Виктор Губарев
ЯМАЙСКИЙ ФЛИБУСТЬЕР
(пиратский роман, главы 1 - 7)
Полная версия романа издана в апреле 2008 г. московскими издательствами "Яуза" и "Эксмо" в серии "Пираты Карибского моря". Переиздан издательством "Вече" осенью 2011 г.
Содержание
Глава I. Двойная игра
Глава 2. Выбор курса
Глава 3. Серебряная цепь с медальоном
Глава 4. Встреча на Москитовом острове
Глава 5. Обманутые ожидания
Глава 6. Убедить – победить!
Глава 7. Асьенда «Райское яблоко»
Глава 8. Страшные дни и ночи
Глава 9. Рассказ умирающего
Глава 10. Сколько стоит сеньорита
Глава 11. Дьявол, сорвавшийся с цепи
Глава 12. Крушение
Глава 13. От победы к победе
Глава 14. Волнующая встреча
Глава 15. Звон кандалов
Глава 16. Бесследно исчезнувшие
Глава 17. Пуэрто-Бельо
Глава 18. Последняя схватка
Глава 1. Двойная игра
Вечер первой пятницы мая 1664 года выдался в Порт-Ройяле ветреным и дождливым. Циклон, пришедший со стороны Наветренных островов, окутал город пепельно-черными облаками и обрушил на него миллионы холодных ливневых струй. Ярко сверкали молнии, окрашенные по краям пурпурным, голубым и желтым цветами, и гремел гром. Вода, струившаяся с крыш жилых домов, хозяйственных построек и бастионов фортов, вливалась в переполненные мусором и нечистотами канавы и грязными потоками устремлялась к гавани - туда, где на песчаный берег косы Палисадос с ревом накатывались волны прибоя.
Около двадцати одного часа двое мужчин, кутаясь в длинные плащи, с трудом пересекли большое озеро грязи, именуемое рыночной площадью, свернули на Парад, затем на Еврейскую улицу и, ориентируясь по освещенным окнам гостиниц, подошли к мрачному двухэтажному каменному строению. Это была таверна известного ямайского маклера Уильяма Коллинза. Над ее входной дверью ветер трепал фонарь и покосившуюся вывеску с надписью «Услада холостяка».
- Aqui, - отрывисто сказал по-испански один из мужчин.
Судя по голосу, это был молодой человек не старше двадцати пяти лет.
- Да, сын мой. Но, умоляю, говори по-английски, - недовольным тоном отозвался второй мужчина.
- Bien, - буркнул первый, явно не торопясь исправить свой промах.
- Посмотри, который час.
Молодой испанец вынул из-за широкого пояса часы и, встав под фонарем, проворчал:
- Почти девять...
- Пора.
Отец молодого человека с силой толкнул массивную дверь и первым шагнул в прокуренный, залитый призрачным светом свечей общий зал таверны. Не обращая внимания на многочисленных посетителей, веселившихся за длинными, грубо сколоченными столами, он направился прямо к прилавку, окликнул слугу мистера Коллинза и, понизив голос, проворчал:
- Меня зовут Джек-Хорошая Погода, а это мой помощник - Сэм-Попутный Ветер. Мы прибыли с Каймановых островов.
На последних словах он сделал многозначительное ударение.
Слуга скривил губы и понимающе кивнул.
- Хорошая погода с Каймановых островов – это как раз то, чего нам не хватало, сэр, - ответил он. - Хозяин ждет вас... Эй, Гамбия! Проводи джентльменов к мистеру Коллинзу.
Черная как смола и худая как скелет негритянка взглядом пригласила гостей следовать за ней, и спустя короткое время таинственные посетители вошли в небольшую комнату - контору Уильяма Коллинза. Стены ее были покрыты отсыревшей обойной тканью.
Жестом отпустив негритянку, Коллинз плотно прикрыл дверь, потом повернул круглое лицо кирпичного оттенка в сторону пожилого испанца. Несмотря на улыбку, блуждавшую на его устах, Коллинз выглядел настороженным, пожалуй, даже встревоженным. Глаза его, маленькие и бесцветные, были холодны.
- Рад видеть вас, дон Антонио.
- Добрый вечер, сеньор Коллинз, - испанец сдержанно кивнул, одновременно украдкой осматриваясь вокруг.
- Каким ветром вас забросило в наши воды?
- Надеюсь, что ветром удачи, - был короткий ответ.
Хозяин таверны перевел взгляд на молчаливого спутника дона Антонио.
- Кто этот молодой сеньор?
- Мой старший сын и компаньон дон Мигель.
- Похож на вас.
- Надеюсь, не только внешне. - Тон, которым были произнесены эти слова, не вызывал сомнений в том, что дону Антонио известны отцовские чувства и он чрезвычайно гордится своим отпрыском. - Когда-нибудь он станет моим преемником в делах.
- Иметь такого помощника - великое счастье, сеньор Бенавидес, - глухо промолвил Коллинз. - К сожалению, ваш покорный слуга лишен подобной радости. Моя бедная толстуха Сара, да будет земля ей пухом, в свое время хорошо потрудилась на ниве супружества и успела подарить мне шесть девочек до того, как Господь призвал ее душу к себе, но, увы, - последовал тяжелый вздох. - Шесть девочек - это не шесть парней.
Нахмурив брови, он задумчиво потер пухлой пятерней подбородок и промычал: «М-да-а...». Затем, спохватившись, предложил гостям снять мокрые плащи и сесть в плетеные кресла.
- Желаете промочить горло и перекусить, сеньоры?
- От пинты живительной влаги не откажемся, любезный сеньор Коллинз, - со снисходительной доброжелательностью ответил дон Антонио. - Тем более что в ваших подвалах, насколько я помню, хранятся неплохие сорта вин.
Когда чаши были наполнены, хозяин «Услады холостяка» уселся за длинный стол напротив испанцев и, прищурив один глаз, полюбопытствовал:
- За что же мы выпьем?
- За свободную торговлю, - произнес дон Антонио. - За честную свободную торговлю, которой мы с вами занимаемся уже четыре года и которая, как мне кажется, приносит удовольствие и некоторые барыши обеим заинтересованным сторонам.
- Хорошо сказано, сеньор Бенавидес, - с улыбкой заметил Коллинз. - Свободная торговля – это то, о чем втайне мечтают все купцы и плантаторы здешних мест.
Выпив, гости выдержали короткую паузу, после чего дон Антонио устремил на англичанина долгий испытующий взгляд:
- Я приехал по делу, мистер Коллинз.
- Гомиш мне передал, - ответил хозяин таверны. - На лице его появилось выражение сосредоточенного внимания. - Вас снова интересуют шерстяные ткани?
- На этот раз нет. Я расширяю плантацию сахарного тростника недалеко от Баямо, и мне нужны рабочие руки.
- Рабы?
- Именно.
Коллинз выпятил нижнюю губу и начал барабанить пальцами по столу. При этом взгляд его скользил по комнате, перескакивая с предмета на предмет, пока не остановился на черном глиняном кувшине с вином.
- Вы же знаете, дон Антонио, как наши корсары и мелкие плантаторы смотрят на торговцев «живым товаром», заключающих сделки с папистами, - вздохнул он. - Вместо того чтобы содействовать налаживанию добрых отношений между Ямайкой и испанскими колониями, эти бездельники с благословения губернатора и Совета готовы вылезти из кожи вон, лишь бы между нашими нациями в этом регионе никогда не воцарялись мир и спокойствие.
- Да, понять этих людей трудно, - согласился Бенавидес-старший. - Когда монархия в вашей стране была реставрирована и король Карл заключил мир с нашим королем, многие кастильцы на островах и материке решили, что поведение английских подданных здесь, в Вест-Индии, изменится к лучшему. Их вера в справедливость была столь велика, что, забыв об осторожности, они отправили в Порт-Ройял двадцать или тридцать судов за неграми, но вероломные набеги капитана Мингса и других разбойников заставили их усомниться в искренности англичан.
- Англичане и испанцы совершили в этих широтах слишком много взаимных жестокостей, чтобы можно было надеяться на быстрое восстановление добрососедских отношений, - заметил Коллинз. - Может, кое-кто из Совета острова, не говоря уже об официальных лицах в Лондоне, готовы хоть сейчас проголосовать за привлечение испанских частных лиц на Ямайку, только вряд ли такая политика принесет хорошие плоды. Чтобы наладить регулярную торговлю, губернатору нужно иметь в своем распоряжении пять или шесть военных кораблей. У него нет ни одного! Весь флот Ямайки - это частные боевые суда с разношерстными экипажами, состоящими из англичан, французов, голландцев, португальцев и прочих. Они признают над собой власть короля и доверяют губернатору Литтлтону, но лишь до тех пор, пока не ущемляются их интересы. Если им запретить походы против испанцев и забрать у них каперские свидетельства, эти головорезы не станут мирными торговцами, а объявят войну английской нации и, будьте уверены, найдут радушный прием у французов на Тортуге или Эспаньоле.
