Так всё просто, обыденно, и никакого страха

Игорь Агафонов
Как всё бывает просто и обыденно.

И даже на фоне перманентного осколочного, бьющего то в пах, то в коленку страха находятся как-то вдруг, неожиданно, будто бы бризиком в мордашку, светлые мгновенья такого, нет не сладкого, а свежего и с лёгким ароматом морской розы романтического и пацанского настроя;

пацанского настроя на бесбашенную вечность молодости и любви,

на постоянный цветочный танец нежной весны, что, по идее, с дембелем должна явиться и остаться навсегда,

нежной весны с лёгкими прикосновениями ко станам дождавшихся подружек,

нежной весны с её, вроде бы, бессмыленно-затуманенными, простенькими словами ни о чём в раковинки ушек с падающими на них завитушками иль прядями, пахнущими отнюдь не грубой страстью, а чем-то эдаким - вселенским; сутью пахнущими, в общем,

нежной весны с простенькими словами в раковинки, украшенные неброскими серёжками-висючками девчонок, которые писали, капая капУлькою парфюма на страничку, да так, что, открывая конвертик, брАтки практически сознание теряли от запаха и, как тогда казалось, от - исключительно - грёз, нереальных к воплощению…

***
Едем как-то на броне. Едем просто так. По хозяйственным каким-то делам. Всё, вроде бы, спокойно. Да и привычно уже, казалось бы…

Ан, ни-фи-га! Бояться, правда, смысла-то уже особого нет. Но, чего-то вот как-то, не смотря на внешнюю обыденность, на ординарность лиц и движений пацанов, сидящих рядышком, чего-то вот как-то всё не так. И не хватает. И сильно не хватает чего-то. А вокруг всё какое-то каверзное, серое, ожесточённое. Змеючье всё какое-то, поганенькое – и не нападает пока, но, знаешь – есть оно, есть! И о дембеле, что не понятно и обидно, даже не думаешь – чего о нём думать? Торчать в этой заднице ещё, переторчать -карандашей не напасёшься…

И пыльно. И не только в носу пыльно и в горловоде. В душе как-то пыльно что-ли… И мысли какие-то, пусть и не оформленные – чего их оформлять? бессмысленное это и бесперспективное занятие; так, разве что для пОнту – пусть и не оформленные, но, всё-таки, пыльные.

Едем, молчим. «Пердит машина, потряхивая хлопцивь».

Едем, помалкиваем. Во-первых, фигли разговаривать! И так уже напереразговаривались друг с другом. Во-вторых, лень просто. В-третьих, зыркают все по серости вокруг, зыркают… Даже не зевается с просонья… Хотя всё, вроде спокойно и обыденно. И не страшно даже. И не страшно не только от того, что стволики – вот они, лежат себе тихонько, в рученьках, да сбитых, да неэстетичных, да с ноготками почерневшими, да с пальчиками пожелтевшими… Нет. Просто не страшно и всё. Но как-то вот серо и пыльно в груди. И прохладненько. Там же.

Бы-ль-ля, курнуть что-ли..?

Курнул. Отвлёкся.

И тут – по-лёгкому так, так по-простому, да ка-а-ак накатило чего-то. Так по-доброму и с неявной тоской накатило. И захотелось. К морю. Нюхнуть бронзовое плечико. Да сподвигнуть плечико к движенью. Нет, не подумайте – без приставаний всяческих так развратнических и слюняво-похотливых. А побултыхаться вместе в волне. Потом – валяться друг против дружки на песке, смотреть на мокрые прядки над морскими и солнечными глазами, на солёные капельки, скатывающиеся по ланитам, на пупырчатые с радужными бусинками на загаре руки… Помните, как на японских эротических календарях?..
И слова песенки в голову полезли. Под потряхивания. И под напряжённость обыденную. Всё так просто. И записать никак. Обидно – забуду же. Пока вернёмся – почему-то, не смотря на всякие гипотетические и вполне реально-возможные каверзы, верится, что вернёмся на базу – забуду всё, нафиг!

