11. Как выходила замуж

Наталия Сидо
 10. http://www.proza.ru/2009/12/04/1355

3 сентября 1969 года был первый рабочий день в моей жизни. Каким он был – не помню. Не поленилась и подсчитала, сколько рабочих дней всего было за 40 лет моего непрерывного трудового стажа. Оказалось более 8 тысяч. И не могу сообразить: много это или мало. Если вспомнить свои первые годы работы, то, кажется,  немного, потому что было совсем недавно. А если вспомнить, что я уже пенсионерка, то  и не так уж мало.

Папа на стройку меня не отправил. С помощью своего друга пристроил  на работу в редакционно-издательский отдел и типографию Военно-политической академии им. Ленина. Было такое учебное заведение.

 В нашем отделе работали только женщины, а руководили два мужчины – начальник РИО и его заместитель. Начинала  корректором 3 разряда, читала гранки (это такие бумажные простыни, которые присылались из типографии сразу после набора текста линотипистом). Чтение гранок – это особая корректорская работа, смысл которой в сверке совпадения подлинника и набранного текста. Левая рука на подлиннике, правая - на набранной копии. Сидишь целый день и читаешь практически на бис. Сначала в подлиннике «Вася Иванов пришел в магазин», потом в гранках «Вася Иванов пришел в магазин». Читаешь и думаешь, что же ты такого плохого сделал в жизни, что тебе такое наказание придумали. Через год  уже доверили верстку читать, потому что новая группа девочек - выпускниц на работу устроилась. И это уже большая удача.  Потому что чтение верстки – это уже более квалифицированная работа. Главное, что только один раз про Васю читаешь. Без повторения. Потом,  получив более высокий разряд, читала вторую верстку. Это уже ближе к редакторской читке. Интереснее, потому что читаешь, уже вникая в смысл всего текста, а не предложения, как при читке первой верстки. Так семь лет и читала.

Когда меня провожали в последний день работы, начальник нашего отдела сказал: «Наташа! Военно-политическая академия дала тебе все: профессию, образование, мужа и сына. Поэтому в твоей жизни навсегда останется память о нас». Конечно, осталась, уважаемый Борис Павлович! И очень хорошая память. Потому что действительно  освоила интересную профессию, практически окончила институт, совмещая работу и учебу. В академии познакомилась со своим будущим мужем. И через два года родила сына.

В марте 1973  стояла у двери партийной комиссии. В этот день меня должны были принять кандидатом в члены КПСС. Очень волновалась. Вскоре подошел лейтенант. На него нельзя было не обратить внимание. Он был в затемненных очках, как у польского актера Цибульского. По зданию академии ходило много мужчин. И все они были в военной форме от лейтенанта до генерала. Но  все на одно лицо. А здесь такое же лицо, но в  необыкновенных очках.
- Здравствуйте, - сказал лейтенант. – А Вы сюда?
- Да. Сюда.
- Но здесь сегодня прием в партию идет.
- Да. Здесь.
- А Вы  тоже? Сколько же Вам лет?
- Двадцать. И я тоже.

Меня пригласили в кабинет. Там сидело человек десять полковников. Председатель парткомиссии зачитал необходимые документы. «Какие вопросы будут к товарищу Абрамовой?» - спросил он у присутствующих. И полковники стали задавать вопросы. Я отвечала.
 - Почему решила в партию вступить? - спросил один из полковников.
 - Потому что мой папа член партии, а я хочу быть похожа на своего папу. А еще  в институте сказали, что редактор обязан быть членом КПСС, - ответила я.
 - Насчет папы - это ты правильно сказала. А вот про редакторов - плохо. Говори, как все нормальные люди: "Хочу быть в первых рядах строителей коммунизма".
- Так все первые ряды уже давно заняты, - пошутил другой полковник.
Председатель парткомиссии грозным голосом сделал замечание. После паузы кто-то предложил  принять меня кандидатом в члены КПСС. Я вышла из кабинета. После меня туда вошел лейтенант в красивых очках.

