Он был великолепным художником. И он питал к портретам такую страсть, рисуя их с особой воодушевленностью и красотой, что каждое его произведение было шедевром изобразительного искусства. Однако он не отображал человека так, как он выглядел – его кисть рисовала то, что было скрыто в человеке.
Стоило ему вглядеться в мужчину или женщину, и перед его глазами представал истинный облик стоявшего перед ним...
Кто-то получал от этого мастера картину с изображением акулы, грозно скалящейся на зрителя. Другой человек – изображение затаившейся в складках батиста ядовитой змеи. Третий – картину мощного медведя-шатуна, стоявшего над телом убитого охотника...
Кого-то забавлял его подход к картинам. Но многим он не нравился. И правда – кому понравится быть бесформенной медузой или мерзким червяком?!?
А ведь художник рисовал то, что видел внутри человека. И не мог заставить себя рисовать что-то иное. В такие моменты его руки становились самостоятельными, и творили, творили, творили... Он мог писать картину часами, днями... и подчас не останавливался, пока не закончит.
Для художника это было смыслом жизни – донести до людей то, что было у них внутри. Но мало кто понимал истиную цену его полотен.
Однажды он рисовал богатую женщину – она запомнилась ему тем, что абсолютно ничего из себя не представляла, хотя и видела себя очень важным человеком. Когда она ему позировала для наброска, с которого он начинал работу, он больше часа стоял неподвижно перед холстом, смотря на нее. Она не была слишком терпелива, но, все же, сидела на месте, понимая, что художнику важно настроиться на написание картины. Но он вовсе не настраивался. Он просто не знал как изобразить ЭТО. Она была никем, и ничем. Без своих денег она была пустым местом. Эта женщина, считающая себя одаренной, на самом деле ни за что не смогла бы самостоятельно заработать и цента.
В конце концов он нанес практически невидимый контур ее фигуры и лица на полотно и выгнал ее вон, пообещав отдать полотно через неделю. А когда она явилась на его порог за своим портретом, он вручил ей абсолютно белый холст. Первый шок сменился гневом, и женщина обрушилась на художника, но он, не теряя самообладания, спокойно показал ей на картину, красивыми словами объясняя ей, что надо уметь смотреть и уметь видеть... А потом он поднес картину к окну, и на просвете стало видно великолепно изображенную женскую фигуру – почти незаметную, но вполне изысканную.
-Ах, какая прелесть! – тут же воскликнула дама, забыв про ярость. – Какое находчивое решение! Как оригинально! Сокрытая картина! Вы гений! Гений!!!
И, поцеловав его в щеку, она расплатилась с ним, оставив в полтора раза больше оговоренной суммы, и направилась прочь, довольная картиной.
Художник безразлично пожал плечами – а как еще изобразить пустое место?! Белым холстом. Она только и умеет, что сорить деньгами. А толком из себя ничего не представляет, бедняжка... Он никогда не думал много о том или ином клиенте – они интересовали его только во время написания самой картины, не более. Когда картины забирали, он почти совершенно забывал про них.
Его всегда ждали иные творения. Он писал портреты не только богатых, но и вполне нормальных людей, со средним заработком и обычной жизнью.
Нелюдимый и, часто, угрюмый, художник иногда забирался на крышу своей студии и подолгу разглядывал небо, стараясь не смотреть на людей. Ему хватало того, что он рисует их портреты. Он даже не рекламировал свою студию – к нему приходили по рекомендациям друзей и знакомых, побывавших у него и заказавших свои портреты. Иногда – из-за какой-нибудь крохотной статьи в газете, написанной про его творения не смыслящим в этом деле журналистом.
Ему было все равно что о нем думают. Для него было главным – творить и пытаться открыть глаза людей на то, что скрыто в их душах.
Однажды к нему в дверь позвонил молодой мужчина. Открыв ему, художник несколько секунд изучал его взглядом, и тихо пригласил внутрь.
