51
Как Виталик был против этой «подлаги» во всей квартире! Как он заклинал меня положить паркет только в зале и прихожих с коридором! А в спальных, мол, сойдет и линолеум, все равно ковры нужны! Как он орал, что я все деньги вбухаю в этот паркет, а потом мне нечем будет внести квартплату, не говоря уж о том, что не на что будет купить пару кастрюль, не то, что телевизор!!
- И будешь к Люсе, скрестись, - говорил он и передразнивал - Люсик, пусти, пожалуйста, «Улицы разбитых фонарей» посмотреть!! – потом заливался смехом – Или еще краше – Люсик, дай, пожалуйста, сигаретку, это к тем пятнадцати, которые я тебе уже и так должна!
Мы уже собирались выходить из бассейна – позвонил Мирослав. Сказал, что эти умники из «Баумакса» приедут только в шесть вечера, но они с Павликом уже сейчас идут туда, чтобы за оставшийся час посрывать линолеум хотя бы из спален, откуда завтра собираются начинать работу.
Я перезвонила ему около восьми, когда мы уже ужинали дома.
- Все в порядке, пани Ирина, - сказал этот невероятный Мирослав, - Все привезли, все выгрузили, все аккуратно уложили в квартире, дверь хорошо закрыли. Завтра приступаем.
Приступаем. Хоть сто лет пройдет, Мирослав будет использовать армейские словечки.
А я? Неужели ближайшие сто лет я буду использовать жаргон торговки?!
Но, во-первых, мы продаем картины.
Картины – это не колготки, не помидоры. И даже не хрусталь. И вообще, это не продажа, а «прохазка ружевым садом» (я уже где-то переводила это выражение, беда, повторяюсь – «прогулка розарием»), как утверждают наши овощники с Гавелака, с завистью глядя, как мы беспечно порхаем от станка на бордюрчик и обратно, успевая там и здесь вести светские беседы, небрежно засовывая деньги в сумочки.
Во-вторых, мы любим картины.
И если я нынче очень мало рассказываю о них, это не значит, что они не живут постоянно в моей душе. Любое новое произведение той же Маришки обсуждается меж нами досконально, от цвета до линии, и каждый признает, что этот цвет и эта линия становятся раз от раза прекрасней, смелее, чище. И Асхат молодец, ему бы сейчас дворцы оформлять, и я даже знаю уже, чьи. Эдуард Эдигарян достиг наивысшего расцвета, а в жизни стал еще скромнее, чем был. Тигран все толстеет и добреет, он картину может просто подарить, если человек попросит, поэтому его Седа на станек не пускает. Черныш достиг такого написания небес, что Маришка, при облачной погоде, утверждает, что небо «как у Черныша»! Никольская продает принты Никольского за цену оригиналов, и люди покупают их, плачут да покупают, потому что оригиналов уже нет, и в ближайшее время вряд ли появятся. Вася Тютюник, после долгих лет мытарств, наконец, нашел золотую жилу, и теперь раздает себя всему миру, и от него не убывает.
В-третьих, мы любим тех, кто любит картины.
Я по молодости возмущалась графоманами. Я кляла их в хвост и в гриву, а мой учитель говорил мне с усмешкой « пусть пишут, лишь бы водку не пили». Вот теперь я люблю графоманов. Если человек, вместо того, чтобы купить колготки, помидоры или даже хрусталь, покупает пусть даже самый маленький принтик, потому что в нем что-то задело его душу, я – за этого человека! И я постигла удивительную обратность – те,кто покупает картины, как правило, уже не нуждаются ни в колготках, ни в помидорах и, уж тем более, не в хрусталях, потому что все это у них есть в изобилии.
Под эту «подлагу» в зал подойдет знаменитая кошка Никольского. Оригинал, холст, 80Х60. Эта кошка первая войдет в мою квартиру.
52
Пришлось работать почти целую неделю. Суббота и воскресенье, да день Кирилла и Мефодия, потом Яна Гуса. Вот зачем мне постоянный станек, когда я и за четыре дня выдыхаюсь?!
- Разрываюсь между ремонтом, романом и бассейном, – пожаловалась я Маришке, - а тут еще работать приходится!
Только она может оценить такого рода шутку. Виталик, работающий каждый день, в этом шутки не видит. И то, что мне во вторник, после четвертого дня работы, пришлось пилить в Теплицы не на автобусе, а на поезде и в два раза дольше, и в два раза дороже, его не смягчило.
Хорошо, что у меня есть Люся!
Я ввалилась к ней в одиннадцать часов вечера, а она ждала меня и накормила.
- Пойдем, посмотрим на паркет, - не выдержала я.