- Из всего сказанного я делаю вывод, что вы не сможете помочь мне в этом деле, - с хмурым видом констатировал дон Антонио, откидываясь на спинку кресла.
- Ошибаетесь, любезный друг, - усмехнулся Коллинз. - Я именно тот человек, который вам нужен.
- Рассейте же мои сомнения, сеньор Коллинз!
Англичанин объяснил, что, хотя на Ямайку легче доставить рабов, чем затем их оттуда вывезти, он знает людей, готовых участвовать в подобном деле.
- Что это за люди?
- Мои клиенты, дон Антонио, постоянные клиенты, - подчеркнул хозяин таверны, вновь наполняя чаши вином. - Сколько негров вы хотите приобрести?
- Для начала - полсотни, - отозвался испанец.
- Такое количество невольников найти будет нетрудно. Мои клиенты тесно связаны с «Королевской компанией авантюристов, торгующих в Африке». Надеюсь, вы слышали о ней?
- Нет.
- В прошлом году компания получила от короля хартию на право продажи негров в испанские колонии и сейчас озабочена лишь тем, как это право реализовать. Кстати, какую сумму вы готовы уплатить за всю партию «черной кости»?
- За одного негра я смогу заплатить сто восемьдесят - двести песо наличными.
Коллинз покачал головой и заявил, что каждый негр обойдется испанцам в двести пятьдесят песо.
Отец и сын переглянулись. «Разве я похож на дойную корову?"» - подумал Бенавидес-старший. Но вслух промолвил:
- Хотелось бы услышать твое мнение, Мигель.
Бенавидес-сын пошевелил бровями и на несколько секунд задумался.
- Учитывая, что дело сопряжено с немалым риском, а за риск тоже нужно платить, думаю, нам следует принять предложенные условия.
- Пусть будет так, - после некоторых колебаний согласился дон Антонио. - Но я должен быть уверен, что ни ямайские власти, ни ямайские пираты не помешают нашей сделке.
- Я знаю на южной стороне острова одно укромное местечко, - начал было Коллинз, но Бенавидес-старший бесцеремонно перебил его.
- Нет, нет, на Ямайке все укромные местечки заняты разбойниками, - заявил он. - Купля-продажа должна состояться на Кубе.
Брови англичанина поползли вверх, и на лбу его обозначились три глубокие морщины.
- Вы полагаете, что я отправлю корабль с невольниками на Кубу?
- Да, почтенный мистер Коллинз. Там есть более укромные и безопасные места, чем здесь.
- Но ведь раньше мы улаживали все наши дела на Ямайке...
- Все меняется, - проворчал дон Антонио, ерзая в тесном кресле. - Раньше Ямайка не была таким разбойничьим логовом, как сейчас. Еще год назад все эти корсары, флибустьеры и буканьеры гнездились только в Кагуайе да еще в двух-трех гаванях; теперь же их корабли можно встретить почти во всех бухтах острова! Два дня тому назад мы с Мигелем едва не столкнулись с ними лбами, когда ночью, пробираясь к Порт-Ройялу, вошли на каноэ в устье Рио-Рохо. Как вам это нравится?
- Купец всегда чем-нибудь рискует: то товаром, то головой, а то и тем и другим вместе.
- Во всем должна быть мера. Если есть возможность свести риск до минимума, глупо было бы этим не воспользоваться.
«Конечно, испанец знает азбуку своего ремесла, - подумал Коллинз, прислушиваясь к унылому шуму дождя за закрытыми ставнями окном. - Но кого мне послать на Кубу? Брат даже при самых благоприятных обстоятельствах вернется из Гвинеи не раньше, чем через два месяца. Можно было бы поговорить с Гудли. У него на пинке шесть пушек и шестьдесят голодранцев, готовых на любую авантюру... Гудли, Гудли... Нет, не подходит. Он слишком хитер, собака, слишком независим и слишком жаден. Тут нужен человек более прямой и более преданный...».
- Итак, сеньор Коллинз...
- Хорошо, дон Антонио, - хозяин «Услады холостяка» стукнул ладонью по краю стола. - Куда я должен прислать судно с невольниками?
Лицо Бенавидеса оживилось.
- Вы хорошо знаете южный берег Кубы?
- У меня есть карта, - ответил Коллинз.
Поднявшись из-за стола, он прошел к книжному шкафу, порылся в бумагах и вскоре нашел то, что искал.
- Вот, смотрите... Ее составил один мой клиент, голландский еврей.
Отец и сын Бенавидесы склонили головы над великолепной картой, разложенной на столе, и с нескрываемым любопытством начали рассматривать ее, мысленно сверяя с теми, что имелись в их распоряжении.
- Отличная работа, - наконец промолвил дон Антонио. - Здесь обозначены не только течения, мели и рифы, но и проставлены глубины. Видно, что над ее составлением работал настоящий моряк. Кто он?
- Я же сказал - мой клиент. За последние десять лет он обшарил все острова Западных Индий от Бразилии до Флориды и изучил все побережье Испанского Мейна от Веракруса до Куманы… В общем, это тот человек, которого я хочу нанять для связи с вами.
- Как его зовут? - спросил дон Антонио.
- Зачем вам его имя? - вопросом на вопрос ответил ростовщик. - Достаточно того, что он мой клиент, и я ему доверяю.
- Я не привык вести дела с людьми, которых никогда не видел и о которых никогда ничего не слышал, - недовольно пробормотал испанец.
- Дела вы ведете со мной, любезный дон Антонио, - напомнил Бенавидесу Коллинз. - Этот человек - не более чем посредник.
- Святая Мария! Как же я его узнаю?
- Он сам вас найдет.
- Как? Он видел меня?
- Нет.
Ответы хозяина таверны не удовлетворили испанца. «Разговор становится бестолковым, - подумал он, презрительно вздернув верхнюю губу. - Не морочит ли этот прохвост мне голову?»
- Вот что, любезный сеньор Коллинз, - промолвил он тихо. - Я не буду требовать от вас назвать имя вашего агента. Однако мне хотелось бы знать,
какое именно судно доставит в условное место негров. Как оно называется? Какой флаг будет поднят на флагштоке?
- Я еще не решил, что это будет за судно, - уклончиво ответил хозяин таверны. - Но на его флагштоке будет мой опознавательный флаг.
Сказав так, Коллинз достал из сундука сверток, развернул его, и Бенавидесы с изумлением увидели желтое полотнище с изображенным в центре человеком, дующим в трубу, и инициалами «У» и «К».
- Ну что ж, - задумчиво начал дон Антонио, - будь по-вашему. Какое бы судно ни прибыло к месту встречи, на нем должен развеваться этот флаг. Так?
- Так точно, - кивнул англичанин.
Свернув полотнище, он снова спрятал его в сундук и вернулся к карте.
- Осталось уточнить место и время встречи.
Дон Антонио ткнул пальцем в точку на карте, находившуюся к западу от Баямо.
- Здесь, - коротко изрек он.
- Что это?
- Устье Рио-Веласкес. Со стороны моря оно прикрыто Москитовым островом.
- Заходит ли в эти воды сторожевая флотилия из Гаваны?
- Нет, - успокоил англичанина дон Антонио. - Что ей делать у этих пустынных, заросших мангровыми лесами берегов?
- Хорошо, - пробормотал ростовщик. – Кто встретит мое судно - вы или дон Мигель?
- Дон Мигель. Он подойдет к устью реки через три недели на судне «Санта Барбара» и вывесит на мачте два флага - желтый и красный. Ждать будет не более одной недели. Ваш человек должен передать ему вот эту вещицу... - Дон Антонио вынул из кошелька серебряную цепь с медальоном и бросил ее на стол. – Только после этого деньги будут доставлены на борт вашего судна - естественно, в обмен на рабов.
Обсудив еще ряд технических деталей предстоящей операции, Коллинз и его гости допили вино, после чего Гамбия, вызванная хозяином, проводила Бенавидесов через черный ход на улицу.
Не успели испанцы отойти от таверны на сто ярдов, как в контору Коллинза из общего зала был вызван пропахший морем и ромом крепко сбитый мужчина средних лет с неприветливыми светло-голубыми глазами и прямыми усами над тонкой верхней губой. Сняв перевязь в виде широкого шарфа с бахромой, к которой была прикреплена шпага, он развалился в кресле - в нем еще несколько минут назад сидел Антонио Бенавидес, - и устремил на хозяина «Услады холостяка» вопросительный взгляд.
Одежда незнакомца отличалась простотой и строгостью. Белая домотканая льняная сорочка, основательно застиранная, имела манжеты и воротник без кружев; поверх нее был надет расстегнутый шерстяной камзол черного цвета с широкими рукавами, с разрезами во все длину. Сравнительно узкие темные панталоны были застегнуты под коленами на пуговицы. Обувью ему служили сапоги, сшитые из тонкой кожи; раструбы их голенищ были отогнуты вниз.
- Как дела, капитан? - осведомился Коллинз, останавливаясь перед незнакомцем и глядя на него сверху вниз.
