— Тебе всегда нравился Серж, поэтому ты не допускаешь мысли о его недобрых намерениях, — поддел-таки Озеров, что являлось весточкой возвращения его в нормальное состояние.
— А тебе он не нравился? Вы дружили. Ты его знал лучше, чем я.
— Все правильно ты говоришь. Напишу ему письмо или позвоню. Заодно узнаю адреса наших туристов.
— Странно, что ты не узнал их на юбилее школы, — вздохнула Рина.
— Не переживай, Ринуля, нагоним отставание. Не такой уж я пропащий!
— Мне страшно, Петр. Этот тип, небражников, преследует нас с Египта, а может быть и раньше. Он не поленился съездить за тобой на Север! И если ты еще не понял, то я объясню: он хотел тебя убить!

*****
«Меня хотели убить?» Петр осознал с опозданием, что предположение похоже на правду. Пока он разгуливал по заполярному поселку, подобное не приходило в голову. Да, его преследовали, но ему хотелось верить, что это идиотская шутка местной шпаны. А ведь было у него ощущение «хвоста», необрубленного хвоста. Но, казалось, он далеко уехал от своих проблем. Далеко даже не в смысле расстояния, а в значении временном — в прошлую эпоху. И вот некто пролез своими грязными ботинками за Озеровым в его чистое детство. А ведь Петр даже пистолет с собой не брал. Не взял оружие, видимо, и визави Озерова.
Воистину мир держится на наивности! Озеров думал, что устранил Энтони и решил тем самым проблему, и что полторы тысячи километров — это барьер для действия недоброжелателей. Но таковые, наоборот, наивно полагали, что Озеров является отличной мишенью как раз в удалении от дома. Но не учли они, что Петр ехал хоть и на пепелище, но все-таки родное. К тому же друзья помогли ему выжить, хоть и расплатился он за помощь синяками и подозрениями. Вообще складывалось впечатление, что этот некий небражников, как его назвала Рина, очень осторожен. На людях он даже не пытался устранить Озерова. А тут, когда совпали ночь и заброшенная местность, он оторвался по полной. Осторожен и расчетлив!
Но могло произойти и другое. Возможно, слишком близко подошел Озеров к сущности дела, которым занимался небражников, и тот запсиховал, злобно забегал за Петром. В итоге, одни импульсы, а не осторожность и расчетливость, как могло показаться на первый взгляд. Похоже, что для мужчины с бородкой особенно важен Лев Кузнецов и его одноклассники, и исходной точкой координат для событий явился заполярный поселок.
Значит, у Петра также появилась тень, как у Рины. Смущало ли его такое открытие? Не придется ли ему теперь ходить с оружием и прятаться в подворотнях? Противно было думать об этом. Но, как уже сказано, мир держится на наивности. Поэтому будь Озеров в душе охотником или разведчиком, он внял бы опасным вестникам, но менталитет летчика, хоть и бывшего, был иной. Ведь летчик только нажимает рычаги и кнопки, а война и разрушения — где-то внизу за тысячи метров от него.



*****Спецзадание*****


В канун Нового года люди с удвоенной энергией сражаются с потоком дел, потому что всем простым смертным очень хочется встретить без долгов торжественный бой курантов. Озеров представлял, что курьерский поезд под названием «жизнь» в очередной раз неумолимо приближался к большой узловой станции, на которой можно проветриться, подкрепиться и выверить маршрут. Но еще до прибытия на заветную остановку «Новый год» Петру пришлось притормозить, так как пришло письмо, которое он не слишком надеялся получить. Бражников Серж написал скупое мужское послание, но с интересными деталями, которыми стоило поделиться с Риной.
В это время Октябрина прекрасно понимала, что Петр очень занят, раз исчез надолго и не подает о себе знать. В конце концов, не Озеровым единым…
А между тем пора было заняться подготовкой к Новому году, особенно решить вопрос, где и с кем его встречать. Рина жаждала встречи с дочками. Она созвонилась с Лилей, чтобы сопоставить  желания и возможности. Старшая дочь звала к себе, так как существовала некоторая вероятность приезда в Питер младшенькой. Кроме того, она намекала матери на некий секрет, но раскрывать его по телефону не хотела.
Обрадованная предстоящей встречей и питаемая любопытством Рина окунулась в предпраздничную суету. Закружились калейдоскопом елки, подарки, гирлянды, снег, дождь, опять снег. Сотни, тысячи, нет — миллионы людей устремились за покупками наперегонки.
Вдобавок к этому количество Дед-Морозов в окружающей среде росло с каждым днем. Пока они пребывали в основном в трезвом и усталом состоянии. Один такой персонаж ехал сегодня вместе с Риной в битком набитом автобусе в час пик. Он самоотверженно сдерживал падающих на поворотах пассажиров, чтобы они не придавили ее. Но вдруг в массовку вторглось новое действующее лицо — контролер, который, как ищейка, сразу взял след и обнаружил безбилетного пассажира.
Разразилось непристойное происшествие. Дед Мороз, а это он оказался зайцем, растерянно и безнадежно  шарил по карманам в поисках билетика. Он попытался предложить сердитой женщине в качестве компенсации исполнение желания, но жизнь видимо измордовала ее так, что и желаний-то у нее не осталось. Она принялась выталкивать в шею Деда Мороза  из автобуса. Пассажиры безмолвствовали.
— Оставьте его! Я вам говорю, госпожа контролерша! — закричала Рина.
— А что? Он ваш родственник? Тогда платите за него штраф, — отступилась проверяющая.
Рина поставила свои сумки, которые оттянули ей руки, на колени здоровому мужчине,  без устали сидевшему всю дорогу, и расплатилась с контролершей.
— Спасибо, девушка, — пробормотал Дед Мороз. — Ох. Видимо, забыл кошелек, когда переодевался. Скажите мне ваш адрес, и я верну деньги.
— Эх, дорогой, — ответила Рина. — Лучше исполни мое желание. Ты же предлагал этой акуле.
— Хорошо. А вы его загадали?
— Да, оно всегда со мной, — улыбнулась Рина.
— Так вот. Поверьте мне, Дед- Морозу со стажем. Ваше желание исполнится!
Его неожиданно уверенный голос прозвучал на весь автобус. Пассажиры со смягченной мимикой наблюдали инцидент.
— А когда оно исполнится? Уточните, пожалуйста.
— В начале лета. Точно вам говорю. В начале лета!
Рина устало вывалилась с сумками из автобуса на своей остановке, пересчитала пуговицы на пальто, расправила плечи и легко зашагала к дому. Настроение, окрыленное родством с Дедом Морозом, взлетело вверх.
Дома вода наполняла ванну, пока в сумку упаковывались подарки для дочерей. Для купания уже были приготовлены любимое необъятное махровое полотенце, бокал сока и свежие газеты. До поезда в Санкт-Петербург оставалось несколько часов. Нога, пожертвованная Риной для измерения температуры воды, не сварилась, поэтому тело последовало за ней. Интимное мероприятие по восстановлению себя из руин началось.
Все хорошо. Все счастливы…
Мысли становились легкими, запросто преодолевающими время…

*****
Вот Рина приехала с детьми в пансионат на море. У нее еще качалась под ногами земля, и в ушах пульсировал перестук колес, но она собирала сумку с пляжными вещами. Тело, оскорбленное грубостью плацкартного вагона, плакало о ласке моря. Вечный синдром вожделения моря!
На пляже кости женщины, брошенные под субтропическое солнце, словно попадали в машину времени, которая дарила омоложение и надежду на сказку. Малыши радовались воде, крабикам, ползающим по дну, замкам из песка. Иногда изжаренная Рина занималась воспитанием, разворачивая головы детям, чтобы они не упирались глазами в красотку-топлесс.
Пансионат. В его расположении было что-то извращенное. Окна комнаты смотрели на живописные холмы с чайными кустами, среди которых потом обнаружилось кладбище. Под окнами бродили лошади, проверяющие мусорные баки, и местные ухажеры, снимающие девочек.
Рина очнулась, когда срок путевки закончился. Она пересчитала деньги, упаковала вещи, обвешала ими детей и съехала в частный сектор еще на недельку. Теперь она варила с кипятильником все, что получалось, например, картошку и сардельки, а в тихий час таскала сумки фруктов и овощей с базара.
По ночам ей не давал спать инстинкт сторожа, потому что в открытое окно, несмотря на решетку, запрыгивали тощие коты. Таких котов, наверное, не было больше нигде в мире. Коты ели корки хлеба и огрызки от алычи. Туалет у хозяев не оправдывал этого иностранного слова, а услуги противогаза не предоставлялись. Но…
Но до моря было две минуты ходу!
Уезжая домой, Рина за две минуты стоянки поезда погрузила с пышущей зноем платформы в раскаленное нутро вагона малышей и вещи. Поезд долго шел вдоль берега моря, усыпанного телами отдыхающих. Женщина кормила своих девочек расплавленным сыром, вздыхала от восьмого ручья пота и мечтала: «Скорей бы отпуск и — к морю!»

*****
Да, ванна не море, но все же, но все же…
Раздался телефонный звонок. Можно было, конечно, довериться автоответчику, но Рина поднялась из ванны и, завернувшись в большое махровое полотенце, пошлепала мокрыми ногами к телефону.
         — Рина, привет, я боялся, что не застану тебя.
         — Здравствуй, Петр. Твое предчувствие могло оправдаться: сегодня вечером уезжаю в Питер встречать Новый год.
        — Да-а. Опоздал я с приглашением. Но ничего, переживу, все равно мне не до праздников. Кто тебя везет на вокзал?
        — Что значит везет? Обойдусь самообслуживанием.
         — Знаю, что ты жутко самостоятельная, но все-таки я сейчас подъеду. У меня есть для тебя сюрприз! Заодно распределим поручения.
«Поручения? О, нет!» Зачем было восстанавливаться из руин?
Тем не менее, Рина снова нырнула в ванну почти с головой, но расслабиться больше не удалось, так как слово «сюрприз» лишало ее покоя.
Когда появился Озеров, она энергично собиралась в дорогу.
— Ты обещал сюрприз!
— Обязательно, Ринуля. Вот он! — Петр показал почтовый конверт. — Письмо от Серого.
— Чудеса. Еще кто-то пишет обычные письма, которые разносят почтальоны! До чего приятно.
— Ты собирайся — я почитаю вслух:
«Здорово, Петр! Спасибо тебе за письмо. Хорошо, что ты объяснил свой внезапный отъезд из поселка. Мы с Еленой переживали за тебя и терялись в догадках. А я так вообще решил было, что у тебя «крыша» поехала. Шучу, конечно.
Кому же ты перешел дорогу, друг любезный? А? От кого ты прыгал в окно и упал к моим ногам, да еще мне же в морду заехал? Я, конечно, понял, что ты принял меня за своего обидчика. Бог с ним. Проехали. Не обижаюсь.
Теперь расскажу о драке. Началось с того, что Елена увидела в окно школы мужчину, который, по ее словам, был похож на меня. Он отправился практически следом за тобой. Ленка побежала вдогонку. Она думала, что я ушел без предупреждения. На самом деле, мне пришлось бежать за ней, потому что я отлучался из вестибюля школы и прозевал ее уход.
Далее. Она прибежала к нашему бывшему дому, а там вы с непонятным мужиком друг друга валяете. Точнее он висит мертвой хваткой на твоей спине. Вот Ленка, недолго думая, и прыгнула на него сзади. Мужик опешил и от тебя отцепился, но упал на Ленку. А ты, видно, не устоял и носом рухнул в песок. В общем, тут прибежал я. Этот тип увидел меня — и ходу. А что было потом, ты сам знаешь. За второй синяк я тоже на тебя не в обиде.
Да, еще Елена выяснила, что этот тип жил с нами в гостинице в третьей комнате. Но она его не поселяла. Распорядилась за нее секретарша, потому что Ленка была в отлучке. У него, действительно, растительность на лице, как у меня. Так что я сбрил бороду к черту, чтобы вы нас с этим охламоном не путали. К тому же мне как раз надо быть помоложе. А то Ленка ждет от меня ребенка. Вот и буду молодым папашей».
Рина так внимала письму, что позабыла про сборы.
— Слушай, Петь, а Бражников женат?
— Женат вроде. Дети взрослые уже. Теперь в многоженцы, видимо, записался, — ответил Озеров с улыбкой.
— Ты все дочитал?
— Практически все. Здесь остались еще адреса наших ребят и физрука. Видишь, Рина, твоя математика сошлась. Я благодарен тебе за то, что убедила меня поверить Серому и письмо написать.
Когда они ехали на Ленинградский вокзал, на Рину пролился целый поток информации. Во-первых, ей было приказано явиться к Петру с отчетом на старый новый год. Не слишком ясно, с каким отчетом, но Рина согласилась. Во-вторых, она должна в Санкт-Петербурге съездить по адресу, который сообщил Бражников, к их бывшему туристическому энтузиасту учителю физкультуры и все узнать.
        — Что все?
         — То, что сообразишь по обстановке.
— Уф, уже легче. Стало хотя бы понятно, с чем являться на «доклад». А с каким отчетом будешь выступать ты, mon general?
Петр, загруженный своими мыслями, сначала не понял реплики и вопросительно посмотрел на Рину. Ее лицо выражало претензии хозяйки весьма выразительно, и он почувствовал, что пережал со своим командирством. Озеров улыбнулся.
        — Прости, работа совсем закрутила. У нас в фирме большие изменения, и голова занята структурной и технической перестрой. Но в январе-феврале планируется моя поездка на Север в командировку. Вот и отработаю должок.
— Каким образом?
— Проведаю Ваньку Хатанзейского и Юрика Гришина. Серж прислал адреса. О результатах отчитаюсь по возвращении. Все? Я прощен?
 «Прощен-то прощен, — подумала Рина.— Но меня нагрузил поручениями, которые не очень сочетаются с праздничными днями. Не хочу…и боюсь».
— Озеров, ты забыл про Вику Маевскую. Где она?
— Я не забыл. Она живет в Москве. Лида согласилась навестить ее  и все разведать.
— Что все? — опять спросила Рина.
— То, что сообразит по обстановке, — невозмутимо ответил Озеров.
— Поняла. У тебя для всех одна схема действий.
— Угу, — кивнул Петр. — Ты все поняла?
— Если честно, то не все. Зачем нам вплетать в наши неприятности дополнительные лица? Разве есть факты, которые направляют наши действия таким образом? Мне кажется, чем больше участников, тем труднее найти истину.
— Что тебе сказать, малышка, — Озеров ударился в лирику. — Я был в городке, где мы жили, я был в школе, в которой мы с тобой учились, и, наконец, я ходил по дому, моему и твоему. В общем, там и появилось убеждение, что надо проведать ребят. И к тому же мне кажется совсем наоборот: чем больше участников, тем легче найти истину. Кстати, Ринуля, как поживают твои первобытные инстинкты?
— Ты о чем? О мурашках, что ли? Спасибо, да.
— Что «да»?
— Поживают. Иногда появляются. Не пойму, к чему ты клонишь? — вопрос прозвучал настороженно.
— Надеюсь, что в случае опасности они тебя предупредят, — серьезным голосом объяснил Петр и припарковался на площади перед вокзалом.


*****Женщина на снегу*****


Предновогодние дни принесли долгожданные перемены в судьбе Лидии. В деле о смерти Льва Кузнецова произошла реакция замещения. Энтони-Антон  оказался в роли подозреваемого вместо Лиды. Он начал давать показания и даже сознался, что в ночь убийства находился в квартире Кузнецовых. Но не более того. Непосредственную причастность к убийству он упорно отрицал, хотя над ним дамокловым мечом висел результат экспертизы. Ведь в момент покушения на Лиду его взяли с поличным — с тем же оружием, из которого был застрелен Лев.
И вот теперь белый морозный день и шубка под цвет дня очень подходили к легкому настроению Лидии. Сорок минут пути на электричке оказались не в тягость, когда снята подписка о невыезде. В этом случае ближнее Подмосковье не совсем то, чем может довольствоваться душа, вновь получившая свободу. И все же, как легко дышится! Пусть даже непонятно, куда идти.
Лидия осматривалась по сторонам, зажав в руке листок с адресом Вики Маевской, одноклассницы Льва. В роли единственной потенциальной справочной по перрону бродил  мальчишка лет двенадцати. Он смотрелся маленьким, нахохлившимся от холода, воробьем, с той лишь разницей, что воробьи не собирают бутылки. Таким же взглядом, каким  заглядывал в урны, он посмотрел в записку с адресом, которую молча протянула ему женщина в белой шубе.
— Полтинник, — резюмировал абориген.
— Долларов? — в замешательстве переспросила Лида.
— Рублей. Потом дадите, когда придем на место, — предупредил он готовность женщины расплатиться сразу.
Сначала они шли по цивилизованной улице, состоящей из свежевыстроенных коттеджей, но вскоре под ногами оказалась узкая тропинка, протоптанная среди сугробов по задворкам и межзаборью.
— Теперь поползем, — проводник с сомнением посмотрел на Лидину шубу.
— Как поползем?
У Лиды от такого неожиданного поворота событий даже дыхание перехватило. Но юный сусанин поставил свой пакет с бутылками на снег, плюхнулся на живот и пополз по-пластунски. Женщина почувствовала себя идиоткой, но отступать было некуда, и она последовала примеру проводника, стараясь не отставать от него.
«Если это розыгрыш, то он у меня получит», — беззлобно подумала Лидия про мальчишку. Ей было трудно оценить расстояние, которое они преодолели.  Наконец, она пролезла под забором и в нескольких метрах от солидного особняка нырнула в лючок сразу вслед за пареньком. Падать в подвал оказалось не больно.
Лида встала со старой кушетки, на которую приземлилась, и увидела в руках проводника веник. Им они стряхнули снег друг с друга. Дальнейший путь проходил по стильному современному жилищу. Было неуютно безмолвно настолько, что очень хотелось крикнуть: «Эй, есть кто живой?» Но вместо этого они тихо поднялись на второй этаж. И вдруг громкий шепот остановил их, словно выстрел: «Стоять!» Дуло автомата смотрело в сторону пришельцев.
— А, это ты, Василек. Что случилось? — спросил вполголоса мужчина, сидевший на ковре в просторной спальне. Он отложил автомат на пол и сменил гнев на милость.
— Вот привел тетеньку. Она искала тебя, — по-свойски объяснил ситуацию мальчик
— Добро пожаловать, — усмехнулся хозяин.
Василек опустился на четвереньки и переместился к нему на ковер. Лидия, смирившись с затянувшимся цирковым представлением, таким же макаром последовала за своим сусаниным.
— Молодец, Васька, симпатичную тетеньку привел. Сколько тебе заплатить?
Пока происходил процесс оплаты, настроение Лидии совсем упало. Что можно было подумать про эту парочку мужского рода? Сводник-малолетка и эксцентричный вооруженный маньяк?
— Василек, возьми денег. Принесешь нам еды. И еще позвонишь моим парням, расскажешь им, что к чему. А то я совсем без связи остался.
—Тогда я пошел? — мальчик на четвереньках отправился обратно к лестнице.
— Подожди, я с тобой! — встрепенулась Лида.
— Нет уж, — вмешался мужчина. — Вы шли ко мне, и я до сих пор не знаю, зачем. Если вы испугались меня, то напрасно. Я нормальный, но поставлен в ненормальные условия.
— На самом деле, мне нужна Маевская Вика, а не вы.
— Я вынужден вас огорчить: ее нет и не будет.
— Очень жаль. Тогда я пойду?
Лидия попыталась встать на ноги, но мужчина быстро потянул ее за руку обратно на ковер.
— Не вставайте! Я муж Вики Маевской.
— К чему весь этот маскарад на карачках?!
— Посмотрите на стекло.
Лида подняла глаза на роскошные окна, которые располагались почти по всему периметру спальни. Их прикрывал всего лишь легкий тюль. Никаких плотных гардин. Смотрелся такой дизайн воздушно и создавал настроение полета, если бы не маленькая дырочка в стекле с паутинкой трещин.
— Пулевое отверстие? На вас охотятся?
— Вы догадливы.
— Но ведь можно уйти, как ушел мальчик.
— По-пластунски?— с улыбкой спросил хозяин. — Можно. Только это мой дом — моя крепость. К тому же сейчас выходные. Могу я отдохнуть?
Он показал подбородком на автомат.
«Неутешительное открытие. Если мужчина и не маньяк, то его преследуют киллеры — одно другого не легче. А ведь сегодня тридцать первое декабря! С наступающим, как говорится», — грустно подумала не то гостья, не то пленница.
Она сняла влажную после перемещения по снегу шубу и поискала глазами, куда ее можно было бы повесить.
— Пусть пока здесь полежит, — с этими словами мужчина раскинул шубку на кровати.
— Пускай, — согласилась Лидия.
«Интересно, какие у меня шансы? Про Вику я у него, конечно, расспрошу, а дальше? Мальчик принесет еду, потом мы будем есть до тех пор, пока не придут его ребята? Что за ребята? А, собственно, какая разница? Нет уж, дорогуша, ребята ребятам рознь. Не надо ребят. Какие у меня перспективы? Кто меня выручит отсюда? За то время, что находилась под следствием, приятельницы затаились. Озеров — где-то в отъезде. Остальные, если и спохватятся, то не кинуться на поиски. Никто меня отсюда не выручит, если сама себя не спасу», — подумала Лида и привычно покорилась судьбе.
Ей хотелось многое спросить у хозяина цитадели, но она молчала.
— Вы какая-то нетипичная женщина, — сказал он после затянувшейся паузы.
— Почему?
— Вы ничего не спрашиваете.
— А…Понятно. Вы тоже нетипичный.
— Почему?
— Вам не идет автомат. Это явно не ваш стиль.
— Удивительно, — мужчина улыбнулся.
— Что удивительно?
— Как вы угадали? Он, действительно, не в моем стиле. Это оружие моей жены.
— Ничего себе.
— Да-да. В нашей семье все наоборот…было. Я нянчил детей, например.
— А что делала ваша жена?
— Вот вы и стали задавать вопросы.
— Да. Так же, как вы взялись за оружие.
— Я вышел на тропу войны. Точнее, меня на нее вытолкнули.
— А вы знаете, что сегодня тридцать первое декабря? — Лида вздохнула.
— С утра помнил. У нас с вами есть шанс остаться вместе на весь год.
— Почему?
— Сами знаете народную примету, как новый год встретишь, так его и проведешь.
— А мы его как-нибудь встретим?
 — Конечно, — голос мужчины звучал уверенно. — Сейчас и приступим. Я спущусь в подвал за припасами.
Он встал на ноги, но не успел сделать ни шага. С улицы раздался звонкий щелчок в окно. Одновременно с этим Лида резко с силой потянула мужчину за руку, и он повалился прямо на нее. Они оба тяжело дышали, но, не разобравшись со своими телами, посмотрели на стекло. В нем добавилось маленькое отверстие.
— Извините, я вас напугал. Наверное, вы мне так голову вскружили, что забыл про безопасность.
Он сгладил неловкость момента улыбкой. Но сумерки поглотили ее.