В квартире света нет нигде, кроме прихожей. Но и этого несчастного плафона хватило нашему энтузиазму. Самая большая радость посетила меня, когда я увидела, что шкаф во второй прихожей выломан и стена побелена, а весь пол застелен орехом. Боже, получилась целая комнатка! Вот куда я могу поставить рабочий стол и компьютер, здесь я никому не помешаю.
- Ты нигде никому не помешаешь, Ира, - сказала Люся, - у тебя девяносто девять метров! А как блестит орех! Действительно, можно смотреться как в зеркало!
- Ах, до чего же я толстая, - вздохнула я, отыскав свою тень на паркете.
- Тебя и толстую Бог любит, - сказала подружка.
Мирослав с утра тоже нахвалиться не мог. Сказал, что у меня теперь не «четыре плюс один», а «пять плюс один», и что уже сейчас квартиру можно продать в два раза дороже, чем я ее купила. Пока я готовила кофе, они с Павликом вымеряли кухню, прачечную, ванную и туалет.
Сначала посчитали полы. Вышел двадцать один метр. Потом посчитали стены в ванной и туалете. Вышел еще двадцать один метр. Всего сорок два квадратных метра плитки. Я внутренне ахнула. Мы с Виталиком накануне считали, у нас выходило не более двадцати метров. Но мы не считали стены! И я сказала, что поедем за «полами», а уже на месте посмотрим, что получится со «стенами».
Никольская привезла мне тысячу долларов от папы, и сказала, что мой папа – вылитая я. Она сказала, что у нас не только поразительное внешнее сходство, но и одинаковый взгляд, когда я так смотрю, прямо в самую душу, как сейчас. Она меня страшно обрадовала этим, и еще у меня сжалось сердце, когда я заикнулась про «стены». Но, в самом деле, как могут сочетаться прекрасные полы и убогие стены?!
53
Ох, я и понервничала по дороге. Мне вдруг припомнилось, что когда мы впервые шли по «Баумаксу», я видела какую-то керамическую плитку 20Х20 и ценник «девяносто семь крон». Вот я и раздумывала мучительно – девяносто семь крон – это за метр, или все-таки за 20Х20, и если все-таки за 20Х20, то, сколько же тогда должен стоить метр?! У меня никак не получалась конечная цифра, я даже не могла сосчитать количество плиток в одном метре, до того разнервничалась. А спросить было стыдно. Я знаю, что математика – царица наук, но я люблю арифметику. И, о чем бы меня ни спрашивал Мирослав, отвечала невпопад.
И поэтому, когда увидела подходящую плитку на кухню, на пол, и разглядела цифру «триста шестьдесят девять крон» за квадратный метр, у меня настолько отлегло от души, что я почти крикнула от радости «Берем!». Двенадцать метров! Павлик мой выбор похвалил. Сказал, что это идеально будет сочетаться с орехом в прихожей. Что это как бы тот же самый орех, только не в дереве, а в глине. А Павел, как сказал Мирослав, наилучший специалист по керамической плитке. Господи, сколько же там этой плитки!!
Но плитку для прачечной выбрал Мирослав. Белая с синими вкраплениями. Как вроде бы мы на прекрасном озере с белым песком на дне. Белье будет сверху сушиться, как паруса, прелесть! И всего четыре с половиной метра. Полторы тысячи крон. Берем!
Для ванной и туалета, на пол, мы нашли нежно-голубую плитку с мраморными прожилками. Четыре с половиной метра. Три тысячи крон. Берем!
Зная, что в сумочке у меня лежит семнадцать тысяч с копейками, я махнула рукой и сказала «Давайте уж купим и «стены»!» Мирослав взял образчик нежно-голубой плитки, выбранной для пола, и пошел по рядам, ища аналога, пока не набрел на такую же плитку – такого же размера, такой же структуры, - только нежно-синюю. Нежно и глубоко синюю. Все втрое заорали «это оно!», хотя я себе смутно представляла, как «это оно» будет. У меня же никогда не было нежно-синей ванной с нежно-голубыми полами, не говоря уж о туалете. Я вспоминаю со стыдом ржаво-коричневые стены совмещенного санузла в квартире, которую продала мне мама. Я дико жалею Веронику, которая там живет, и, надеюсь, что ей удалось эти стены хотя бы перекрасить. Мирослав вторично похвалил мой вкус, и сказал, что это будет просто супер. Надо же. Наташа все время фыркает, что у меня нет вкуса. Как не было пророка в своем отечестве, так и нет.