- Дела начнутся, когда я выйду в море, - отводя взгляд в сторону, беззаботно ответил тот.
Голос у незнакомца был глубокий, с раскатистыми модуляциями. Его обладатель мог бы быть не последним человеком в церковном хоре.
- Куда же ты направляешься, если не секрет?
- Я ведь сказал - в море.
- Ах, да, конечно, - кивнул ростовщик. – Мне не следовало формулировать свой вопрос таким образом. Прости, Рок. Я забыл, что ни один корсар, находясь на берегу, не станет болтать по поводу того, в какой части Америки он и его товарищи собираются вести охоту за призами.
Капитан Геррит Герритсзоон по прозвищу Рок Бразилец пожал плечами.
- Столь важные вопросы обсуждаются нами после выхода в море. Так оно надежней.
- Не спорю. Но позволь тебя спросить: если бы ты и твои ребята твердо знали, что в определенной точке Вест-Индии можно без труда овладеть испанским призом, отправились бы вы туда или нет?
В прищуренных глазах капитана зажегся хищный огонек. Стиснув рукоять шпаги, лежавшей у него на коленях, он снова исподлобья взглянул на Коллинза.
- Мне кажется, Билли, - медленно промолвил он, - ты хочешь предложить мне какое-то дельце.
Ростовщик улыбнулся, не разжимая губ, и, поманив капитана пальцем, подошел к столу.
- Нy-ка, взгляни на эту карту... Узнаешь ее?
- Трудно не узнать свое детище, - буркнул флибустьер, опершись крепкими, темными от загара руками о край стола. - Ты что, старый прохвост, собрался на Кубу?
- Упаси боже! - натянуто рассмеялся хозяин таверны. - Я больше не гожусь для таких путешествий. Видишь, из моего строения уже труха сыпется, выпадают зубы и волосы... А вот ты, мой любезный друг и должник, - последовала неестественно долгая пауза, - ты мог бы уважить своего кредитора.
На хмуром лице капитана Рока проступили багровые пятна. С трудом сдержав гневное восклицание, готовое сорваться с его языка, он мрачно проворчал:
- Я помню, что должен тебе двести песо, и примерно по столько же должны тебе мои товарищи. Не беспокойся, Красная Рожа, мы вернем тебе все сполна.
- Если ты сумеешь выполнить мое поручение, - в тон ему процедил сквозь зубы Коллинз, - твой долг и долги твоих дружков будут погашены. Более того, вашей шайке достанется неплохой испанский корабль.
- А что достанется тебе, Красная...
Но ростовщик не дал капитану возможности договорить. Грохнув кулаком по столу, да так, что стоявшие на нем кувшин и чаши полетели на пол, он порывисто вскочил и в ярости закричал:
- Дьявольщина! Не смей обзывать меня, сукин сын! Слышишь? Мне это не нравится! Моя рожа ненамного красней твоей физиономии и... и... не забывай, чем ты обязан мне! Если бы я не подобрал тебя в сточной канаве, где ты подыхал с тремя ножевыми ранениями и раскроенным черепом, возможно, твои кости уже давно обглодали бы бродячие псы.
Капитан Рок смерил Коллинза презрительным взглядом.
- Из канавы меня вытащил твой слуга Джек Фрейз. Он же привел ко мне лекаря.
- А кто заплатил лекарю?
- Ты? - В голосе флибустьера послышалось недоверие.
- Можешь не сомневаться!
- Ладно, запиши и эту сумму в счет моего долга.
- Уже записал, - успокоил капитана ростовщик.
Вынув из кармана платок, он тщательно вытер вспотевшую шею, потом сел за стол, вытянул ноги и задумчиво пожевал губами. Вид его словно говорил: «Какого черта я связался с этим мошенником? Я ему предлагаю беспроигрышное дело, а он вместо изъявления благодарности еще смеет дерзить и крутить носом».
- Так какое у тебя дело ко мне, Билл? - примирительным тоном проворчал капитан, делая вид, что рассматривает карту Кубы и близлежащих островов.
Хозяин таверны, немного успокоившись, склонил голову набок.
- Мне показалось, что ты не расположен вести со мной дела, Рок.
- Брось, Билли. С кем же мне еще вести дела, если не с тобой? Мы знакомы не первый год и успели оказать друг другу немало ценных услуг. Для меня ты - самый надежный партнер здесь, на Ямайке. Надеюсь, что и я ни разу не дал тебе повода усомниться в моей честности. Все, о чем ты просил, я выполнял в срок и наилучшим образом, хотя порой - и это для тебя не секрет - мне приходилось рисковать не только своей репутацией, но и своей шеей.
- Я этого не забыл, - сказал Коллинз.
- Тогда не будем ссориться из-за пустяков и поговорим серьезно, как положено двум старым компаньонам.
- Хорошо, - согласился ростовщик, пряча неприязнь к пирату в тайники сердца. - Но если ты еще хоть раз назовешь меня Красной Рожей...
- Да пусть меня черти заберут, если я позволю себе подобное! - поклялся разбойник, скорбно воздев руки горе.
Обезоруженный дружелюбием капитана, Коллинз вкратце пересказал ему суть разговора, состоявшегося между ним и доном Антонио, не назвав лишь место предстоящего рандеву и опустив ряд деталей. Пират слушал вероломного негодяя, не перебивая.
Когда Коллинз замолчал, капитан потер пальцем переносицу, затем несколько раз провел ладонью по карте, словно сметая с нее пыль, и, наконец, промолвил:
- Эту рыбку легко подцепить на крючок. Да! Но ты забыл сказать, где именно нужно забросить снасть.
- Я ничего не забыл, - сказал хозяин «Услады холостяка». – Однако прежде, чем ты узнаешь, куда тебе надлежит отправиться, мы заключим с тобой шасс-парти. Кажется, так это называется на вашем буканьерском жаргоне?
- Договор об охотничьем жаловании?
- Вот-вот... В договоре мы запишем, что я одолжил тебе на снаряжение фрегата «Морская чайка» двенадцать тысяч пятьсот песо, закупив новую оснастку, пушки, порох, провиант и прочее. После возвращения судна из похода ты обязуешься вернуть мне указанную сумму серебром в монете. - Сцепив пальцы рук, Коллинз добавил: - Если учесть, что примерно столько ты и твои ребята задолжали мне, названная сумма будет рассматриваться мной как уплата долга. Что скажешь на это?
- Что это грабеж. Я и моя команда должны тебе гораздо меньше.
- Не забывай о процентах. К тому же я, как инициатор предприятия, имею право на некоторый доход. Это - во-первых. Во-вторых, ты и твои товарищи тоже не окажетесь в накладе, ибо убьете сразу двух зайцев, а именно: приобретете для себя еще один корабль со всем вооружением и перестанете ходить в должниках. Наконец, в-третьих... Из вышеназванных двенадцати с половиной тысяч две с половиной тысячи пойдут в твой карман.
Рок знал, как блюсти интересы корабельного братства, но в то же время он в совершенстве постиг, что идет на пользу ему самому. Поэтому последний довод Коллинза показался ему вполне убедительным. Прикинув, чем он рискует в намечавшейся акции (практически ничем!) и что сулит его кошельку захват испанского приза, капитан крепко пожал протянутую ему руку.
Тут же был составлен договор, который обе стороны скрепили своими подписями. Спрятав бумаги в сундук, ростовщик запер его на ключ, после чего вернулся к столу, чтобы убрать с него карту.
- Послушай, - остановил Коллинза капитан Рок, - по-моему, ты рассказал не все, что хотел. Ты упомянул о том, что на испанце будут подняты два флага - желтый и красный. Верно?
- Верно, - кивнул Коллинз.
- Но ведь и я должен буду подать испанцу какой-то условный сигнал. Иначе как он догадается, что я - твой агент?
- А ему не надо догадываться, кто ты, - тут же последовал сухой ответ. - Более того, крайне желательно, чтобы дело было обставлено таким образом, будто ты - лицо случайное, не имеющее ко мне никакого отношения.
Пират пристально посмотрел на ростовщика и одарил его понимающей ухмылкой.
- Хочешь остаться в глазах донов невинным агнцем?
- Моя репутация надежного торгового партнера, - Коллинз поднял вверх жирный указательный палец, - ни у кого не должна вызывать даже тени сомнения. А чтобы ты сам не сомневался в моем дружеском к тебе расположении, дарю тебе вот это...
Красная Рожа вынул из кармана серебряную цепь с медальоном и бросил ее Року Бразильцу.
Далеко за полночь, уже лежа в постели с Гамбией, хозяин таверны долго размышлял над тем, правильно ли он поступил, рискнув нарушить данное Бенавидесу слово и доверившись флибустьеру; при этом, естественно, его беспокоил не моральный аспект содеянного, а вопрос надежности капитана Рока. Но разрешить или подтвердить закравшиеся в его душу сомнения могли отныне лишь время и сам капитан Рок.