Встретились мы через неделю. Я сидела в президиуме, а он в зале. Проходило комсомольское собрание. Последнее в моей жизни. Меня поблагодарили за хорошую работу в комитете комсомола академии и вручили на память комсомольский билет и грамоту. После собрания лейтенант подошел ко мне, представился и пригласил на свидание - 1 апреля в 14.00 у Музея народов востока. Пойдем на выставку Рериха.

С 1 по 14 апреля мы три раза встретились, но каждый день разговаривали по телефону. С вечера почти до утра. Он меня поразил  умом и знаниями: очень интересно рассказывал о кино, живописи, театре. Читал стихи разных поэтов, и свои тоже. Мне казалось, что нет темы, в которой он не разбирается. Я готова была слушать его все время.

14 апреля  заговорил о сексе. Не помню, что, но помню, что очень испугалась этой темы. Долго мне что-то объяснял, но я впервые не понимала, что. Поняла только одно: если  хочу и дальше его слушать и видеть, нам надо решить сексуальную проблему. Мои две школьные подруги рано вышли замуж, у них уже были дети, а я все в девушках ходила. Они надо мной посмеивались. Позвонила Ларисе и прокричала: «Лариска! Что мне делать?». «Да ничего. Слава Богу, нашелся мужик, который решился тебя в койку уложить. Ложись. Тебе давно пора. Скоро 21, уж точно пора».

15 апреля мы встретились. «Ну, что? Ты приняла решение?». Я помолчала и ответила: «Да». Поехали к нему домой. Все произошло очень быстро. Было страшно, больно и совсем не так, как описывалось в романах. Но после этого он опять мне что-то рассказывал. Я слушала, и вот это мне очень нравилось.

16 апреля, в воскресенье,  снова пригласил к себе домой. «Послушай. Я долго думал и так ничего не понял. Ты говорила, что у тебя не было мужчин. Но подтверждения твоей девственности я не обнаружил. Надо повторить, чтобы все понять до конца». Еще раз повторили. Было уже не так больно. И не так страшно. Но опять не как в романах. Может быть там все придумано?

Мы долго разговаривали. И мне опять нравилось его слушать и видеть. Но пора было ехать домой. После всех предыдущих встреч он провожал меня домой на такси. В этот вечер  сказал, что плохо себя чувствует и не сможет меня проводить. «Конечно, оставайся дома и лечи свое горло. Сама доберусь». Вышла из дома и пошла к станции метро. Минут через  десять он меня догнал.
- Извини. У меня не осталось денег на такси. Вот  и придумал про ангину. Но  почему-то забеспокоился и решил, что тебя не надо оставлять одну.

Мы спустились в метро. Разговаривали, точнее он говорил, а я слушала. Потом мне стало нехорошо. Сказала, что мне плохо, и тогда  увидела его лицо, побелевшее и испуганное. Он смотрел на мои ноги. Я тоже посмотрела вниз и увидела под собой лужу крови. Двери поезда открылись, и он резко за руку вытянул меня из вагона.

Так начался самый кошмарный день в моей жизни. Дежурная по станции отвела нас в медпункт. Дежурная медсестра сказала, что  не сможет помочь, и вызвала скорую помощь. Врач скорой задал несколько вопросов и сказал, что нужно срочно вести  в ближайшую клинику. На носилках меня отнесли в приемное отделение Боткинской больницы. В смотровом кабинете надо мной поиздевались  медсестры, которые отпускали в мой адрес мерзкие шутки. Врач после осмотра  расхохотался. - Девки! Я впервые такое вижу. Не надо готовить экстренную операцию. Здесь перекиси водорода будет достаточно. Ну, умора, - веселился гинеколог.
  - Простите, а что со мной?
- Да, ничего. Просто крупный сосуд на девственной плеве оказался. Еще одна минута и в палату отправим.
- Мне домой надо. Уже поздно. Мне срочно надо домой. Я в больнице не останусь.
- Обязательно надо. По моей части все абсолютно нормально, а вот потеря крови слишком серьезная была. Надо сдать анализы. А главное Вам нужен покой и сон.
- Дома мне будет лучше.