Потом началось – клей, какая-то паста, какие-то шарики, и т.д Я опять занервничала. Бросив на служащего оформление бумаг, мы отправились за недостающим метром «ореха» (шкаф-то выломали, вот метра и не хватило), и Павлик взял еще десять внешних скреплений для плинтусов (в прошлый раз, оказывается, купили только внутренние). Господи!
Когда со скидкой по карте Кияма вылезла фактура на пятнадцать тысяч пятьсот девяносто крон, я перевела дух. Но этот метр, и эти скрепления, и еще какие-то нужные пустяки – потянули еще на полторы тысячи, и, в результате, у меня осталось сто крон на обратный билет, и пятьдесят крон, не знаю, на что. Я, покраснев, как рак, сказала, что не смогу предложить им кофе.
54
- Кофе мы сами будем Вас угощать, - сказал Мирослав, - Да Вы не расстраивайтесь, пани Ирина, мы с Вами работаем, и уже знаем, что Вы за человек. Тридцать процентов вперед необязательно. Расплатитесь целой суммой, когда работа будет выполнена. Что, Павлику, дадим пани Ирине лучшую цену?
Павлик кивнул. Они берут двести двадцать крон за квадратный метр керамической плитки. Мне посчитали по двести. Вышло восемь тысяч четыреста крон при том, что обещали еще выломать шкаф в кухне, да к тому же, разобрать старую «кухонскую линку» (кухонный гарнитур?!).
- Я ее себе заберу, - сказал Мирослав, мы потом сочтемся, пани Ирина.
- Да забирайте так, - махнула я рукой.
- Тогда мы Вам дверь поставим в прачечную, у нас есть одна, залюбуетесь!
Мирослав меня просто очаровал. По пути назад он купил мешок картошки (я же расплатилась с ними за паркет), и уже около одиннадцати мы были у его дома. Забрали Яну, выгрузили мешок, и Павлик отвез нас ко мне домой, где, как сказал Мирослав, он сегодня же намерен достелить недостающий метр паркета.
Яна хорошо ориентировалась у меня на кухне, и сама приготовила нам кофе. Я в это время вышла на балкон и позвонила папе.
- Папочка, - начала я свой отчетный доклад, - Я сначала думала взять плитку только на полы в кухню, ванную и туалет, а потом меня мастера убедили, что это глупость – роскошный пол и дешевые стены!
- Если ты, после этого отчета, попросишь у меня еще денег – то я сразу говорю тебе – денег нет.
- Ах, папочка,- сказала я, - осталось всего-ничего. Мы уже закупили весь материал. Его завтра доставят бесплатно. Со скидкой в три тысячи крон. Поверь мне, я считаю каждую копейку, но иначе не получается.
- Конечно, ты же у нас дама с запросами, - сказал папа, - Вот я, например, постелил паркет только в зале, а во всех остальных помещениях удовольствовался пластической имитацией, потому что посчитал, что паркет мне дорого.
- Через два года вся твоя имитация грохнется, - пообещала я, - и тебе снова придется платить, папа, а я сделаю все навсегда.
- И сколько же твои мастера просят, чтобы приляпать эту плитку «навсегда»?!
- Копейки. Опять со скидкой. Девять тысяч. И работа будет готова через неделю.
- Какие-то они у тебя больно шустрые. То есть ты хочешь, чтоб я тебе выслал еще пятьсот долларов?
- Лучше тысячу, папа. Но, клянусь, это будут последние деньги, которые я у тебя прошу.
- Последние будут, когда я умру. Я уже это понял.
55
- Как тебе не стыдно так напрягать отца! – закричал на меня Виталик, когда я ему рассказала о поездке в Теплицы, - ты хоть понимаешь, что такое тысяча долларов, которые он тебе послал с Никольской три дня назад?! В России на эти деньги люди живут год! А ты снова просишь тысячу, как будто отец их печатает!!
- Но я же делаю первый в своей жизни ремонт!!
- Ну и что? Ты должна рассчитывать только на то, что имеешь, а не на то, что можешь выпросить у кого бы то ни было!!
- Да я не выпрашиваю! Я объясняю!! По-другому не получается.
- Получилось, если бы ты лучше работала!
- Я и так работаю!! Я, между прочим, как прораб стройки, имею право на зарплату!!
- Ни черта ты не имеешь, ты даже к чехам в очередь дойти не можешь!!
- Не пойду я к твоим чехам! Сам иди!!
- Ира, если ты так со мной будешь разговаривать, я в подвал уеду.
- Вот и поезжай, что-то достал совсем. Вместо того, чтобы помочь, ты мне всякие дурацкие нравоучения читаешь!!
Виталик на следующий день не приехал. Я вечером поплелась к Люсе на Старомак. Я сказала, что у меня уже не осталось никаких сил, и меня забодал этот ремонт окончательно. Люся меня сурово отчитала, что я Бога гневлю.