Глава 2. Выбор курса
В тот самый момент, когда солнце, вынырнув из моря, начало карабкаться по невидимой лестнице вверх и чистый свет нового дня расправился с остатками ночной темноты, легкий 6-пушечный парусник «Морская чайка» покинул гавань Порт-Ройяла. Дул сильный и ровный пассат с норд-оста, и судно, увлекаемое попутным ветром и течениями, резво бежало на зюйд-зюйд-вест - туда, где в зыбком лазурном мареве маячили рыбацкие барки и каноэ.
Вдыхая полной грудью прохладный утренний воздух, стоявший на квартердеке штурман корабля Том Флетчер внимательно следил за формой облаков, направлением и силой ветра и волнением. Видимость была отличной. Небесный свод напоминал не то хлопковое поле, не то синюю лагуну, в которую по неосторожности высыпали пух из дюжины распоротых подушек. Высоко в небе, едва ли не под самыми облаками, парили грациозные птицы-фрегаты. Судя по всему, погода в ближайшие дни должна была быть прекрасной.
- Держать этот курс до следующих склянок, - обернувшись к рулевому, распорядился штурман.
- Да, сэр, - прогнусавил матрос.
- Потом возьмешь на два румба правее.
Рулевой в ответ зевнул.
Когда дневное светило окончательно взошло на свой престол и температура воздуха под его обжигающими лучами поднялась до сорока градусов, команда «Морской чайки» собралась на совет, чтобы выяснить, куда плыть и на кого нападать. Между фок- и грот-мачтами был растянут огромный парус, в тени которого на пустых бочках, ящиках, бухтах каната, деревянных ведрах и орудийных лафетах устроились капитан Рок Бразилец, штурман Том Флетчер по прозвищу Весельчак Томми, квартирмейстер Джордж Уилсон, бомбардир Ян Кун по кличке Буйвол, боцман Кайман Пэрри, лекарь Питер Грааф (он же - Холера), подштурман Пузатый Якоб, боцманмат Фрэнсис Тью по кличке Рыжебородый, а также три десятка членов экипажа, включая корабельного плотника, парусного мастера, матросов и юнгу. В совещании не принимали непосредственного участия лишь рулевой, вахтенные матросы и кок, но это вовсе не означало, что их мнения не будут учтены при голосовании.
Первым слово взял квартирмейстер Уилсон. Лоснящаяся от пота жирная физиономия и круглый живот, опоясанный бархатным зеленым шарфом и патронташем, свидетельствовали о том, что слово «нужда» давно исчезло из его лексикона. Он был одним из немногих в этой компании, кто подался в море не ради того, чтобы добыть там деньги для расплаты с долгами, а с целью приумножить уже накопленный капитал. В случае успешного осуществления намечавшегося предприятия Уилсон планировал обзавестись собственным кораблем и в дальнейшем действовать самостоятельно.
Напомнив собравшимся на палубе о том, что с наступлением дождливого периода и переменой ветра испанская навигация в сторону Маракайбо и Тринидада прекратилась и все торговые суда теперь держат курс на запад, в Гондурасский залив и Новую Испанию, он предложил идти к мысу Грасьяс-а-Дьос, а оттуда - на остров Роатан, где можно было устроить засаду и собрать хороший урожай призов.
- Если погода будет благоприятствовать нам, мы доберемся дo тамошних мест за неделю, - добавил он.
- Да, Гондурасский залив - хорошее место для промысла, - мечтательно произнес капитан, продувая вынутую из кармана трубку. - Я бы мог проголосовать за него... Но я этого не сделаю. Да и другим не советую!
Довольная улыбка, засиявшая было на лице квартирмейстера, тут же погасла. Надувшись, словно ребенок, он хрипло спросил:
- Как понимать твои слова, Рок? Сначала ты говоришь, что Гондурасский залив - хорошее место, потом вдруг меняешь галс и заявляешь, что идти туда не следует. Почему?
- Почему? - Бразилец закурил. - Потому что тот, кто опоздал к рождественскому пирогу, в лучшем случае получит лишь крохи, оставшиеся от него.
- Говори проще, - с грубоватой ноткой в голосе попросил вожака Кайман Пэрри. – Мы не в театре.
Пэрри был компаньоном Уилсона и не хотел, чтобы того выставляли в смешном свете.
Капитан вынул изо рта трубку.
- Извини, Кайман, я курил и, кажется, не очень внятно сказал то, что сказал... Так вот, любому дураку понятно, что с окончанием зимнего периода купцы из Веракруса, Кампече, Гаваны, Трухильо и Пуэрто-Кавальо, торговавшие на Тринидаде, в Венесуэле, Новой Гранаде и Панаме, отправляются восвояси. Где их лучше всего перехватить? Конечно, в Гондурасском заливе или у берегов Кампече. Об этом знают все пираты Ямайки, Тортуги и Эспаньолы. Следовательно, на хорошую добычу в традиционных местах крейсерства могут рассчитывать либо те, кто попал туда в числе первых, либо те, кто проявит долготерпение и согласится поджидать испанцев в течение всего сезона, то есть несколько месяцев. «Морская чайка» - не первое судно, покинувшее Ямайку ради охоты за призами. Вспомните, сколько пиратских кораблей стояло на рейде Порт-Ройяла еще неделю назад! Не меньше дюжины. А сегодня, к явному разочарованию портовых девок и трактирщиков, их осталось там не больше пяти. Те, что ушли, уже давно потрошат донов в Гондурасе и Новой Испании, и, если мы тоже решим сунуться в тот курятник, нам достанутся лишь обглоданные кости да перья.
- Ерунда, - наморщил нос квартирмейстер. - Сезон только начался. Добычи должно хватить на всех.
Капитан обвел глазами ту часть команды, которая находилась в поле его зрения. Разбойники сидели с какими-то вялыми, сонными лицами. Трудно было понять, чью сторону они держат.
- Может, у кого-то имеются более дельные предложения? - спросил вожак. - Нет? Тогда послушайте, что я вам предложу. У южного побережья Кубы, в месте, о котором известно только мне, через две недели появится испанский корабль с деньгами. Денег - на двенадцать тысяч песо. Конечно, это не плавучий серебряный рудник и даже не Амстердамская биржа, но данной суммы вполне хватило бы нам, чтобы расплатиться с долгами на Ямайке.
- Откуда ты знаешь, что через две недели у южного побережья Кубы появится испанец с деньгами? - полюбопытствовал Уилсон. - Какая добрая душа выболтала тебе этот секрет?
- Не все ли равно? - пожал плечами Рок. - Источник информации вполне надежный, ручаюсь за это головой.
Сказанное капитаном вывело разбойников из дремотного состояния. Начался обмен мнениями, одни полагали, что надо согласиться с предложением Бразильца, другие доказывали, что в Гондурасском заливе или в Кампече их ожидает более солидный улов. Нашлись и такие, кто готов был сначала отправиться к берегам Кубы, а затем, взяв приз, идти в Гондурас и Новую Испанию. В разгар дискуссии Уилсон о чем-то шепнул на ухо Кайману Пэрри, и тот поднял руку, требуя внимания.
- Братва! – сказал он развязным тоном. - Я не хотел выносить на ваше рассмотрение свой проект до того, как выступит капитан Рок. Капитан ознакомил нас со своим планом. План, безусловно, хорош и заслуживает того, чтобы его обсудили. Но прежде, чем принять или отвергнуть его, выслушайте меня. Два дня тому назад в Порт-Ройял вернулся барк капитана Блуфилда. Его матросы гуляли в трактире «Утроба кита», где подрабатывает моя подружка. Так вот, один из матросов проболтался ей, что через три недели из Трухильо в сторону Гаваны должен отплыть испанский галеон с сокровищами. А сокровищ в трюмах – почти на сто тысяч песо!
С разных сторон послышались возгласы удивления. Слова боцмана, достойного наследника Змия-искусителя, многих заинтриговали и быстро проросли в их черепных коробках фантастическими видениями; они представили себе несметное богатство, состоявшее из целой груды бочек, ящиков, сундуков и мешков, доверху наполненных золотыми и серебряными монетами, слитками, церковной утварью, жемчугом, рубинами, изумрудами и алмазами.
- Усилив команду, Блуфилд собирается через пару дней снова поднять паруса и выйти на перехват галеона, - добавил Кайман. - Мы могли бы опередить его, немедленно направившись в Гондурасский залив.
Реакция большинства членов команды на слова боцмана была вполне закономерной.
- В залив! – послышались крики. - В залив! Даешь испанца!
На фоне столь бурного излияния чувств презрительный хохот капитана выглядел, по меньшей мере, странно. Хлопнув себя по коленке, он смахнул набежавшую слезу, потом повернул раскрасневшееся лицо в сторону боцмана и, неожиданно оборвав истерический смех, воскликнул:
- Разрази тебя гром, Пэрри! Из тебя вышел бы неплохой актер или сочинитель басен, не свяжись ты с такой дурной компанией, как наша!
- Не понял, - нахмурился боцман. - Ты хочешь уличить меня во лжи?
- Объяснись, капитан, - грубым тоном потребовал кто-то из матросов. – На Антиллах слово пирата не подвергают сомнениям.