Подписала какие-то бумаги об отказе госпитализироваться. Вышла из  больницы. Саша стоял на крыльце и нервно курил. Рассказала, что со мной произошло.
- Хорошо ты меня научила, что тебе надо верить. А то, если не поверишь, потом мало не покажется. Прости, что тебе так пришлось доказывать свою правоту. Да я и сам все сразу понял. Просто не знал, как уговорить.

Мы с трудом поймали машину, потому что никто не хотел сажать в автомобиль девушку в окровавленном белом плаще. А было уже двенадцать часов ночи. Начинался новый день – 17 апреля.

Мы подъехали к моему дому. Попрощались.
Открыла дверь. На пороге стояла мама, которая стала кричать, что, пока я где-то шляюсь, она не может уснуть. Посмотрев на меня, все поняла.
- Тебя изнасиловали? Ты с кем-то переспала? Ты была с мужчиной? Геннадий, иди сюда немедленно. Она нас опозорила.

Потом они кричали, били меня. Требовали сказать, с кем  была. Я не сопротивлялась. Не плакала. У меня не было сил. Хотела только одного, чтобы меня оставили в покое.

  Мама достала из моей сумки записную книжку, стала читать фамилии. Прочитала: «Сидоренко Александр. Он?». «Да, - ответила я. – Он». «Можешь идти в ванную. Без тебя разберемся».

Я ушла. Мне было плохо и физически, и морально. Было стыдно и мерзко от всего, что пришлось пережить в метро, от многочисленных вопросов и ответов врачам скорой помощи и в больнице,  что послужило причиной кровотечения. Я была виновата пред всеми. Перед мамой, которую больше всего в моей жизни волновала именно моя невинность. А я не сберегла. Да, в начале семидесятых годов наши родители очень беспокоились за нашу нравственность. Почему, не знаю. Может быть, тогда еще были сильны патриархальные традиции, может быть, мамин личный опыт заставил ее считать, что именно сохранение  девственности до свадьбы будет главным условием моего счастья. Не знаю. Мы с мамой никогда не вспоминали события этого дня.

Было стыдно пред папой, который увидел меня в таком ужасном виде, и которого я вынудила впервые в жизни меня ударить. И папа очень часто просил у меня прощения за тот день. Прошло много лет, прежде чем я поняла, за что не только за пощечину  просил прощения.

Но на этом события того дня, а точнее той бесконечной ночи не закончились. В 2.00  приехал Саша, потому что мои родители позвонили ему домой. Начался второй акт. Теперь уже участниками скандала были родители и лейтенант в красивых очках. Они что-то кричали. О чем-то спорили. Потом папа выбежал из своей комнаты с пистолетом, которым его наградили во время войны. Когда-то мама при виде этого пистолета сказала папе «Да».  А теперь лейтенант сказал «Да», но при этом добавил,  что ему надо со мной поговорить. Мы ушли в другую комнату.

- Ты видишь, как события складываются. Да, Зоя Космодемьянская из тебя не получилась. Не смогла сохранить в тайне мой телефон. Ну, да, ладно. Надо что-то решать. Думаю можно попробовать.
- Что попробовать?
- Пожениться. А что еще делать в такой ситуации.
- Саша! А ты меня любишь?
- А какой любви можно сейчас говорить! Я же тебе объяснял, что любовь является продуктом взаимодействия субъекта и объекта.
- А кто из нас объект?
- Сейчас это не важно. Важно, что мы должны попробовать создать семью. И, наверное, лет через пять я смогу тебе сказать, полюбил  тебя или нет. Так ты согласна попробовать?

Конечно, согласилась. Мне очень хотелось быт рядом с ним. Потому что тогда  была уверена, что влюбилась в него практически с первого взгляда. При мысли, что мама будет меня изводить упреками, очень хотелось убежать из дома.