- Все у тебя получается хорошо, все по плану, быстро, добросовестно, шикарно и за минимальную цену. Ты же знаешь, что я за свой ремонт заплатила каким-то обормотам сто шестьдесят тысяч, а у меня ни паркета, ни плитки, фигня какая-то собачья, все переделывать придется. И твой папа, хоть и ворчит, но тоже понимает это.
- Ты не поверишь, Люсик, как мне тяжело! Меня Мирослав с женой позвали на обед, потому что знали, что у меня не осталось ни копейки денег!!
- И радуйся, что тебе попались такие порядочные люди! Они же переживают за тебя, как за родную! Я над своими охламонами столбом стояла, а они все равно норовили от работы отлынывать! Эти же – сами все делают, ты же палец о палец не ударила!! Ты даже строительный мусор сама не выносила ни разу!!
- Ты права, Люся, меня просто засосало это стремление к совершенству! Я уже готова весь мир напрячь, лишь бы добиться своего. Я не жалею ни отца, ни мать. Я через день не живу дома, я даже не успеваю наорать на Наташу!! Нервы мои истончились настолько, что я готова каждую минуту реветь!!!
56
Я не узбек на осле, я узбечка.
57
58
59
60
61
Я не узбек на осле, я мать узбечки.
62
А.Лопухин, автор «Библейской истории», упоминает о библейских ослах
шесть раз.
Еще Иосиф, которого братья так удачно продали в Египет, будучи возвышен фараоном за свое умение отгадывать сны, послал своему отцу десять ослов, навьюченных лучшими произведениями Египта, и десять ослиц, навьюченных зерном, хлебом и припасами на путь. Удивляет не то, что фараон беспрепятственно разрешил Иосифу вывести лучшие произведения своей страны, а то, что они были вывезены на ослах. Ослицы вывозили на себе зерно и хлеб, что, по-моему, ноша не только тяжелейшая, но и нужнейшая в земле, пораженной голодом. Тысячелетия проходят – ничего не меняется! Мой папа говорил мне, когда я вернулась домой после первого вояжа в Чехию, «продавать картины в богатой стране сможет всякий дурак, а вот ты поди, попробуй, в голодной стране продать вагон хлеба». И по сию пору мужчины таскают на себе «лучшие произведения» современной цивилизации - а женщины сумки из продуктовых магазинов. Женщины кормят мужчин из своих рук, а мужчины развлекаются игрушками, в число которых, как мне кажется, входит и жажда обогащения.
Вот у Валаама была ослица – второе библейское упоминание об ослах – не менее знаменитая, чем сам Валаам. Ей пришлось заговорить человеческим голосом, чтобы «остановить безумие пророка». Но он «возлюбил мзду неправедную» и за нее готов был пренебречь предостережением. И сам повел себя, как осел, когда того захотел Бог. Открыл рот, чтоб изрыгнуть проклятия на избранный народ, а вместо этого прокричал славословие.
Во времена Судей у судьи Авдоха «было сорок сыновей и тридцать внуков, ездивших на семидесяти молодых ослах», в знак особенного достоинства и богатства.
Не знаю, что за особенное достоинство – ездить на осле, но вот когда Самсон избил тысячу ошеломленных филистимлян – он орудовал попавшейся под руку свежей ослиной челюстью. Если попалась свежая ослиная челюсть, значит, кто-то съел голову. Кто? Когда однажды был голод в земле обетованной – «ослиная голова продавалась по восемьдесят сиклей серебра». Если все израильтяне без исключения каждый год платили и платят по пол-сикля серебра на охрану своего царства, то кому понадобилась ослиная голова за восемьдесят сиклей серебра. Для чего? Чтобы ослиными челюстями крушить новых ошеломленных филистимлян?!
Семья первого царя израильского – Саула – не была богатая, так что сам Саул на ослицах пахал землю. И вот однажды рабочие ослицы пропали, и Саул отправился на их поиски. Уже отчаявшись найти ослиц самостоятельно, он обратился к пророку с просьбой помочь ему в поисках. Вместо этого пророк пообещал ему, что он будет первым царем Израиля. Между тем нашлись и ослицы. Не ослы, прошу заметить, а ослицы. Ослицы не только выносливее и терпеливее ослов, они еще приносят царство тому, кто их ищет.
63
Чтобы развязаться с узбеками на ослах и без, с дочерями узбеков и узбеков отцами, скажу раз и навсегда – я ослица.
И сейчас это постараюсь доказать.
Человек постоянно борется между доверчивостью и подозрительностью в себе. У меня почти всегда побеждает доверчивость, хотя Виталик и называет это наивностью.
