Тринадцатый вызов

Роман Славский
Старый облезлый трамвай уже третью минуту злобно трезвонил в его сторону, но слабое бренчание трамвайного колокола не могло в полной степени передать всю злость вагоновожатого! Пассажиры в вагоне недовольно вздыхали и переглядывались, оправляясь после неожиданно-резкой остановки вагона.
Он стоял на пути железного монстра и смотрел в синее бездонное бескрайнее небо. И думал о своём. Он смотрел в необъятную бездну и думал о своём. Он как будто пытался одним единственным взглядом охватить это бескрайнее море чистой прозрачной синевы. И думал… Двенадцать смертей за одну смену!.. Это не шутки… Это явный перебор. Такого не было за всю его карьеру. А стажем он мог похвастаться! Он смотрел в необъятную бездну и думал об этом. Но время не ждёт!
Он медленно опустил глаза к земле, как бы дав им отвыкнуть от ярчайшего голубого сияния, надел на нос старенькие солнцезащитные очки, местами потёртые, и даже немного сколотые с одного края, и огляделся. Около него стоял разъярённый вагоновожатый, и что-то зло кричал ему, размахивая руками, тыча пальцем то в сторону трамвая, то в сторону, куда этот трамвай ехал. Вокруг него уже собиралась толпа, которая переговаривалась между собой, явно обсуждая происходящее. Он знал все языки на Земле, но не сразу смог сообразить, на каком именно языке и диалекте говорят окружающие. Но постепенно в голове всё начало вставать на места и он начал понимать, что все возмущены его внезапным появлением на рельсах – прямо перед несущимся трамваем, вследствие резкого торможения которого в вагоне все пассажиры попадали друг на друга.
Он ещё раз огляделся вокруг и, виновато улыбнувшись вагоновожатому, молча отошёл прочь. Время не стояло на месте и его работу за него никто делать не станет!
Так, для начала надо сориентироваться на местности. Во-первых – внешний вид. Он осмотрел себя со всех сторон. В принципе ничего необычного – длинное чёрное пальто, под ним белая водолазка, джинсы, стандартные ботинки на рифленой подошве – форма одежды, полностью одобренная начальством, хотя и не без некоторых эксцессов – остальные его коллеги обязаны были носить специальную утверждённую униформу. Ему же шли навстречу, возможно отчасти в силу его опыта и уважения к нему со стороны коллег. Ну то есть одет он был вполне для него обычно… Но в этом городе, не смотря на начавшуюся осень, стояла жара, и люди были одеты в лёгкие летние одежды. Не удивительно, что прохожие смотрели на него с некоторым удивлением – его предыдущий вызов был в одну из стран Скандинавии, где было уже довольно прохладно.
Теперь география. В каком он городе – его не особо интересовало! Важнее были детали! Вызов поступил откуда-то из окраинных районов, с крыши одной из жилых многоэтажек. Они никогда не ездили на вызов по адресам, сразу попадая, куда надо. Но случалось, система давала погрешности, и в таких случаях им приходилось добираться до места, как придётся. Благо сама же система сразу вычисляла свою погрешность, отправляя в след подробную информацию обо всех возможных способах проезда до места.
Вот и в этот раз, по-видимому, произошёл какой-то сбой в программе. Судя по множеству административных зданий вокруг, асфальтовых площадей и небольших сквериков, он стоял явно в центре города, и до места вызова было далеко. В ту же секунду пришла подробнейшая поправка с указанием адреса, координат и всех видов попутного транспорта. Согласно легенде путь был неблизкий. А время поджимало. Первым пунктом в поправке стояло такси, как самый скоростной способ передвижения по городу. Ещё оставалась небольшая проблема с языком. Но попробовать стоило! Была ещё одна проблема – в легенде, напротив пункта «такси», стояла точная стоимость проезда до места. Денег им на вызовы не выдавали – они не были предусмотрены по технологии. Тем более, он ещё не совсем представлял себе, в каком месте земного шара он в данный момент оказался. И уж точно не представлял себе, какая валюта имеет хождение в этой стране. Но особого выбора не было!