*****
В новогоднюю ночь Юлия путешествовала по гостям вместе с Глебом на лимузине. Савицкий заказал шикарное авто, чтобы компенсировать свою усталость от посещения Юлиной тусовки и напряжение Юльки от знакомства с его родственниками. Кроме того, когда тебя возят, можно позволить себе расслабиться и спокойно дегустировать напитки с праздничного стола.
Но, конечно, не только прагматичный взгляд на жизнь руководил поступком Глеба. Энергичная и неуловимая Юлия, наконец, была с ним в эту ночь наедине, что окрыляло и дарило надежду. В кармане мужчины таилось симпатичное колечко, а в сердце стучало желание объясниться и сделать предложение. Одобрил бы Озеров такие намерения, не известно. Поэтому пока его нет, надо надевать колечко на сладкий пальчик. Хотя Озеров ни при чем. Сама Юлия говорила Глебу, что в ближайшее время замуж не собирается. А он, наоборот, собирался жениться в самое ближайшее время.
Вояж в новогодней ночи протекал бурно, с краткими минутами отдыха на мягком сиденье лимузина. Глеб радовался, что Юлия весела и раскрепощена. Кажется, она к нему почти привыкла. Савицкого огорчало одно: как только они оставались наедине, Юля начинала куда-нибудь звонить.
Он целовал ее руку, а другой она держала трубку телефона. Сначала она поздравила своего отца. Разговор не занял много времени. Но после него Юлька сообщила Глебу, что у Озерова «все штатно», и эта фраза из уст девушки ангельского вида на некоторое время сбила поступательные намерения Савицкого. В следующий раз Глеб опять целовал руку Юлии, но она принялась звонить своей матери. У той оказалось «все тип-топ».
«У нас тоже все будет тип-топ», — хотел ответить Глеб, но в это время Юля пыталась найти Рину. Автоответчик попросил ее перезвонить по другому номеру. Поэтому Юлия легко нашла Рину в Санкт-Петербурге. Их щебет окрылил Савицкого, потому что он услышал лестные вещи в свой адрес. Но на этом везение закончилось, поскольку его очаровательная спутница принялась звонить Лидии, и та никак не отзывалась. Они посетили еще несколько мест и позвонили массе народа, но Лида по-прежнему не нашлась.
Во второй половине ночи они мило посидели дома у Юлии. Натуральная елка, которую раздобыл накануне Савицкий по просьбе своей любимой, еще пахла хвоей. Мерцающее пламя свечей и мигающие огни елочной гирлянды отражались в бокалах и переливались на ткани невесомого платья Юли, из которого самыми восхитительными были тоненькие бретельки, сползшие с плеч.
Глеб угощал девушку ее собственными кулинарными творениями, кружил в медленном танце под быструю музыку. Он чувствовал Юлию, и ему казалось, что она отзывается на его чувства, от этого ему становилось радостно и комфортно.
Но был третий лишний, чье присутствие поднимало в доброй душе Савицкого злую волну ревности, — телефонная трубка. Лучше бы его, Глеба, так уверенно прижимали к уху. Щека к щеке, рецепторы к рецепторам. Он нашелся бы, что нашептать в ушко любимой, и от нее готов был выслушать любые умности и глупости. У-у, ненавистный конкурент, тебя даже на дуэль не вызовешь.
Как тут не сказать, что телефон сделал всех своими рабами. Попробуйте посмотреть фильм, чтобы в нем герои обошлись без телефона, попробуйте прочитать книгу, в которой не попадалась бы фраза: «Он позвонил». Попробуйте, наконец, написать произведение, где между персонажами не вклинивался бы телефон. Попробуйте прожить жизнь без телефонных проблем. Телефонное воспитание: «Ты выучил уроки?» Телефонное право: «Я от Ивана Ивановича». Горячий телефон: «Спасите!» Секс по телефону: « Я тебя хочу».
Савицкий хотел без телефона, поэтому уснул в одиночестве на Юлькиной кровати, пока она в поисках Лидии вела переговоры. Хотя Озеров перед Новым годом ничего и никого ей не поручал, она, как истинная дочь своего отца, чувствовала ответственность и тревогу за его знакомых. Сколько времени длилась ночная вахта девушки, Глеб не знал, он проснулся от поцелуя и запаха кофе.
— Юленька, я давно хотел вам сказать… — произнес он, открывая глаза.
— Прости, Глеб, что разбудила. Идем скорее завтракать. Нам надо ехать.
— Дама не побрезгует обществом мужчины в помятом костюме?
— Ах, — спохватилась Юлия, — я тебя не раздела! Но мне было некогда.
Ее реплика прозвучала искренне и развеселила Савицкого. Вот уж, действительно, не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Он начал было остро сожалеть от потерянного этой ночью шанса, когда по-младенчески заснул, и без него сгорели свечи, и без него разделась лучшая девушка планеты. Но оказалось, что, наоборот, он выиграл. Она стала называть его на «ты», она переживала, что не раздела мужчину в собственной кровати.
— Чем же ты была занята? — спросил он и тихо добавил. — Моя хорошая.
— Я искала Лидию. Обзвонила всех, кто мог знать о ее местонахождении.
— Может быть, она встречала  Новый год у кого-нибудь в гостях? Человек пропал из дому в новогоднюю ночь — обычное дело.
— Увы, Глеб, у нее сейчас все не так просто. В общем, отец сказал, что она, скорее всего, отправилась искать бывшую одноклассницу своего мужа Вику Маевскую. Поэтому мы с тобой поедем по ее следам.
— Это срочно, Юленька? Сегодня первое января. Полагается спать до обеда. Послушай, какая тишина в доме.
— Конечно, первое января, спать до обеда, тишина в доме, но срочно, Глебушко, — в тон ответила она. — Отец поддержал мою тревогу.
Вот так-то. Озеров даже на расстоянии вмешивался во взаимоотношения его дочери  и Савицкого.
— Хорошо, я тебя отвезу.
— Нет, мы поедем на электричке.
— Какой смысл? На машине быстрее, — сказал Глеб.
— Лида, скорее всего, добиралась на электричке. Поэтому, если мы хотим ее найти, надо поступать, как она.
— Откуда это все берется в твоей голове?
Юлия не ответила, она пристраивала в голенище сапога пистолет.

*****
Холодная безлюдная платформа приняла из раскрытых дверей электрички двоих — Юлю в белом лыжном комбинезоне и Глеба в одежде без особых опознавательных деталей. Листок с адресом девушка держала в руке, но предъявить его пока было некому. От ее спутника исходили уверенность и спокойствие. Откуда такое состояние могло быть у человека, который не знал, ни куда они приехали, ни куда направляться дальше? Просто Савицкий, наконец-то, услышал от Юлии всю предысторию сюжета: как ее украли, кололи какие-то препараты и через сутки вернули домой.
 До сих пор его участие в кустарном криминальном расследовании держалось на доверии к Озерову и Юльке. Но теперь он перевоплотился в идейного борца по защите девушки, для которой по-прежнему в кармане пиджака лежало колечко.
— Ну вот. Три дороги, как в сказке. Куда идти? — сказала растерянно Юля.
Первоянварское безлюдье обескураживало.
— Ты не была в Брюсселе?
— Нет, пока, а что?
— Там есть достопримечательность — писающий мальчик.
— Знаю. Но мы не в Брюсселе, — сказала Юлия с улыбкой.
— Точно. Поэтому вместо писающего мальчика — мальчик, собирающий бутылки.
Он уже стоял перед ними и смотрел на листок с адресом.
— Полтинник.
— Долларов? — в замешательстве переспросила Юля.
— Да нет. Рублей. Потом дадите, когда придем на место, — предупредил он готовность мужчины расплатиться сразу.
Проводник неторопливо повел гостей, сопровождая процессию позвякиванием бутылок в пакете. Савицкий старательно запоминал дорогу. Юлии не терпелось узнать хоть что-нибудь.
— Мальчик, ты вчера не видел здесь женщину?
— В белой шубе? Видел, конечно.
Савицкий и Юлия переглянулись. Они не сообщили никаких примет Лидии и понятия не имели, во что она одета. Но и без этого молодой человек отвечал совершенно безаппеляционно. Тем временем, он плюхнул свою ношу  на узкую тропинку посреди сугробов и сказал: «Теперь поползем».
— Погоди, — ответил Глеб и придержал проводника за плечо. — Доложи обстановку.
Он сказал эту фразу тоном, не терпящим возражений. Но Юлия вдруг вмешалась: «Нет, не надо. Лучше мы сами посмотрим». Мальчишка молча пожал плечами и пошел вдоль забора. Они обходили участок по периметру. Маленький отряд разведчиков энергично топтал глубокий снег до того момента, пока не обнаружил, что забор перешел в замысловатую литую ограду. Финишная прямая вела к воротам во двор. Перед воротами стояли два черных авто, вокруг которых не наблюдалось никаких признаков жизни.
— Погодите, — сказал вполголоса мальчик. — Вот там на дереве у них раньше снайпер сидел.
Он показал обветренным красным пальцем, не знающим перчаток, на придорожную сосну.
— Спят они все, наверное, — предположил Савицкий.
— Айда поглядим!
Призыв мальчишки молниеносно вызвал ответную реакцию Юлии. Она успела сделать первый шаг за проводником и не собиралась на этом останавливаться. Но Глеб уже проснулся настолько, что понял намерение девушки ниткой устремиться за мальчиком-иголкой, и он подставил ей подножку. Фигура в белом комбинезоне с кротким «ой» шлепнулась ниц. Савицкий помог девушке подняться и, предупреждая поток гневных эмоций в свой адрес, объяснился тихим голосом:
— Мужчины идут в разведку, а дамы на подстраховке. Не обнаруживай себя. Если потребуется, вызывай подмогу.
— Я телефон не взяла.
После тотальной телефонной ночи такая фраза из уст Юлии удивила Глеба, но он не подал виду.
— Возьми мой.
Он поцеловал в губы милое лицо, махнул рукой на прощанье и запрыгал по сугробам вдогонку проводнику. Через какое-то время Глеб оглянулся, так как не был уверен до конца, что Юля послушалась его и не пошла следом. Ее позиция не изменилась, что успокоило Глеба, и он ускорил темп передвижения. Мальчишка уже подходил к черным автомобилям.
Теперь Савицкий прекрасно видел, что окна машин не пропустят любопытный взгляд коллекционера бутылок. Тонированные стекла охладили пыл проводника, и он остановился в замешательстве. Глеб не пошел к нему, а свернул к узорчатым  металлическим воротам. Можно ли их открыть и проникнуть на территорию дома Вики Маевской? Хотя, если бы они легко открывались,  вряд ли пассажиры угрюмых экипажей ночевали бы по внешнюю сторону ограды.
Для дома, расположенного на краю улицы и у самой опушки лесопарковой зоны, чугунная витая ограда с ажурными воротами смотрелась  апофеозом прихоти хозяев. Похоже, они использовали проект ограды какого-нибудь старинного дворянского дома, вместо того, чтобы выстроить глухую крепостную стену, что гораздо больше подошло бы к их умению создавать опасные ситуации.
Глеб рассмотрел изящную табличку с трогательным предостережением: «Не влезай – убьет!» Но у него и в мыслях не было проверять напряжение, под которым находился вход в частные владения. Скорее в Савицком росло удивление, каким образом Юлия и мальчишка втянули его в авантюру. Говорят, что ум — хорошо, а два лучше. Но в их маленьком пестром коллективе три головы породили бесплодную идею. Надо уходить отсюда!
Он был запоздало прав.
— Парень, тебе чего? — вопрос, запущенный грубым голосом, пока был адресован не Глебу.
Новые действующие лица появились из авто. Один из них держал за шкирку мальчика-проводника, а второй направлялся к Савицкому.
— Эй, отпустите ребенка! — закричал Глеб вместо боевого клича и пошел навстречу противнику.
Только бы Юлька не высовывалась. И не дай бог, не пускала в ход свой пистолетишко.
— Еще скажи, что это твой сынок, — сказал с усмешкой  его визави.
— А что, вы сомневаетесь?
— Больно надо на вас тратить серое вещество, — мужчина сплюнул.
— Вы родственники Маевских? – спросил Глеб.
— Ага, мы к ним на похороны.
— Все настолько серьезно?
— Счас побеседуем с вами, поймете.
Савицкий тянул диалог, потому что видел то, чего не хотел более всего, — Юлия  уже добралась до края леса и совершала под соснами обходной маневр в тыл машинам. Хорошо еще, что цвет ее одежды почти не выделялся на фоне снега.
— Пойдемте, ничего не имею против беседы.
Глеба и мальчишку затолкали в машину.
Тем временем Юля Озерова прицелилась, как ее учил папа, в колесо второго автомобиля, и выстрелила. С такого детского расстояния грешно было промахнуться, поэтому вскоре машина осела на один бок. Юлия немного подождала хоть какой-то реакции пассажиров, но ее не было. Возможно, люди крепко спали или затаились. А вдруг их там вообще не было, поскольку в первой машине шло совещание?  Маловероятно, но привлекательно.
Охмелевшая от такой мысли Юлька зайкой беленьким переметнулась к заднему бамперу автомобиля. Она встала на коленки, чтобы убедиться в качестве своей работы. Но в следующий миг ей пришлось шмыгнуть на животе под машину, так как открылась дверца авто, куда забрали Глеба и парнишку. На снег встали мощные ботинки со шнуровкой и приклад оружия. Похоже, что заступал на свою вахту снайпер.
«Ого, этот через оптику все рассмотрит». Юлия на остатках своей партизанской смелости переползла под первый автомобиль. Из-под него можно было увидеть, куда направился снайпер и даже подстрелить его. Но одно дело стрелять в колесо, другое в человека.
 Попортить еще пару колес было бы не трудно, только не миновать переполоха и провала. Девушка переползла опять под второй автомобиль. В ее движениях крылась попытка перебороть свою растерянность. И вдруг она вздрогнула от звука милицейской сирены. Юлькины глаза искали источник звука, но не находили, а вот если верить ушам, то сирена лилась почему-то из-под первой машины.
Звуки проникли в салон за тонированными окнами, тем более что молодые люди накануне опустили стекла, чтобы покурить.  Юлия увидела, как шлепнулся окурок невдалеке от ее головы. И понеслось!
Сначала вытолкнули Савицкого, затем мальчишку. Громко позвали снайпера, и он резво вскочил в авто, под которым таилась девушка. Взревели моторы обеих машин. Они начали маневр для разворота. Но снайпер по ходу быстро почувствовал неладное с обувкой автомобиля и успел переметнуться к своим коллегам с более надежными колесами, которые вскоре унесли экипаж за горизонт.
Юлька все еще лежала, не поднимая головы, словно попала под бомбежку.
— Девочка, отбой! Вставай, а то простудишься, — сказал Савицкий родным, как показалось Юлии, голосом.
— Глеб, что это было? — она вставала, не спуская вопрошающих глаз.
Вместо ответа парнишка-проводник протягивал им телефон.
— Это мой сотовый! Вот, что это было. Юль, ты его выронила в нужное время в нужном месте. К тому же я кому-то срочно потребовался, и он устроил трезвон с пристрастием.
— У тебя всегда такая…хм…мелодия играет?
— Не бойся, не всегда. Я поставил ее сегодня утром, глядя, как ты пристраивала пистолет.
— Посмотри хоть, кто звонил?
— Посмотрел, — Глеб ухмыльнулся почти до ушей.
— Не томи.
— Догадайся.
— Наверное, папка мой. Петр Озеров?
— Точно! Телепатия какая-то.
— Папка…надежный.
— А я? — Савицкий нащупал в кармане коробочку с кольцом.
— И ты.
— Юленька, закрепим успех. Вот колечко в приложение к моему сердцу.
Холодные пальцы Глеба надели кольцо на теплый пальчик Юлии. Она вытянула руку, рассматривая подарок.
— Спасибо. Я подумаю.



*****Новорожденная истина*****


— А дальше? — голос Рины прервал тишину, которая после рассказа Юлии про новогодние приключения на мгновение установилась в жилище Озерова. — Что было дальше?
Гости загалдели, словно гагары на птичьем базаре, но смотрели они на Лиду и ее спутника.
— На заднем дворе мы пролезли под забором и прыгнули в подвал, — продолжала Юля. — На втором этаже увидели этих, — девушка с улыбкой кивнула на Лидию, — счастливчиков. Они спали в обнимку с автоматом на полу возле елочки и бутылок.
— Оригинально! — засмеялась Марина Николаевна.

*****
Петр, следую своим планам, пригласил в гости на старый новый год всех, кто так или иначе оказался втянут в события вокруг смерти Льва Кузнецова. Рина явилась  немного пораньше, чтобы помочь накрыть стол. Но на кухне было тихо и пусто.
— Петька, где еда? Ты решил уморить нас с голоду? Придется мне бежать в супермаркет.
— Спокойно. Сейчас все принесут. Я сделал заказ в японском ресторане.
Стола в квартире Озерова тоже не оказалось.
— Озеров, где стол? Это катастрофа. Ты можешь жить без стола, но гостей мы не посадим на пол. Они не японцы.
— Давай, не будем делать из мухи трагедию. Что-нибудь придумаем. Лучше расскажи про поездку в Петербург. Пока мы с тобой вдвоем, обсудим и решим, что говорить людям, а с чем подождать.
— А нужна ли вообще сегодняшняя встреча? Толпа народу, суета, разговоры. Зачем, Петр?
— Сам сомневался. Но вдруг в нашей пестрой компании родится истина? Потерпи, Ринуля.
— Хорошо, — временно смирилась Рина. — Я тебе кое-что сообщу. Во-первых, Федор Владимирович Мелешев, наш любимый физрук, давно не проживает по тому адресу, который ты мне дал. Его жена рассказала, что он сильно болел еще на Севере. И как только они переехали в Ленинград, он умер. Увы, Петр. Во-вторых, моих девочек, оказывается, тоже опекали. Мне пришлось разбираться с этим и успокаивать дочек.
        — Очень интересно. События происходили по той же схеме, что с тобой и Юлей?
        — Хуже. На старшую напали в подворотне, вкололи ей снотворное, затем на чьей-то квартире обследовали, брали анализы. На другой день вернули домой. Она неплохо рисует, изобразила портреты обидчиков и утверждает даже, что найдет квартиру, куда ее относили.
         — Не понял, Рина, она все помнит? А как же снотворное? — удивился Озеров.
         — Видишь ли, Петр, моя Лиля — человек феноменальный, на нее некоторые препараты не действуют. Очевидно, ей вкололи то, что до конца ее не отключило.
         — Ты забрала у нее портреты?
         — Да. Но мог бы хотя бы из вежливости спросить, как моя девочка себя чувствует.
Озеров перевел дыхание.
— Ринуля, не время сердиться. Я помню, как переживала Юлька.
— Да ладно, прощаю. Я тоже кое-что помню… Помню, какой ты был никакой, — улыбнулась Рина.
         — Что с твоей младшенькой?
         — Она в Германии на стажировке. В ноябре ей просто устроили банальный медосмотр. По словам Иринки, врач и медсестра удивлялись ее хорошему здоровью. Что они хотели этим сказать, пока понять сложно.
         — Получается, что из-за нас страдают наши дети. Обидно и тревожно. Но это даст нам силы и желание разобраться во всем.
— Мне остается тебе поверить. Вот портреты.
Озеров увидел  три лица, которые были легко узнаваемы. Мужчина с бородкой под Сержа Бражникова, молодая женщина «голос Рины» и…Антон—Энтони.
— При чем тут этот? Мы же его обезвредили.
— При том, что происшествие с Лилей случилось еще в конце лета. Но рассказала она мне о нем только в новый год.
На этом разговор был вынужденно прерван, потому что времени до прихода гостей оставалось совсем немного. Рина  попросила стол у соседа, который когда-то выставлял для нее на лестничную клетку кресло, поил кофе и развлекал журналами. Сосед принял участие самое творческое. Он догадался, что посуды у Петра мало, поделился недостающим и долго еще ходил по квартире Озерова, профессионально причесывая интерьер. Потом молодой человек органично растворился среди гостей.