Рок вскочил на ноги. Глаза его горели холодным огнем.
- Объясниться? - Он с трудом перевел дыхание. - Извольте. Я виделся с капитаном Блуфилдом, это, между прочим, мой старый приятель. Из последнего похода он привез кучу денег и, насколько я мог судить по его пьяной болтовне, собирается пробыть в Порт-Ройяле не меньше месяца! Что вы на это скажете?
- Капитан Блуфилд - тертый калач, - скептически усмехнулся Уилсон. - Даже стоя одной ногой в могиле, он никому не раскроет своих ближайших намерений.
- Если капитан Рок не верит мне на слово, - сказал боцман, обращаясь к участникам совещания, - я могу поклясться на Библии, что все, сказанное мной, не является плодом моего воображения. Я лишь передал вам слова моей подружки, а уж вы сами решайте, заслуживают они внимания или нет.
«Хитрая сволочь, - подумал Бразилец, сверля Каймана недобрым взглядом. - Он готов поклясться в том, чего нельзя проверить. Никто ведь не может доказать, говорит он правду или врет. Дьявольщина! Этот пустозвон ломает мне все планы. Интересно, сам ли он сочинил свою басню или его надоумил Уилсон?»
Приманка, брошенная боцманом, была обречена на то, чтобы ее схватили на лету, и она действительно была схвачена. Как ни банально это звучит, но все члены экипажа «Морской чайки» любили деньги, нуждались в деньгах, потому что периодически испытывали в них острый недостаток, и, взвесив на весах размышлений предложение капитана и проект Каймана Пэрри, легко обнаружили, что перевешивает последний. Эту очевидную истину подтвердило голосование. Бразилец понял, что судно пойдет в Гондурасский залив, и, может быть, впервые пожалел, что командует не военными моряками, а вольными добытчиками, для которых авторитет капитана в определенных случаях не стоил ломаного гроша.
Быстро оценив ситуацию и все еще будучи уверенным в лживости слов боцмана, Рок сделал последнюю попытку привлечь команду на свою сторону. Попытка эта была крайне рискованной и грозила ему большими неприятностями, но он знал, что риск - неизбежная плата за лидерство, и готов был платить по максимуму.
- Я вижу, что потерял ваше доверие, - сказал капитан, с мрачным видом теребя эфес шпаги, болтавшейся на боку. - Скромной, но верной добыче, которая могла бы стать нашей, прислушайся вы к моим доводам, большинство из вас предпочло призрак огромного и в то же время весьма сомнительного приза. Информации моего агента, за надежность которой я поручился своей головой, вы предпочли россказни какой-то портовой шлюхи. Что же следует из вышесказанного? – Рок сделал паузу. - Что? Я вас спрашиваю!
- Куда ты клонишь, командир? - с недовольным видом проворчал квартирмейстер. - Команда сделала свой выбор, и тебе лишь остается присоединиться к общему мнению.
- Даже если я не разделяю его?
- Конечно. Таков обычай.
Капитан хмыкнул. Сложив руки на груди, он обвел пиратов вызывающим взглядом.
- Коли так, ребята, я слагаю с себя обязанности командира.
На палубе воцарилось гробовое молчание. Потом, словно спохватившись, все в один голос начали кричать и размахивать руками, требуя, чтобы капитан объяснил свою позицию. Ситуация грозила выйти из-под контроля, и Уилсон не нашел ничего лучшего, как вытащить пистолет и выпалить из него в воздух. Разбойники тут же успокоились.
Бразилец, нервно подергивая мочку уха, начал втолковывать братьям по ремеслу, почему он отказывается быть их вожаком. Впрочем, аргументы его не блистали новизной, поэтому мы их попросту опустим.
Когда капитан закончил свою речь, команда сочла его объяснения смехотворными и снова стала на дыбы. Но теперь в общем хоре голосов более отчетливо слышались гневные возгласы тех, кто был возмущен «наглым» поведением Рока. Среди нелестных и бранных эпитетов, сыпавшихся в его адрес, попадались даже такие обидные, как «каналья», «неблагодарный пес» и «предатель». Это означало, что хитроумный Рок на сей раз просчитался. Он думал, что его решительный демарш заставит команду пойти на попятную и вынудит ее изменить уже принятое решение, а вместо этого вызвал в свой адрес град упреков. Более того, вопрос о его смещении с жесточайшей неотвратимостью вдруг встал в повестку дня, и он с ужасом осознал, что винить тут некого, виновным был он сам.
Мнение большинства выразил в краткой речи оружейный мастер Джо Фентон.
- Бразилец отказался от должности капитана, - сказал он. - Не велика беда. Выберем другого.
Кандидатов на вакантное место главаря оказалось немного. После короткого обсуждения новым капитаном корабля был избран толстяк Джордж Уилсон, а Року - учитывая его опыт и былые заслуги - предложили взять на себя почетные обязанности корабельного завхоза и арбитра, то есть квартирмейстера.
- Соглашайся, - вполголоса посоветовал ему Том Флетчер.
Опальному вожаку достало благоразумия и силы воли, дабы сдержать бешеную ярость, клокотавшую у него в груди, и принять предложение команды.
«Ничего, - мрачно решил он про себя, - дождемся лучших времен. В конце концов, что отлив уносит, прилив приносит вновь...».
Покончив с перевыборами капитана и квартирмейстера, флибустьеры заключили между собой шасс-парти. В этом соглашении было записано, что, собрав всю захваченную добычу, они, прежде всего, выделят двести песо егерю за то, что он обеспечил команду копченым мясом; затем следовало выплатить сто песо плотнику, принимавшему участие в снаряжении корабля, потом отдать двести песо лекарю на его аптеку. Кроме того, была установлена доля для тех, кто особо отличится в походе. Тот, кто сознательно пойдет на смертельный риск ради общего дела, должен был получить сверх своей доли еще двести песо, а того, кто первым увидит испанский корабль, ожидала поощрительная премия в пятьдесят песо. Из оставшейся суммы надлежало выделить страховые премии раненым: за потерю обеих рук пострадавший должен был получить тысячу сто песо или одиннадцать рабов, за одну правую руку - шестьсот песо или шесть рабов, за левую - пятьсот песо или пять рабов. Кто терял обе ноги, получал полторы тысячи песо или пятнадцать рабов; за потерю одной ноги, безразлично левой или правой, компенсация должна была составить пятьсот песо или пять рабов. За потерю глаза причиталось сто песо или один раб, то же самое - за потерю пальца. Серьезная огнестрельная рана, требующая хирургического вмешательства, оценивалась в пятьсот песо или пять рабов. Парализованные рука, нога или палец приравнивались к утраченным конечностям. Оставшуюся часть добычи следовало поделить поровну, но капитану полагались четыре доли; штурману и квартирмейстеру - по две, а юнге и новичкам - половинные доли. Под договором расписались все члены экипажа. Кто не умел писать, поставили напротив своего имени крест или иной характерный знак.
Теперь можно было взять курс на Гондурасский залив.
Во второй половине дня начались сюрпризы с ветром: он вдруг занервничал, с северо-восточного перешел на восточный, сделался порывистым. Он то зло свистел в снастях, то успокаивался, и скорость его скакала от десяти до тридцати узлов. Море стало горбатым от волн. Судно, сопровождаемое стаями летучих рыб, то стрелой взлетало вверх, то стремительно проваливалось вниз, в глубокие ложбины между волнами. Брызги, жемчужинами срывавшиеся с искрящихся гребней, время от времени заливали палубу и тех, кто находился на ней, но в тропических широтах подобный душ воспринимался моряками совсем не так, как, к примеру, на шестидесятом градусе. Мокрая одежда не доставляла им больших хлопот - под жгучими лучами солнца она быстро высыхала.
Рок Бразилец, перебравшийся из капитанской каюты в каюту квартирмейстера, находившуюся за перегородкой, заперся в ней и в течение двух суток не хотел никого видеть. Он лежал на простой, грубо сколоченной деревянной койке, не в силах побороть душившую его обиду, и мычал себе под нос какие-то непристойные песенки. Судя по дюжине пустых бутылок из-под рома, перекатывавшихся из одного угла каюты в другой всякий раз, когда судно кренилось с боку на бок, опальный капитан был крепко пьян.
Глава 3. Серебряная цепь с медальоном
На третий день после описанных выше событий Рок протрезвел и тут же погрузился в состояние эмоционального стресса: по любому, даже самому незначительному, поводу он впадал то в гнев, то в глубокую депрессию. Большая часть команды сторонилась его, опасаясь нарваться на неприятности - о вспыльчивом, злобном и мстительном характере Рока Бразильца эти люди знали не понаслышке. Друзья тоже предпочитали не лезть к нему с вопросами, а тем более - с советами, терпеливо ожидая той минуты, когда он сам возьмет себя в руки.
Рок обрел способность здраво смотреть на вещи и оценивать ситуацию, когда «Морская чайка» очутилась южнее острова Малый Кайман, примерно на девятнадцатом градусе северной широты.