Он подошёл к краю дороги и поднял руку. Ему никогда не нравилось это делать. Алчность и ненасытность людей его раздражала, да и торговаться он особо не умел – не положено было по должности! Тем более, когда деньги отсутствовали в принципе! Он засунул руку в карман пальто и нащупал там привычные предметы, которые сопровождали его на всех вызовах. Старинный карманный хронометр с крышкой и с регулятором скорости хода. Сейчас все его коллеги уже использовали современные модели хронометров с автоматической регулировкой скорости течения времени, вплоть до самой остановки, и с прочими удобными функциями. Но он любил именно этот старый, потёртый механизм, где всё настраивалось вручную, как в музыкальном инструменте. На затёртой крышке был изображён большой светлый крест на фоне облачного неба. В другом кармане лежала курительная трубка ручной работы одного мексиканского мастера и небольшой мешочек с табаком. Вообще им запрещено было курить и употреблять спиртное – опять же не положено по должности… Но он был уже не в том возрасте, чтоб слепо подчиняться каким бы то ни было инструкциям. Больше в карманах ничего не было. Ни какой завалящей монетки! Нет, была ещё возможность материализации некоторых необходимых на вызове вещей, в зависимости от ситуации. Но материализовывать деньги, им было строжайше запрещено! И вот с этим он никак не мог не считаться.
Он поднял руку навстречу едущим мимо автомобилям. Вдруг в потоке машин мелькнул зелёненький огонёк. Выплыл, вновь нырнул в поток, опять выплыл и со всех сил метнулся к обочине, остановившись точно напротив него, стоящего на обочине с поднятой рукой и заворожено глядящего в небо.
– Куда?
Он очнулся от созерцания, опустил глаза на пожилого шофёра и разжал кулак перед лицом водителя. В кулаке лежала, неизвестно откуда появившаяся там бумажка, на которой был написан подробный адрес вызова.
– Понятно. Полтинник!
Он кивнул в ответ и, открыв дверь машины, уселся на заднее сидение. Таксист мельком глянул на него в зеркало и врубил скорость.
– Из далёка к нам? По одёжке видать, что не местный! Видать с северов к нам! У вас уж, наверное, холода, снег? А у нас погода! Давно такой осени не бывало! Теплынь! Щас бы на рыбалку! Ан нет, приходится париться в машине целый день. У вас то на северах, небось, рыбалка зна-атная? Помню, в песят третьем годе на рыбалку ездил! Вот была рыбалка так рыбалка! Сомов таскали аж по пятнадцать кэгэ!!! Вот такие сомы были! – и, чтобы показать, какие были сомы, водитель отпустил баранку, правую руку вытянул почти на всю ширину салона, а левую высунул в окно. Машина, потеряв твёрдость управления, слегка вильнула в сторону, потом в другую, завизжали шины по асфальту, но в ту же секунду испуганный водитель ухватился за руль и выровнял машину. После чего краем глаза глянул в зеркало на пассажира. Тот сидел молча, как ни в чём не бывало, направив спокойный взгляд в боковое окно сквозь старые тёмные очки, глядя не то в небо, не то вдаль. Было понятно, что разговаривать он не расположен.
Водитель такси, не решаясь заговорить вновь после своей оплошности, стал украдкой рассматривать молчаливого пассажира. Не молодой. Не старый конечно, но в возрасте. Некогда чёрные, почти смоляные волосы, были изрядно посыпаны пеплом седины, которая делала его не то чтобы красивее, но как-то солиднее, импозантнее, совершенно бесстыдно перекликаясь с белоснежным сиянием водолазки – единственного белого предмета в туалете незнакомца… Лицо... Нормальное мужское лицо. Не красивое, но такое, какие безумно нравятся женщинам после тридцати. Старые угловатые солнцезащитные очки в стиле чернокожих блюзменов шестидесятых, подчёркивали его неявную мужскую красоту. Одет он был простецки – обычное чёрное пальто, явно видавшее виды. Потёртые светло-синие джинсы, фирменные и, очевидно когда-то очень дорогие, теперь заношенные и застиранные. Но чистые и аккуратно отглаженные. И белая водолазка под пальто! Что-то странное и непонятное было в этой, ослепительной белизны водолазке! На вид простенькой, хлопковой, слегка прикрывающей шею… Может излишняя яркость её в тени салона машины…
Не смотря на произошедший инцидент, пассажир по-прежнему сидел, не двигаясь и смотря куда-то вдаль! Будто ничего не произошло. Его спокойствие и уверенность просто наполняли салон таксомотора. От него исходило такое успокоение, что водителю показалось, отпусти он сейчас руль и закрой глаза, ничего бы и не произошло. Машина и дальше ровно мчалась бы по улицам осеннего города к поставленной цели!