*****
За арендованным столом на диване разместились Глеб, Юлия, Лида и мужчина, который представился, как «муж Вики Маевской». Во главу стола попала Мариша с Валерой-диетологом. На стульях, табуретках и им подобной мебели сидели-пили-ели Фелицата и Колбасин, Рина и Озеров.
— Я счастлива, что нашелся человек, который вспомнил обо мне. Юленька, ты умница! У тебя  хорошая память и заботливое сердце, — с этими словами Лида обняла сидящую рядом дочь Петра.
— Куда же делась машина с простреленным колесом? — прервала своим вопросом сентиментальную сцену Фелицата.
— Она исчезла после следующей ночи, —  ответил муж Маевской Вики. — Проблема не решена, а всего лишь отсрочена.
— Так в чем же дело, голубчик, поведайте нам, наконец, — прокуренный низкий голос Колбасина дал установку.
— Хорошо. Я объясню. Итак, как известно присутствующим, я — муж Вики Маевской. Мои собственные инициалы не обязательны к произношению. Всю жизнь меня звали «мужем Вики Маевской». Надеюсь, что вам, как одноклассникам, хорошо известен ее характер, поэтому, возможно, вы меня поймете. Моя жена занималась бизнесом, к которому я не имел никакого отношения. Но год назад она умерла. Извините, что я со своим минором…Теперь меня опекают сомнительные личности с дорогостоящими претензиями. Я утаил от них уход супруги в мир иной. Вот они и ждут ее возвращения.
— Зря, зря вы утаили. Затягивать такие дела чревато. Но если вас пугают  какие-то юридические тонкости, обращайтесь. Мы с Фелей к вашим услугам.
— Благодарю за поддержку.
— Скажите…муж Вики Маевской, — Озеров пытался подобрать обращение, но применил предложенное. — Может, вашу жену перед смертью навещали подозрительные личности? Мой вопрос покажется вам странным, учитывая среду ее общения.
— Нисколько. Я понимаю, о чем вы, Петр. Лида ввела меня в курс дела. Посещали, конечно.
— Вы уверены, что они не способствовали смерти Вики?
— Да что вы. Она много курила, даже гордилась, что никогда не бросала. Легкие не выдержали…Да…не выдержали. Онкология…и все.
— Ребята, покажите ему фотороботы! — попросила Лидия.
Как легкий ветер поднялся шелест бумагами, возня с сумочками, карманами. Волной покатились сожаления.
— Ни у кого нет, что ли? Рина, Петр?
— У меня есть! — жизнерадостный голос Марины Николаевны спас ситуацию. – Валера, передай.
— У меня тоже есть, но нечто иное, — сказала Рина.
Она извлекла из папки для рисования три портрета, выполненных в карандаше. Гости пустили изображения по кругу, нанизывая комплименты неизвестному художнику, словно бусинки на нитку.
 — Спасибо, я обязательно передам ваши слова автору.
— Но кто же он? Автора! — воскликнула Марина Николаевна.
— Увы, он к нам пока не собирается.
Колбасин вернул беседу в деловое русло.
— Голубчик, вам знакомы эти люди?
— Пожалуй, я видел всех троих.
— Тогда уточните, в какой роли они присутствовали у вас?
— Да, обязательно… Девушка являлась в качестве медсестры. Ничего подозрительного в этом не было, поскольку медперсонал все время менялся. Теперь мужчины…Девушку сопровождал один из них. Вот этот, который помоложе и без бороды.
— Вспомните, когда они к вам приходили?— спросил Озеров.
— Петр, мы уже сверяли сроки событий, — сказала Лидия. – Они совпадают со временем визитов к Леве. С той лишь разницей, что опекать Вику они начали за год до возвращения Льва из Америки.
— Почти как меня, — тихо, словно себе самой, произнесла Рина и громко добавила, — а детей ваших не трогали?
— Их тронешь, — сдержанно улыбнулся муж Вики Маевской. — У нас двое взрослых сыновей. Крепкие ребята.
— Счастливчик, а над моими девочками и Юлей Озеровой устраивали эксперименты.
—Вы сказали, что видели всех троих. Мы опять забыли про мужчину с бородкой! — зашумела от нетерпенья Марина Николаевна. — Скажите, муж Маевской, вы видели этого человека?
— Даже не знаю, что вам сказать. С теми двумя не видел. Но несколько раз он попадался мне навстречу в нашем подъезде. Я запомнил его только потому, что он не отвечал на мое приветствие. А свои у нас обычно здороваются.
— Что он мог делать в вашем подъезде?
— Не знаю, но ощущение, что кто-то делал обыск в моей квартире, мне знакомо.
— А уж как мне знакомо, — вздохнула Лида.
— Нам с Озеровым тоже, — сказала Рина.
— Н-да, Мариночка, вы по-прежнему остаетесь единственным свидетелем, кто видел сего арамиса в компании прочих злоумышленников, — ненавязчиво резюмировал Савицкий, который на подобных сборищах высказывался редко, но метко.
Мариша забеспокоилась.
— Вы мне не верите, что я видела всех троих вместе?
— Глеб, перестаньте ее провоцировать! — Рина негодовала. — Мы прекрасно рассмотрели арамиса на видеопленке, отснятой Озеровым, а сам Петр натерпелся от него по полной программе.
— Риночка, не сердитесь. Но на пленке не было ни девушки, ни Энтони. Поэтому я повторяю, что весь триумвират существует, возможно, лишь в воображении Марины.
— Марина Николаевна, не волнуйтесь. Это Глеб шутит. Ведь он не будет отрицать очевидный факт — портреты, нарисованные дочкой Рины. Она тоже видела всех троих вместе! Один — ноль в мою пользу, — Юлия торжественно щелкнула в лоб Савицкому символический щелбан.
Озеров следил за беседой и по-прежнему надеялся, что появится желанная новорожденная по имени истина. Он заметил, что муж Марины, Валерий, совсем не принимал участие в разговоре, а сосредоточенно работал палочками и ел суши.
Также устранилась от обсуждения Фелицата. Она ненавязчиво подкармливала молодого соседа, который давно съел  свою порцию, но не насытил растущий организм. Только Озеров подумал, как ей к лицу материнский облик, как подопечный Фелицаты вытер рот салфеткой и вдруг поднялся из-за стола.
— Спасибо. Было очень вкусно. Мне пора.
— Пожалуйста-пожалуйста, молодое дарование, — улыбнулась Фелис. — Но не убегайте так непродуктивно. Посоветуйте нам что-нибудь по обсуждаемой проблеме.
Гости перестали говорить и есть, потому что сосредоточились на молодом даровании. Он не стал упираться и выдал прощальную речь.
— У меня три вывода по вашей ситуации. Во-первых, мужчина с бородкой или, как вы его называете, арамис, видится мне руководителем некоего проекта, в который вы по неволе вовлечены. Во-вторых, очень похоже, что у этого проекта ярко выраженная гендерная направленность — женщины. И в третьих, у некоторых что-то ищут. Все, я пошел. Обращайтесь, если что.
Озеров переглянулся с Октябриной: «Вот она новорожденная истина».
— Ну что, вы довольны? — Фелис заметила, как выразительно Рина и Петр обменялись взглядами.
— Вроде бы ничего нового молодой человек не сказал, но он сделал вывод, от которого мы упорно отворачивались. Итак, существует некий проект. У него, естественно, есть руководитель.
Глеб по своему обыкновению хотел возразить, но Фелис опередила его: «Савицкий, молчи!» Озеров подхватил нить рассуждений.
— Сей руководитель в основном действовал руками подчиненных, Антона и девушки. Если не считать, что меня на юбилее школы он опекал самолично.
Теперь переглянулись Юля с Глебом — вот почему Озеров пребывал в мрачном состоянии после юбилея школы.
— И если не считать…— сказала Лида и перевела дыхание, — что он мог своими руками убить Льва.
— Теперь ясно, почему арамис открыто опекал меня на Севере: его подчиненные испарились. Поэтому он вынужден был работать сам. Энтони сидит под следствием, но где девушка? Кто ее видел последним?
— Я видел. На мониторе, когда ты был сыром в мышеловке. Она предварила появление Антошки.
— Я видела ее гораздо позже, — вмешалась Рина.
— Где же?
— В твоей квартире. Причем дверь она открыла своим ключом и очень возмущалась, почему ты не прибрался после обыска.
— Это было, когда мы с тобой разминулись? Кажется, в октябре. Понятно. С тех пор прошло почти три месяца. Большой срок. Девушка исчезла? Лида, кстати, нашлась ли твоя машина?
— Нет. Милиция говорит, что ищет. Ты думаешь, исчезновение девушки и автомобиля связаны между собой?
— Похоже на то.
— Не факт, — прорвался репликой Савицкий.
— Я согласна с Глебом. В ноябре мою Иринку в Германии осматривали врач и медсестра. А потом она узнала их на портретах, которые нарисовала старшая дочь.
— Я же говорил, что не факт.
Фелис строго глянула на Савицкого, остальные рассмеялись, несмотря на серьезность обсуждаемой темы.
— Что касается избирательной гендерной направленности событий, — Озеров оглядел присутствующих, – какие будут соображения?
— Рина! — воскликнула Юлька. — И я!
— Мои дочери, — добавила Рина.
— Вика Маевская, — сказал ее муж.
— И все, — развел руками Озеров. — Сыновей Маевских не тревожили. Вроде бы гладко все сходится, если бы не Лёва Кузнецов. А ему досталось больше всех. Получается, вывод об интересе к женщинам не верен?
— Прямо триллер какой-то. Терпеть не могу триллеры на медицинские темы.
Все обернулись на реплику. Ее выдал Валерий, который сидел подле Марины Николаевны и за весь вечер не произнес ни слова. Люди смотрели на него, ожидая развития идеи, но врач-диетолог молчал, и пауза затягивалась. Мариша обеспокоено поерзала на стуле, посматривая на супруга, и, наконец, сказала:
— Ну что вы уставились на человека? Сказал он вам, что триллер на медицинскую тему? Сказал. Вот и думайте сами, к чему это.
— Послушай, Озеров, если в основе всей истории медицинская тема, то она могла быть инициирована Львом Кузнецовым, — отозвался Савицкий, — во-первых, потому что он ученый…был…извините, Лида…Во-вторых, в связи с его болезнью он мог быть сам предметом исследования. От интереса к нему могла зародиться идея всего проекта. Что вас объединяло со Львом? Походы по тундре? Прекрасно. Правда, дальше мне не понятно, зачем изучать людей, которые ходили в походы по тундре. А главное, зачем убивать больного человека? За походы по тундре?
— Убийство больного человека — нелогичное преступление. Его мог совершить человек в приступе ярости, жестокого разочарования, мести. Возможно, ваш Лёва кого-то сильно разочаровал, — грустно подвела итог Фелицата.

*****
В конце концов, день с названием  Старый Новый год  приближался к завершению. Завтра всем предстояло идти на работу, как впрочем, сегодня и вчера. Марина Николаевна уходила из гостей человеком, получившим от общения мощную энергетическую подпитку. Тем задумчивее и самоуглубленнее смотрелся на ее фоне муж Валерий. Мариша при всей ее инфантильной бесцеремонности не разбивала хрустальную ауру интеллекта своего супруга, а просто уводила его таким, как он есть.
Старый Колбасин галантно подал шубку Феле, но она не спешила уходить.
— Озеров! — Фелицата пробилась через толпу гостей. — Скажи на прощанье, что я молодец и умница!
— Да, ты сегодня дважды герой…героиня, — Озеров улыбнулся. — Ты подкормила юный талант, и он со стороны помог нам увидеть важные вещи. Поэтому ты, во-первых, молодец, во-вторых, умница. И вообще ты потрясающая женщина.
Последнее предложение очень понравилось Феле. Не потому, что оно походило на подарок удачливому покупателю, а потому, что являлось плодом инициативы самого мужчины.
Лидия покинула дом Озерова в компании «мужа Вики Маевской». Они смотрелись органичной парой, словно их знакомство длилось несколько лет.
Глеб Савицкий наблюдал, как Юля прощается с отцом. Озеров заметил на пальце дочери новое дорогое кольцо, но не дрогнул ни одним мускулом. Конечно, он со дня на день ожидал от Савицкого решительного маневра, но поскольку Юлька пока молчала, то и Петр не любопытствовал.
Наконец, прихожая опустела, и теперь можно было спокойно проводить Рину. Где же леди Когудницкая? Петр осмотрел гостиную, заметил, что стол уже прибран, и логично отправился в кухню. Рина мыла посуду.
— Оказывается, приятно видеть, как хорошенькая женщина моет твои тарелки, — сказал Озеров с улыбкой.— Оставайся у меня, Ринуля.
Если бы Озеров курил, то в этот момент было бы к месту закурить, так как женщина не отреагировала даже на комплимент. Но Петр не курил. Он подошел к Рине и прямо из-под ее рук тарелку за тарелкой переместил в посудомоечную машину. Все, больше Рине было мыть нечего. Она вздохнула, но роптать не стала.
— Извини, я задумалась. Ты, кажется, что-то сказал?
— Пошли, труженица, посидим на мягком и порассуждаем, — предложил Озеров нарочито деловым голосом, чтобы Рина не почувствовала его сентиментального настроения, не испугалась и не упорхнула в пожарном порядке домой.
Они оба устало приземлились в гостиной на диван плечо к плечу, голова к голове, как  дети или родственники.
— С чего бы ты так утомился? — спросила Рина.
— Сам удивляюсь. А ты от чего так устала?
Рина вздохнула в ответ.
— Я ждал, что ты объяснишь Глебу, по какой тундре мы ходили в походы.
— Ты про радиацию?
— Да. У тебя же была версия. Не понял, почему ты ее утаила от общества?
— И без меня много разговоров. Мы с тобой как-нибудь все осмыслим…постепенно. Хорошо?
— Ладно. Согласен. Пусть мысли улягутся.
— Озеров, выросла твоя Юлька. Ты хоть знаешь, что Глеб сделал ей предложение?
— Догадывался. У-у…Савицкий известный жук, — лениво возмутился Петр.
— Ты тоже фрукт. Как можно позволить дочке с пистолетом болтаться неизвестно где.
— Поучи меня. Твои-то часто спрашивают мамочкиного разрешения? Юлька умеет обращаться с оружием. В этом плане я за нее спокоен…почти спокоен. Вспомни, как нас учили стрелять.
— О, когда это было? В прошлой жизни. В той жизни я терпеть не могла пенку в молоке, жареный лук и мед.
— Молоко и мед, — пропел Озеров фразу из известной песни. — Мы с тобой тогда прыгали в сугробы с крыш сараев.
— Прыгали, а по ночам я возбужденно тискала подушку.
— А девочка созрела, — затянул Озеров.
— А мальчик нет.
Их, действительно, учили в школе очень многому, в том числе, как надевать противогаз, и водили на экскурсию в страшное помещение под названием «бомбоубежище». Однажды мальчиков и девочек привезли на полигон и уложили на мягкий дерн. Им дали винтовки и попытались научить стрелять. Мужчина в форме пограничника объяснял доходчиво, и не его вина, что Рина совершенно не могла разглядеть мишень.
— Я мигала глазами по очереди и стреляла наудачу.
— Но я помню, что тебя похвалили. Пограничник сказал, что за хороший результат полагается приз: выстрел из пистолета. Он вручил тебе, девчонке, пистолет. Это был знаменитый Макаров!
— Ага. Ты бы, наверное, умер от счастья, а я  — нет. Макаров оказался очень тяжелый. К тому же у меня обнаружилась странность.
— Только одна? — улыбнулся Озеров.
— На тот момент да. У меня не зажмуривался по-настоящему левый глаз. Военный тогда сказал: «Деточка, ты левша. Тебе надо стрелять левой рукой».
— Что с тебя возьмешь — все женщины сотканы из противоречий!
— Не ерничай, пожалуйста. Мне было не до шуток. Я послушно взяла пистолет левой рукой. Но вытянутая рука никак не хотела удерживать твой любимый Макаров и падала вниз. Мне подумала тогда, что все-таки я правша. По руке правша, а по глазу левша. Так бывает?
— Ты же существуешь на самом деле. Значит, бывает. Всё у тебя получилось — пограничник подставил свою крепкую руку в качестве шлагбаума, твоя левая рука оперлась на него и...
— Курок сдвинулся, и мишень врага обреченно приняла пулю.
— Н-да. Но все-таки хорошо, что в той жизни тебе не надо было становиться снайпером.
— О, моя милитаристская юность! Но знаешь, один совет из нее я все-таки использую.
— Неужели? Поделись.
— Когда очень трудно, и сил нет это вытерпеть, то вести себя надо, как в бомбоубежище: спокойно, терпеливо, без суеты и крика, хоть правшам, хоть левшам.
— Ты мудрая женщина, Рина. Но слышал бы кто-нибудь, о чем мы говорим! О чем мы говорим?
— О чем бы мы ни говорили, Озеров, у меня из головы не идет вопрос: кто эти люди, которые превратили нас в подопытных кроликов?


*****Анжела и Лев*****


Анжела подходила к гостинице, когда из зыбких сумерек к ней вдруг протянулась рука. Девушка не рассмотрела фигуру неожиданного встречного, так как ее взор сосредоточился на скомканном листе бумаги, который лежал на раскрытой ладони.
— Малява, сами знаете от кого, — буркнула фигура и исчезла во тьме.
В двухместном люксе гостиницы раньше они размещались втроем — Анжела, Антон и Буг. Последний определял их бюджетные возможности и регламентировал всю жизнь. Теперь он сидел на диване, вытянув ноги на журнальный столик, смотрел телевизор и потягивал коньяк.
 Девушка влетела в номер, волоча по полу куртку и размазывая по лицу слезы. Громкий звук телевизора и расслабленный Буг вывели ее из себя еще больше, и она с истерическим рыданием навалилась на мужчину и стала хлестать его по физиономии листом бумаги.
Другой бы не выдержал и растерялся от вторжения фурии, но только не Буг. Его еще никто не смог взять на испуг. Он легко отбросил от себя женщину на диван, придавив ее своим телом. Его руки грубо рванули на ней кофточку.
— Отстань, я успокоилась, — тихо сказала Анжела.
Буг, не отпуская ее тело, взял записку. Энтони сообщал, что он арестован и ему собираются предъявить обвинение в убийстве Льва Кузнецова. Вот какое известие вывело из равновесия девчонку!
 Она всегда отдавала предпочтение этому красавчику, поэтому пусть он, молодой и крепкий, посидит в кутузке. Для их любовного треугольника будет только польза, хотя для дела — одни убытки. Теперь все придется делать самому.
— Пошли в ресторан, Энжи, я голоден. Сидел, ждал тебя, как дурак, а ты мне сразу голую грудь. Я не младенец, — он усмехнулся, встал на ноги и хлебнул коньяку.
Поскольку женщина оставалась в вялом безвольном состоянии, Буг потащил ее в ванную комнату смыть с лица размазанную слезами косметику. На кофточке Анжелы нашлось пару уцелевших пуговиц, что позволило Бугу прикрыть ее наготу от посторонних глаз. Очень кстати подвернулся любимый шарф Анжелы, которым мужчина задекорировал даму. Теперь можно было идти на ужин.
В шумном переполненном ресторане они сидели молча и ждали выполнения своего заказа. Буг смотрел на печальную Анжелу и вспоминал, как в Коста-Рике судьба свела его с этой молодой красивой женщиной…

*****
Лев Кузнецов просыпался рано утром, варил кофе, завтракал и покидал свое бунгало, прихватив под мышку шахматы. Он неторопливо шел по берегу Тихого океана мимо кабинас-миниотелей, обходил многочисленные палатки сёрферов, для которых здесь были благоприятные места. Выбрав участок песка попривлекательнее, Лев плюхался на него, смотрел на пеликанов, которые в ста пятидесяти метрах от берега пикировали в воду, и расставлял шахматы.
 Прикосновение к гладким деревянным фигуркам дарило приятные моменты спокойствия и душевного равновесия. Они являлись предметом из прошлой жизни Льва. На доске с внутренней стороны сохранилась бумажная этикетка, где можно было прочитать, в каком городе и в каком году их сделали.
Кузнецов играл сам с собой на шумовом фоне прибоя. Шахматы напоминали ему о Лидии. Жена любила поединки со своим Лёвушкой, хотя всегда проигрывала. Она обожала делать авантюрные быстрые ходы и посмеивалась над серьезностью и неспешностью, с которой играл муж.
Когда он только-только переместился в США, вспоминал жену часто, но в основном, поощряя себя за то, что не взял ее сюда. Одному было легче и дешевле обустраиваться на новом месте. Потом, отыскав свою нишу в преподавательской деятельности одного из университетов Восточного побережья, Лев врос в динамичный энергичный ритм жизни Нового света. Образ Лидии отдалялся, терял черты реальной женщины и приобретал все более ореол идеала.
Иногда под впечатлением каких-то событий Лев думал вечером перед сном, что хорошо бы утром написать Лидочке письмо. Она будет рада, и ему хотелось ее одобрительных эмоций. Но утром было совершенно некогда этим заниматься — новая жизнь забирала энергию и не оставляла шансов Лиде.
Внешне, со стороны, всё складывалось у Лёвы замечательно. Пришлись ко двору его обширные знания и опыт. Гармоничная интеграция в его голове физики, химии и медицины позволяла ему оставаться актуальным ученым, особенно конкурентоспособным в области соприкосновения этих наук друг к другу.
И вдруг прозвенел внутренний звоночек, который неумолимо стал перерастать в колокольный набат. Лёва по какому-то обычному медицинскому поводу сдал кровь и получил  анализ и комментарий своего врача, хоть и прикрываемый доброжелательной улыбкой, но шокирующее отрезвляющий.
В показателях гемограммы обнаружились резкие сдвиги: клеточный состав крови свидетельствовал о лейкозе. Лейкемия стала настойчиво посылать ко Льву своих гонцов — слабость, утомляемость, снижение аппетита, тошноту и рвоту, скачки температуры, пухлые лимфоузлы, боли в костях. Он начал терять массу тела, и стройность поначалу ему шла.
Сам Кузнецов активно работал в области наномедицины, но она помочь ему пока что была не в силах. Коллеги и лечащий врач почти насильно заставили его уйти на пару недель в отпуск. Так с рюкзаком медикаментов и шахматной доской Лев оказался на Тихоокеанском побережье Коста-Рики.
Он снял домик с большой гостиной, кухней, где стояли холодильник и плита, двумя спальнями и двумя санузлами. Лишняя спальня служила Леве кабинетом. Когда не спалось, он сидел в плетеном кресле на открытом воздухе, слушал крики ночных птиц и шум насекомых. Для приемов пищи Кузнецов облюбовал ресторанчик  неподалеку.
 Местные денежки назывались колонами и напоминали фантики, но за них Лев получал « а ла планга» — печеную рыбу. И хотя аппетит им был потерян навсегда, это блюдо ему нравилось. Иногда он заказывал «касадос», где соединялись рис, фасоль и овощи с говядиной, свининой или курицей.
Одиночество не тяготило его. Позитивный жизненный настрой, свойственный Льву, не давал зацикливаться на мрачных мыслях. Он просто хладнокровно заносил в дневник нюансы своего состояния и освобождал тем самым эмоциональную сферу для более продуктивных размышлений.
Вокруг на пляжах царили бэкпекеры, неприхотливые любители самостоятельных путешествий с рюкзаком. Среди них  иногда звучала русская речь. Но все они находились словно за хрустальной стеной, которая охраняла покой Кузнецова.
И вдруг однажды рядом с Лёвой и его шахматной доской возник голый белый человек. Мужчина был в шортах, но светлая незагорелая кожа производила впечатление примерно такое же, как бледный Миклухо-Маклай — на папуасов, которые прозвали его «человеком с Луны».
— Разрешите составить вам компанию, — сказал он, разрушая уединение Льва.
Лёва с детства был вежливым мальчиком, поэтому он сгреб с доски фигуры, сломав свою недоигранную партию, и ответил: «Присоединяйтесь!»
— На что играем? — спросил незваный соперник, расставляя фигуры.
— А что вы предлагаете? — удивился Кузнецов, отмечая, что его визави выбрал для себя черные фигуры и уступил ему первый ход.
— Играем на мой завтрак! — уверенно сказал бледнолицый. — Если я выиграю, то вы меня накормите завтраком.
Лев улыбнулся от такой обезоруживающей самоуверенности мужчины.
— Но если удача будет более благосклонна ко мне? — Лев ждал ответа.
— Тогда вы меня приютите в своем бунгало. Я только что прилетел из нашего отечества. В настоящее время в Коста-Рике бомжую, так сказать.
— Ну, вы наглец, — произнес Лев.
И мужчины вынужденно рассмеялись.
Соперник играл дерзко, быстро и авантюрно. Подобным образом пыталась сражаться со Львом Лидия. Но она играть не умела, а этот же — буквально давил Лёву.
— Зовите меня Буг, — победитель протянул руку для примирительного рукопожатия, — и мы идем завтракать.
Кузнецову хотелось спокойно проанализировать проигранную партию, но доска с собранными фигурами уже оказалась у него под мышкой, а сам он энергично шагал по песку за голодным Бугом. Бывший соотечественник предпочел американо-европейское меню, в котором главенствовали спагетти и стейк. Он злоупотребил кофейным ликером, а  бутылку рома прихватил с собой. Лев не стал есть ничего и лишь терпеливо оплатил расходы коллеги по шахматам.
По завершении трапезы они вроде бы разошлись в разные стороны. Буг рукой с бутылкой шутливо отдал честь Леве и отправился в сторону шумной набережной, а Лев вернулся на песок для разбора проигранной партии. Он легко воспроизвел все ходы и затем нашел несколько вариантов возможного ухода от поражения.
То, что проигрыш объяснился логически, умиротворило Кузнецова. Он собрал шахматы, пошел домой и лег спать. Сон принял его и продержал до вечера. Это означало, что ночью Льва ожидает бессонница и работа. Но вдруг к этим двоим добавился незваный момент: шумовой звуковой фон вместо чарующей тишины.
Лев вышел из домика, чтобы понять причину исчезновения его любимицы.
— О! Девочки, к нам вышел мэтр собственной персоной! — воскликнул Буг.
Он сидел, развалившись в кресле Кузнецова, а две миниатюрные девушки-шоколадки примостились на его коленях и льнули к белому телу мужчины.
— Мэтр, я передумал насчет нашего пари. Вы меня приютите у себя, если я выиграю. А я выиграл у вас! — Буг громко рассмеялся, то ли от детского победного счастья, удвоенного парами алкоголя, то ли от девичьей щекотки.
Кузнецов обреченно держал паузу. Он не искал слова, а накапливал силы для ответа.
— Ну же, маэстро! Не бойтесь. Я скрашу ваше одиночество. Девчонки, порадуйте его! — с этими словами Буг подтолкнул ладонями маленькие попки.
В следующее мгновение Лев ощутил на себе всепроникающие жадные пальчики и два извивающихся гибкий тела, которые терлись о него, словно кошки о ноги хозяина. Но пары денежных купюр и слов, сказанных по-испански, Кузнецову хватило, чтобы шоколадки убежали, не оглядываясь.
— Умеете, босс, разговаривать с народом, — слова Буга прозвучали одобрительно. – Ну так как, пустите на постой бедного соотечественника?
Лева, как опытный шахматист, прикинул несколько ходов вперед. К сожалению, в этой партии эндшпиль ему виделся одинаково провальным. Прогонишь этого нахала в двери, так он вернется в окно. Дашь ему денег с условием, чтобы он больше на глаза не попадался, — деньги возьмет, а потом придет за ними снова. Хватит ли сил у Льва на противоборство? Если хватит, то остро жаль тратить их на этого урода.
— Есть одно условие, — сказал Кузнецов и посмотрел прямо в глаза Бугу.
— Я слушаю, — ответил тот, словно паинька.
— Не мешать мне работать, не шуметь и не водить сюда девиц.
Голос Левы  звучал тихо, но строго.
— Есть, капитан! Клянусь выполнять правила советского общежития! — отчеканил Буг, вскакивая с кресла, и уже нормальным голосом добавил:
— По крайней мере, попробую. Куда ж я без тебя?
Так и повелось. Лев просыпался, как обычно, рано, записывал несколько строк в дневник и с шахматами отправлялся на пляж. Квартирант еще спал. Он приходил и ложился спать поздно, вставал тоже не спеша.
Кузнецов, кажется, привык к нему. Буг внял требованиям своего хозяина и вел себя тихо. Он старался лишний раз не попадаться на глаза Льву и только периодически просил денег. И еще он внимательно и вдумчиво читал Левин дневник, естественно втайне от хозяина.
Однажды Буг проснулся и первым делом побрел искать Леву. Сегодня их соседству исполнялась неделя — чем не повод посидеть вдвоем за столиком кафе? Но Кузнецова нигде не было. Не нашлось ни одного предмета, который напоминал бы о Леве.
— Ах, ты, Кузя! Сбежал, умник! — воскликнул Буг.
Понятно, что отпуск у Кузнецова кончился, но не сказать об этом человеку, с которым живешь под одной крышей, западло. «Ну, ничего страшного. Мы с тобой еще поговорим». Буг похвалил себя за предусмотрительность. Вчера он, читая Левины записи, вытащил из дневника фотографию красивой женщины Лиды, жены Кузнецова, и припрятал в своих вещах.
Буг выбежал на улицу и возле ресторанчика поймал такси. Пацан-водитель без перевода понял слово «аэропорт». И вот он Лева — худой черноволосый в темных очках — ждет рейс на Штаты.
— Уф, чуть не опоздал, — с этими словами Буг приземлился на корточки перед Львом.
— Вы не можете лететь со мной, — невозмутимо ответил тот.
— Босс, вы забыли фото дамы сердца. Ваша жена потрясающая женщина!
Лева увидел в руках назойливого квартиранта фотографию Лиды. Он понял следующие ходы противника. Буг начнет шантажировать и блефовать. Пусть болтает, за это время можно подумать, как поступить.
— Капитан, у меня остались надежные ребята в отечестве. Они мечтают познакомиться с красивой девочкой Лидой. У нее прекрасные глаза. Она не одобрит, что вы бросили беззащитного человека, соотечественника, на произвол судьбы.
Говорящий всхлипнул почти по-натуральному.
— Кроме того, сэр, вы больны. Хотите вы этого или нет, но со временем вам будет все труднее справляться с собой. Я готов стать вашим компаньоном и сиделкой. За очень скромную плату вы получите надежную и преданную опору.
Лев чувствовал, что пора идти на посадку. Он принял вынужденное решение.
— Хорошо, я согласен. Отдайте фото. Возьмите кредитную карточку. По ней получите деньги. Переезжайте в Доминиканскую республику и ждите от меня известий. Я что-нибудь придумаю. Прощайте! — Лева закончил речь и отправился на самолет.
— Мэтр, почему «прощай»? До встречи! — Буг лениво помахал рукой.