Вышли из комнаты, и Саша объявил родителям о том, что мы решили пожениться. Папа достал коньяк. Мама что-то стала накрывать на стол. Саша сказал:
- Наташа, собирайся. Мы поедем домой. Я жду. Уже поздно.
Мама стала возражать, заявив, что до свадьбы она меня никуда не отпустит.
- Зоя Андреевна! Наша свадьба благодаря Вашей активности состоялась сегодня,17 апреля 1973 года.
Маму такое объяснение не устраивало. Но папа ее остановил. Я оделась, взяла что-то необходимое и мы уехали.

Было 5 часов уже утра. Саша нажал на кнопку звонка.
- Зачем? Ты же разбудишь свою маму.
- А ты думаешь, что моя мама смогла уснуть после того, что ей наговорили твои родители, когда позвонили по телефону.

Я испугалась еще один раз за этот бесконечный день, ожидая продолжения кошмара.

Дверь открыла симпатичная женщина, небольшого роста, с удивительными голубыми глазами. Она была в ночной рубашке и куталась в шаль. Я не могла переступить через порог их квартиры.

- Ну что же ты стоишь, доченька. Проходи. Теперь это твой дом.
Она обняла меня, поцеловала. Именно в этот момент я зарыдала. От простых и добрых слов этой незнакомой мне женщины. Именно она стала единственным человеком в этот день, который меня не унижал, не оскорблял, не упрекал, не ругал. Именно от нее  меньше всего ожидала сочувствия и понимания. Именно она преподала мне на всю жизнь урок милосердия. И с того дня мы стали  друзьями. Мне было  трудно понять, почему у большинства невесток не складываются отношения со свекровями. Мне очень повезло. У меня была замечательная свекровь.

Через полтора месяца состоялась наша свадьба. Мы уехали в свадебное путешествие. Сначала на родину моей свекрови – в деревню Коржевка в Ульяновской области. Потом на родину моей мамы и мою – в Красную Поляну. Я стала Наталией  Сидоренко.

Мы прожили вместе 22 года. Не хочу подробно вспоминать события тех лет. Их было много и разных. Были светлые и темные дни в нашей жизни, были взаимопонимание и полное отчуждение. Были помощь и предательство. Было все. Не было главного – совпадения. Мы с Сашей не подходили друг другу. Ни по образу жизни, мыслей, ни по отношению к людям, ни в сексе. По воле моих родителей мы стали мужем и женой. Нас соединил страх. Меня страх перед гневом  родителей, которые ринулись отстаивать мою честь и достоинство, уверенные в том, что спасают меня от стыда и позора. А Саше стало страшно за свою карьеру, потому что мама угрожала написать жалобу в политотдел. Такого письма было бы вполне достаточно, чтобы он с треском вылетел из Москвы в дальний гарнизон.

А меня еще вогнали в чувство вины. Всю свою жизнь прожила с ощущением вины перед Сашей за случившееся той апрельской ночью. За то, что у меня оказалась такая странная физиологическая особенность. За то, что попала в больницу, и произошедшее нельзя было скрыть от родителей. За то, что  назвала родителям его имя. Вынужденная женитьба на мне лишила его возможности  жениться на дочери маршала, с которой у него был роман. Мне кажется, что ее он действительно очень любил, потому что именно ей он  посвятил очень много своих стихов. Мне он посвятил только одно – о том, что про меня и для меня в его душе стихов нет.

Американский автор Нил Доналд Уолш написал в одной из своих книг, что страх и чувство вины являются главными врагами человека. Они постепенно разрушают  и уничтожают его. Сначала эти слова  восприняла как простую банальность. Но, многое вспомнив и переосмыслив в своей жизни,  поняла, что  согласна с этим простым, на первый взгляд, выводом.

Страх, который оказался в основе наших отношений с бывшим мужем, и мое чувство вины уничтожили наш брак. И не только брак. Через 22 года совместной жизни Саша практически спился. Он не смог, находясь рядом со мной, реализовать свою мечту по написанию философской работы, которая была смыслом его жизни. Он стал злобным, агрессивным человеком, потому что мое чувство вины стало замечательной почвой для развития этих качеств.