Да, ну и ладно. Забуду, так забуду.

«А ты - такая стройная,
Такая загорелая,
Ласкаемая ветром,
Стоишь на берегу.
Сейчас ты искупаешься,
в воде побултыхаешься.
Я знаю, ты не каешься.
В чём каяться врагу?

Пр.:
А я смогу забыть тебя со временем...
И полюбить другую я смогу...
Мы зря тогда с тобою всё затеяли.
Теперь от той затеи я бегу...

А ты смеялась весело.
И волны пели песни нам.
Ты потихоньку предала
Сейчас все наши дни.
Была ты очень милою,
Прекрасной и любимою.
Тебя я не насиловал,
Когда тушил огни...

А ты - такая стройная,
Прекрасно обнажённая,
В саму себя влюблённая,
Стоишь на берегу.
На берегу молчания...
Любуясь в море чайками...
В тебе души не чаял я...
И от тебя бегу...»

(И.Агафонов, 1987 г., по возвращению вошла в альбом «Компот-вытьё» гр. «Привет» и И.Агафонов, 1990 г., а позже в 2000 и 2001 гг. - в книжечки «Туда. Сюда. Нельзя» и «Буча»).

Ну, вот к чему, казалось бы, такая лабуда в голову лезет? Наверное, потому что от Галки писем уж нет давным… Иль оттого, что к морю тянет? Да, ну и ладно – забуду до вечера…

А серость-то отошла куда-то! И не так уж пыльно…

Дожила песенка в башке до вечера. Записал в блокнотик. Аккордики уже в головушке были. Так что практически тут же и гитарная премьера для пацанов состоялась. Эдакий утяжелённый реггей получился. С некоторым налётом Барыкина Александра, иль Кузьмина Вэ.

Дожила песенка в башке до вечера.

Блин! А Андрюхыч не дожил…

Он в колонне на 131-м, на ЗИЛе шёл, за нами. Третьим или четвертым. Скалу когда огибали, пацаны, сзади шедшие, его видели. Сами обогнули. А его нет. Нас видят. А Андрюху - нет. Куда делся? И мы не отфиксировали. Он и от нас в мёртвой зоне был, ещё не выйдя из-за скалы.
И тихо всё. И обыденно. И спокойно.
А машины нет. И Андрюхи нет.

Нашли, конечно же. Мистики же не бывает. И не бывает так, чтоб его взрывом с перевала швырануло, а никто не услышал.

И всё, как во сне. Как увидели ЗИЛ внизу, как туда ползли, срываясь, как вытаскивали, как …

А мы ведь с ним вместе боксом занимались. На спаррингах я его валил. Не шёл ему бокс. Не шёл. Но, упорно занимался. Как-то на зональных соревнованиях он даже до финала добрался. Мне повезло тогда с соперником – я ж тоже особым талантом не отличался, а тут чемпионом стал, досрочно, ввиду явного преимущества, завершив избиение Андрюхи, товарища по команде.
В ДОСААФовской автошколе на права вместе учились. Не шла ему учеба, не шла. С третьего раза в ГАИ вождение сдал, а теорию – со второго, а на курсах его вообще не хотели до гаишной сдачи допускать. Папа, что-ли, помог тогда.
Потом пути-дорожки разошлись временно.
Но в «учебке» пересеклись вновь. Вот, думаю, запопал Андрюхин! И точно – запопал. Всё у него как-то не шло, не получалось. Хотя и не слабый, вроде, пацан. Плюс заболел – с почками что-ли что-то приключилось. Резали его, резали, тыкали там чего-то, тыкали. Вернули в «учебку». Отцы-командиры от греха подальше, а также с полным пониманием, что ни водителя, ни бойца, ни сержанта из него не получится, выперли его «в войска» досрочно, до истечения срока обучения.
Разошлись, казалось, дорожки в очередной раз. Однако ж не надолго. Все дороги тогда вели в известные края и станы.
Да, в общем-то, и пересеклись-то вновь вовсе накоротке.