- По-моему, ты загнал судно слишком к северу, - сказал он штурману, едва тот, зайдя к нему в каюту, сообщил о результатах последних вычислений.
Весельчак Томми сделал круглые глаза и озадаченно провел пятерней по густой гриве, окружавшей его голову широким нимбом. С выбеленными солнцем волосами и белоснежными бровями он походил на скандинавского викинга.
- К северу? - пробормотал он и вдруг, лукаво улыбнувшись, предположил: - Должно быть, течение спихнуло нас с нужного курса... К тому же ветер стал совсем дохлым, паруса почти не тянут...
- Уилсон знает о твоих расчетах?
- Пока нет.
Бразилец подошел к открытому кормовому окну и устремил задумчивый взгляд в безбрежную синюю даль. На востоке застывшее над горизонтом облако указывало на наличие земли. Где-то там осталась Ямайка.
- Ты тоже считаешь, что нам следовало идти на север, к Кубе? - Рок повернул голову в сторону Тома Флетчера. - Или тебя устраивает проект Уилсона и Каймана Пэрри?
- Я достаточно знаю Уилсона и его дружка, - ответил штурман. - И не собираюсь плясать под их дудку. Сказку об испанском галеоне они наверняка сочинили вместе. Правда, мне не совсем понятно, для чего они это сделали. Если галеон с сокровищами существует лишь в их воображении, обман рано или поздно раскроется и тогда...
- Тогда они свалят все на подружку Пэрри, - язвительно промолвил Рок. - Неужели ты не понял, Том, что их план преследовал лишь одну цель - настроить против меня команду и захватить власть на судне?
- Не думаю, чтобы это им удалось, если бы ты сам не сглупил и не подыграл им, - заметил Флетчер.
- Каюсь, я дал маху.
- Ты подвел своих компаньонов...
- Томми! - Бразилец подскочил к штурману и схватил его за плечо. - Не говори так! Ты же знаешь - за тебя и наших друзей я любому глотку перегрызу.
Флетчер кивнул. Он не сомневался, что у Рока крепкие зубы и бульдожья хватка.
Не став развивать неприятную для них тему, связанную с перевыборами капитана, оба компаньона занялись обсуждением планов на ближайшее будущее. Вскоре к ним присоединились сменившиеся с вахты зеландец Ян Кун-Буйвол и юнга Робин. Последнему, четырнадцатилетнему метису в белых штанах и застиранной красной рубашке, велели занять пост у приоткрытой двери и зорко следить за тем, что происходит снаружи.
Кого опасались эти люди? Соглядатаев нового капитана? Вполне возможно. Во всяком случае, то, о чем они шептались в каюте квартирмейстера, не предназначалось для ушей Джорджа Уилсона и его дружков.
В три часа пополудни, когда пассат нагнал на небесное пастбище стадо упитанных черных туч, а день, с утра искрившийся светом и яркими красками, быстро съежился и померк, пошел дождь. Постепенно он превратился в ливень, так что команда «Морской чайки», обычно обедавшая в это время на палубе, вынуждена была спуститься в большую каюту.
В каюте стояли три длинных стола и шесть лавок. Кок и его подручные притащили сюда тяжелые котлы с вареной говядиной, маисовые лепешки и бочонок вина. Не дожидаясь, пока все рассядутся по своим местам, наиболее голодные и нетерпеливые разбойники сразу же набросились на еду, напоминая своим проворством обезумевших от запаха крови акул.
Неожиданно внимание команды привлекли гневные восклицания и потоки брани, донесшиеся с палубы. А спустя минуту в кают-компанию ввалился сам нарушитель спокойствия - разъяренный Том Флетчер. Глаза его, обычно невзрачные, сейчас пылали бешенством, побелевшие тонкие губы нервно подергивались.
- Адское пламя, дым и сера в глотку тому, кто это содеял! - закричал он, размахивая руками и брызжа слюной. - Да падут все черепа умерших грешников на его голову!
- В чем дело, Флетчер? - нахмурил брови капитан Уилсон. - Кому это ты грозишь?
- Тому шелудивому псу, который запустил лапу не в свой карман! - рявкнул штурман.
- Выражайся яснее, Том, - добродушным тоном проворчал Бразилец.
- Яснее? - Флетчер уставился на квартирмейстера. - Разве я, черт возьми, не сказал яснее ясного?
- Тебя что, обчистили? - недоверчиво протянул Фрэнсис Тью.
- Вот именно! Говорят, ворон у ворона глаз не выклюет, а в нашей компании, как я погляжу, даже это возможно!
- Что же у тебя украли? - сощурив один глаз, поинтересовался Кайман Пэрри. - Кошелек, в котором никогда не водились дублоны, или перстень с фальшивым рубином?
- Ты мастер острить, Кайман, - брезгливо заметил штурман. - У тебя это получается. Но когда-нибудь твои шутки доведут тебя до могилы.
- Не каркай, - огрызнулся Пэрри.
- Мы так и не услышали, что же у тебя украли, - снова открыл рот капитан Уилсон.
Флетчер коротко объяснил, что это была серебряная цепь с медальоном; на его лицевой стороне была изображена каравелла, а на реверсе выбиты слова «Via est vita». Штурман подчеркнул, что пропавшая вещица являлась талисманом - долгие годы она оберегала его от смерти, приносила удачу. «Теперь же, - процедил он сквозь зубы, - если цепь с медальоном не отыщется, ничто не спасет меня от клинка или пули».
- Да имелась ли у тебя когда-либо подобная вещица? - с сомнением воскликнул Кайман Пэрри. - Что-то я не припомню, Том, чтобы ты похвалялся этой цепью раньше.
Флетчер наградил боцмана свинцовым взглядом и ответил:
- Я хранил ее от дурного глаза на дне своего сундучка. Еще вчера она находилась там, а сегодня, - голос штурмана вздрогнул, - сегодня ее там нет.
- Надо провести следствие, - заявил Ян Кун, стукнув пудовым кулаком по столу. - Вор должен быть найден и наказан. Коль этого не сделать сегодня, завтра негодяй залезет в сундук еще к кому-нибудь.
- Верно! Провести следствие! Вора - к ответу! - таково было общее мнение команды.
- Проведение следствия всегда было правом и обязанностью квартирмейстера, - напомнил разбойникам корабельный лекарь. - Прежде подобными делами занимался добрейший мистер Уилсон. Теперь у нас новый квартирмейстер - Рок. Пусть он скажет, как нам поступить.
Рок поднялся из-за стола и, заложив большие пальцы за широкий кожаный пояс, устремил немигающий взгляд на капитана Уилсона.
- Когда Джордж был квартирмейстером, - наконец промолвил он, - он в подобных случаях делал так: выбирал себе двух-трех помощников и обыскивал всех подряд, начиная с себя. Признаюсь честно, процедура эта мне лично никогда не нравилась. Она слишком унизительна для таких орлов, как мы. Но, с другой стороны, только таким способом можно было найти пропажу и нечистого на руку собрата. Я слышал, что так поступают и на других кораблях, а также в гаванях Ямайки и Тортуги. Видимо, это - обычная практика, принятая среди морских разбойников. В данном случае нам следует поступить по обычаю.
Против повального обыска никто возражать не стал, и через десять минут с помощью жребия были выбраны три подручных квартирмейстера - плотник и два матроса. Сначала они обыскали всех, кто находился в кают-компании, включая капитана, затем - вахтенных и рулевого. Поскольку цепь с медальоном не была найдена, решено было перетрусить сундуки и мешки с личными вещами членов команды. Обыск в кубрике и служебных помещениях не дал ничего; оставалось осмотреть каюты лекаря, штурмана, квартирмейстера и капитана, находившиеся на юте, как раз над кают-компанией.
- Может, джентльмены проявят уважение к капитану и не будут рыться в его вещах? - обратился к Року и его помощникам боцман.
- Мы относимся с должным уважением ко всем членам команды без исключения, - ответил плотник, открывая сундук, стоявший у окна в каюте Уилсона. - Имя капитана, - добавил он, - значится в общем списке.
В сундуке хранились одежда и обувь, пара пистолетов, игральные кости, часы, кошелек с деньгами и драгоценностями, зеркало, расческа, глиняная трубка и прочие бытовые мелочи.
- У нашего командира рухляди - как у знатного джентльмена, - с нескрываемой завистью проворчал один из матросов.
- Да, - кивнул плотник, - но среди его вещей, кажется, нет той, которой владел Весельчак Томми.
- А это что? - с удивлением пробасил Бразилец, извлекая из кармана темно-вишневого кафтана, лежавшего на самом дне сундука, серебряную цепь с медальоном; на лицевой стороне медальона была изображена каравелла, несущаяся по волнам под всеми парусами, на обратной - выбиты слова «Via est vita».
Пираты, находившиеся в тот момент в капитанской каюте, замерли с полуоткрытыми ртами и округлившимися от изумления глазами. Лицо Уилсона, обычно круглое, вдруг вытянулось, побледнело и стало похожим на морду мула. Всё происходившее вокруг наверняка казалось ему дурным сном.