*****
Лёвушка улетел в Америку. Сцена прощанья с Львом Кузнецовым не задела тогда сентиментальных струн души Буга. Наоборот, он был доволен тем, что обеспечил себе материальную базу. С деньгами и без молчаливого контроля со стороны Льва можно было оттянуться по полной программе. Буг почувствовал себя счастливым, как демобилизованный солдат, который только-только вернулся со срочной службы. В тропическом раю, да с денежками! Ого-го, трепещите девчонки-шоколадки, волнуйся, море рома.
Теперь, когда прошли две недели вольной разнузданной жизни, Буг очнулся в гамаке, который болтался рядом с домом, арендованным когда-то Львом Кузнецовым. Свое тело казалось бесформенным тяжелым мешком, а голова кочаном капусты. Но в ней сквозь ватную дрему запульсировала какая-то тонкая ниточка разума. Какой сегодня день? Сколько времени прошло с момента отъезда Льва? Скоро закончатся деньги, и что тогда? Ему велено было ехать в Доминиканскую республику. Но зачем? Скорее всего, это такая же дыра, как и здесь.
Помнится, в начале Бугу казалось, что он, беглец из ада, превратился в короля рая. Мозг затуманился от беззаботной растительной жизни, но проснулось тело, жадное до удовольствий. Король потерял счет дням и заблудился во времени суток, перестал понимать, что вливает в себя, и чьи пальцы ласкают его.
Наконец, в его загорелое пресыщенное тело немыслимым образом пробралась тоска. Какой вам рай, ребята? Тюрьма, но не в холодном отечестве, а в тропиках. Рай хорош на контрасте с адом. Во всяком случае, любое однообразие угнетало Буга так, что накапливалось количественно, как канцерогены, и требовало качественного выхода.
Сквозь туман нудного настроения Бугу стало мерещиться присутствие в домике постороннего. Может, Кузнецов вернулся из Штатов? Такой вариант был бы наиболее желателен. Буг ощутил в себе даже некие теплые родственные импульсы ко Льву. Но из бунгало вдруг вышла светлая женская фигура и стала остервенело встряхивать постельное покрывало.
Подружки последних дней помнились Бугу одинаковой многорукой смуглой женщиной–подростком, которую совсем не интересовал порядок в доме, а значит, в его воображении они не претендовали на роль белой хозяйки. Любопытство засвербело, словно потенциальное чихание в носу, и потащило мужчину в дом.
Ангел стоял в кухоньке и искал в холодильнике чего-нибудь поесть.
— Ой, — девушка вздрогнула. — Вы меня напугали. Ничего, что я у вас немного похозяйничала?
— А ты кто, зайка?
— Я Анжела. Больше ничего не спрашивайте. Сначала дайте поесть.
— Ты и в правду ангел! Наверное,  моя родственница?
— Нет. Но почему вы так решили?
— Я появился в этой стране такой же белый и голодный, как ты, — сказал с улыбкой Буг.
Она посмотрела на него оценивающе.
— С тех пор вы изменились.
— Да, я закоптился под местным солнцем.
— Не только это…
Буг потрогал свой заросший щетиной подбородок.
— Пойду, пожалуй, надену фрак…и побреюсь.
Потом они грызли печенье и пили кофе, сваренный из остатков кузнецовских припасов.
— Почему вы до сих пор не в Доминиканской республике? — спросила девушка.
— Так ты, Анжела, с приветом от Льва? Как он поживает?
— Не знаю. Мы лично с ним не знакомы. Меня попросили передать вам от него информацию.
— Кто?
— Третьи лица. Вы их не знаете.
— Ну, тогда валяй…информацию.
— Надо ехать в Доминиканскую республику.
— Опять за свое, — разочарованно протянул Буг.
— Иначе в ближайшее время в Штаты вы не попадете.
— А оттуда попаду? Вы что ли гарантируете? — усмехнулся мужчина.
— Нет, я такая же, как вы, белая и голодная.  В Санто-Доминго некая общественная организация содержит курсы для медсестер. А после их окончания обещает трудоустроить в Америке.
— Из тебя медсестра получится, как я полагаю. Но мне-то что с этих курсов?
— Будем учиться вместе. Вас выучат на медбрата, — девушка говорила без тени сомнений. — После окончания вы получите реальный и легальный шанс приехать в Штаты и встретиться со Львом Кузнецовым.
Буг присвистнул. Перспектива перевоплотиться в медбрата взбодрила  и удивила его своей нетривиальностью.   
— Разве что вместе с тобой… Ты мне поможешь, маленькая? — он произнес это вкрадчиво.
Анжела рассмеялась. Буг уступал ей в росте почти на голову…

*****
Наконец, официант обеспечил едой голодного Буга и Анжелу. От глаз мужчины не укрылось, что девушка очнулась, когда приступила к еде.
— Тоже оголодала, подруга, — улыбнулся Буг. — Теперь послушай меня. Не вздумай искать свиданий с Энтони. В милицию ни ногой. Антон справится сам.
— А если его посадят?
— Посадят — отсидит. За ним ничего серьезного нет. Так по мелочам. Авантюризм юности плюс нынешние глупости. Сам виноват. Мы закончим свои дела и уедем. Уже немного осталось — потерпи.
— Буг, если его посадят, я никуда с тобой не поеду. Останусь здесь. Ты прекрасно знаешь, что у меня нет криминального прошлого. К тому же я сохранила российское гражданство. Меня даже на работу в филармонию взяли.
— Потому что я тебя туда устроил.
У Анжелы порозовели щеки, то ли от пылкой речи, то ли от выпитого вина. Буг уверенно положил свою ладонь на коленку женщины.
— Энжи, ты забыла, чем занималась со мной и Антоном.
— Я всего лишь выполняла функции медсестры, — Анжела настойчиво убрала руку мужчины со своих коленей.
«Антон всегда пользовался большим расположением этого порочного ангелочка», — вывод Буга был окрашен в цвет досады.

*****
Он послушался тогда эту девочку и полетел вместе с ней в Санто-Доминго. Она деловито руководила им. Пока он в небольшом ресторанчике возле аэропорта уплетал блюда креольской кухни и вливал в себя местный коктейль «свободная Куба», в котором содержался ром с кока-колой, Анжела разузнала, куда им держать путь, и наняла такси.
Буг за свою жизнь мало кому безропотно подчинялся, но тут вдруг вошел во вкус. Он делал все, что она хотела, но справедливости ради надо добавить,  такая податливость исходила от него только в дневное время.
Их поселили порознь в маленькие спартанские клетушки общежития при госпитале. Скорее, это были бывшие монашеские кельи. Распятие над кроватью призывало Буга покаяться и опомниться, что он и делал утром, сидя под крылышком Анжелы на занятиях. Он не был тупым безмозглым мужланом, практические вещи воспринимал живенько, особенно когда его добровольная помощница им руководила. Но с языком, хоть испанским, хоть английским, у него было никак.
По ночам он покидал свое одинокое ложе и являлся к Анжеле, благо в этой гостеприимной обители двери комнат не закрывались. Девушка не прогоняла его. Ночью единение с ней воодушевляло его еще больше, чем дневные занятия. Кто бы объяснил тогда Бугу, что его накрыла своим крылом редкая птица по имени Счастье.
Вечерами мужчина безропотно таскался за Анжелой в кольмадос, местный продуктовый магазин, терпеливо сносил ее внимание к продавцам сувениров. Однажды пока она перебирала изделия из янтаря и дерева, он купил и подарил ей креольскую куклу. При этом он никак не мог вспомнить, когда и кому он дарил подарки в своей автобиографии вообще.
Ей нравились роскошные пальмы побережья, но она ужасно боялась мангровых зарослей. Самый доступный для них по времени пляж был неудачный и неудобный, но зато в море не было акул, поэтому Анжела и Буг  купались поздно вечером в костюмах Адама и Евы.
Наконец, в выходной от занятий день они отправились на экскурсию «Джип Сафари». Светловолосый водитель с голубыми глазами махал руками по сторонам и рассказывал по-английски историю страны Воскресенья со времен Христофора Колумба. Буга слегка растрясло от поездки и разморило от лишней «свободной Кубы», поэтому он пребывал в мрачном состоянии, в котором позволил себе желчную фразу:
— Когда уже ты, америкос, расскажешь что-нибудь по-русски?
Водитель счастливо рассмеялся  и заговорил еще быстрее, потому что он успевал теперь вести экскурсию не только на английском, но и на русском языке. Надо ли говорить, что вечером Буг  и Анжела отмечали в ресторане знакомство с земляком Антоном.
Звучал бешеный ритм музыки, заведение вместе с посетителями ходило ходуном. Все танцевали знойную темпераментную сальсу и меренге. Только Антон не спускал взгляд своих голубых глаз с ангельской Анжелы да Буг пил свой ром с кока-колой.
Дома в своей клетушке Буг упал на кровать и заснул мертвецки после насыщенного дня. Под утро он все же отправился под крылышко к своей Энжи, но даже перышка от сладкой девочки не обнаружил. Только на занятиях по сестринскому делу она сидела, словно паинька.
Интенсивность медицинской теории и практики нарастала. Впереди отчетливо маячили зачеты и экзамен, а следом — шанс попасть в страну обетованную. Поэтому Буг не ссорился с Анжелой. Просто в те ночи, когда она исчезала из своей комнаты, мужчина отправлялся в просторы, полные неги, в загул. Трещали мангры, качались пальмы, местные красотки трясли своими аппетитными формами и зажигали.
В конце концов, администрация общежития в лице пожилой монахини объяснила Бугу, что он не совместим с принятыми правилами. Любителю «Свободной Кубы» светил пинок под зад, но Анжела срочно замяла конфликт. Она нашла добродетеля  в лице голубоглазого Антона, который владел хибарой на окраине Санто-Доминго. Он перевез Анжелу к себе и принял Буга в качестве неизбежного дополнения. Так сформировался их треугольник.

*****
Буг забрал из рук Анжелы бокал с вином.
— Энжи, тебе хватит. Пойдем спать. Уже поздно. Завтра я улетаю на Север. Я должен попасть на вечер встречи выпускников школы, в которой учился Кузнецов. Ты останешься здесь.
— Ты не боишься за меня? Вдруг я исчезну?
— Ну что такое ты говоришь, — он вел девушку, обняв за талию. — Ты хорошая девочка. У тебя все великолепно получается. Помнишь, я дал тебе ключи от квартиры Озерова? Вот и сделай обыск у него по высшему разряду.  Он ведь тоже уезжает на Север, так что тебе никто не помешает. И еще обязательно присмотри за его дочкой. Ее сейчас опекает некий Глеб.
— Но как же Антошка? — Анжела размякла от выпитого вина и собиралась плакать.
— Сегодня за него буду я, — усмехнулся Буг. — Но обещаю, как только вернусь из поездки, что-нибудь придумаю. Мы с тобой не дадим ему пропасть. Правда, малышка?


*****Разбитая коленка*****


В сентябре Буг вернулся из поездки на Север усталый и мрачный.  Он никак не мог насытиться теплом, едой, сном и телом Анжелы. Он не отпускал ее от себя несколько дней. Они не выходили никуда из номера гостиницы. Мужчина вдруг стал таким же голодным на удовольствия, как раньше в Санто-Доминго. Анжела, наоборот, чувствовала, как целеустремленность и воля возвращаются к ней. Из них сложился забавный симбиоз: деловые качества характера были у них в единственном комплекте на двоих.
— Буг, расскажи, как  прошла твоя поездка? — спрашивала она, пытаясь освободиться от его объятий.
Он только мычал, как теленок, и глубже носом зарывался в ее грудь.
— Мы больше не работаем над проектом?— не унималась Анжела.
Он сосредоточенно целовал ее живот.
Наконец, она взбунтовалась и пустила в ход кулаки.
— Ты, тупая скотина, хватит валяться. Антошка мается из-за тебя под следствием, а ты пальцем для него не шелохнул.
— У-уу…опять про своего Антона, — взревел Буг и стал хлестать женщину по щекам.
Они дрались на широкой кровати, но плацдарм оказался мал для военных действий, и анатомический клубок скатился на пол и распался.
— Ладно, уговорила, едем в Германию, — сказал Буг.— Собирайся!
И они разошлись по разным ванным комнатам.

*****
Германию компаньоны отработали в унисон. Поездку омрачала только сырая ноябрьская погода. Девочка Ирочка, дочь Октябрины Когудницкой, оказалась лапушкой и добросовестно снесла их медосмотр. Анжела  выполнила свою медицинскую часть на «отлично», оставив терзания совести Бугу, который не знал, что это такое, хоть и прожил достаточно много лет на белом свете.
 По возвращении в Россию они опять энергично пробежались по квартирам своих подопечных, перерыли горы вещей, но снова безрезультатно. Вечером им хватило сил ужинать только в номере. Усталость отбила желание идти в ресторан. Пока Буг расслабленно валялся на диване, тупо сверля глазами телевизор, Анжела накрыла на стол и порезала то съестное, что они купили в магазине.
Затем состоялся странный ужин, который внешне очень походил на семейный. Казалось, в холодный ноябрьский вечер усталые супруги  встретились в домашнем тепле за столом.  Но Буг разрушал иллюзию своим видом: он жевал бутерброды и запивал их коньяком. Анжела поморщилась и спросила:
— Ты не думал, что мы будем делать, если вообще не найдем бумаги Кузнецова?
— Потратить столько времени, сил, иметь перспективу и все потерять? Молчи, Энжи, не каркай.
— Ты сам виноват. Не смог договориться с Кузнецовым. Насколько я помню, он был чрезвычайно покладистый мужчина.
— Молчи, я сказал. С тобой — да, покладистый. От меня он всегда убегал.
— Как он  убегал, если был болен и зависел от тебя?
— Да — болен, да — зависел. Но в какой стране ты находишься сейчас, наивная девочка? Вот так-то… Он был сто процентов нашего проекта.
— За это ты убил его? —  спросила Анжела, затаив дыхание.
Она, наконец, озвучила вопрос, который давно просился наружу.
— А ты что, свечку там держала? — усмехнулся Буг.
— При чем тут свечка? Я начинаю понимать, что ничего не знаю о тебе.
— Только начинаешь? Тогда лучше не продолжай.
— Не могу. Мне беспокойно. Скажи хотя бы, чем ты занимался до эмиграции?
— Я не спрашиваю тебя об этом.
— Но мне нечего скрывать. Я охотно расскажу, что я делала до отъезда.
— Вот уж оставь эти намерения, сделай милость, — пресек Буг попытку откровения.
— Я надеюсь, ты уверенно ходишь по улицам?— образной фразой смягчила претензии Анжела.
Буг поднялся из-за стола и посмотрел в большое зеркало на стене. Оценочный путь глаз по собственному отражению не занял много времени.
— Мне нечего бояться — они меня не узнают.
Анжела восприняла ответ, как образный, и приняла к сведению только то, что хотела, то есть начало фразы. А Буг больше не смотрел в зеркало, он вернулся к теме, которая волновала его.
 – Уму непостижимо, что на Кузнецова подействовало. Ведь ему понравилась наша идея. Он сам разработал программу исследований. Собрал всю информацию. Себя наблюдал! У него даже самочувствие улучшилось от активной деятельности. Он подписал договор с издателем, которому мы еще, кстати, неустойку будем платить.
Слово «платить» отрезвляло. Оно мгновенно переключило женщину с туманного вопроса о прошлой жизни Буга на реальные перспективы своего ближайшего будущего.
— Где же мы деньги возьмем?
— На панели заработаешь.
—Дурак. Сам пойдешь туда. Только с шапкой и костылями.
— Вот так примерно и он мне ответил. Страшный, немощный, щеки ввалились — одна тень осталась, а послал меня. Меня!
— Наверное, совесть его замучила. Так говорят, бывает с человеком перед смертью,  — вздохнула Анжела, потом посмотрела на Буга и добавила. – Может, и с тобой такое случится.
— Молчи, Энжи, не каркай. Ты знаешь, как у них здесь в России почта работает? Хуже, чем в Англии 19 века. Пока она так работают, мы имеем надежду. Но если выйдет по-твоему, худо. Мне придется перевоплощаться в манагера. Ты пойдешь опять старикам клизмы ставить. Или знаешь что? Давай лучше вернемся в Санто-Доминго. Ты будешь продавать креольских кукол и любить меня ночи напролет.
— Ого. А ты чем займешься? Будешь пить «свободную Кубу» и танцевать сальсу?
—Дура, я тебя буду любить.
— Конечно, любить – это работа, — хмыкнула Анжела.
— Кстати, о любви и работе. Дочь Озерова все еще встречается с Глебом? Я просил тебя присмотреть за ними.
— Я не понимаю, Буг, зачем они тебе? Хочешь, чтобы Озеров взялся за тебя?
Девушка сказала это легко, не придавая словам особого значения. Но Буг переменился в лице так, что разве что не позеленел.
— Озеров-Озеров! Этот Озеров невыносим. Он так и не прибрался в квартире после нашего сентябрьского визита?
— Нет. Как ты расшвырял вещи, так они и лежат почти два месяца. Ну не прибрался — его проблемы. Если ему нравится жить в свинарнике, пусть живет. Почему это тебя беспокоит?
— Ничего себе! Почему это меня беспокоит? А как нам в таких условиях работать? Как ты представляешь себе поиск необходимого предмета в разгромленной квартире? Там же у него черт ногу сломит. Никакой логики в размещении вещей.
— Поняла. Тебе нужна логика в расположении предметов.
— К тому же Озеров слишком активен. У него зверская интуиция. Я испытал на себе. А мне хотелось бы, чтобы он испытал мою, чтобы он меня боялся!
— Успокойся, Буг. Я тебя уже боюсь.
— Не бойся, я спокоен, — смягчился мужчина. — Так что там у нас с дочкой Озерова и Глебом?
— Они встречаются. Он ее на концерты водит.
— Откуда этот Глеб взялся?
— Он работает вместе с Озеровым в банке.
— И какой он этот Глеб, ты его рассмотрела? — с любопытством спросил Буг и задумчиво оглядел Анжелу.
Она сидела на стуле, расслабленно откинувшись на спинку, и ее правая нога, закинутая на левую, покачивала тапок. Светлые волосы романтично струились на плечи, а миниатюрный халатик символически прикрывал тело.
— Нормальный. Что именно тебя интересует? Симпатичный, учтивый, общительный. Хватит или еще?
— Я надеюсь, он тебе понравился?
Анжела настороженно посмотрела на Буга, выпрямилась и убрала ноги под стол.