-Садитесь. – коротко бросил он мужчине, и тот, растерявшись, какое-то время стоял на входе; художнику даже пришлось добавить. – Входите и садитесь. Детали обсудим чуть позже.
Молодой человек помялся и молча вошел, повинуясь приятному баритону мастера. Несколько минут спустя он, все такой же растерянный, уже сидел перед художником, который с вдохновением делал набросок на холсте.
Несколько часов спустя художник отпустил мужчину, однако снова принялся за работу. Картина рисовалась легко, как бы самой собой, да к тому же он никогда не видел такого. Впервые на его картине не было зверя или чудовища – кисти рисовали человека. Привлекательного мужчину высокого роста, почему-то верхом на вороном коне, и облаченного в средневековые латы рыцаря. Серые глаза воина были и решительными, и нежными – словно он не был псом войны, грубым и жестоким. Вместо этого, смотря на этого рыцаря, казалось, будто он – настоящий защитник Чести и Истины. Чуть улыбнувшись, художник прозвал молодого человека Ланселотом, продолжая изображать все новые и новые детали. Его самого поразило то, что выходило из-под его рук.
И все же когда полотно было закончено, он долго стоял напротив нее и смотрел, изучая ее взглядом. Чего-то в ней нехватало. Срок, назначенный молодому человеку, еще не подошел, и художник вполне мог бы заняться новой картиной. Если бы был кто-то, кого надо было бы нарисовать.
И, словно бы по мановению руки невидимой музы, сопровождающей его по жизни, на следующий день на пороге его студии появилась молодая женщина – даже, еще девушка. Не красавица, и все же...
Художник ощутил румянец на своих уже немолодых щеках.
-Я бы хотела... – стесняясь, начала девушка, но мастер жестом пресек ее слова.
-Садитесь, скорее... я должен ухватить музу... быстрее... – и он принялся в иступлении делать набросок картины.
Девушка так и не успела ничего толком объяснить, как художник уже работал над ее обликом, таким привлекательным и таинственным...
Когда он закончил, он внезапно понял, что эта картина настолько же незавершена, как и его предыдущая. Он в изумлении изучал взглядом воинственную фурию, которая вышла у него – великолепные латы со сложным рисунком на нагрудной пластине, аккуратно убранные в косу волосы, отливающие рыжетцой, серо-зеленые глаза. Выправка настоящего воина, суровая красота настоящей валькирии, готовой идти на риск ради... ради любви.
Художник широко распахнул глаза – незавершенность этой картины была ключом к ее пониманию. Он мгновенно нашел картину того молодого мужчины, которого он нарисовал за день до этого. Поставив полотна рядом, он задумчиво скрестил руки на груди и долго стоял перед ними.
Воин верхом на вороном коне – спокойный стратег, великолепно знающий когда и куда наносить удар. Воительница на таком же вороном жеребце, только ее конь привстал на дыбы, словно она посылает его в бой. В ее правой руке меч, поднятый над головой...
За обоими фигурами – солдаты, но какие-то расплывчатые, будто бы не важные. И правда – не важен антураж. Важны Он и Она. Они вместе. Потому что картины были – одна продолжение другой.
-Вместе... – сорвался тихий шепот с губ художника.
Они должны быть вместе.
За всю его практику он впервые написал людей людьми, а не животными или аморфными монстрами. Эти двое были особенными. В них было то, чего не было в других. В них все еще жили понятия Чести и Свободы. Несмотря на то, что в облике девушки проскальзывали черты кошки, она была Человеком. И молодой мужчина тоже был таким Человеком. Они оба были достойны друг друга.
Художник закрыл лицо руками. Если иные и не поняли его картин – эти, без сомнения, поймут.
На бледном лице немолодого мужчины, всегда рисовавшем лишь то, что сокрыто в душах людей, появилась широкая улыбка. Он был рад, что эти двое пришли к нему. И, более того, он был уверен – когда они придут за картинами, они столкнутся в дверях его студии. Ну а там... все пойдет так, как написано у них на судьбе...