Я превратилась в безрадостную, пассивную женщину, которую ничего не волновало. Мне ничего не хотелось. Я видела мир в черно-белом изображении, как в старом телевизоре, да еще с очень маленьким экраном. Стала обидчивой, а значит больной женщиной. Я захлебывалась от своих обид на жизнь, почти на всех, с кем работала и общалась, но, прежде всего, на мужа. Теперь  понимаю, что он меня специально не обижал. Это я обижалась на все, потому что уже не умела адекватно на все реагировать. Мои болезни множились и усиливались. Потому что именно наши обиды рождают наши болезни.
 
В тот период у меня было очень много проблем со здоровьем. Уже второй раз за 43 года  мне диагностировали опухоль. Но и это было уже  все равно. Потому что жить так, как жила, не хотела. А по-другому не умела. Да и не знала другой жизни. У меня была работа, которая долгое время отвлекала  от проблем в семье и, наверное, спасала, но которая на том этапе, в 1995 году, тоже стала меня разрушать и постепенно уничтожать. Но у меня не было сил что-либо менять. Я не жила, а существовала: без любви к Богу, к жизни, к себе, ко всему, что  делала. Я была плохо смазанным и отрегулированным механизмом, который сползал, поскрипывая, с горы. Все надоело. Когда, поздравляя  меня с праздниками или днем рождения, друзья спрашивали: «Ну что тебе пожелать?»,  просила одного: «Пожелайте мне хоть что-нибудь пожелать».

Потом два человека вывели меня из состояния душевного анабиоза. Первым был мой двадцатилетний сын, который сказал: «Мама! Пока ты эмоционально реагировала на пьянство отца, вас хоть что-то связывало. Но теперь у тебя и на это нет сил. Если ты и дальше будешь так жить, я перестану тебя уважать. Решай. Ты должна сделать выбор. Я не могу больше жить рядом с таким чудовищем, как наш отец.И не могу больше видеть тебя такой слабой и безразличной. Выбирай – и ли ты со мной, или с отцом».

Эти слова меня удивили. И тогда напомнила сыну события десятилетней давности.
- Сынок! Тебе было десять лет, когда я захотела все изменить в своей жизни и развестись с папой. Ты помнишь?
- Да. Я хорошо помню, что вы  тогда решили развестись.
- Мы с папой все обсудили, договорились. Я рассказала родителям. Мама была категорически против развода. Мне было это не понятно, потому что она свято ненавидела Шурика (так мы называли мужа), и от нее я не ожидала такой реакции. Твой дедушка удивил еще больше, потому что сказал, что мне давно пора было это сделать, что он ждет нашего возвращения в их дом. И я наконец-то сниму грех с его души, потому что именно он силой загнал меня в брак. Я была уверена, что именно папа меня не поддержит. Но ты помнишь свою реакцию?
- Помню. Ну и что?
- Как ну и что? Ты  сказал, что полностью одобряешь мое решение, но после развода останешься с папой. Потому что я сильная и справлюсь, а он погибнет, пропадет. Ты помнишь?
- Мама! Я всегда считал тебя умной женщиной. Ты меня удивляешь. Почему ты так серьезно восприняла слова глупого десятилетнего мальчика?
- Потому что ты  с раннего возраста был моим другом и очень часто по несчастью общения с нашим папой. И я воспринимала тебя как взрослого мальчика. Очень хорошо помню свои ощущения, когда ты мне говорил эти слова. Ты привязал меня к отцу как к кресту, который  должна была тащить на себе. Я не могла бросить тебя. Ты же самое главное, что есть в моей жизни. Я не могла уйти от него без тебя.
      - Ну и зря. Если бы ты подумала о себе, то и мне сейчас было бы намного легче. Потому что каждый ребенок хочет, чтобы его родители были счастливыми людьми. Именно у таких родителей ребенок учится, как самому стать счастливым. Ну, вообще-то, решай. Я уже решение принял.
       - Я тоже. Конечно я с тобой.

Летом 1995 года  объявила мужу о том, что мы расстаемся. О том, как мы расставались,  расскажу. Это забавная история. И о другом разговоре с другим человеком тоже. Это фантастическая история.


12. http://www.proza.ru/2007/11/14/166