Поэтому за «кухонской линкой» мы поехали вместе, и весь путь, вместо того, чтобы смотреть на горы, Виталик возмущенно говорил мне в лицо колкости, ему, видите ли, не нравилось, что я заняла у Сашки-негра тысячу долларов, чтобы выбросить ее на ветер. Или даже в урну, прямо на вокзале.
- Приедем, выберем подходящую урну, деньги выбросим, пивка попьем и поедем назад, в Прагу, хоть нервы сэкономим, - утверждал он.
- Саша согласился подождать деньги две недели, за две недели папа мне денег пришлет.
- Да твоему папе дешевле киллеров нанять, чтоб они тебя грохнули, чем продолжать оплачивать твои все возрастающие запросы!
- Замолчи, наконец, - сказала я, и совесть моя умолкла.
Но пивка мы действительно выпили, как только приехали, и не на вокзале, а на главной площади Теплиц, которая называется Замковой площадью. Мы выпили пивка на террасе, потому что Мирослав опоздал на сорок минут. Он был занят с Киямом, и с Киямом же и прошел.
Разговаривали, в основном, мужчины, и о делах мужских, государственных. Какие перемены в связи с вступлением Чехии в Евросоюз, что это сулит нашим соотечественникам, проживающим в Чехии, какие подвижки в парламенте, и так далее. Виталик держался молодцом, не зря он каждое утро покупает чешские газеты, отметила я про себя. Наконец, Мирослав обратил на меня внимание:
- Пани Ирина, - сказал он, - У пана Ваврички со вчерашнего дня появилась отличная «кухонская линка». Он мне звонил, я ездил, смотрел. Мне понравилось. И всего за одиннадцать тысяч. Эту, про которую я Вам говорил по телефону, и которая стоит девятнадцать тысяч, мы всегда посмотреть успеем, а пока давайте все-таки поедем к Вавричке.
Виталик выразительно на меня посмотрел, и я вздохнула. К Вавричке, так к Вавричке.
Гарнитур показался мне в этом огромном помещении игрушечным. Притом еще был, как цыпленок, весь желтый, и только набалдашники на ручках шкафов и шкафчиков, да столешница разделочного стола – коричневые.
- Новая, - говорил меж тем пан Вавричка, искусный продавец, - Внуки бабушке подарок на Рождество сделали, а она через полгода запросилась в дом престарелых, к подружке.
- Ну, не знаю, какая-то она маленькая, - сказала я.
- Зато ручки золотые, - хмыкнул Виталик, - Или тебе покоя не дает, что у Люси кухня за пятнадцать тысяч?
- Она больше той, что у Вас перед этим стояла, я измерял, - встрял Мирослав, - На сорок сантиметров.
- Какая-то она желтая, - упорствовала я.
- Зато ручки золотые, - повторил Виталик.
Я заплатила пану Вавричке одиннадцать тысяч, с тем, что назавтра он привезет мне эту кухню домой бесплатно. В первой половине дня. И решили еще немного побродить, я, например, смотрела тумбу под телевизор. Сам телевизор девчонки обещали мне подарить на новоселье. Виталик вообще был здесь впервые. А у меня образовались лишние восемь тысяч крон!
Я замерла у какого-то зеркала в оправе, что-то мелькнуло мне, и тут услышала сдавленный шепот Виталика:
- Ира, иди сюда!
64
Он звал меня с порога в первое помещение, поменьше и побогаче ангара. И где же были мои глаза? Но я же ничего такого еще и не присматривала! И, разрази меня гром, я не знаю, как называется, одним словом, инкрустированная мягкая мебель, состоящая из трехместного дивана, двухместного диванчика и одноместного кресла. Опять гарнитур, что ли? Как называется – не знаю, зато как может выглядеть на ореховом паркете, расположившись подковой посередине залы, знаю досконально.
Может выглядеть потрясающе.
Она была в отличном состоянии, эта мягкая мебель, обитая велюром. Она идеально вписывалась – своими темными коричневыми цветами к полу, и своими светлыми бежевыми цветами к стенке, а главное, она удивительно вписывалась в мою незапланированную сумму - семь тысяч семьсот крон. Мы попросили вместе с кухней доставить нам и мягкую мебель. С чувством выполненного долга из ангара пана Ваврички, пошли пешком, по дороге, обсаженной грушами, и уже через пятнадцать минут сидели в первой попавшейся «герне» (бар с игровыми автоматами), больше похожей на второсортный ресторан, чем на «герну». Туда же подошел Мирослав, и мы выпили и закусили. Больше выпили, чем закусили. Особенно Виталик. Я определяю степень его опьянения, по словам, которые он начинает произносить в мой адрес в присутствие третьих лиц. Если он начинает меня хвалить, значит, пьян.