«Спокойный, какой! – подумал шофёр – Другой бы разорался, начал бы права качать! А этот сидит, молчит… Надо бы денег с него поменьше взять. По всему видать, хороший мужик! Да и не богатый, наверное. Одет то не ахти! Но чистый, аккуратный. Из наших, из работяг, видать!»
Вдруг машина остановилась. Просто завязла в липком и вязком потоке машин, плотно сбившихся в длиннющую пробку метров за пятьсот до светофора. Он перевёл взгляд в сторону светофора. Похоже, зависли надолго! Вокруг стояли плотные ряды разноцветных машин с торчащими из боковых окон водителями и пассажирами. Все сигналили, кричали что-то друг другу, размахивали руками! Он достал свой старый хронометр – время неумолимо истекало! Смена близилась к концу, но, похоже, ещё одна смерть будет сегодня на его совести!.. Водила, как будто прочитав его мысли, неуверенно проговорил:
– Слышь, парень, мы тут надолго! Дуй-ка ты на метро. Щас выйдешь на перекрёсток, там, через дорогу будет станция! Через две остановки – твоя, там спросишь! – и снова взглянул в зеркало на своего пассажира, впервые за всю поездку встретившись с ним взглядом! Шофёра будто окатило какой-то смесью из мурашек и мелкой дрожи, но, в то же время, какое-то спокойствие, лёгкость и тепло растеклись по всему телу! На него, поверх тёмных очков, смотрели чистые спокойные умиротворяющие глаза очень-очень мудрого и доброго человека с нотками благодарности, тепла и, даже, какого-то благословения, какое он видел всего один раз в жизни – в глазах пожилого священника, когда в глубоком детстве, единственный в своей жизни раз ходил с бабушкой в церковь. Какой-то сумбур пронёсся в его голове, из которого явствовала лишь одна мысль – «Надо бы в церковь сходить… Давно не бывал…». Но в ту же секунду всё прошло, будто и не было – глаза пассажира вновь скрылись за тёмными стёклами. – Давай, парень, дуй! У меня такое ощущение, что тебя кто-то где-то очень ждёт… Денег не надо! Дуй!
Через несколько минут он уже трясся в гремящем вагоне, оставив у турникета, на входе в метро, стоящую в оцепенении, бабушку–контроллёра, смотрящую широко открытыми глазами на створки турникета. Пару минут назад сквозь этот турникет прошёл немолодой мужчина в длинном пальто и солнцезащитных очках. Казалось бы, ничего необычного – миллионы за день проходят через этот турникет. Но тот парень не заплатил! Да и не это удивляло – многие норовят не заплатить! А то, что парень, перед которым турникет за долю секунды закрыл створки, прошёл сквозь них, будто их никогда и не было! А ещё через миг уже потерялся в толпе, будто не было никогда и его! Многое повидавшая на своём веку бабка, воспитанная в духе мирового атеизма и не привыкшая верить во всякие там чудеса, пусть даже виденные собственными глазами, подошла к служебному телефону!
 – Варь! – крикнула она в трубку, – пришли мастера! Тут с турникетом чё-то неладное творится, будь он проклят, ирод! И чего тока не придумают, лишь бы за проезд не платить, нехристи! Мне знакомая рассказывала – на прошлой неделе поймали одного, так у него такую карточку нашли – он ей любые двери открывать мог! Не говоря уж о метро и трамваях! Да чтоб бог таких покарал по всей строгости закона! Чего? Я то? Да боже сохрани! Конечно не крещёная! Я ж тридцать лет парторгом в цехе проработала!
Полупустой вагон мчался тёмными подземными туннелями, гремя всеми своими железными внутренностями и раскачиваясь из стороны в сторону на каждом повороте. Он спокойно сидел на дерматиновом сидении и, не отрываясь, глядя в одну точку. Даже как-то слишком спокойно. Если кто-то из немногочисленных пассажиров вагона удосужился более-менее внимательно взглянуть на него, то заметил бы, что ни один мускул этого человека не шевелился ни на его лице, ни на всём теле! В тот момент, когда всех швыряло из стороны в сторону на очередном повороте, он сидел не шелохнувшись! И всё же ему было не по себе! Спускаться под землю всегда было для него пыткой! При чём, чем глубже, тем неуверенней он себя чувствовал… Куда лучше он себя чувствовал наверху, там, где видно небо!