Рок протянул цепь с медальоном штурману.
- Взгляни, Томми. Не эту ли вещь ты разыскивал?
Флетчер схватил цепь и, поцеловав ее, поспешно повесил себе на шею.
- Слава тебе, Господи! - облегченно выдохнул он. – Уж теперь-то я никогда не расстанусь с моим талисманом.
Между тем, весть о том, что пропажа нашлась, а вором оказался Джордж Уилсон, молниеносно разнеслась по всему судну. Встречена она была неоднозначно. Близкие друзья и компаньоны капитана отнеслись к ней с недоверием, тогда как явные и скрытые враги Уилсона требовали немедленного привлечения его к суду и сурового наказания. В итоге команда «Морской чайки» раскололась на два враждебных лагеря с примерно равными силами. Открытое столкновение между ними, если бы оно произошло, неминуемо привело бы их к кровавой резне и взаимному уничтожению, поэтому ни одна из сторон не решалась обострять обстановку и не прибегала к физическому насилию, ограничившись словесной перебранкой. В центре всеобщего внимания, естественно, оказались Весельчак Томми и капитан Уилсон. Хотя цепь с медальоном была обнаружена в сундуке последнего, капитан клялся, что видит ее впервые. «Кто-то подбросил мне эту проклятую вещицу, - твердил он, заикаясь от волнения. - Наверно, я перешел кому-то дорогу, и кое-кто решил сместить меня с занимаемой должности». Флетчер со своей стороны заявлял, что Уилсон умышленно пытается бросить на него тень подозрения, дабы самому уйти от ответственности. «Он принимает нас за дураков! - возмущенно кричал штурман. - Вместо того, чтобы раскаяться и попросить прощения за содеянное, этот жирный боров смеет уверять, будто я сам засунул цепь с медальоном к нему в сундук!»
Сравнение с жирным боровом расстроило капитана Уилсона больше, чем обвинение в воровстве, и, не в силах стерпеть столь унизительное по смыслу и наглое по форме оскорбление, он обнажил палаш.
- Дуэль! - вырвался из его глотки хриплый рев. - Немедленно!
- Постой! - с жаром воскликнул Кайман Пэрри, хватая своего приятеля за запястье. - Разве ты забыл, что дуэли на борту запрещены? Вы сможете скрестить клинки, как только мы достигнем ближайшего берега.
- Нет! - упрямо тряхнул нечесаной шевелюрой Уилсон. - Я не успокоюсь, пока не намотаю на саблю кишки этого негодяя!
Желание капитана растерзать штурмана было совершенно непреодолимым.
В руке Флетчера тоже блеснула абордажная сабля.
- Я принимаю вызов, - усмехнулся он. - Освободите нам место для боя.
- Что скажешь, Бразилец? - обратился к квартирмейстеру боцман. - Не будет ли это нарушением общепризнанных правил?
- Будет. - Рок задумчиво потер пятерней небритый подбородок. - Но нет правил без исключений. Сдается мне, что нужно пойти навстречу желаниям наших поссорившихся собратьев и позволить им самим решить, кто из них прав, кто виноват.
- Ты вносишь в наши ряды смуту, Бразилец, - заметил Кайман Пэрри. - Хочешь поймать рыбку в мутной воде?
- Прикуси язык, Кайман, - беззлобно посоветовал боцману квартирмейстер. - Или я найду способ укоротить его.
Сказав так, Рок повернул бесстрастное лицо к Уилсону.
- Ты вызвал Флетчера на поединок, Джордж. Значит, право выбора оружия остается за ним.
- Я расправлюсь с ним любым видом оружия, - угрожающим тоном заявил капитан. - Пусть выбирает.
Бразилец вопросительно взглянул на Флетчера.
- Деремся на шпагах и кинжалах, - сказал штурман.
Дуэль должна была состояться на верхней палубе между фок- и грот-мачтами. Небо еще не прояснилось, но черные тучи, галопом мчавшиеся на запад, уже не сочились дождем. Море было относительно спокойным, и судно шло, плавно переваливаясь с волны на волну.
После короткого совещания со своими компаньонами первым на место предстоящего поединка явился Том Флетчер. Высокий, стройный, длинноногий, он шел не спеша, мурлыча поз нос легкомысленную песенку:
Дорога длинна, а жизнь коротка.
Зачем же тужить о ней?
Терпкий соленый ветер играл его кудрями, посвистывал в снастях и старательно надувал паруса, успевшие просохнуть после недавнего тропического ливня. На штурмане были просторные штаны, подвязанные чуть ниже колен кожаными тесемками, и белая льняная рубаха без воротничка, расстегнутая на груди. В правой руке он сжимал шпагу, в левой - кинжал.
Его противник имел менее романтичный вид. Грузный, с покатыми плечами и короткой шеей, заплывшей жиром, он так же походил на бойца, как откормленный поросенок - на царя зверей. Но впечатление это было обманчивым. Несмотря на отсутствие атлетической фигуры и внешнюю дряблость, Уилсон в свои сорок три года обладал железной силой воли и натруженными мышцами. Ударом сабли он мог легко рассечь противника от плеча до пояса, и об этом хорошо знали те, кто плавал с ним не первый год.
Заведовал дуэлью Рок Бразилец; согласно обычаю, это была прерогатива квартирмейстера.
Он встал между дуэлянтами, вынул из-за пояса один из своих пистолетов и терпеливо ждал, когда капитан и штурман займут исходные позиции и дадут знать, что они готовы начать поединок. Тем временем пираты, державшие сторону Уилсона, столпились на баке, а сторонники Весельчака Томми собрались на юте.
- Готовы? - крикнул Бразилец соперникам, устроившись на грот-вантах левого борта.
- Да, - ответил Флетчер.
- Да, - прохрипел капитан.
Бразилец выстрелил в воздух, и дуэлянты тут же бросились друг на друга. Послышался звон скрестившихся клинков, посыпались искры. Шлепая по настилу палубы босыми ногами, пыхтя и чертыхаясь, Флетчер и Уилсон попеременно то уходили в глухую защиту, то вновь переходили в наступление, стараясь нащупать в обороне противника уязвимые места. Штурман был более подвижен, чем капитан. Последний, экономя силы, предпочитал топтаться на пяточке диаметром два-три ярда, тогда как Весельчак Томми прыгал вокруг него, словно охотничий пес вокруг затравленного медведя. Однако какой бы тактики не придерживались фехтующие, все их усилия были напрасны. Несколько глубоких царапин и незначительных уколов - вот и все, чего они добились к исходу пятой минуты поединка. Лишь на шестой минуте в картине боя появились новые штрихи. Заметив, что Уилсон недостаточно уверенно владеет кинжалом и с трудом отражает выпады, нацеленные в его левый бок, Флетчер активизировал свои действия в этом направлении и вскоре вынудил противника попятиться к грот-мачте. Капитан уперся спиной в кофель-нагельную планку и сделал отчаянную попытку поразить Флетчера в правую руку, но его клинок лишь распорол рубаху штурмана в области предплечья. В ту же секунду Весельчак Томми сделал замах и попытался нанести противнику страшный удар по голове. Увы, ему не повезло. Правая нога его вдруг поскользнулась на жирном пятне, оставленном потрохами золотой макрели, он потерял равновесие и, стараясь не упасть, в отчаянье ударил шпагой по кофель-нагелю. Клинок не выдержал и сломался с неприятным звоном - звон этот показался Флетчеру похоронным.
В глазах Уилсона сверкнул дьявольский огонек торжества. Отшвырнув штурмана локтем на открытое пространство, он провел стремительную атаку и...
Грянул пистолетный выстрел.
Капитан, неудержимо летевший на Весельчака Томми, нелепо вскинул руки, вздрогнул, каждой клеточкой своего тела ощущая ледяной холод, и, будто подкошенный, повалился на палубу. Кровь хлынула из его простреленного виска, и он испустил дух, так и не узнав о том, что весь спектакль с пропажей серебряной цепи, якобы принадлежавшей Флетчеру, был придуман и подстроен Роком Бразильцем. Не узнал он и того, что роковой для него выстрел тоже был сделан Роком.
Пороховой дым еще не успел рассеяться, а уж с двух сторон - с бака и с юта - к месту трагедии устремились флибустьеры. Толпа, предводительствуемая позеленевшим от злости Кайманом Пэрри, с угрожающими криками набросилась на убийцу, разоружила его и, нещадно избивая, потащила к фок-мачте, горя желанием поскорее накинуть ему на шею пеньковый галстук и вздернуть на ноке фока-рея. Другая часть команды, состоявшая из компаньонов и старых корабельных товарищей Рока - в основном, голландцев и французов-буканьеров с Эспаньолы, - не хотела отдать его на растерзание сторонникам застреленного капитана и, бряцая оружием, попыталась силой вырвать Бразильца из рук боцмана и его дружков. Раздались пистолетные выстрелы, послышались проклятия и приглушенные стоны раненых. Обе враждующие группы, словно очумелые, с ревом пошли стенка на стенку, пустив в ход сабли, вымбовки и кинжалы.