А хвалил меня на этот раз Виталик самозабвенно.
Так что – как я передавала Мирославу пять тысяч крон на три пластиковых двери и четыре люстры, которые он обещал привести тем же вечером, - Виталик не заметил.
Не заметил он и того, что в квартире, куда мы попали спустя десять дней, ничего не изменилось. Лежала только плитка на полу в кухне. И были облицованы стены в туалете и в ванной, полы же были разворочены, воду можно было набирать только из шланга в ванной, а свет не горел нигде, кроме прихожей. Как я не уговаривала его не спать на закате солнца, не успев оглядеться и расстроиться, Виталик рухнул в кровать в нашей спальной. Кроме дубового пола и двуспальной кровати там ничего нет. Ну, еще жалюзи. Я ничего не придумала лучше, чем последовать его примеру.
- Вместе с люстрами мы привезем Вам и «пирамиду», - звучал в ушах голос Мирослава, - Это такая горка тумб в голубую спальную комнату, всего за три тысячи крон!
И этот голос впервые не показался мне приятен.
Проснулась как от толчка, в десять часов вечера. Виталик спал. Свет продолжал нигде не гореть, кроме прихожей. Унитаз продолжал стоять без сливного бачка и смывать приходилось из специального ведерка. Чтобы набрать воды, в ванной нужно было это ведерко подставить под шланг, а самой бежать в туалет, чтобы специальным крантиком пустить воду. Струя била мимо ведерка дважды. Второй раз, когда я набирала воду для чайника.
65
Этому не будет ни конца, ни краю!
Прав Виталик. Он бубнил, возвращаясь из туалета. Десять дней люди не делают работу, за которую я уже заплатила деньги. Мало того, я плачу новые деньги за какие-то мифические пластиковые двери, потому что мои родные, видите ли, придется подрезать на пять сантиметров! Почему придется? Из-за «порожков». А что, раньше «порожков» не было? Куда подевались «порожки»?! И что это еще за «пирамида» такая в «голубую» спальную? Где Мирослав вообще нашел тут «голубую» спальную?!
Не дождавшись от меня ничего, кроме фразы «может быть, он так называет детскую комнату», Виталик снова заснул, а я погрузилась в невеселые размышления.
Они ворвались в квартиру, как торнадо. Яна ловко загрузила морозилку бутылками пива и бутылкой водки (вот для чего мне такая большая морозилка, Люся!), по-хозяйски разложила куски копченой курицы в большую, а селедку под маринадом в среднюю, из двух присутствующих в доме тарелок, в блюдце набросала уже нарезанный салями, дверь распахнулась – и незнакомый мне мужчина внес первую тумбу для «голубой» спальни.
Тех тумб был миллион – они их таскали и таскали. В полной темноте.
- Мирослав, - наконец, опомнилась я, - Где же люстры? Хоть какой-нибудь свет!
- Все сейчас будет, в полном ажуре, пани Ирина! – бодро отвечал Мирослав.
- Ты давай-ка прекращай с этим панством, - сказала я, - Какая я тебе пани? Я такая же, как ты. Называй меня просто по имени.
- А вот за это надо выпить! – сказал Мирослав, - На брудершафт!!
Виталик все спал. Яна с Валерой (так звали незнакомого мужчину) все таскали тумбы. Люстры, выгруженные в прихожей из клетчатых сумок, оказались чудовищны. Одна была словно из бутылочного стекла и выглядела, как пять пивных бутылок. Другая имела три рожка, но все три в ободранной позолоте. Третья – и эту Мирослав сватал пуще всех – содержала в себе три деревянных подставки, на которых покоилось три желтых плафона, но один из них был надтреснут. Последняя, в виде полусферы с железной ручкой на пружине, за которую предполагалось тянуть лампу вниз, показалась мне единственной, что можно повесить хотя бы в кухню. Хотя бы на сегодняшний банкет.
- Мирослав, - взмолилась я, - ну невозможно же сидеть за столом в темноте!!
И – что бы вы без меня делали! – свет в кухне загорелся. Банкет начался. Виталик не проснулся. Я пила пиво.
- Пани Ирина, ой, прости, Ирина, ну как тебе «пирамида»?
- Какая «пирамида», Мирослав, я же в глаза ее не видела!
- Если не понравится, завтра мужики, которые кухню привезут, заберут ее в «базар».
- Она что, из «базара»?
- Нет, от одной моей знакомой. Почти новая. К ней еще журнальный столик прилагается. И карниз. Так что все голубое будет, ахнешь!