*****
Конечно, Озеров давно навел порядок в своем жилище. Иначе гостям, которых он приглашал на старый новый год, пришлось бы ходить по потолку. Но пару месяцев он, действительно, не восстанавливал логику размещения вещей. Сначала он не делал этого из чувства протеста, а позже специально, чтобы не совали нос всякие непрошеные личности. Но даже при глобальном дестрое, учиненном Анжелой и Бугом, он не считал свою квартиру свинарником, поскольку регулярно пылесосил жизненное пространство.
Юлька была на студенческих каникулах в Австрии среди гор и лыжников. Остальные женщины как-то вдруг отстали от Озерова, словно получили все, что хотели. Ни  Рина, ни Лидия, ни Фелицата не вспоминали про него и варились в собственной жизни. На тему, почему он был нужен всем, когда им было плохо, но не востребован, когда ему было никак, — Петр не задумывался. В банке по-прежнему проходила реорганизация, и Озеров был на работе с утра до ночи. Савицкий поневоле крутился у него под носом.
— Шеф, почему бы тебе не уходить домой пораньше?
— О моем здоровье печешься? — хмыкнул Озеров.
— Если честно, больше о своем.
— А, понятно. Так ты иди домой, не смотри на меня.
— Пока шеф на месте, подчиненные не уходят. Посмотри на свой персонал. Они устали страдать из-за отсутствия у тебя личной жизни.
— А кто тебе сказал, что у меня нет личной жизни? Ее у меня очень даже есть, — пошутил с непроницаемым лицом Озеров.
— Аргументируй!
— Ну, иду я вчера ночью домой и вижу, как шикарная женщина меняет колесо у своей не менее шикарной машины. Я ей помог. И она меня подвезла к дому.
— Что дальше?
— А дальше была ночь.
— Неужели? Какая?
— Великолепная, дорогой! — с чувством воскликнул Озеров и нисколько не соврал, потому что продрых всласть от момента начала падения головы на подушку до звонка будильника. — Теперь твоя очередь, Савицкий.
— Хм. Ну, иду я вчера ночью домой и вижу, как стройная  высокая женщина меняет колесо у машины. Помог ей, естественно.
— А дальше?
— Чудесно, дорогой! – спопугайничал Глеб. — Утром оказалось, что у соседа ночью колеса с автомобиля сняли. И я, значит, соучастник. Поневоле. Надеюсь, ты не заявишь?
Мужчины рассмеялись. С этого момента у них началось негласное соревнование по наличию личной жизни.
— Приходит ко мне соседка…— рассказывал Озеров на другой день.
— Когда приходит? Ты же опять ушел отсюда ночью, — протестовал Глеб.
— Так вот ночью она и приходит. Какие волосы, какие формы! А как она меня кормила!
— Она тебя кормила? — недоверчиво спрашивал Савицкий.
Озеров кивал, но не уточнял, что заглядывала к нему баба Маня восьмидесяти лет с седыми волосами и объемными габаритами, но зато с пирожками по случаю сорокового дня смерти ее мужа.
— Твоя очередь.
— И ко мне приходила соседка. Высокая стройная — просто мечта. Просила червонец на французские духи.
— Ты дал?
— Конечно, дал. И не только червонец, — сладко протянул Савицкий.
Озеров посмотрел на него с сомнением.
— Не только червонец, но и показания милиции. Соседка купила выпивку, потом они с мужем выпили, подрались. Приехала милиция, и понеслось.
Однажды Озеров только собрался выложить версию своей личной жизни, как Глеб его опередил.
— Выхожу я вчера из банка и сталкиваюсь с девушкой. Она падает  и кричит на всю улицу. Я помогаю ей встать и вижу разбитую в кровь коленку.
— Мы перешли от эротики к триллерам? — спросил Озеров. — Ты любишь натурализм? Кровь, вопли…
— Ты, Озеров, отстал от жизни. Триллер может нести в себе сколько угодно эротики. Да, коленка была в крови, и колготки с дырой на ране. Но девушка оказалась красавица: высокая стройная, элегантная. Так что сегодня сиди сам до ночи, а я повез девушку на перевязку. Раз я виноват — надо заглаживать.

*****
«Интересно, — подумал Петр. – Как надо толкнуть человека, и на что он должен упасть перед нашим банком, чтобы разбить колено?»
Почему-то он озаботился этой проблемой, и когда пошел домой, потоптался несколько минут перед входом в банк. Возможно, ему хотелось вытеснить из своего настроения чувство уязвленности от того, что Савицкий ушел домой раньше своего шефа.
Жертву падения Петр увидел на следующий день, когда он обедал в кафе по соседству с банком. Едва Глеб успел со своим салатиком сесть напротив шефа, глаза его залучились. Ответное сияние исходило от взгляда девушки, которая приблизилась к их столику так, что Озеров мог видеть структуру ткани ее короткой юбки, высокие малиновые сапоги и коленку, светлеющую бинтом из-под колготок.
— Вы пообедаете со мной? — воскликнул Глеб, обласканный поцелуем гостьи.
 Он вскочил со стула и готов был, как торнадо, смести всю еду, которая найдется в кафе,  ко рту потерпевшей.
— Да, пожалуй. Закажите что-нибудь на ваше усмотрение, — она кротко изобразила тень улыбки.
Почему-то Савицкий не представил ей своего начальника, что того нисколько не огорчило. Он мог спокойно пережевывать пищу и переваривать впечатление от интимно воркующей за его столиком парочки. Озеров был уверен, что рука Глеба на больной коленке девушки, являлась показательным жестом в адрес Петра. Если мысленно лицо гостьи заменить на Юлькино, то фигуру и стиль одежды можно было не менять, настолько получалась вылитая Юлька.
 — Но ведь не она, — подумал Озеров без огорчения, так как до сих пор не мог представить Савицкого в роли своего зятя. – Пусть ребенок погуляет подольше на воле! Нам не нужны женихи, ласкающие первые встречные разбитые коленки.
Затем Петр вернулся в офис и, слава богу, не знал, что за остаток обеденного перерыва парочка успела посетить перевязочную, и тем более не видел, как Савицкий целовал рану девушки втайне от хлопочущей медсестры.
Увлечение напарника девушкой избавило Озерова от необходимости придумывать личную жизнь. Марафон тихо увял, и Петр спокойно уходил с работы, когда хотел, засыпал без сновидений еще в начале траектории движения головы к подушке и готовился к поездке в командировку.
Официальным поводом ее считалось выступление Озерова на конференции по технике безопасности, но имелся еще личный момент в предстоящей повестке. Местом проведения конференции и прописки друзей-одноклассников был один и тот же северный город. Еще в канун Нового года Петр обещал Рине проведать друзей-туристов — Ивана Хатанзейского и Юрика Гришина. А поскольку доклад был давно написан и отпечатан, мысли автора концентрировались на неофициальной программе. Удастся ли повидаться с ребятами, кто и что они теперь в этой жизни, как встретят, узнают ли они друг друга.
Накануне отъезда Озеров передавал дела Глебу, тот воспринимал все прекрасно и ценил сам себя на высоком уровне. И он был прав, потому что с таким заместителем, как он, шеф мог спокойно разъезжать по своим делам и возвращаться, не опасаясь, что его может  встретить пепелище.
— Петр Михайлович! – произнес Савицкий.
Озеров с удивлением посмотрел на него. Обращение по имени отчеству не использовалось в их отношениях. Какая муха укусили заместителя, придется разбираться.
— Петр Михайлович, я имею к тебе просьбу. Не забудь взять с собой в командировку оружие.
Шеф присвистнул.
— Не ожидал от тебя, Глеб, такого напутствия.
— Не ожидал — так получи. Я помню, что в прошлый раз ты мотался безоружный. В итоге, нарвался. Дочь свою заставляешь носить пистолет, а сам?
— Ты что-то знаешь, Савицкий, иначе не стал бы мне такое говорить. Рассказывай.
— Помнишь девушку с разбитой коленкой?
— Да.
— Еще бы ты не помнил. Уже решил, небось, что избавишь свою дочь от любвеобильного жениха, — Глеб не удержался от улыбки.
— Решил, не скрою. А что? Назад переметнулся?
— Не во мне дело, а в тебе, Озеров. Девушка-то гуляла со мной, но спрашивала больше о тебе, хотя я вас даже не знакомил.
Озеров насторожился. Он действительно хорошо помнил, что Глеб, ярый сторонник джентльменского поведения, не представил его своей пассии.
— Что она спрашивала про меня?
— А многое, но особенно, как мне показалось, ее интересовали сроки твоей поездки на Север.
Петр уловил красноречивый взгляд Савицкого и вдруг резко выдвинул ящик стола, за которым сидел. Он энергично переворошил бумаги и, наконец, вытащил помятый лист с женским фотороботом.
— Она? — Озеров расправил изображение ладонями.
— Собственной персоной.
— Какая наглость! И какие мы… — он удержался от известного слова, которым клеймят неудачников.
— Все нормально, шеф.
— Когда ты понял, кто она? Ведь вроде бы вы имели личную жизнь. Ты искрился от обожания.
— И не говори, Петр Михайлович, в кое веки появилась личная жизнь, и она моментально превратилась в работу.
— Моментально, говоришь? Что-то не похоже было, что моментально.
— Потому что во мне открылся артистический талант.
— Ну не зря же ты по концертам ходишь! Не тяни, рассказывай.
—Ты помнишь, что я вышел из банка и нечаянно сбил с ног девушку. Она упала. Потом, сам знаешь, кровь, стоны, слезы. Я — в состоянии, близком к панике. Естественно, начал заглаживать свою вину, носиться с ней по травмпунктам и т.д. Но дома в спокойной обстановке меня начал мучить вопрос, как могло мое столкновение с ней иметь такие сильные последствия? Ведь я выходил из банка очень спокойно и медленно. Значит, это она неслась на всех парах.
— Глеб, ты посмотри на сапожки, в которых ходят девчонки. С такими каблучками по гололеду — смерть на ровном месте.
— Ровное место было. Но гололеда перед банком никакого не было. Я внимательно осмотрел на другой день.
— Верю. Я тоже осмотрел все чуть ли не с лупой. Никаких результатов!
— Вот-вот, шеф, это и есть главный итог осмотра, что никаких результатов. Кровь текла из коленки, я сам видел, но на асфальте ни пятнышка. Тогда мне очень захотелось просмотреть запись из камер наружного слежения.
— И что же?
— На той, что перед входом в банк, ничего. Добропорядочные граждане спешат по своим делам. Скучно, в общем. Я готов был смирится с тем, что красивая девушка ходит со мной, а расспрашивает про тебя.
— Но мы, помнится, по твоему почину, ставили камеры на боковых опорах ограды. Ты убеждал, что нормальный злоумышленник не станет останавливать свое авто перед парадным входом, а выйдет из машины на углу территории банка.
— Так и случилось. Я просмотрел запись с угловых камер и нашел то, что искал…  Остановилась машина, из нее вышел мужчина, открыл дверцу для прекрасной дамы, и она явилась миру. Причем мужчина был с бородкой под Арамиса. Так что респект Марине Николаевне.
— Она будет рада капитуляции главного оппонента. Я передам через Рину. Что произошло дальше?
— Мужчина присел перед прекрасной дамой на корточки.
— Зачем?
— Этого не было видно — только его последующее движение в сторону урны.
— Ты смотрел урну?
— Конечно! Повезло, что наш дворник был на больничном, и мусор сохранился в неприкосновенности. И вот, что я обнаружил.
Глеб полез в свой стол и извлек полиэтиленовый пакет. В нем Озеров разглядел ватно-марлевую накладку с лейкопластырем, на которых виднелись густые черные пятна.
— Вот, что содрал мужчина с дамской коленки.
— Похоже на кровь.
— Так и есть. Я проверял.
— Получается, что рана была приготовлена заранее?
— Видимо. Причем девушка бежала мне навстречу так быстро и целенаправленно, что кровь не успевала капать по сторонам.
— Н-да. Не удивлюсь, если рана была сделана девушке насильно. Так сказать, в рамках их проекта. И после всего этого ты сообщил ей сроки моей поездки?
— Да. Пусть они узнают это от нас, чем, например, от Юлии.
— Пожалуй. Но зачем им знать время моей командировки? Неужели опять за мной потащатся? Надоело, честное слово.
— Наверное, они чего-то не знают того, что знаешь ты. В общем, надеюсь, я тебя убедил в необходимости оружия. Еще не помешал бы тебе какой-нибудь напарник.
— Я подумаю о напарнике. Спасибо, Глеб.



*****Прощальная гастроль*****


В середине февраля Буг собирался в поездку на Север. Там жила его последняя надежда в лице двух одноклассников Льва Кузнецова. Он не имел их точных адресов, поэтому план действий виделся ему очень простым — необходимо «упасть на хвост» Озерову. Пусть тот приведет Буга к своим друзьям.
К этому незамысловатому делу прибавлялись два момента: сладость хищника от предстоящей погони и мучительные раздумья — брать или не брать с собой Анжелу. В прошлый раз он не взял ее, не колеблясь. Яркую девушку невозможно было привезти с собой в мрачный заполярный поселок. Она своим видом пробудила бы в аборигенах столько страстей, что демаскировала бы работу Буга.
Но теперь он ехал в большой областной город, и немного шарма в виде красивой спутницы ему не повредит. К тому же она может быть очень деловой и умелой, когда не киснет в гостинице и не сохнет по своему Энтони.
Поэтому в последний миг, перед тем, как протянуть деньги на билет в кассу, Буг принял окончательное решение, что Анжелу он берет с собой.
Тем временем она возвращалась в гостиницу. Снежный ветреный день измучил ее. Но из метели вынырнул молодой человек скинхэдистого вида и схватил женщину за руку. Она закричала от испуга, но он произнес, как пароль, смешное слово «малява».
— Ну, давай маляву, почтальон, — сказала с улыбкой Анжела.
— Не, сначала велено передать на словах.
— Ладно, пошли в кофейню, а то я замерзла, — Анжела посмотрела на часы.
Буг, конечно, ждет ее, но не умрет.
Она заказала молодому человеку сосиски и яичницу. Он ел смачно и при этом ухитрялся рассказывать.
— Ты красивая. Антон точно тебя описал, — далее следовали невнятные звуки, похожие на ням-ням или ам—ам. — Мое дело закрыли. Вот я и вышел, а ему еще долго париться. Он сказал, чтобы ты к нему не ходила, а ехала бы на его родину. Там у него живут родители, две бывшие жены и два сына. Родителям расскажи, что он жив, что они могут приехать его проведать. А женам объясни, как получить деньги на сыновей.
Парень зачистил тарелку после яичницы корочкой хлеба.
— А где его родина, он тебе не сказал? А насчет денег вообще фантастика, — печально произнесла Анжела.
— Антон все предусмотрел. Он сказал, что вся информация о нем есть в Интернете. Висячая почта на том же сервере, что и твой мэйл. Логин — это город, в котором вы познакомились. А пароль — танец, который там все танцуют. Поняла что-нибудь? — спросил молодой человек.
Анжела кивнула.
— Все я пошел. За еду спасибо.
— А малява?
— Ах, да. Вот, возьми. Лично тебе.
Анжела развернула записку. «Я люблю тебя, Энжи! Уходи от Буга. Он тебя погубит!»
Она шла из кофейни в гостиницу, забыв застегнуть пальто. Ледяной ветер испарял с ее лица слезы. Морально она была готова к упрекам Буга, но тот сам еще не вернулся.
 Антон разбирался в компьютерах и везде за собой возил ноутбук, который теперь был отлучен от владельца и прятался в недрах шкафа. Анжела порадовалась, что гостиница оправдывала свой приличный имидж тем, что в номере был доступ к Интернету.
Женщина не успела открыть сайт с почтой Антона, как вдруг ощутила приближение Буга. Она недолго выбирала между сожалением от невыполненного дела и испугом —мгновенно выдернула провод из розетки и зашвырнула ноут обратно в шкаф. Одновременно открылась входная дверь в гостиничный номер и закрылась дверца шкафа.
Буг сиял, как антикварный самовар, игриво помахивал авиабилетами и вещал с порога:
— Мы летим вместе, Энжи. Собирайся! Рейс рано утром.
Уже приблизившись к ней вплотную, поцеловал в шею и сказал:
— Привет, дорогая. Я рад, что ты уже дома.
« Я не поеду с тобой!» — хотела крикнуть она, но промолчала, прикрыв глаза, чтобы не выдать внутренний крик. Он тоже опустил очи долу, дабы не показать, что услышал ее. 
Анжела проснулась в первой половине ночи от того, что Буга рядом не было. Через полтора часа ее тревожного ожидания он появился, как крадущийся барс, влез холодным телом под одеяло и вскоре задышал ровно. Под утро наступил черед тревожиться мужчине: Буг проснулся и не обнаружил своего ангела. Только какие-то мелкие обрывки беспорядочно покрывали ее спальное место. Мужчина присмотрелся к бумажкам и понял, что это измельченные куски авиабилета Анжелы.


*****
Озеров расслабленно сидел в театральном кресле. Несмотря на предостережения Савицкого, Петр чувствовал себя спокойно и комфортно, потому что командировка началась своим чередом, и ничего подозрительного все еще не происходило. Он позволил себе принять с коллегами коньячку и теперь смотрел концерт в честь открытия конференции.
Выступление большого народного хора грело душу, поэтому хотелось еще коньяку и после него петь вместе с хором. В паузах между песнями выступал баянист, он играл так, что все, кто терпеть не мог баян, позабыли об этом.
В слушателях открывалась генетическая память со времен Ермака, кандального звона по трактам, или просили выход свои собственные воспоминания о поездке к морю через всю страну. Мужчина с неброской внешностью развернул своим баяном  перед людьми необъятные просторы лесов, степей и рек. Наконец, со сцены прозвучало имя волшебника: «Иван Хатанзейский!»
Озеров очнулся и попытался узнать в баянисте своего школьного приятеля Ваньку, но артист выглядел как все немногочисленные представители сильной половины человечества большого хорового коллектива. Имя тоже не могло быть безусловным признаком, потому что многие мужчины и мальчики в тундре откликаются на него.
Друг Иван по отцу был представителем северного народа, но русская мать передала ему по наследству более широкие глаза. Поэтому Озеров так и не определился по внешности, он ощутил волнение и досаду: надо было срочно отлавливать этого музыканта.
Он метнулся из зала в надежде отыскать дверь, ведущую за кулисы. Поиск оказался не сложный, так как из этой двери начали выходить женщины в роскошных народных платьях. Озеров пробирался против течения, выплывая из роскошной струи. Участницы хора закончились, но почему-то среди них не было ни одного мужчины. Полутемные закулисные коридоры и многочисленные двери равнодушно вытерпели безрезультатный поиск.
Петр повернул обратно и выбежал из театра на улицу. Он успел схватить за рукав пальто женщину из хора, которая последняя поднималась в хоровой автобус.
— Простите, где я могу найти Ивана Хатанзейского?
Она посмотрела на Озерова своим красивым круглым лицом и нехорошо усмехнулась.
— Наверное, дома. Он ушел сразу после выступления.
Петру расхотелось спрашивать у нее, где живет баянист, тем более что в гостиничном номере среди его бумаг было письмо Сержа Бражникова с адресами друзей.
На завтра Озеров с утра должен был выступить с докладом на секции, а затем он планировал искать Ваньку и Юрика.
В гостиничном холле перед лифтом молодая черноволосая женщина растерянно вертела в руках каблук малинового цвета. Она стояла как цапля на одной ноге в целом сапоге и упиралась ступней второй ноги в стену.
— У вас проблемы? — спросил Озеров. — Подождите.
Он узнал у швейцара, где находится ближайший пункт ремонта обуви, и вернулся к женщине.
— Вы сможете идти? Опирайтесь на меня. Здесь совсем недалеко.
Она была бы легкая, если бы не ее рост. Петр не стал проявлять гусарство и тащить даму на руках. Она охала и висла на нем, но постепенно дала довести себя до мастерской, где благодарно отпустила мужчину.
С мыслью, что местные женщины имеют очень приятную внешность и немногословны, Озеров  вошел в свой номер. Перед сном он просмотрел в очередной раз доклад и затем поискал письмо с адресами. Но если деньги и документы были на месте, то конверт от Бражникова пропал в неизвестном направлении. Умолять себя не нервничать и поискать утром — было бесполезно: информация пропала определенно. Озеров лег спать.
Утром в элегантном костюме при галстуке он отправился на заседание своей секции. Сидя на конференции, он чувствовал, что время утекает молниеносно и непродуктивно. Хорошо еще, что перед началом мероприятия Озеров очаровал женщину-администратора и поручил ей узнать в адресном столе координаты своих одноклассников.
Вместо « что вы себе позволяете?», он услышал от женщины согласие.
В конференц-зале, пока собирались участники, Петр позвонил Антоняну.
— Здорово, Робин Гуд!
— Здравствуйте! Я не понял, вам кого? Я Иван Антонян.
— Тебе звоню. Я Озеров. Напомнить биографию?
— Привет, Петр! Действительно, подзабыл твой голос. Ты где?
— В твоем городе. Привет от женщин. Они тебя назвали Робин гудом.
— За ночь со сковородкой? Да пустяки. Хотя от сковородки синяк получил.
— Ты все еще моя милиция — меня бережешь?
— Так точно.
— Поможешь?
Конечно, искать своих школьных друзей через милицию было не слишком красиво. Получалась какая-то автоматическая презумпция виновности. Но контакты с Антоняном являлись неформальными, а значит просто дружескими. Если так — какая разница, кем работал Иван. По крайней мере, Озеров получит информацию из двух источников  — от администратора и от Антоняна, а сам пока отчитает свой доклад…
Но не пришло еще время идти на трибуну, как его мобильный телефон замигал светом, и Петру пришлось выскользнуть в фойе.
— Ты где, Озеров? Я за тобой еду. Срочно, — голос Антоняна был категоричен.
— Я на конференции. Скоро мое выступление.
— Поручи кому-нибудь. Я еду…Конец связи.
Озеров вернулся на свое место в зале и оглядел соседей. Мужчины сидели с внимательными лицами, которые не располагали к навязыванию поручений. Доклад жег Озерову колени. Сейчас приедет Антонян, а Петр сидит, словно буриданов осел. Куда идти — на трибуну или к Антоняну? 
 Ноги подняли мужчину и понесли к выходу, и здесь его встретил тот луч света, в котором он остро нуждался  — женщина-администратор гостиницы стояла у дверей и призывно махала листком бумаги. Озеров схватил ее за руку и вывел в фойе.
— Женщина, я вас умоляю.
— Что случилось? Вы меня напугали. Вот, я принесла данные на ваших друзей.
— Спасибо, — Озеров забрал лист и поцеловал ее руку. — Вы умница. Адреса я забираю. Но выручите меня еще раз — надо выступить с докладом.
Озеров вложил администратору в руки свою папку. Женщина оставалась на удивление спокойной.
— Я не смогу. Я не специалист. Они меня слушать не станут.
Петр осмотрел ее внешний вид и улыбнулся.
— Там сидят одни мужчины. Они вас обязательно выслушают, если даже вы будете читать заикаясь. Зато меня не выгонят с работы. Мы скажем, что вы мой референт. Я беру вас на работу. Срочно! — и он нежно втолкнул ее в конференц-зал.
На улице  Озеров сначала поискал глазами милицейский УАЗ, но, оказалось, Антонян выглядывал из «Жигулей». Он ждал в машине, не выключая двигатель.