Нашли, конечно же, Андрюху. Мистики же не бывает. И не бывает так, чтоб его взрывом с перевала швырануло, а никто не услышал.

Оставили одну версию – уснул за рулём. Бывает. Обыденно так. Всё просто. Вот, не шёл руль к Андрюхе, никак не шёл…

И всё, как во сне. Как увидели ЗИЛ внизу, как туда ползли, срываясь, как вытаскивали, как …

И, что странно, всё время в голове песенка, ещё не рождённая, крутилась: «А ты - такая стройная, такая загорелая, ласкаемая ветром, стоишь на берегу…».

Чё к чему? Чего такое? И никакой связи! И в душе опять серо и пыльно… И безо всякой киношной стрельбы - хре-но-во!!!

А тут, прицепилось же – «А ты - такая стройная, прекрасно обнажённая, в саму себя влюблённая, стоишь на берегу. На берегу молчания... Любуясь в море чайками...».
Защитная реакции психики, скажут умные товарищи… Им виднее.

Такая, бы-ль-ля, обыденность, такая, бы-ль-лин, войнушка…


Несколько годин позже. Сидим как-то с пацанами. Чаёк похлёбываем. Покуриваем. Балагурим, шутим ни о чём. Обыденно всё так. По-простому. Ни страха, ни напряжённости.

Стук-стук! – в дверь, не дожидаясь никакого ответа, просовывается стриженая башка Дымчи. Да и сам Дымча тут же, за нею, за головою заходит.

Заходит. Садится у стеночки, почти до «нуля» машинкой подправленным затылком упирается в холодную крашенную казённую стену. Молчит. Смотрит сквозь. Сквозь нас. Сквозь стену напротив.

И все остальные пацаны молчат. Прихлёбывают. Шутки сами собою как-то притихли.

- Чай будешь? - нарушает какую-то серую и пыльную паузу Рыжий Рыцарь и наливает, не смотря на отсутствие ответа от Дымчи.

Сидим.

- Ну, чё? Комиссию прошёл? - кто-то из пацанов, Лёпик что-ли.
- А, ты чё – сомневался? - спокоен, равнодушен и как-то обречен Дымча.
- Да, у них всегда так, - разумно констатирует Рыжий. – Интересуются участливо, мол, имеются ли жалобы? Ты только набираешь в грудь воздуху, чтобы вспомнить о давлении, о ранении, о болях в шее и в колене, а они уже, без паузы – ну, что же, так и напишем: жалоб нет, здоров, годен. Шлёп – штампиком! И свободен! Лети, крылатый!
- Саныч, мне бы оружие получить! – Дымча.
- Ну, конечно - давай после обеда, - туша сигарету, убегает куда-то Саныч.

Сидим. Молчим. Рыжий как-то резковато выдёргивает из пачки сигарету, подкуривает, швыряет зажигалку на стол. Та подпрыгивает в тишине.

- Фссс…Ф-ф-фу-у-у, - дымок в себя, потом в потолок. Сигаретка большим и указательным спрятана внутрь ладони.

Спокойно так. Обыденно. Дохлёбываем чаёк.

- А когда летите? - это Гырча разрядил пыльность и серость тишины.
- Да, послезавтра, - странным взором сквозь реальность реагирует Дымча.
- А, куда? Сказали уже? - бодренько так, но со взглядом, почему-то, куда-то под стол вопрошает Рыжий.
- Куда-куда!? Туда!!! Прикалываешься, что-ли? - безо всякого раздражения мгновенен Дымча.
- Да, нет! Я имею в виду – населенный пункт обозначили уже?
- Да, нет. А ты сам-то где был?
- Да, я был в Ла. Там более-менее нормально. Тихо. Ну, бывает так, конечно… А в целом, ничего – не страшно. Привыкаешь. Это поначалу страшновато! А вот в Мо – фигово; многие пацаны заявы писали, мол, ни за что туда не ездуны, ни за что…
- А… - утвердителен и понимающ, типа, Дымча.
- Надолго? – не вполне в тему, а вернее, не совсем в нюанс момента, встревает Гырча.