66
Я проснулась в восемь утра, хотя кухню и мягкий «уголок» (наверное, так тоже можно назвать?) должны были привезти в десять. И сразу же прошла в «голубую» спальную. И действительно ахнула.
Я села на одну из кроватей, которую купила детям, обтянутую чистой простыней, которую подарила Люся, и это было единственное чистое место во всей комнате. Разинув пасти,на меня смотрели шкафы и шкафчики, полочки, тумбы, ящички, когда-то, может быть, и голубые, но уже пожелтевшие от старости и того стыда, который испытывает, я знаю, вся совдеповская мебель. Бегу-бегу от совдепа, не убегу никак. И здесь, в Теплицах, в курортном городке на границе с Германией, среди прекрасных гор и плодородных долин...
- Виталик! – завопила я, - Виталик, да сколько же можно спать!! Ты посмотри, какой монстр проник к нам в дом! Всего за три тысячи!!
- Я даже смотреть не хочу, - проворчал Виталик, - Пей больше со своими работниками, целуйся на брудершафт, они тебе еще не такого натащат!
Однако минут через пять он поплелся в туалет, потом воевал с ведерком и шлангом, потом заглянул в «голубую» спальную.
Я готовила кофе.
- Немедленно вернуть, - изрек он, появляясь передо мной на пороге кухни, и тут же заметил злополучную полусферу над столом, подошел и автоматически дернул за ручку. Пружина развернулась, лампа повисла между нашими лицами и обратно возвращаться под потолок отказалась.
- Черт, - сказал Виталик, - Любуйся теперь на дело рук Мирослава! Ну, как же, он ведь в Афгане кровь раненным бойцам отдавал! Надо у него еще четыре люстры прикупить, у тебя же найдется лишняя тысяча…
Но, увидев, что я собираюсь разрыдаться, сменил тон. Даже потерся ладошкой по моему плечу:
- Не расстраивайся, давай лучше подумаем, как выйти из положения. Может, Мирослав хотел как лучше. Он же не знает, что ты у нас из столбовых дворян. Я надеюсь, ты за эти люстры еще не заплатила?
- Заплатила, - всхлипнула я на всякий случай.
- Господи. А еще за что ты заплатила?
- Еще четыре тысячи за три пластиковые двери.
- Ира, пять тысяч! Какие пластиковые двери? Он тебе опять с помойки что-нибудь притащит, а работа стоять будет. Что он говорит – недоделки ликвидирует за один день? Да там с одним туалетом и ванной возни на три дня! И в кухне газовую плиту плиткой не обложил! И в прачечной стены не выровнял, хотя обещал все закрыть садрокартоном и побелить! Нет ни одного порога ни в одной комнате, и еще Бог знает, сколько всяких мелочей, которые тоже стоят денег. Ты что, хочешь у Саши еще одну тысячу в долг попросить?! Ты назначила на вторник новоселье, сегодня четверг, уже около десяти часов утра, а никто и не думал приступать к работе!!
Я схватила телефон и позвонила Мирославу. Было без пяти минут десять. Я сказала, чтоб он пластиковые двери не покупал.
- Почему? – удивился Мирослав.
- Я не буду по телефону объясняться. Мы ждем тебя вместе с паном Вавричкой.
- Нет, я приеду часа через два, не раньше.
- А что же с этой «пирамидой»?!
- Не подошла? – опять удивился Мирослав.
- Как тебе не стыдно, - сказала я, - Ты что, хочешь меня надуть, Мирослав?!
- Нет проблем, - сухо сказал Мирослав, - Вавричка все заберет к себе.
- Тогда звони ему сам, и сам договаривайся об этом. Я не буду.
- Хорошо, позвоню, - еще суше сказал Мирослав.
67
В ту же минуту в дверь позвонили. Самый младший из работников пана Ваврички расплылся в улыбке. Еще бы, они не опоздали ни на секунду. Да еще на этот раз ничего не разбили (правда, взамен разбитого в прошлый раз стекла в «стенке», пан Вавричка мне привез другое такое же, сделанное на заказ, бесплатно).
Их было трое – двое мебель таскали, а третий ее собирал. Попутно выносили тумбы из «голубой» спальной. Точно так же поступили с «кухонской линкой», продолжая выносить ящики. Так что, когда «линка» стояла – «голубая» спальная прекратила свое существование, и превратилась в нормальную, светлую, чистую детскую комнату. Я там даже полы протерла. Старший из работников в это время последние золотые ручки к ящичкам в кухне прикручивал. Приехал пан Вавричка, получил деньги за мягкую мебель, увидел лампу в кухне, поморщился и сказал:
- Я буду иметь в виду, что Вам нужны люстры.