*****
Обрывки авиабилета на постели компаньонки не удивили Буга. Нет, если бы он был тигром, то порычал бы, конечно. Но человек предвидел такой момент, поэтому заранее подготовился к нему. Он собрался, прихватил свою дорожную сумку, и пошел на автостоянку, расположенную во дворе.
Недаром он вставал ночью, теперь Анжеле пришлось менять колесо. Она так была поглощена процессом, что не заметила Буга, который пробрался в салон машины на заднее сиденье. Измученная женщина упала в кресло водителя и повела авто на выезд с автостоянки. Наконец, она увидела в зеркало физиономию своего напарника, но не выдала наружу ни одного карата своих драгоценных эмоций.
— Мы едем в аэропорт? — спросила она ровным голосом.
— Да, зайка, ты догадлива. О билете не беспокойся. Я куплю для тебя хоть сто билетов.
— Ты не боишься, что в аэропорту арестуют нашу машину?
— Да пусть забирают. Мы с тобой вернемся с Севера и уедем в Санто-Доминго.
Буг был великодушен, политбеседа отменялась, поскольку девочка приняла свой проигрыш.

*****
Февральский Север, куда они прилетели, так же мало нравился ему, как сентябрьское заполярье. Им нашелся номер в гостинице, где жили участники конференции и в том числе Озеров, но на само мероприятие проникновение отменялось. Буг не собирался вступать в единоборство со службой безопасности.
Поведение Озерова казалось странным: он добросовестно высидел первый день на конференции и не спешил вести за собой «хвост». Ну, побегал он в театре, но безрезультатно. Буг был разочарован — так дела не делаются: «Я тебя поучу, Озеров».
— Энжи, пошли скорее в гостиницу!
Для целеустремленных людей гостиница от театра была в паре минут ходу.
— Энжи, снимай сапог!
Буг с силой наступил на него так, что каблук отлетел в сторону.
— Прекрасно! Бери его и стой возле лифта. Ты сегодня брюнетка, он тебя не узнает. Отвлечешь Озерова, а я тем временем посмотрю его номер.
— Но если он не отвлечется?
— На тебя-то? Не волнуйся, все получится.
Получилось действительно удачно. Пока Озеров доставлял даму в мастерскую, Буг отыскал завидный бонус — письмо с адресами.

*****
Антонян завез Озерова в район «деревяшек». Так называли деревянные щитовые двухэтажки. Они соединялись между собой мостками, деревянными тротуарами. Барды уже страдали в песнях об исчезновении деревянных городов, но в реальности их еще хватало. Часть «деревяшек» постепенно съезжала со своего деревянного основания и разрушалась, потому что рядом с ними строители вбивали в землю бетонные сваи, создавая сейсмические волны.
Некоторые «деревяшки» попадали в поле зрения денежных проектов и приобретали наряд из сайдинга. Но дом Гришина Юрия существовал в промежуточной стадии, то есть стоял себе и стоял, не собираясь ни падать, ни реставрироваться. В квартире Юрика работала следственная бригада, но Антоняну с его спутником никто не чинил преград.
— Мы немного опоздали. Твоего одноклассника увезла скорая помощь, — сказал Иван.
— Что случилось?
— Наверное, ты знаешь больше меня, — Антонян смотрел многозначительно.
— Знаешь, не строй из себя следователя, когда ты простой опер.
— Ладно, не злись. Друг твоего детства оказался авторитетом своего рода, поэтому я быстро нашел о нем сведения. Он из знаменитой воровской семьи. Три брата-красавца — и все сидят в зоне по очереди, а когда оказываются одновременно на свободе, жди ограбления века.
— Мне трудно в это поверить. Юрка был отличный пацан.
— Я не спорю, но профессию он получил специфическую. 
— Что с ним сейчас?
— Он находится в состоянии комы. Соседи услышали, что в его квартире происходит драка и вызвали милицию. Походи сам, поспрашивай.
Озеров осмотрел непритязательное жилище, единственную большую комнату, в которой все было перевернуто вверх дном. Память выдала ему из анналов картинку своей квартиры после обыска. Несмотря на разницу интерьеров, хаос был идентичный. Петр по инерции заглянул под кровать. Находка ошеломила его — маленькая девочка прижимала к себе котенка и настороженно смотрела на пришельца.
— Ты чья? Папина? — мягко спросил Озеров и протянул ребенку пачку жевательной резинки, которая оказалась у него в кармане.
— Нет, я мамина. А дядя Юра теперь мой папа.
— Давно здесь сидишь?
— Давно.
— Почему? Вылезай уже.
— Не хочу. Дядя Юра велел не высовываться. Я полезла за котенком, а тут пришел чужой дядя. Он лазил по шкафам и бросал вещи на пол.
— Как ты это видела? Одеяло свисает до полу.
— А вот, — девочка просунула палец в дырку.
— Какой был дяденька, ты запомнила?
— У него была борода. Небольшая. Потом пришел папа Юра. Они стали драться. Юра крикнул: «Сиди не высовывайся!»
Озеров не мог больше слушать. Какая-то странная влага ползла из его глаз. Рядом оказался Антонян, который кивнул головой, что все слышал.
Петр вышел на улицу. Он шагал по заснеженному деревянному тротуару, как заведенный. Быстрое движение постепенно восстанавливало его душевное равновесие. Но физическое ощущение потери  времени оставалось. Поэтому Озеров решил не откладывать поиски баяниста Хатанзейского.

*****
С джентльменским набором выпивки и закуски он стоял на пороге квартиры, адрес которой значился в листке женщины-администратора. Но время текло быстрее перемещений Озерова по городу: оказалось, что в квартире давно живут другие люди.
Петр опросил пожилых женщин-соседок и от них узнал, что Ивана выселили на окраину города за неуплату коммунальных платежей. Окраиной оказался один из многочисленных островов в пойме реки. Озеров помчался на остров, потому как бывшие соседки Ивана упомянули интересную девушку в малиновых сапогах, жаждущую повидать баяниста.
Если летом островитян перевозил теплоходик, который тащился медленно в ритме своей пожилой жизни, то теперь, зимой, народ шлепал через реку по ледовой переправе. Было достаточно холодно, лед не капризничал, и пешеход Озеров добрался до острова  благополучно.
Он побежал по острову, наверстывая упущенное время. С частым дыханием от бега он и ворвался в объятия друга детства Ваньки. Буря радости сотрясала «деревяшку» пока они хлопали друг друга по рукам и по плечам.
— Я ведь искал тебя по другому адресу, — начал Петр.
— А…Ту квартиру я продал. Деньги очень были нужны…Проходи, садись, — Хатанзейский протер рукавом табуретку для Озерова. — Рассказывай.
Петр уже собирался достать из своего пакета выпивку, но глаза его уперлись в батарею пустых бутылок на столе. Поэтому он извлек сначала еду.
— Чаем угостишь, Иван?
— Конечно, дорогой, о чем речь. А покрепче ты ничего не прихватил?
— Ты на работу сегодня не идешь? — задал Озеров встречный вопрос.
— Так понимаешь, друг Петруха, я в запое сегодня.
— Ничего себе. А вроде совсем трезвый на первый взгляд. Ладно издеваться надо мной, — сказал с улыбкой Озеров. — Я видел вчера твое выступление на сцене. Ты талантище!
На стене на гвозде висели плечики с народным костюмом, под ним стоял на табуретке баян. Иван довольно заулыбался.
— Я счастлив, что, оказывается, играл для тебя. Но честно у меня начался запой. Давно не пил, держался, потому что грозились выгнать меня из хора. А вчера поздним вечером гость пришел…
Озеров напрягся.
— Какой гость?
— Из управления культуры. Обещал гастроли организовать. Интеллигентный мужик такой с бородкой. Выпивку принес. Ну и…
— Что?
— Выпили мы. Помню только, что он почему-то про Левку Кузнецова расспрашивал. А потом я отключился — один туман в голове остался.
— Ты не проверял свои вещи, все на месте?
— Да вещей-то у меня — все на виду. Но кое-что пропало. Два письма от Кузнецова и его фото. Он ведь мне писал некоторое время из Штатов.
Разговор затянулся до вечера. Радость встречи с Хатанзейским притупляло чувство проигрыша, которое усилилось в душе Петра к ночи.
Озеров вернулся в город поздно, взяв с Ивана обещание встретиться завтра в больнице у Юрки Гришина.
В гостинице он узнал адрес женщины, спасавшей его сегодня, и пришел к ней без приглашения. Она рассказала, как прошло ее выступление на конференции, но Озеров не слушал. Он был благодарен ей за теплое гостеприимство.


*****Куда улетел ангел*****


«Только с Озеровым можно было говорить о таких глупостях, как бомбоубежище, — думала Рина. — А что, кроме шуток. Все-таки мы вместе заползали во время экскурсии в люк, ведущий в хранилище для людей». Тогда ее неприятно поразили размеры подземелья. В нем было слишком мало места, чтобы защитить всех потенциальных желающих.
Как поступать остальным? Заворачиваться в белую простыню и ползти на кладбище. Эту шутку Рина впервые услышала на Севере. Взрослые нередко говорили, что если начнется война, то все здешнее население — смертники. Веселенькая новость от родителей к детям.
Еще Рину учили в детстве, что не надо много болтать с любопытными посторонними. И однажды она поступила строго по негласной инструкции: в южном курортном городе убежала, сверкая пятками, от дяденьки, который спросил маленькую девочку: «Ты гуляешь одна? Где твои родители?» О, боже! Он спросил ее о родителях. О военных родителях! Это ничего, что ее маленький братишка кричал на весь вагон, показывая на воробья: «Смотри, попугайчик!» Зато они оба знали, что бывает военная тайна.

*****
Рина улыбнулась эпизодам, поданным вдруг памятью, но было жаль, что Озеров не смог поехать с ней в ГАИ. Правда, он обещал обеспечить явку Лидии и адвоката Колбасина.
Несколько месяцев назад, когда вся их компания пылала страстью найти автомобиль Кузнецовых, Рина перелопатила свои архивы и обнаружила номер телефона человека, который, если бы захотел, имел бы шанс помочь. Это был отец одного из ее бывших учеников, а работал он каким-то начальником в автоинспекции.
Женщина отдавала себе отчет, что преподавала сыну этого начальника не самый запоминающийся предмет, а сын своими приключениями не раз ставил под удар карьеру  отца. Да и давно это было.
Но все-таки Рина позвонила ему, преодолев свою робость и предчувствие огорчений. Он, конечно же, не знал, кто такая Октябрина Когудницкая, а главное, интонация голоса мужчины говорила, что и не хотел знать. Такие слова, как «школа», «учитель», «ваш сын», — вызвали, казалось, у него оскомину. Рина попросила содействия в поиске, но в ответ услышала, что по тем скудным признакам, которые она называет, никто ей ничего не найдет.
Пришлось женщине консультироваться с Озеровым и Лидой. После выяснения таких туманных для нее вещей, как номер кузова и номер двигателя, Рина заставила себя еще раз нарушить покой начальника. Он выслушал ее практически без комментариев, что-то буркнул и положил трубку. Расстроенная просительница два дня уговаривала себя забыть неприятный инцидент.
Но вдруг в апреле позвонил из автоинспекции секретарь и пригласил ее на прием. Туда она и направлялась, остро сожалея, что Озеров не придет и не возьмет на себя диалог с ужасным начальником.

*****
Высокий седой мужчина в милицейском мундире нейтрально вежливо предложил ей присесть.
— Я не буду напоминать о том, что учеба моего сына попортила мне нервы. Я не буду напоминать, как я отношусь к учителям…
Рина отработала в школе всего два года и не являлась профессиональным учителем, но за своих бывших коллег ей стало обидно.
— Спасибо. В ответ я буду взаимно корректна и не стану говорить, как я отношусь к гаишникам.
Мужчина не улыбнулся.
— Вы знаете, в списке итогов департамента уголовного розыска по угонам марка автомобиля, заявленного вами, занимает второе место.
— Значит, угнанных машин так много, что искать бесполезно?
— Разве я не обязан вам за своего оболтуса? Мне такому сильному и то пришлось нелегко, а каково вам, хрупкой женщине! В общем, навел я справки…
От такой перемены в мужчине Рина онемела.
— Есть у меня кое-что для вас, — он перешел к делу.
Из папки на стол легли фотографии.
— Вот, смотрите, эта груда металла и есть автомобиль, который вы разыскиваете.
Теперь хозяин кабинета улыбался.
— Боже, какой ужас. Что с ним случилось?
— Он врезался в столб на полном ходу. Кузов всмятку. По мнению экспертов, восстановлению не подлежит. Фото прислали из соседней области, где в марте произошло  ДТП.
— А где же человек?
— Какой человек? Водитель? Не имею информации. Попробуйте связаться с этой областью сами. Я дам координаты.

*****
Тем временем Озеров в очередной раз был приглашен к следователю. Третьим человеком в кабинет привели Энтони.
—Я долго вас не задержу, — сказал следователь.— Вы, Озеров, заявляли о причастности к убийству Льва Кузнецова и к покушению на вас некоей молодой женщины.
Энтони выпрямился и внимательно прислушался.
— А вы, подследственный, ни о ком не заявляли. Так вот коллеги из соседней области дали информацию. В их владениях разбилась машина, и на месте аварии найдены документы.
Следователь показал обоим мужчинам увеличенное фото из паспорта девушки. Озеров еще не успел отреагировать, как вдруг Энтони застонал и закрыл лицо ладонями: «Это он подстроил. Ненавижу!»
— Кто подстроил? — резко спросил следователь. — Вам знакома эта девушка? Отвечайте!
Но Энтони уже поборол непроизвольную слабость и улыбался, как ни в чем не бывало.
— Извините, гражданин начальник. Это я для разнообразия. Мне не знакома девушка.
Тем временем Озеров убедился, что лицо на фотоснимке весьма схоже с фотороботом, составленном Фелицатой со слов Лидии. Вспомнились ему и девушка с разбитой коленкой, и красотка с малиновым каблуком. Кроме того, он поверил первой реакции Энтони, которая виделась ему как очень искренняя.
Вот он ответ на вопрос, куда пропала девушка-«голос Рины». Надо сообщить однокласснице, что она осталась без «голоса».



*****Остров в тумане*****


Пассажирский теплоход среднего водоизмещения, построенный в Германии, размеренно и не очень споро выдавал свои шестнадцать  узлов. Еще недавно он был заполнен праздными туристами, которые веселились на всю Арктику. От их гульбы  разбегались гренландские тюлени, и белые медведи прятали за торосами свои черные носы. Но сегодня был обычный рейс по населенным пунктам северного побережья, поэтому  контингент пассажиров полностью переменился.
Большую часть его составляли военнослужащие и члены их семей, следующие к месту работы на холодный остров. Только дети шумно бегали по палубе, а взрослые были тихими и малообщительными, поэтому они казались Валерию загадочными островитянами. Ему хотелось поговорить с кем-нибудь, чтобы начать хотя бы моральную адаптацию к тому, что его ждет. Но диалоги увядали не развившись. Собеседники смотрели на него без любопытства, легко читалось, что энтузиазма от его вопросов они не испытывали. Может быть, они хранили военную тайну или хотели подольше не расплескать настроение от отдыха на Большой Земле.
Валерий, поеживаясь, курил в молчаливой компании вахтенного помощника капитана на крыле мостика и не переставал удивляться огромному, неподдающемуся воображению, скоплению холодной прозрачной воды. Уже совсем скоро он, молодой человек с новеньким дипломом врача, должен был сменить на острове своего предшественника, но пока что никак не представлял жизнь вдали от цивилизации. Временами по правому борту вдали просматривались берега.
— Слышь, чиф, что это белое на суше?
— Линзами?
— Вроде как.
— Снег.
— В августе? Когда же он растает?
— Никогда. Это снежники и ледники.
Вскоре по левому борту стали видны горы, Валерий примолк. Их нельзя было назвать высокими, но острые гребни и покрытые ледниками поверхности поразили воображение новичка.
В ауру очарования вполз комментарий вахтенного помощника.
— Здесь рождаются айсберги.
— «Титаник»… — пробормотал Валерка.
— Вот-вот. Как скажешь «айсберг» — все. Народ сразу про «Титаник». А что «Титаник»? Был, и нет его. А льды — белое безмолвие — вечны.
Тирада получилась длинновата для такого немногословного человека, как вахтенный помощник. Валерий вдохновился.
— А полярное сияние?
— Увидишь, никуда не денешься. Лучше скажи, ты водку пьешь?
— Бывает.
— Бывает? А таланты какие-нибудь у тебя есть?
— Что, например?
— Поешь, танцуешь, спортом занимаешься?
— Всего понемногу. А что?
— Отлично. Пока будешь петь, плясать, водку пить, и срок пройдет незаметно.
— Срок? Что я заключенный, что ли?
— Без разницы. Кто ты есть при атомной бомбе да к тому же на острове? Практически заключенный.
— Ты знаешь про бомбу? А как же военная тайна?
— Тайна, покрытая мраком? Обязательно есть. Ты давал подписку о неразглашении? Вот и я давал. Так что мы с тобой одной крови, братишка, — усмехнулся вахтенный.
Вдруг видимость заметно ухудшилась. Судно вошло в полосу густого тумана, и липкая влажная пелена беспросветно поглотила все пространство. У вахтенного помощника заметно изменилось настроение, и он вернулся в рулевую рубку. И тут Валерий из открытой двери рубки услышал странное верещание. Природное любопытство потащило его на звук.
Вахтенный помощник показал ему на прибор.
— КДУ— 2. Пищит, зараза.
— А что это такое? — осмелился спросить Валерий, поскольку не владел знаниями приборных тонкостей.
— Корабельно-дозиметрическое устройство. Вон на крыльях мостика стоят датчики радиации. Иди отсюда, Валерка, и помалкавай. Понял? Я капитана вызвал. Он не любит посторонних на мостике.
Валерка понял и, как было велено, помалкивал, что не способствовало его хорошему настроению. На душе стало тревожно и липко. Он отправился в свою каюту срочно заснуть от всего этого. Тем временем капитан оценил обстановку и дал команду на обратный курс.
Теплоход убежал от радиоактивного тумана и дождался, пока атмосфера прочистится. Догадывались ли остальные пассажиры о причине  задержки движения, Валерий тогда не определил. Они вели себя спокойно без суеты, словно  ничего особенного не происходило.

*****
Только сейчас, когда по прошествии почти двадцати лет, ночью, рядом со спящей уютной Маринкой, Валерий вдруг вспомнил этот эпизод, он подумал, что пассажиры, скорее всего, знали и понимали гораздо больше новоиспеченного врача с Большой Земли…
Заснуть не удавалось, и Валерий стал раскручивать ниточку из прошлого дальше. Мудрый мужик оказался вахтенный помощник. Как он предсказал, так все и вышло. Валерий тяготился суровой действительностью островной жизни только первую неделю. Все остальное время он или работал, или пел в госпитальном хоре, танцевал с офицерскими женами на банкетах или пил водку с такими же холостяками, как он сам. И все это происходило, упрощенно говоря, либо под северным сиянием, либо под незаходящим солнцем.
Зачем вдруг явились эти воспоминания? Последние лет пять он честно старался жить здесь и сейчас, можно сказать, что почти научился. Еще зимой в гостях муж Вики Маевской произнес: «Я видел всех троих». Но тогда ни эта фраза, ни физиономии с листов бумаги не потревожили состояния Валерия. Лишь через несколько месяцев память, обостренная бессонницей, всколыхнулась  до глубин прошлых лет. Человек словно попал под ее гипноз. Он вспоминал лица с портретов, убеждал себя, что они к нему не имеют никакого отношения, и сам себе не верил. Вскоре изображение девушки и Антона разлетелось на невидимые космические частицы, но лик мужчины с бородкой  не распадался.
— Утром точно вспомню, — в надежде обмануть бессонницу сказал Валерий, совсем как когда-то в больнице произнесла Рина.
 Но обещание не помогло. Не действовала и магия сна Мариши. Сон не приходил к мужчине, а поисковая система памяти продолжала отбор лиц и событий. Наконец, он не выдержал, поднялся.
— Спит Маринка сладко-сладко, за себя и за меня. Пусть спит. Где-то должна быть ее сумочка.
Валерий отыскал сумку жены в прихожей. Листы с физиономиями оказались аккуратно свернуты в трубочку. Хозяйственная Мариша как прихватила зимой портреты по праву главного свидетеля, так и таскала их с собой до весны.
— Это не то, — он запихал фоторобот женщины обратно в сумочку, — и это не то, — следом отправился портрет Энтони. — А на этого посмотрим.
Выбор пал на портрет неизвестного с бородкой, нарисованный дочерью Рины. И вот в гостиной за столом под люстрой, включенной на полную мощность, сидел мужчина в халате и прикрывал рукой нижнюю часть лица незнакомца. Результат этих манипуляций интриговал. На него смотрели знакомые глаза.
Знакомый взгляд доставал Валерия, даже если он переворачивал портрет кверху ногами. Откуда-то из необъяснимого источника выплыло ощущение взаимосвязи «удав и кролик». Причем роль удава была явно не за Валерием…

*****
Дверь скандально раскрылась, и в кабинет начальника медслужбы безо всякой прелюдии этикета ввалились матросы. Он успел насчитать четверых мужчин и ощутить от них брызги пульсирующей агрессии, но тут же дуло автомата вдавилось ему в лоб, пересиливая прочую сенсорику.
 «Поговорить с ними? Призвать к порядку?» Однако гость с оружием подавлял жертву взглядом темных глаз из-под глубоко надвинутой на лоб шапки. Автомат, грубый натиск и черная щетина на небритых щеках не располагали к беседе, пресекая игру в вопросы-ответы. Но начмед  все еще хранил спокойствие и способность рассуждать. Он деловито подумал: « Откуда могли взяться такие расхристанные моряки? Наши больные в госпитале не такие. Неужели с гауптвахты? Очумели мужики, не ведают, что творят».
Развивать мыслительный процесс  было затруднительно, потому что его, толкая в спину кулаками и оружием, погнали в коридор. Тут бы и закричать начмеду на полную дыхалку. Отозвалась бы масса народу, больные и персонал. Повязали бы голыми руками морячков-бунтовщиков.
«Вот-вот, голыми руками… Женский панический визг. Первогодки в бреду с воспалением легких. Узкий коридор… Автоматная очередь. И горы…горы трупов», — закончил прерывистую логическую цепочку заложник, не разжимая губ. Придется молчать, может на улице попадутся догадливые прохожие и сообщат, куда следует?
Конвойные вели начмеда по госпитальному коридору тихо, словно охотники в тайге, видимо, они сами опасались переполоха. Похоже было, что нарываться на внимание военморов пока не входило в их планы.
Так скорее же на улицу, пока девчонки-медички не высунули носы из своих кабинетов! И вот, наконец, свежий ветер и простор, свободный от потенциальных жертв.
Начмед тайно перевел дыхание: хотя бы в госпитале обошлось без трупов, уже результат. А сейчас они пойдут по открытой местности, доступной перекрестному взору издалека, и… Но перед зданием госпиталя, как специально, стоял санитарный фургон ЗИЛ, в просторечии «санитарка». «Пешком, к сожалению, не пойдём», — понял начмед. А значит, надежда на догадливых прохожих рассыпалась в прах.