Слава Богу, этот рейс скоро кончился. Проехав две остановки, поезд, покачиваясь и быстро замедляя ход, выкатился из подземной темноты в холодный голубоватый свет очередной станции. Покачнувшись ещё, вагон замер, широко раздвинув створки дверей, здесь под землей похожие на какие-то звериные пасти, отчего ему стало ещё более не по себе. Он уверенно встал, оправил полы пальто и широко шагнул в проём одной пасти, на мраморный пол подземки. Выход с этой станции был только один, и он, влившись в скудный поток пассажиров, как по течению выплыл на улицу.
Нужный дом он увидел сразу, хотя до него было ещё не близко. Маленькая человеческая фигурка стояла на краю крыши. Он достал из кармана хронометр – времени оставалось всё меньше. Кроме основных стрелок, показывающих время, вокруг циферблата бежала тоненькая красная стрелка. У неё был свой, отличающийся от временнОго, циферблат, состоящий из нескольких маленьких пиктограмм-картинок. В начале этого циферблата стояла пиктограмма, повторяющая тот же рисунок, что был нанесён на крышке хронометра – большой золотой крест на фоне необъятного бездонного неба с белоснежными облаками. В конце циферблата – такой же крест, но тёмного цвета на фоне багрово-кровавого грозового неба с раскатами молний. Маленькая красная стрелка быстро приближалась к тёмному кресту!..
Он спрятал хронометр в карман и быстрым шагом зашагал в сторону нужного дома, лавируя между встречным людским потоком. Люди шли навстречу плотным потоком, не задумываясь о том, что он куда-то торопится, просто шли по своим делам. Он двигался вперёд, усиленно извиваясь между прохожими, стараясь не задевать никого. Наконец он понял, что это просто бесполезно и, двигаясь с такой скоростью, он безвозвратно опоздает! Тогда он просто пошёл по прямой траектории, не заботясь о том, мешает ли он кому-то! Кого-то он задевал плечом, кого-то просто сталкивал со своего пути… Ему были важны секунды!.. Каждая! Все!.. В его голове невыносимым громом тикало время! Оно необратимо уходило! В конце концов, он просто побежал, расталкивая прохожих в стороны! Свернул с тротуара во двор, через детскую площадку, через кусты акации, выскочил в какой-то сквер, пересёк десяток песчаных дорожек, едва не сбивая по пути молодых мамаш с детскими колясками! Обогнул кирпичное строение, пробежал через небольшой пустырь, перепрыгнул через лавочку с сидящими на ней старушками, и, наконец, дёрнул дверь подъезда! Металлическая дверь не поддалась! Домофон! У них была строгая инструкция – во время вызова не причинять вреда ни чему, что находилось в мире людей! Но в эту секунду было не до этого. Он дёрнул дверь ещё раз, как бы проверяя, действительно ли она заперта, закрыл глаза, глубоко вздохнул, и дёрнул ещё раз! Дверь вместе с железными косяками, со скрежетом покорёженного металла, нехотя распахнулась! Реакции окрестных старушек и гуляющих в этом дворе детишек на произошедшее он уже не видел! Лифт остановился на последнем этаже. Двери с ленивым скрипом разъехались в стороны. Он выскочил из тесной кабинки, побежал к лестнице на крышу, в два прыжка преодолел её, остановившись у выхода. Переведя дыхание, он поправил очки, глубоко вздохнул и, осторожно открыв дверь, шагнул в яркий солнечный свет.
Крыша как крыша, ничего необычного… Он побывал уже на стольких крышах по всему миру!.. Маленькая человеческая фигурка стояла на самом краешке этой крыши, прерывисто дыша. Там внизу, шестнадцатью этажами ниже, текла спокойная и размеренная жизнь. Люди были заняты своими заботами и делами. Заботами и делами, которыми они занимались в течение тысяч и тысяч лет! Шли. Сидели на скамейках. Встречались. Целовали друг друга. Рассказывали последние новости. И никому в целом мире не было дела до двух человек стоящих над уютным двором старой многоэтажки!