Настроение мое стремительно поднималось. Наконец, распрощались и работники, получив по двести крон каждый, и мы с Виталиком бросились на диваны, он на большой, я на канапе.
- Одним махом мы приобрели целых три сибаритских места! – воскликнула я, мерцая глазами.
- Ира-Ира, - отвечал Виталик, благосклонно улыбаясь, - Это, правда, выглядит замечательно.
Мирослав опоздал на сорок минут. С порога он начал объяснять, что его рвут на части арабы, недавно поселенные Киямом в один из особняков, им тоже нужен евроремонт, а на Виталика зыркнул так, что стало ясно – придушил бы, будь его воля. Вот притча, все свое бесславье он приписал безобиднейшему существу в мире! Но меня это устраивало. Во мне поднялся во весь свой рост мой папа! Я открыла рот, и он заговорил:
- К черту двери! Меня устраивают и эти темно-вишневые железные проемы, которые так красиво контрастируют с белыми стенами, а главное, я люблю простор, воздух, мне не нужны двери. Мне нужны просто «порожки», такие же темно-вишневые железные «порожки», что с порогами?
- Ну, пороги нынче дороги, - начал Мирослав, - хотя у меня есть один знакомый…
- Сколько?
- Двести крон за порог. Вместе с работой. Да еще балокрил, четыреста крон банка.
Не поленились, пошли и пересчитали пороги, их оказалось девять, с туалетом, ванной и прачечной.
- Две тысячи двести, хорошо, - сказала я, - Дальше. Сколько нужно плитки, чтоб обложить газовую плиту?
Не поленились, пошли и померили два куска двух стен, оказалось, нужно два квадратных метра плитки. Такой, какая подойдет к полу и «линке» Грубо восемьсот крон и четыреста за работу. Плитку купишь сам, Мирослав, я на тебя полагаюсь.
- Подождите, пани Ирина, я записываю. У Вас есть ручка?
68
Ручка нашлась у Виталика.
- Что с прачечной? – спросила я.
Поплелись в прачечную.
- Ты говорил «садрокартон».
- Один лист сто восемьдесят крон, нужно два листа.
- И сколько за работу?
- Да я бесплатно это сделаю. Ну, стовка.
- Пиши двести. И четыреста. Что еще?
- Мы докупали клей. У меня все записано.
- Сколько?
- Триста восемьдесят крон. И еще клей нужен.
- Сколько?
- Столько же.
- Пиши восемьсот. Что еще?
Мирослав подавленно молчал.
- А нельзя ли здесь еще эту щель замазать? – встрял Виталик, докопавшись в прихожей к какому-то зазору между стеной и водозабором.
- Это у нас есть мел, это мы заделаем так же, как заделали плинтуса.
- Считай, - попросила я.
В полном молчании прозвучала цифра. Четыре тысячи восемьсот крон.
- Пять тысяч получил? – спросила я.
- Получил.
- Хватит?
- Хватит.
- Приступай.
- Все будет, как люлька, вот увидите! – говорил Мирослав, покидая нас, - Нам хватит полдня, на все про все. Вот только туалет с ванной доделаем к субботе, и ко вторнику будет все блестеть…
Я даже не пошла его проводить. Достал. В самом деле, не в Афганистане же, он научился так ловчить и считать людей дураками.
Когда дверь за Мирославом закрылась, Виталик бросился ко мне на диван, и захохотал:
- Вот теперь я тобой горжусь, Ира!
Он был совершенно трезвый.
69
У меня действительно осталась лишняя тысяча крон. И у Виталика столько же.
Мы сначала пошли в минеральный бассейн, где Виталик высидел всего пятьдесят минут вместо положенного часа, и пришлось согласиться, что на новоселье мы все пойдем в бассейн обыкновенный, где можно поваляться на травке, и где есть бар, а потом побежали «К козочкам», потому что зверски проголодались Ведь мы не ужинали, и даже не завтракали, и каждый заказал себе по разному блюду из оленины с печеным картофелем на гарнир. Еще у нас был пикантный салат из корейской капусты. И по две рюмки водки. Не считая сока и минералки. Мы заплатили всего по двести пятьдесят крон на нос, и это уже с чаевыми. Виталик утверждал, что официант обсчитался.
А я-то уже точно знала, в какую землю попала.
Когда она была отдана мне во владение, то «представляла собой как бы искусственный сад, заботливо насаженный среди окружающих пустынь, и отличалась изумительным плодородием, дававшей ей полное право на название страной, где течет молоко и мед…»
70
И ослы здесь не при чем.
Ирина Беспалова
Прага – Теплицы, 2004г