*****
Так  впервые в жизни Валерий, а это именно он оказался в такой незавидной роли,  дебютировал в качестве заложника. До сих пор о подобных событиях ему доводилось читать только в газетах. В окружающем мире ситуации захвата заложников происходили настолько часто, что воспринимались так же притуплено, как регулярные полеты в космос. Скажи Валерию кто-нибудь, что он сам попадет в переплет, да еще  на секретном острове с ядерным полигоном, ему было бы лень даже пальцем у виска покрутить.
На сей раз судьба забросила его на атомный остров вторично. Есть такое побочное явление работы на севере, как ностальгия и желание вернуться. Хрестоматийно настигли они Валерку, но уже не холостого молодого врача, а опытного начальника медслужбы, который привез с собой жену и сына.
Изменились не только возраст и статус героя, но и функция заполярного острова. Давно не проводились испытания бомбы. Когда-то свежее слово «мораторий» уже можно было найти в словарях. Экологические чувства человечества торжествовали. Осколок населения Земли — островитяне —  переживали стагнацию. Больная энергия острова вылилась в бунт матросов с гауптвахты.

*****
Поистине нет предела в самопознании! Развивай, начмед, дедуктивные навыки. «Повезут в фургоне. Куда? В тундру, к белым медведям? Нет, конечно. Скорее всего, в аэропорт. Куда еще податься бунтующим на полярном острове?»
Вместо ответа проскрипела распахнувшись дверца фургона, через открытый проем влетел человек и воткнулся головой в Валерия.
— Ты кто? — тихо спросил начмед, но человек подавленно молчал. — Вижу по лычкам, что старший матрос. Располагайся, недогадливый прохожий.
— Какой прохожий? — подал голос новенький.
— Да это я так. Про себя. Не обращай внимания. Ты не знаешь случайно, кто главный у этих деятелей?
Матрос отмолчался. Глупо было отвечать на вопрос, ответ на который слышался снаружи.
— Бугор, я проверил, машина в порядке!
— Бугор, бензин в баке есть!
— Бугор, мы едем?
— Едем! Мы в кабине, вы двое — караулить заложников! — тон, которым был отдан приказ, не допускал возражений.
— Бугор-Бугор, — тихо проворчал начмед. — Бугров, наверное. Ты не слыхал про такого?
— Он вроде из «дедов», — отозвался старший матрос.
Диалог заложников захлебнулся, потому как помощники Бугра с одним автоматом на двоих влезли в фургон и смотрели церберами, чтобы подконвойные не общались. ЗИЛ тронулся, набирая ход.
Вскоре по времени пора было появится контрольно-пропускному пункту, и начмеду хотелось верить, что там находятся бдительные люди. Но машина мчалась, игнорируя КПП. Наверное, дежурный воспринял, как должное,  что санитарный автомобиль так спешил, что даже не притормозил перед ним.
 Вдруг движение прекратилось. Конвоиры принялись выталкивать своих подопечных из фургона. Валерий, выходя наружу за старшим матросом, впервые почувствовал, что спокойствие покидает его: перед ними была школа.
Все-таки за себя самого он не переживал — то ли потому, что смотрел на происшествие со стороны, как в кино, то ли опыта набрался за период службы с очень разными людьми в нелегких условиях. Но в действиях мятежных матросов не замедлил проявиться закон подлости: им показалось мало захватить мужиков в военно-морской форме. Они явились за беззащитными жертвами, ради которых командование было бы готово на все уступки.
Когда начмеда втолкнули в помещение первого класса, произошло то, чего он опасался больше всего. Его сын-первоклашка поднялся с парты и вскрикнул: «Папа!» Учительница подскочила к ребенку, усадила его, и сама от испуга шлепнулась рядом. Бугор направил на них дуло автомата, снятого с предохранителя. Его палец лежал на спусковом крючке.
— Не трогайте их, — сказал Валерий.
— Твой сын? — Бугор перевел автомат на начальника мед.службы. — Иди-ка сюда, мальчик.
Валеркин сынишка, маленький человечек, послушно вышел к доске, словно собирался отвечать урок.
— Посиди-ка за столом вместо учительницы пока папочка будет нашим посредником. Так вот, папочка. Передай командованию, что мы требуем оружие, бензин и самолет, который стоит под погрузкой на взлетной полосе. Контрольный срок пятнадцать минут. Иначе начнем расстрел заложников. Время пошло…
Начмеда вытолкнули в коридор. На мгновение он прислонился спиной к двери класса и перевел дух. Где здесь может быть телефон? Скорее всего, в кабинете директора. Валерий метнулся первым делом на вахту.
— Не подавайте звонок с урока! — бросил отрывистым голосом.
— Это еще почему?
Вахтерша смотрела на него генералом. Просто поразительно, насколько дежурные и вахтеры пребывают не в курсе своих обязанностей. Но на развитие этой темы у Валерия не было времени.
— Директива контр-адмирала!
Кабинет директора находился в нескольких шагах. Валерию везло: директор оказался сообразительным человеком, которого не смутил самовольный гость.
Телефон был в распоряжении начмеда. Переговоры закрутились. На исходе пятнадцатиминутного срока прибежал запыхавшись дежурный c КПП. Как ближайшему источнику оружия, ему велено было передать свой пистолет и автомат в школу начмеду.
 Валерий возвращался по пустому школьному коридору с оружием для террористов. Под ритм шагов в его голове возник очаг сопротивления: «А собственно, почему я должен отдавать пистолет Бугру? Нажал на курок — и нет никакого Бугра. Наверняка вся его шпана, оставшись без лидера, разбежится по кустам».
Но прилив анархизма в душе Валерия пресекла стрельба из автомата. Звуки сыпались дробью из помещения первого класса, где среди насмерть перепуганных детей находился  и его сынишка.
Начмед бегом преодолел последние метры и, резко сбавив скорость, с нарочито спокойным лицом зашел в класс. Сын по-прежнему сидел за учительским столом. Все были целы. Только побелка засыпала пол. Видимо, Бугор для устрашения и назидания стрелял в потолок.
Старший матрос сидел за партой среди учеников. Возможно, что сейчас он чувствовал себя более уверенно, чем двадцать минут назад, когда только попал в заточение. Переживание за малых и слабых вытеснило страх.
Но среди школьного интерьера абсурдно смотрелись лычки старшего матроса, потому что сам он был юн и выглядел безусым старшеклассником. Ему бы идти домой к маме на обед и учить уроки, а не болтаться на ядерном острове в заложниках.
— Отпустите детей. Я принес вам оружие, как договаривались, — сказал начмед. — Мы, взрослые, останемся у вас.
— Может, их еще по домам развезти? Только вот, где обещанный бензин? Где самолет? Прошение отклоняется. И вообще не суетись, начальник. Еще набегаешься. Приступим к показательному расстрелу?
Под эту тираду открылась дверь класса,  Бугор уверенно направил автомат на входящего, но тут же расплылся в ухмылке. В помещении появился солидный мужчина с широкими лампасами на форменных брюках. Даже первоклассники оживились, потому как признали контр-адмирала — самую крупную фигуру на острове.
— Вам доставлен бензин. Канистры в фургоне. Отпустите детей и учительницу, — произнес он. — Я буду вашим заложником, тем самым вы получите гарантию выполнения ваших требований.
Мятежники с гауптвахты настолько были дерзки, что не стали выставлять свой караул при входе в школу. Они стояли в разных концах класса с оружием, наведенным на детей. Валерий видел, как после слов контр-адмирала Бугор переглянулся с матросами. В ответ на их взгляды он отрицательно помотал головой.
— Нечего, фургон большой — поместятся все. А учительница заодно проведет детишкам экскурсию на аэродром. Все выходим!
Школьники закопошились, снимая свою одежку с вешалки, которая была расположена здесь же в классе вдоль стены. Учительница завязывала детям шарфы, преодолевая волнение. Она старалась шепотом приободрить своих питомцев. Матросы с оружием проверяли парты, чтобы ни один пацаненок не спрятался под ними. И вскоре вся колонна во главе с контр-адмиралом пошла на выход из школы. Живой щит для Бугра и компании удался, им было нечего бояться, если даже за время пребывания их в помещении, военные наделали бы на улице баррикад.
Никаких кордонов и засад на улице Валерий не увидел. Его последним втолкнули в санитарный фургон, поэтому место ему досталось возле двери. Пространство было битком набито людьми, но сквозь  них пробралась чья-то маленькая фигурка и примостилась под боком у начмеда. Это был его сын.
— Пап, тебе страшно? — прошептал он.
— Немного. А тебе?
— Мне тоже немного. Но ты не бойся, я с тобой.
— Отлично, сын. Ты тоже не бойся. Все будет хорошо.
— Нас спасут?
— Конечно, спасут. Знаешь, как уже дела завертелись. Спецназ наготове.
— Это хорошо. Пап, ты под пули не лезь.
— Не буду. Ты сам сразу ложись, если будут стрелять.
Внутрь фургона втиснулись конвойные с автоматом и пресекли своим появлением разговоры. Дети затихли, никто из них не плакал и не жаловался. ЗИЛ мчался на аэродром.

*****
«Что нас ждет на взлетно-посадочной полосе?» — думал Валерий. Быстро такие нарывы не рассасываются, придется набраться терпения. Главное, чтобы Бугор и компания не психовали.
— Начмед, на выход! — услышал Валерий, когда «санитарка» остановилась.
Он выпрыгнул на бетонку и оказался рядом с контр-адмиралом. Бугор ходил вокруг них с оружием и матерился.
— Где? Где ваш обещанный самолет?.. Здесь стоял Ил-76 под погрузкой… Куда дели?.. Щас всех постреляю!
Действительно, самолета нигде не было, что удивило не только Бугра, но и начмеда с контр-адмиралом. Пустая полоса означала, что ситуация затягивалась в безвыходный узел.
Валерий, выслушивая брань матросов, думал, что сейчас они начнут выбирать мальчиков для битья. Вот она, судьба, если уж случилось подлое происшествие, то не лычки, ни погоны, ни лампасы не помогут. Между тем, глаза начмеда смотрели цепко по сторонам в надежде найти хоть какую-то позитивную зацепку.
— Внимание, белый флаг! — воскликнул он и показал рукой на здание аэропорта. — Наверное, зовут на переговоры.
— Вот и вали туда, глазастый. Пусть самолет подадут, иначе начнем отстрел детей.
Разозленный Бугор был на грани психоза, его кипящий взгляд упирался в спину Валерия, который шагал по взлетно-посадочной полосе и чувствовал, что события обостряются. В помещении аэропорта  действительно расположился штаб по освобождению заложников. Начмеда окружила масса лиц. Все хотели от него информации. Но он твердил только одно: «Скорее самолет…они начнут расстрел заложников!»
— Они уже начали! — подал реплику человек, который смотрел в бинокль на полосу.
Люди бросились к окнам, им было видно невооруженным глазом, как фигура с автоматом отвела в сторону человека и выстрелила. Но жертва не упала.
— Старшего матроса водили на показательный расстрел, — сказал мужчина с биноклем. — Радиостанцию начмеду! Возвращайтесь на полосу. Мы поведем переговоры по радио.
На аэродроме дул ледяной ветер, а парламентер не чувствовал холода, он боялся, что дети в остывшем фургоне наверняка продрогли. И о сыне Валерий помнил постоянно, но время тянулось со скоростью его шагов по бетонке.
Радиостанция вместо самолета не вызвала восторга Бугра. Зато теперь он сам без начмеда вел переговоры со штабом. О чем они переговаривались, можно было только догадываться, но итог не порадовал заложников.
— Все! Достала меня эта говорильня, — с этими словами Бугор швырнул радиостанцию на бетонку. — Начмед, быстро в штаб. Если до семнадцати часов не будет самолета, я твоего сына расстреляю первым!
В штабе Валерия не задерживали и быстро отправили в обратный путь. Человек с биноклем его напутствовал:
— Самолет будет. Скажите бандитам, что АН-12 на подлете. А пока требуйте, чтобы детей перевели в нормальный автобус, который стоит у края ВПП, и дали им поесть.

  Бугор слушал Валерия и сверлил его взглядом темно-карих глаз.
— Ладно, давайте ваш автобус с едой! — он сплюнул на бетонку. — Гуманизм меня погубит.
Двое подельников Бугра отправились за автобусом и вскоре подогнали его к заложникам. Пока работал мотор, салон прогрелся, и дети с радостью перешли в него из холодного санитарного фургона. Валерия согревала мысль, что сейчас в тепле учительница раздает детям еду. Но Бугор, понимая, что за ним пристально следят из штаба, не терпел такой идиллии — по его распоряжению  в дверях автобуса поставили канистры с бензином и человека, который держал их под прицелом.
— Старший матрос, на выход!
Из холодного фургона появился последний его обитатель. Сам Бугор повел заложника, захваченного у госпиталя, на очередной расстрел. Теперь он выбрал место поближе к окнам штаба. Если первый раз старшего матроса расстреливали из автомата и ограничились очередью поверх головы, то теперь в него целились из пистолета. Валерий смотрел на эту показуху и не верил, что парня расстреляют по-настоящему, но тому от этого было не легче. Его лицо было измученное и бледное.
 Начмед ловил себя на странном ощущении. Он словно притерпелся к роли заложника и начинал воспринимать действие террористов как шоу. Значительно позже он узнал две вещи. Во-первых, трупов в этой истории оказалось предостаточно. Автомат, который Бугор наводил на Валеркиного сына, уложил перед этим всех, кто пытался остановить побег матросов с гауптвахты. И второе. Со временем Валерий прочитал про знаменитый шведский синдром — сочувствие заложников террористам и негодование на тех, кто с ними борется. В их конкретном случае дело не дошло до стокгольмского явления в чистом виде. Но некоторые флюиды его, пожалуй, начинали проявляться.

*****
Около семнадцати часов, как требовали террористы, и как обещал штаб, на полосу  приземлился транспортный Ан-12 . Валерий видел со стороны, как Бугор руководил пересаживанием заложников из автобуса в самолет. Часть детей была все же отпущена на  свободу, они бежали прочь от страшного места, а  начмед искал и не находил среди них своего сына.
Что будет с детьми, если АН-12 взлетит? Не верил Валерка, что ради жизни заложников, командование позволит самолету улететь. Не знаешь, что лучше —  штурм на земле или полет в неизвестное. Для заложников все одинаково плохо. Для Валеркиного сынишки все одинаково больно.
И вдруг поступательные действия Бугра дали сбой. Вместо того, чтобы срочно взлетать, его обуяли земные желания. Ему показалось, что все идет как по маслу, а значит можно позволить себе поездку в двадцать минут,  чтобы забрать из казармы накопленное имущество. Тем более, в машине он находился с контр-адмиралом, пропуском через любые КПП.
Начмед просто ждал под пронизывающими порывами ветра. А в это время внезапно появившийся на острове спецназ захватил в казарме главаря, хоть и прикрывался он контр-адмиралом. Известие об аресте пришло на аэродром и подкосило мятежников. С отсутствием волевого руководителя прекратилось их сопротивление.
Валерий стоял под ледяными воздушными потоками, а к нему бежал маленький мальчик, почти точная копия Валерки. Они радостно обнимались и тормошили друг друга. Сын говорил, что папка был прав, спецназ всех спас! А папка молча недоумевал, откуда он взялся этот спецназ.

*****
Так и разрулилась та нелепая история на оторванном от Большой земли острове. Говорили, что военный суд дал Бугрову восемнадцать лет пребывания в колонии и остальным матросам всем понемногу, как сестрам по серьгам. Но и Валерке  досталось. Еще долго приглашал его на беседы особист, изнуряя липкими вопросами. А главное, произошло непоправимое — личная жизнь раскрошилась, как ледяные торосы при столкновении. Когда жена начмеда узнала, что произошло, она отреагировала неадекватно: высказала мужу все, что она думает про него и этот проклятый остров, забрала сына и улетела прочь. С последующим разводом.
С директором школы Валерий распил бутылку горькой. За этим делом он узнал, почему в школе стояла девственная тишина, когда первый класс сидел в заложниках. Оказалось, директор уловил суть дела из переговоров начмеда с начальством и не стал ждать распоряжений. Он прошелся по всем классам, объявил им конкурс, кто тише выйдет из школы через мастерские, и посулил приз – пару свободных дней. Дети на цыпочках исчезли из школьного здания…
Сегодня в спокойной обстановке разум Валерия хладнокровно прокрутил в памяти события того дня на острове. По прошествии лет они вспоминались всего лишь кратким содержанием с  хэппи-эндом. Но организм мужчины не слушался разума и вышел из повиновения — полуночник почувствовал, как учащенно забилось сердце.
Он перевел дыхание. «Сын теперь уже совсем взрослый»… Взгляд вернулся к портрету на листе бумаги. Валерий снова прикрыл рукой нижнюю часть лица незнакомца. Наконец, он понял причину своей бессонницы — Бугор пронзительно смотрел на бывшего заложника.

*****
«Я вспомнил!» — хотелось Валерию вопить в ночи. Если бы он действительно позволил себе крик, то это  было бы подобно корабельной тревоге при авианалете. Надо срочно сообщить Маринкиным друзьям, с кем они имеют дело. Но это утром, а сейчас он почувствовал, как замерзли его босые ноги. Май нынче был холодный, и отопление давно отключено. Мужчина испытал острую потребность, если не рассказать Марине о своем открытии, то хотя бы погреться  о нее под одеялом.
Утром они проспали. Марина Николаевна потому, что муж не разбудил, а Валерий потому, что лег спать только под утро. Поэтому после катастрофического пробуждения они носились по квартире как два курьерских поезда, временами устраивая друг другу столкновения.  Жена за минуту до отправления мужа успела впихнуть ему бутерброды и поцеловать на дорожку. Он уже выпал из квартиры во внешний мир, когда его настиг посланный вслед через два этажа вопрос: «Валера, ты ничего не хотел мне сказать?!»
Мужчина понял, что за оставшиеся пять минут до выхода на работу его Мариночка обнаружила на столе в гостиной лист с физиономией Бугра и мгновенно почувствовала нечто такое, что Валерик забыл ей сказать. Он ответил жене: «Скажи, пусть Озеров придет ко мне на работу!»
Супруга прониклась чувством ответственности за данное поручение и позвонила с работы Октябринке, а та передала просьбу Озерову. Затем Марина подумала, что Петр может прийти не вовремя, и муж будет нервничать, поэтому она снова позвонила Окичке и провела инструктаж о времени визита. Рина передала инструкции дальше по адресу. Путем такой напряженной организационной цепочки информация была передана с минимальными искажениями, и когда Озеров заглянул в кабинет врача-диетолога, тот был теоретически свободен.
— Минуточку! — ответил Валерий и тут же появился в коридоре перед Петром и Риной. — Вы пришли вовремя. Но мне не удается избавиться от одной клиентки, — он закончил фразу виноватым шепотом.
Рина захихикала:
— Поручите ее Озерову, он справится.
— Пожалуйста, Петр, голубчик, я вас попрошу. Но только корректно.
— Ну, Рина, — возмутился Озеров и пошел на прорыв.
Клиентка имела приятную наружность и среднюю комплекцию. Она была в том возрасте, когда у человека уже спрашивают о внуках, но кондукторши еще требуют проездные документы, а не кивают, что право на льготу написано у пассажирки на лице.
Валерий и Рина очень скоро увидели ее в коридоре: она удалялась в заметно хорошем настроении. Они заинтригованные бросились входить в кабинет почти одновременно и, забыв попросить друг у друга прощения за помятые в дверях бока, потребовали у Петра объяснений.
— Я не волшебник, а только учусь, — подразнил он их. — Я просто сказал, что в ее возрасте надо выбирать между фигурой и лицом. Ну и добавил пару комплиментов.
— Она услышала вас, Петр. А ведь я говорил ей то же самое, но она меня не воспринимала.
— Не расстраивайтесь вы оба, — улыбнулась Рина. — Озеров чрезвычайно убедителен, но ей просто нравилось с вами говорить, Валера. Она еще придет.
Мужчины рассмеялись.
— Но к делу, — сказал Валерий.— Я должен сообщить вам важную вещь. Мне знаком руководитель медицинского проекта, который мы обсуждали в старый новый год.
— Мужчина с бородкой под Арамиса?
— Да. Только я его знал задолго до того, как он отпустил эту бородку.
И Валерий рассказал, как и что он вспомнил в бессонную ночь. Рина сначала, как водится, покрылась мурашками, потом прослезилась и, наконец, вспомнила, как она принесла Марине в палату фрукты, а та их переадресовала своему супругу. Мысль о скорых дивидендах, получается, посетила тогда Рину не напрасно.
Озеров слушал и видел теперь Валерия совсем по-другому. Это был земляк, практически родственная душа, хоть и побывали они на заполярном севере в разные годы и в различном амплуа. Непостижимо, как их сегодня свела судьба. Верна пословица: «Не было бы счастья, так несчастье помогло».
— Значит, говоришь, ему дали восемнадцать лет? Но срок еще не прошел, а он разгуливает по стране как по Бродвею. Что бы это значило?
— Возможно, попал под амнистию и вышел раньше? Теряюсь в догадках. А может, сбежал. Это больше соответствует его стилю поведения.
— Твое предположение не лишено здравого смысла. Бугор, несмотря на активность,  сейчас достаточно осторожен, и лишний раз сам не светится. Опять же внешность изменил. Не удивлюсь, если где-то в МВД или ФСБ лежат списки, по которым он значится в бегах.
— Как все переплелось, — сказала со вздохом Рина, — Бугор этот, Лева, мы. Получается, нас всех связал ядерный остров.
— Теперь понятны жесткость и последовательность, с которой работали Бугор и компания. Похоже, что такой человек мог убить Льва Кузнецова. Помните, как Фелис сказала, что он мог это сделал под воздействием минутной вспышки гнева.
— Да, Бугор был склонен к психозу, — подтвердил Валерий.
— Еще нам очень интересно, — Рина переглянулась с Озеровым, — насколько реальна наша версия относительно идеи этого…хм…проекта.
Она почти запуталась в словах, пытаясь перевести свои сумбурные мысли в стройные фразы.
— Валера, дело в том, что мы ходили в поход в день ядерных испытаний. И возможно, наш Лева, а также остальные ребята, попали в зону радиоактивного загрязнения с дальнейшим последствием для их здоровья.
— Плюс дальнейшим интересом к нему Бугрова, — добавил Озеров.
— А, понял. Вас интересует то, что интересует многих: было ли загрязнение тундры, были ли лысые олени. Когда-то я давал подписку о неразглашении, теперь, слава богу, истек ее срок. Но ничего нового я вам не скажу. Да, были люди, которые отработав на острове и в его окрестностях, рано умерли, но остаются и те, у кого до сих пор крепкое здоровье. Да, в районе полигона, как сейчас пишут все, кому не лень, радиоактивный фон очень низкий, но там ничего не растет. И как выясняется, фон зависит от продуваемости места. А продуваемость в том районе, сами знаете, только держись! Сколько километров от острова до вашего поселка? Километров двести сорок, а если считать от полигона, то четыреста. С дозиметром я там, конечно, не ползал, но в момент циклона или антициклона, в движении участвуют потоки на тысячу километров.
— Озеров говорит, что в те годы проводились только подземные испытания.
— Да, это так. Но бывали у них всякие эпизоды с утечкой. Да и к тому же  ваш  поход и испытания в атмосфере атомного оружия разделял всего-то десяток лет, если не меньше. А ведь была еще супермощная водородная бомба. Где же остались последствия взрывов в воздухе на неизвестный срок, если не в тундре? Одно еще добавлю. Вы знаете, что с острова было выселено местное население. Из вашего поселка тоже собирались вывести мирных жителей и раздумали. Но ведь хотели… Но опять же с дозиметром я там не ползал.
В этот момент в кабинет вошла Марина Николаевна.
— Где это ты не ползал? Я вас дома заждалась, а вы в Валеркином кабинете прописались. Валерик, если ты в ближайшее время не пообедаешь нормально, ты не сможешь даже ползать!