Немного привыкнув к яркому свету клонящегося к горизонту солнца, он сунул руку в карман, и, нащупав свою старенькую трубку, достал её. Повертел её в руках, осматривая со всех сторон. Достал мешочек с табаком, повертел его в руках и засунул обратно в карман – трубка уже была плотно набита. Всё ещё не отойдя от беготни, он снял очки и поднял глаза к небу. По-прежнему огромному и необъятному! Он никогда не мог налюбоваться на эту бездонную синеву! Сколько не любовался. Единственное, что его успокаивало в любых ситуациях – это небо. В любых самых тяжелых обстоятельствах и ситуациях. А разнообразие их в его жизни было безмерным! Сколько смертей он не смог предотвратить, стоя у края крыши. Сидя у ванны, наполняющейся кровью. Или лежа на постели рядом с человеком, проглотившим пару упаковок снотворного. Не счесть!... Хотя он помнил каждого! Каждые глаза… Каждый последний вздох… Последние слова…
Он тихо подошёл к краю крыши, всё ещё глядя в небо, и, не опуская глаз, спросил:
– Есть огонь?
Фигура на краю крыши, оказавшаяся молоденькой девчушкой, вздрогнула, встрепенулась и, обернувшись, посмотрела на него широко раскрытыми глазами, полными неподдельного удивления – ещё секунду назад на крыше, кроме неё, не было никого! И ей было даже немного обидно, что совершенно некому разделить с ней её последние минуты! Не отрывая взгляда от человека, стоящего рядом с ней, в опасной близости к краю крыши и, запрокинув голову, глазами, полными какого-то обожания, смотрящего в небо, она достала из кармана куртки простенькую зажигалку. Он не шевелясь, ещё какое-то время смотрел в небо, а она никак не могла оправиться от удивления, стояла и смотрела на него, протянув ему руку с зажигалкой. Наконец он опустил глаза, глянув сначала вниз, в колодец двора, образованный стоящими прямоугольником, обшарпанными старыми домами, потом поднял глаза на неё. Очень юная, довольно симпатичная, во всяком случае, на столько, на сколько это возможно в её возрасте. Длинные чёрные, слегка вьющиеся волосы… Пронзительный, острый взгляд карих глаз из под длинных пушистых ресниц… Что может такую заставить стоять перед бездной, и быть готовой шагнуть в неё в любую секунду?..
Он взял из её руки зажигалку, и, чиркнув несколько раз, разжёг трубку, втянул полной грудью ароматный дым, подержал немного в себе, и с наслаждением выдохнул огромное белое облако, которое тут же, будучи подхваченным лёгким ветерком, понеслось куда-то вдаль, растворяясь в спускающемся на город вечере.
– Чего не прыгаешь?
Этот вопрос застал её как-то… врасплох, что ли… Она не была готова к такому повороту событий! Ещё минуту назад она, глядя вниз, думала о том, что никто на целом белом свете не сможет отговорить её от этого шага! Никто, правда и не пытался, но, вот если бы сейчас здесь появился бы кто-нибудь, кто посмел бы сказать ей какие-то утешительные слова, молил не делать этого!.. Она была бы непреклонна, кем бы он ни оказался!!! А вот так – Прыгай, чего ждёшь!!! И ни слова о причинах, побудивших её встать на край крыши! Ни слова о бедных родителях, которые не переживут! Кто же такой этот мужик в чёрном, не по погоде тёплом, пальто, вдруг появившийся рядом с ней, причём стоящий на краю крыши шестнадцатиэтажного дома так, будто стоял внизу на асфальте – без тени страха перед бездной?.. Чего не прыгаешь?! Надо же! А может, она и не собиралась! А может, она просто так здесь стоит – аппетит к ужину нагуливает! А может… А может…
Вдруг какая-то мысль, непонятная, а точнее неожиданная в своей простоте мелькнула в её голове – а собиралась ли она расстаться с жизнью? Вот так – даже не увидев по-настоящему эту самую жизнь! Не сделав в этой жизни ничего, что было предназначено ей судьбой! Даже не попробовав это сделать!!! Она удивилась… Нет, даже поразилась, почему эта мысль не приходила к ней в голову раньше? Ведь это элементарно! Человек рождается не для того, чтоб, не прожив и пятой части отведённого ему на Земле, уйти в небытие!.. Да ещё таким способом! Каждый рождается для какой-то, заранее предопределённой цели! И нет оправданных причин уйти раньше срока, не достигнув этой цели! И не причина расставаться с жизнью какие-то глупые обиды на мальчишек в школе. Постоянное отсутствие дома, пропадающих в командировках, родителей. Зависть одноклассниц, проявляющаяся в постоянно подстраиваемых ими кознях. И даже то, что её парень, с которым они встречались уже два месяца, сегодня пошёл в кино с её лучшей подругой, гораздо более красивой, чем она, как ей, во всяком случае, казалось! Не при-чи-на!!!