Все молчат.

Завариваем в тишине свежий чай. Звякают ложки, размешивая сахарок. Щёлкают зажигалки. Рыжий так швыряет инструмент поджигания, что тот, подпрыгивая по столу, срывается на пол…

В паузе момента размышляю: «Странно, а чего это кличка «Рыжий» прицепилась к Рыцарю? Он же белый весь! Не понятно. Или это он белым Оттуда вернулся? Не помню. Вот же пакость какая! И обыденность. И ведь теперь кажется, что он всегда белым был. Только кличка напоминает.

- Фссс… Ф-ф-фу-у-у, - дымок в себя, потом в потолок. Сигаретка большим и указательным спрятана внутрь ладони.

- Да, не грузись, Дымча! Сначала – страшно. Потом привыкнешь. Ещё и возвращаться не захочешь! Примеров – масса!
- Да, я и не гружусь. Только сомневаюсь, что остаться захочу.
- Не, нормально всё. На рыночек сходишь, овощей-фруктов купишь – хорошо!!! В деревню помню, правда, приехали как-то. Блин, а прямо в центре – группа «бойков» из джунглей, за жрачкой что-ли пришли тоже. Ну, давай, естественно, пулять друг в друга. А у меня это впервые. Но, что характерно! Страха не было! Рванул к какой-то канаве. Споткнулся, бы-ль-ля, за какой-то сучок, мордой – в камни, а поверху так «шмяк-шварк-шмяк» - фонтанчики с камушочками разбитыми. Пронесло! – думаю. Не сразу даже просёк, что нос сломал, падая. Сучок хрЕнов! Наших тогда трое полегло…

- Фссс… Ф-ф-фу-у-у, - дымок в себя, потом в потолок. Сигаретка большим и указательным спрятана внутрь ладони.

- Да, нет! Не грузись, Дымча! – Рыжий возвращается к психологическому морализаторству.
- Да, я и не гружусь, - как-то очень уж спокоен и обычен Дымча.
- Я вот, помню, в этой суете вообще не грузился. Крутился-вертелся, дела завершал, прощался-собирался. Раз – и уже на борту, в самолёте… И тут стало страшно! Как там, думаю, без меня, если что, дочка, жена?

- Фссс… Ф-ф-фу-у-у…
- Твоему малОму сколько уже?
- Пять, - Дымча продолжает прошивать стену неподвижным и потерянным взором.
- М-м-м…., - кивая с пониманием, закуривает очередную Рыжий.

- Фссс… Ф-ф-фу-у-у, - дымок в себя, потом в потолок. Сигаретка большим и указательным спрятана внутрь ладони.

- Не, ну нормально вы пацана настраиваете! Нет, чтоб о приятном! О девчонках там, о прелестницах завлекучих средь джунглевых пакостей и всяческих каверз работы... – внедряется психологическим дохтуром Гырча.
- А чё, кстати? Да! С этим, если есть желание, всё в порядке! Филиппинки там классные, да и другие – тож…

Молчим.

- Фссс… Ф-ф-фу-у-у, - дымок в себя, потом в потолок. Сигаретка большим и указательным спрятана внутрь ладони.

Обыденно всё так. В кино по-другому… «Твоему малОму сколько уже»? «Пять». «М-м-м…».

И вспомнил вдруг, опять не к ситуации – «А ты - такая стройная, такая загорелая, ласкаемая ветром, стоишь на берегу…».

Такая вот защитная реакция организма.
Вот такая вот каверза изюма...