Иду я, значатся, паря, к фелшеру, вдруг вижу: бредут. Эти, которые демокранты. Дай, думаю, и я с ими значатся. Ну и побрел.
Идем и идем, как людям и полагается. Токмо мотрю, паря, стою я один как перст посреди пустыни Левандовой, а сотоварищи мои, что поперед-то шли, все, как есть сгинули. Глянул я эдак, и аж сердце захолонуло. Стоит посреди энтой пустыни столб чугун. Тут, кумекаю "Господи, неужто оне? И точно оне." Ахнул я тута с двух стволов. Ты, паря, посуди - белку в глаз бил. А тута глазам не верю. Оба заряда в небо синее, как в копеечку. Ну и смекнул я, достаю рупь серебряный, сызмательства он у мине. Хошь верь, хошь не верь. Перекрестил его, да и зарядил. Да как жахну во вторы разы. Ну и стрелил с божьей помощью, как есть стрелил, значатся. Вот те, паря, и демокрантия.
А скус у оне хуже нашей. Ой, хужей, паря. У нашей - то с душком, а той - то с гнильцой. Да и вообче, поганей. И так на душе тошно мине стало, паря, от всего энтого, что сел я и запел с тоски " Боже, царя храни". Пою я эдак, пою и вдруг пошел. Ноги сами понесли. Ну, бегу, значатся. Ден бежу, два, три... пятый. Токмо слышу: земля гудит и с кажным шагом все бойчей и бойчей. Глянул я, а он вот он - Царьград-то. Стоит, значатся, и ничего ему не делатся. Таки, паря, дела, значатся.
А наша скусней, ей - бо скусней.