Тогда для чего она здесь! И что это за неизвестное чувство лёгкости и понятности, для чего она живёт? Чувство, неведомое ей ранее, до появления на краю крыши!.. Или до появления здесь этого странного незнакомца?.. Ей даже как будто дышать легче стало.… Спокойнее что ли… Сейчас ей казалось, что всё в её жизни хорошо, и она даже никогда и не задумывалась о самоубийстве. Что, возможно это было, но в каком-то далеком тумане, как будто в неприятном и уже слабоосознаваемом сне. И все её мелкие неприятности были где-то далеко в прошлом. Что жизнь на самом деле только начинается!!!
Она снова посмотрела на незнакомца – тот по-прежнему стоял на краю крыши, смотрел в небо мечтательным взглядом и попыхивал трубкой. В этот момент он был так похож на её деда, который когда-то точно также сидел на крылечке своего маленького деревенского домика и, пыхтя трубкой, смотрел на синий небосвод… Она улыбнулась украдкой сама себе, но незнакомец, будто заметив, повернул голову к ней и взглянул в её тёмные глаза. От этого взгляда по её телу пробежала волна какого-то тепла, и на душе стало ещё спокойнее! Теперь ей просто стало не понятно, что она делает тут, на краю крыши дома, в котором выросла. Мысль о расставании с жизнью теперь казалась ей очень далёкой и даже смешной. Неужели она могла прийти сюда, чтобы прыгнуть туда, вниз, во двор, где скамейки и песочницы, дорожки и газоны, которые она помнила едва ли не больше, чем саму себя. Или для того, чтобы просто постоять у той последней черты, после которой ничего нет! Просто почувствовать жалость к самой себе! Или вызвать жалость к себе у окружающих?.. Жалость? У кого?!.. У одноклассниц? У одноклассников? Или у бессменных бабушек на дворовых скамейках, которым в принципе нет разницы, что обсуждать – повышение стоимости проезда в метро или смерть девочки из 37-й квартиры! Всё это теперь казалось ей просто смешным!
Но чему или кому она обязана своим мгновенным просветлением? Тому, что она поняла всё это, глядя вниз с крыши? Или этому незнакомцу?! Кто он и откуда взялся здесь? Почему от его взглядов становится так легко на душе? Он смотрел в её глаза, читая в них все переживания, которые проносились в эти секунды в её голове. И как бы прочитав среди прочего все эти вопросы, в очередной раз выпустил облако дыма, улыбнувшись одними глазами точно так, как делал ее дед. Он ещё раз взглянул вниз, как бы оценивая высоту, после чего отточенным движением скинул со своих плеч пальто и расстелил его на самом краю крыши и  уселся на него, свесив ноги вниз. Уселся точно так же, как её дедушка сидел на крылечке своего дома! С пыхтящей трубочкой, глядя вдаль и чуть вверх улыбающимися глазами! Да-да,  точно также! Её кольнуло что-то далекое, забытое, но очень приятное … Она украдкой попыталась заглянуть в его лицо, и незнакомец, словно почувствовав это, повернул голову в её сторону и поймал её взгляд своими, как будто едва смеющимися, глазами. Этот его взгляд будто снова окатил волной, теплой волной детских, немного грустных воспоминаний – на нее смотрели глаза её деда! Откуда-то из ниоткуда в голове проявились картины далеких, не смотря на её молодость, дней. Летний деревенский зной… Поход с дедом на луг – на покос… Сладкая морковка, только что вырванная из грядки… Купание в теплой извилистой речке… И последние слова деда перед смертью: «Я тебя никогда не оставлю, внучка…»
Незнакомец сделал рукой неопределённый жест, как бы приглашая её присесть рядом на пальто. Затем, словно что-то вспомнив, нашёл на пальто карман и, покопавшись в нём, достал оттуда хронометр. Крышка с четким щелчком откинулась в сторону. Тонкая красная стрелка прекратила свой неудержимый бег, замерев всего лишь в одном делении от большого тёмного креста на фоне молний! Он не смог сдержать широкую счастливую улыбку!..
Солнце уже почти достигло горизонта. Снизу, от нагревшегося за день асфальта, поднимался тёплый воздух. В домах уже начинали то там, то здесь вспыхивать окна. Она сидела рядом с ним на его пальто. Они молчали. Молчали и смотрели на разливающийся всеми мыслимыми красками осенний закат едва смеющимися глазами.