*****Несумасшедшие всех стран, соединяйтесь!*****


    Итак, четвертого июня вечером они сидели в квартире Рины, чтобы вместе встретить и провести пятое число. Идея «великого сидения» принадлежала Марише. Накануне, когда шло обсуждение, что делать пятого июня, она выслушала весь небогатый ассортимент предложений, вздохнула и сказала:
— Мой прежний муж не считал меня за человека, поэтому я с ним развелась. Придет с работы, ест, газеты читает, телевизор смотрит, со мной общается одними репликами и междометиями. А послушаю, что он маме своей рассказывает, диву даюсь! Такой речистый, чувственный, эмоциональный, интересный.
— Как же ты его не смогла раскрутить? — подала реплику Фелицата.
         — А вот не смогла. Потом объяснила ему, что жена тоже человек. С ней разговаривать надо. Он согласился, но кинул мне упрек, почему я ему это раньше не сказала.
— Какова мораль сей басни? — спросила Рина.
         — Очень простая. Если хочешь что-то объяснить, говори открытым текстом и не жди, пока человек сам догадается или докопается.
         — Как мы применим твою жизненную мудрость на практике? — полюбопытствовала Рина.
         — Чрезвычайно просто. Мы выяснили, что ни ты, ни Петр не были вместе с группой, которая предположительно попала туда, куда не стоило бы ходить. Так надо ему это сказать... прямым текстом.
— Кому? — прорвалось общее недоумение.
— Мужчине с бородкой. Помните, Валерик рассказывал, что его зовут Бугор.
— За рюмкой чая? — задумчиво произнес Озеров.
         — А потом, что делать с неким предметом, который он ищет по всем направлениям? — напомнила Фелицата.
         — Скажем, что мы ему сочувствуем, но у нас ничего нет, — нисколько не смутилась Марина.
    Если до этой фразы народ еще сохранял серьезность, то теперь поднялся шум и откровенный смех. Посыпались иронические заявки, кто с ним потанцует, кто с ним выпьет. Предложения поступали в основном мирные, и только муж Рины, Алексей, мрачно сказал:
— Я ему морду набью.
    Рина посмотрела на него с некоторым удивлением.
— Я присоединяюсь к тебе, — поддержал Озеров. – За дочку, за Лёву, за Лиду.
         — Мариночка, может, не время сейчас шутить? – Валерий решил утихомирить супругу.
— Милый, я очень серьезна.
— Никак не избавишься от наивности, — вздохнула Рина.
— Подождите нападать на женщину, — вдруг подал голос Глеб Савицкий.
До сих пор он в основном помалкивал, рисуя в своем блокнотике какие-то схемы.
         — Не скажу ничего гениального, но напомню: все гениальное просто. Мы пытались использовать технические штучки. Но ожидаемого эффекта не получили. Поэтому поддерживаю предложение Марины Николаевны.
         — Как ты себе представляешь общение с человеком, местонахождение которого нам неизвестно? Мы даже не знаем, придет ли он действительно. Придут ли другие люди вместо него. Опять получается бред несумасшедших, — Рина сказала все это в надежде, что ее будут убеждать в обратном.
         — Ринуля, не переживай. Я так представляю сам процесс, — принялся излагать Озеров. — Берем обычный лист бумаги. Пишем текст. Лист с текстом прикрепляем на наружной двери в квартиру. Читают все, кому не лень. Возможно, Бугай в их числе. В конце концов, если не сработает, придумаем что-нибудь новенькое, — Петр ободряюще улыбнулся.
         — Браво! А чтобы Оки не было страшно, собираемся все вместе и устраиваем великое сидение, вкусное и веселое, — Марина была довольна.
    Так она оказалась не только победительницей на самую бредовую и наивную версию решения проблемы, но и жертвенно согласилась отметить еще раз свой день рождения. Поэтому легальным поводом для «великого сидения» был день рождения Мариши. Накануне сего мероприятия Алексей, муж Рины, забил продуктами и выпивкой оба домашних холодильника.
    Всем был известен и нелегальный мотив собрания, но о нем никто не говорил вслух. Такая двойственность положения лишала гостей покоя. Они были достаточно мужественными людьми, чтобы не изводить себя домыслами. Но им хотелось действий. Поэтому в кухне было не протолкнуться. Гости разобрали все ножи.
    Чуть ли не в каждом углу квартиры кто-нибудь  кромсал что-то съедобное. Рина сначала координировала действия, но скоро махнула на это рукой. Как говорил Козьма Прутков: «Нельзя объять необъятное!»
    Народ был совершенно самостоятельный. Каждый двигался по своей орбите, но всё-таки в общем русле. Алексей и Петр занимались мясом, чтобы накормить гостей шикарным горячим. Марина со своим мужем-диетологом готовили салаты. Лидия чистила рыбу. Юлия, дочь Озерова, сооружала десерт. Глеб Савицкий поглядывал на монитор, куда проектировался вид с портативной телекамеры, которая держала под обзором лестничную клетку. А Фелицата умело открывала бутылки и дегустировала их содержимое на вид, цвет, запах и вкус.
    Кулинария — это не только колдовство и волшебство, но и процесс утилизации отходов. Главный способ обращения рядового горожанина с отходами кухонного производства — отправление их в мешок или ведро и далее с остановками до мусоропровода или бака во дворе.
    Каждый из присутствующих, делая свое кулинарное дело, расположился, где ему было удобно. С молчаливого попустительства Рины гости рассредоточились по квартире. Но они были людьми совестливыми и аккуратными, поэтому стремились обезопасить интерьер газетками и прочей бумажной продукцией от крошек и брызг, вершков и корешков, шелухи и тому подобного. Понятно, что кипа макулатуры в кухне стала местом поклонения.
    Особенно народу приглянулись листы офисной бумаги, покрытые с одной стороны английским текстом. Другая сторона представлял собой белую поверхность. На нее неосознанно приятно было капнуть маслом, мясом или мазнуть свеклой. Ведь внутри каждого человека теплится талант художника-абстракциониста.
    Озеров по ходу дела покрыл свои листы розовыми мясными разводами. Один лист нечаянно слетел на пол. Петр поднял его и присел на табуретку, так как его внимание привлек текст. Как человек, которого в детстве учили читать по вывескам и афишам, Озеров нажил себе синдром поиска печатной информации в окружающей среде. Глаза бежали по тексту почти без запинки. Английские фразы легко переводились, потому что были написаны правильно. Чаще всего так пишут люди, для которых английский язык является иностранным.
— Отлыниваешь? — поддел своего бездействующего напарника Алексей.
— Почитай-ка, тут и про твою жену есть, — ответил Озеров.
    Алексей взял у него текст, а Петр тем временем перевернул другие листы, испачканные мясом, и пошел по комнатам отбирать бумагу у стихийных кулинаров.
— Эх, Рина-Рина-Октябрина, — бормотал Озеров, раскладывая листы на столе в гостиной. Он сортировал их по страницам, оглушенный свалившимся на него открытием. — Рина, ты понимаешь, что это такое?
    Он показал рукой на пухлую стопу листов.
— Полагаешь, они искали их? Кто бы мог подумать, — обреченно выдохнула Рина.
— Исследовательский труд Левки Кузнецова лежит у тебя на кухне с лета! Почти год.
— Да.
— Нас тотально обыскивали из-за него.
— Да.
— Ну не знает она английского языка. Чего пристал к женщине, — вступился за жену Алексей.
— Спасибо, Леша, за поддержку.
— Рина, ты хотя бы полюбопытствовала, что тебе прислали.
— Озеров, вспомни себя. Ты же был у меня в гостях осенью и видел эти листы, но тоже не отреагировал. Взял газетку, чтобы упаковать тетрадь, и все.
— Помню. Не отказываюсь. Я воспринял кипу бумаг в углу кухни так, как ты ее мне представила — макулатура.
— Рина, Петр, но почему они не нашли Левкины листы, если обыскивали квартиру несколько раз? — спросила Марина Николаевна.
— Непрофессионалы они. Я это и раньше говорил. К тому же непрофессионалы брезгливые: не захотели ворошить кучу пыльных газет.
— Не факт, — заметил по обыкновению против шерсти Глеб Савицкий.
— Почему?
— Не обязательно, что брезгливые. Я не брезгливый, но тоже не полез бы.
— Вы как дети. При чем тут черты характера? — возмутилась Мариша.
— Не скажи, Мариночка, — возразил Валерий. – Я Бугра запомнил на всю жизнь. Он как раз наоборот не побрезгует ничем. Разве что его подчиненные оказались белоручки. А Бугор не полез в эту кучу из-за своей расчетливости.
— Поясни, Валерик.
— Бугор расчетлив настолько, что не допускал мысли, что остальные могут быть не таковыми. Он, скорее всего, не думал, что Лев Кузнецов отослал свою исследовательскую работу спонтанно, причем спонтанно отослал Рине, а не кому-то другому. Она также непроизвольно ее получила и совсем уж без глубоких рассуждений запихала в макулатуру. Если бы все это проделал Бугор, он рассчитал бы все ходы.
— Звучит красиво, — одобрила из своего угла комнаты Фелицата, — но вы же не думаете, что в наше время свет сошелся клином на бумажном носителе?
Ее фраза метким выстрелом вогнала всех в тупик молчания. Озеров поискал кого-то глазами.
— А где Лидия?
— Она в ванной чистит рыбу, — ответила Рина.
— Позовите ее.
— У тебя есть, что спросить?
— Да. Только у нее в квартире могли быть спрятаны диск или флэшка. Ведь больше никто из нас не получал бандеролей от Левы.
— Я позову ее! — вызвалась Юлька и через несколько секунд доставила в гостиную Лиду. Та держала в руке рыбный нож и пыталась понять причину переполоха.
— Вы меня напугали. Что случилось?
    Только Рина заметила, что укротительница рыбы вся в чешуе. Хозяйка почувствовала, как ее затерзала совесть, до нее дошло, что борьба с чешуей не является любимым занятием этой элегантной женщины.
    Остальные присутствующие заговорили одновременно, словно соревнуясь, кто объяснит ситуацию точнее. Из объяснительного галдежа Лидия все-таки уловила смысл проблемы.
— Я много раз пыталась понять, что ищут в моем доме. Можно сказать, я просеяла все имущество по песчинке. Ничего не нашла. И они, по-видимому, тоже.
— Лида, все ли вещи  оставались в квартире после смерти Льва? Ты ничего не выносила из дома? — спросила Рина.
— Ах, Риночка, ты мне напомнила, — Лида закрыла лицо руками в рыбной чешуе.
Потом она продолжила.
— Конечно, выносила. Понимаете, у меня есть соседка с совершенно железными нервами. Ей срочно требовалась мебель на дачу, поэтому она попросила продать Левину кровать.
— Левину кровать? Зачем?
— Она сказала, что вряд ли жена сможет спать на такой кровати после смерти мужа. На ней можно только резать себе вены.
— Крутая соседка, — заметила Юлия.
— Да уж. Но я подумала, что она права. Кровать Левы теперь стоит на даче этой женщины. Кто на ней спит, я не знаю.
— Звучит красиво, — опять сказала из своего угла Фелицата.
— Фелис, потактичнее, пожалуйста, — сказал Озеров.
— Озеров, я сегодня леди, не делай мне пионерских замечаний. Лидочка, сия кровать присутствовала хотя бы при одном обыске?
— Да, конечно. Но с ней ничего не случилось. К ней не проявили интереса.
— Вот. Я же говорил, что Бугор и компания — брезгливые непрофессионалы.
— Ты так говоришь, словно уже нашел вещдоки в Левиной кровати.
— Завтра поедем на дачу и проверим, если конечно Лидина соседка позволит.
    Вдруг Рина, перебирая листы, беззвучно заплакала.
— Как он мог сделать из нас, из своих друзей, подопытных кроликов!?
— Подопытными мы были еще раньше, — сказал Озеров. — Леве самому перепало больше всех. И то, что он прислал свой труд тебе, Рина, выглядит просьбой о прощении.
    — Пап, но какие в работе выводы? К какому итогу пришел Кузнецов?
— Быстрая ты, Юлька. Вот попрошу у Рины взять домой  Левкино сочинение, прочитаю его внимательно от и до, может, найду эти выводы. Но, на мой взгляд, выводов не будет. Их невозможно сделать на примере такой маленькой группы людей, если, конечно, Лев не расширил круг подопытных.
— Как знать. Твой молодой сосед, помнишь, двадцать минут послушал нас, и ему уже было все ясно. А Кузнецов не пацан — ученый. К тому же он сам пострадал от атомной бомбы.
— Вот так, Озеров, молодое поколение говорит вслух то, о чем мы только молчим, — прокомментировала Рина. — Но кто знает, что прозвучало первой скрипкой  для наших ребят — судьба или бомба? Лев Кузнецов заболел и умер. Вика Маевская заболела и умерла. Учитель заболел и ушел из жизни.
— Остальные живы, — продолжил Озеров. — Юрка Гришин, вор-рецидивист, лежит в коме. Ни семьи нормальной, ни перспектив. Иван Хатанзейский, музыкант от бога, запойный пьяница, у которого друзья не вынесли только его баян. Я счастливый папа, без счастливой семьи… Ринка, ты одна  радостно смотришься на нашем заупокойном фоне.
— Ты забыл о посмертных диагнозах  наших отцов, — тихо ответила она. — Но даже все вместе взятое ни о чем не говорит.
— Но как же лысые олени в тундре? Пап, ты рассказывал, что лысых оленей бросали в то озеро, из которого подавалась вода населению.
— Озеров, ты с ума сошел так пугать своего ребенка? — Рина переглянулась с Петром.
— Да, я много чего рассказывал тебе, Юль. Про лысых оленей и озеро мне приходилось слышать несколько раз. Но, если честно, сам я их не видел.
— Все зыбко и неоднозначно. Уходят люди из жизни, а у живых не хватает сил на нормальную жизнь.  Почему? Кто виноват? Судьба или атомная бомба? Нет ответа, Юленька, нет.

*****
    Вдруг Рине стянули руку. «Будут измерять давление», — догадалась она. Сейчас они достанут шприц и всадят иголку в вену. Зубы непроизвольно стиснулись и заскрипели. Рина застонала от бессилия противостоять насилию.
— Прости, Ринуля, прости ради бога, я нечаянно, — кто-то произнес голосом Озерова.
    Женщина открыла глаза и увидела прямо перед своим носом крупные босые ступни.
— Ну вот, я тебя разбудил. Не сердись. Мне пора на работу, поэтому я тут похозяйничал — кофе сварил. На твою руку нечаянно наступил. Надо сказать, ты здесь рискованно расположилась.
    Рина лежала в спальном мешке на надувном матрасе на полу у самой плиты. Рядом на старой раскладушке посапывал ее муж Алексей. Вчера они допоздна размещали гостей по спальным местам своей квартиры. Все горели благородством и хотели спать на полу. Хозяйке стоило немалого труда, чтобы перебороть их страсть к экстриму и усыпить цивилизованно.
    Наконец, супруги остались одни в кухне — на единственном свободном от спящих гостей пятачке. Теперь состоялась дуэль между ними. Алексей желал спать на полу. Но Рина выиграла эту битву, и муж, подкошенный сном, заснул на раскладушке.
    Как они вдвоем поместились в тесной кухне на ночлег, непостижимо. Но еще менее понятно, как сумел Озеров протиснуться к плите  и сварить кофе.
— Озеров, какое сегодня число? — прошептала Рина.
— Все в порядке. Шестое июня! — улыбнулся Петр в ответ.
— Ты не врешь?
— Фу, как грубо. Я не только не вру, я даже не шучу! Шестое июня. Ты жива-здорова. Находишься дома. Никто на тебя не покушался. Только я на твою руку наступил.
    Рина тихонько засмеялась и схватила Озерова за ногу.
— Ой, чуть кофе на тебя не опрокинул. Ты чего хулиганишь?
— Спасибо. Спасибо тебе, Петька.



*****Эпилог*****


    Рина и Озеров не виделись почти год. В течение этой единицы исчисления они топтали каждый свою орбиту и не пересекались. Наконец, Петру опять перепало два билета на концерт классической музыки. Он не стал перебирать претендентов на свободный билет, потому что сразу представил в этой роли неугомонную одноклассницу.
    Озеров словно вынырнул из пучины текущих дел и подумал, сколько же времени они не виделись? Будет несправедливо, если ее вдруг не окажется в городе…
Но встреча состоялась при любой погоде. Странно, во время концерта им обоим никак не удавалось сосредоточиться на музыке. Каждый из них ерзал, вздыхал и косил взглядом на напарника.
    Рина улыбнулась и спросила шепотом:
— Наверное, думаешь, не пора ли тебе подлечиться?
Озеров ответил удивленным взглядом.
— Откуда ты знаешь?
— Просто я думаю то же самое о себе, — хмыкнула женщина.
    В антракте они остались сидеть на своих местах.
— Вот я все не могу понять, кто же разбился в той машине, руины которой мне показали на фото? — Рина смотрела Озерову в глаза.
— Солидарен, — отозвался тот. — Я все не могу понять, чье фото показывал мне следователь? В чьей смерти он пытался меня убедить, если вон он — оригинал — живой.
    Озеров кивнул в сторону сцены.
— Ты уверен, что это она? — спросила Рина.
— Уверен. Можно изменить внешность, но голос?
— Ее, наверное, и взяли сюда из-за голоса.
— Неужели Бугай подобрал ее для себя из-за голосового сходства с тобой, Рина?
— Вряд ли. Скорее всего, все гораздо проще.
— Объясни.
— Это было совпадение, Петечка. Да и так ли похожи наши голоса. Думаю, что не последнюю роль сыграли фантазии Мариши. Я сейчас вспоминаю, что у нее и слуха-то нет. Но сила убеждения могучая.
— Что же произошло в реальности на шоссе в соседней области?
— Петр, давай, не будем начинать сначала? А?
— Так что, пусть она дышит спокойно?
— Пусть!

*****
    Анжела даже не подозревала о таком великодушии. Прошлогодняя поездка в соседнюю область запомнилась ей как исключительно удачная. Еще бы, она ускользнула от Буга, и теперь в результате ее путешествия Антону веселее сидится в тюрьме, поскольку нет отбоя в желающих его навестить. К нему едут на свидания то родители, то жены, то сыновья…
    Всего лишь одно досадное недоразумение огорчило Анжелу в том вояже: пока она подкреплялась в придорожном кафе, какой-то идиот угнал у нее машину вместе с документами. Что с ним произошло дальше, она осталась в неведении. Но, выправляя новый паспорт, она на всякий случай изменила одну букву в своей фамилии.
    Буг ее не тревожит. Он попросту исчез. Иногда она вспоминает о нем со смешанным чувством и надеется, что он наслаждается жизнью в Санто-Доминго, а не занимается очередным антигуманным проектом.
    Его прошлогодние подопытные живут-не тужат. Юлия, дочь Озерова, учится в магистратуре. Она все еще не торопится замуж за Глеба. Зато Лидия сошлась с бывшим мужем Вики Маевской. Они официально оформили свои отношения, и теперь у мужчины появилось имя, а у Лиды родилась дочка-крохотулечка, которую обожают взрослые сводные братья.
    Фелицата трудится на прежнем месте, и Колбасин у нее на посылках. В своем возрасте он достаточно мудр, чтобы не бояться подчинения женщине.
Семейная лодка  Мариши и Валеры плывет вполне уверенно, потому что врач-диетолог, умеет разговаривать с Мариной Николаевной и верит, что жены тоже люди.
    Елена Юрьевна так и живет в своем заполярном поселке. Она продолжает бороться за его выживание, и весьма успешно, так как благодаря ее стараниям родился новый человек — маленький мальчик, который очень похож на Сержа Бражникова. Недаром Елена надеется, что все вместе, втроем, они встретятся летом.
Девочка с котенком дождалась дядю Юру, а Хатанзейского не выгнали из хора.
    Поселок еще жив, и его население мечтает о промышленном буме, когда начнется добыча газа со дна родного океана. Может быть, это событие внесет их на своих плечах в счастливое будущее, а если не внесет, и если отсюда уедет последний житель, то сей населенный пункт еще может быть полезен миру и послужит целью для ракеты, запущенной военными на ученьях. Дома будут падать молча, кирпичи крошиться послушно. И никому не придется спасать население.
    У всего есть начало, у всего есть конец.



1998 г.