Перевес сил, хотя и незначительный, был все же на стороне людей Пэрри. Пользуясь тем, что в начавшейся свалке буканьеры не имели возможности пустить в ход свои ружья, они начали понемногу оттеснять их к корме. В то же время сам боцман и двое его ближайших компаньонов, крепко-накрепко связав Бразильцу руки, затащили его на бак и, если бы не отчаянный поступок бомбардира Куна, квартирмейстера наверняка повесили бы сушиться на солнышке.
То, что сделал Ян Кун-Буйвол, потрясло не только врагов, но и друзей бомбардира. Позже, когда его спросили, как это он отважился на подобный шаг, Буйвол коротко ответил: «Какой-то урод треснул меня рукояткой пистолета по голове, и у меня случилось умопомрачение».
Что же сделал Кун? Открыв люк крюйт-камеры, он схватил трехведерный бочонок пороха, зажег фитиль и начал кричать, что, если драка не прекратится и Бразилец не будет освобожден, корабль и все идиоты, которые на нем собрались, отправятся прямиком в преисподнюю. Безумный блеск глаз и тупое выражение лица бомбардира свидетельствовали о том, что он не шутит, так что в итоге пламя насилия, охватившее экипаж «Морской чайки», погасло столь же быстро, как и разгорелось.
Все еще сжимая в руке горящий фитиль, Буйвол велел Кайману Пэрри развязать Бразильцу руки и вернуть ему оружие. Когда это ультимативное требование было выполнено и бледный, едва державшийся на ногах квартирмейстер присоединился к своим друзьям, столпившимся в кормовой части судна с пистолетами наизготовку, бомбардир загасил фитиль.
Дальнейшие события имели уже не столь драматический характер. Убедившись, что непосредственная угроза взрыва корабля миновала, осмелевший боцман от имени своих сторонников обратился к Року Бразильцу и Весельчаку Томми с предложением обсудить создавшееся положение и прийти к взаимоприемлемому решению.
- Братство раскололось, - сказал он. - В настоящий момент на борту судна фактически находится две команды, между которыми - кровь капитана Уилсона. Если нам не удастся договориться, любая новая ссора может привести к тому, что мы перережем друг другу глотки или отправимся все вместе на дно кормить крабов.
- Да, на этом корыте двум полоумным командам тесно, - согласился Бразилец, потирая ссадины на избитой в кровь физиономии. - Кому-то придется уйти.
- В нашей компании больше людей, чем в вашей, - бесцеремонно заметил боцман. - Будет естественно, если мы останемся на фрегате, а вы уйдете на баркасе.
- Не думаю, что это будет по справедливости, - ответил Рок.
- Мы имеем на «Морскую чайку» столько же прав, сколько и вы, - промолвил Флетчер, обращаясь к боцману.
- Свои права вы потеряли, подняв бунт, - вступил в разговор оружейный мастер Фентон, приятель боцмана. - К тому же, ваш главарь совершил вероломное убийство, за которое, по нашим законам, его следовало бы расстрелять.
- Убитый был вором, - поморщился Буйвол. – По делам собаке плата.
В таком же далеком от дипломатических тонкостей духе переговоры продолжались еще минут десять. Но вот кто-то из буканьеров предложил прекратить словопрения и сделать перерыв на полчаса: нужно было положить судно в дрейф, оказать помощь раненым и отправить в царство Нептуна тело Уилсона. Против этого предложения никто возражать не стал.
Пока Пузатый Якоб и Рыжебородый Тью погнали вахту наверх сворачивать паруса, а лекарь Питер Грааф занялся врачеванием тяжелораненых, компаньоны покойного Джорджа Уилсона привязали к его ногам два шестифунтовых ядра и после короткой молитвы спровадили труп по доске в море. Имущество покойного автоматически перешло в собственность его компаньонов.
Около семи часов вечера переговоры между двумя враждующими сторонами возобновились. Поскольку приближались сумерки и надо было спешить закончить дело о разводе до наступления ночи, решили довериться его величеству случаю, то есть бросить жребий. Договорились, что, если монета упадет короной вверх, судно покинут люди Каймана Пэрри, если же сверху окажется герб - уйдут люди Рока Бразильца.
Талер, подброшенный вверх до высоты грот-марса, несколько раз перевернулся в воздухе, с глухим стуком упал на палубу, подпрыгнул и, завертевшись волчком, затих у ног боцмана.
- Герб! - с трудом скрывая ликование, выдохнул Пэрри.
- С судьбой не спорят, - скривил рот в кислой усмешке Бразилец.
Спустя некоторое время на воду был спущен баркас с недельным запасом питьевой воды и провизии. Затем Рок Бразилец и семнадцать его сообщников перетащили в шлюпку свое личное имущество, оружие, порох, боеприпасы, абордажные крючья, рыболовные снасти и кое-какие инструменты. Холера прихватил часть судовой аптеки, Весельчак Томми - запасной компас, подзорную трубу, часы, лот и лаг. Короче говоря, баркас был снаряжен таким образом, чтобы его экипаж мог находиться в открытом море в течение семи дней, не испытывая недостатка в самом необходимом. Лишь две смертельные опасности могли подстеречь его в этом регионе Вест-Индии - ураган и испанская сторожевая флотилия. Однако и те флибустьеры, которые оставались на борту фрегата, не были застрахованы от подобных нежелательных встреч.
Прежде чем сойти в шлюпку, люди Бразильца уничтожили находившийся в их руках старый шасс-парти и позаботились о том, чтобы вчерашние товарищи, а теперь смертельные враги не угостили их на прощание орудийными залпами. Несмотря на протесты Каймана Пэрри и его компаньонов, Буйвол с тремя канонирами вывели из строя все шесть пушек, находившиеся на борту «Морской чайки», с таким расчетом, чтобы команда фрегата не смогла отремонтировать их, по крайней мере, до утра.
Лиловое зарево вечерней зари угасало быстро - для тропических широт явление это привычное. Но еще быстрее увеличивалось расстояние между флибустьерским кораблем и баркасом. Первый, раскачиваясь с кормы на нос и с борта на борт, уходил на юго-запад, в сторону Гондурасского залива; второй держал курс на север, к Каймановым островам и далее - к берегам Кубы. Когда ночь вступила в свои права, корабль и баркас потеряли друг друга из вида.
Бразилец сидел на корме, сгорбившись, впившись, как клещ, в румпель и ощущая неприятную боль в мышцах. При свете затуманенной луны лицо его казалось мертвенно-бледным.
- О чем думаешь, капитан?
Вопрос был задан Флетчером, подсевшим к вожаку после того, как на короткой мачте шлюпки матросы установили латинский парус.
- Так, ни о чем.
Бразильцу понравилось, что Весельчак Томми назвал его капитаном, однако внешне он ничем не выдал своих чувств.
- Я должен тебе сказать... В общем, ты спас меня сегодня, и теперь я твой должник.
Штурман протянул Року увесистую пятерню в твердых мозолях, и тот крепко пожал ее.
- Мне не хотелось, чтобы Уилсон продырявил тебя, и ты скончался хотя бы на минуту раньше отпущенного тебе природой срока, - сказал Бразилец. – К тому же, если бы он расправился с тобой, я оказался бы виновным в твоей смерти. Ведь это мне пришла в голову мысль подбросить ему цепь с медальоном.
- Да, кстати...
Флетчер начал снимать с шеи злополучную цепь, желая вернуть ее Бразильцу, но капитан, угадав намерение компаньона, остановил его.
- Не суетись. Оставь ее себе. Может, она действительно станет тем талисманом, который будет хранить тебя от смерти.
Рок хлопнул штурмана по плечу, затем взглянул на парус и на компас. Баркас, временами зарываясь носом на гладкой мертвой зыби, продолжал тащиться курсом на север.
Глава 4. Встреча на Москитовом острове
Среди сказочного ожерелья коралловых и песчаных островов, протянувшегося на сотни миль вдоль южного побережья Кубы, Москитовый остров выделялся разве что необычной формой - с высоты птичьего полета очертания его напоминали двугорбого верблюда, прилегшего отдохнуть после утомительного перехода через пустыню. Остров был вытянут с востока на запад; его южный берег не имел удобных гаваней, и подходы к нему преграждала цепочка коралловых рифов. Волны взрывались здесь, словно гранаты, высоко разлетаясь фонтанами молочно-белых брызг. Столь же неприступным был и восточный - наветренный - берег Москитового острова. Ни одно плавающее средство, будь то корабль, рыбацкая барка, баркалона или индейское каноэ, не смогло бы приблизиться в этом месте к суше в виду невозможности преодоления грозного прибойного наката. У западной оконечности острова – «верблюжьей морды» - находилась группа небольших островков, окруженных мелями, так что и с этой стороны ни один здравомыслящий мореход не рискнул бы подойти к берегу. Лишь северное побережье Москитового острова с двумя прекрасными бухтами являло собой место, удобное для высадки.
Длина острова составляла примерно четыре мили, ширина - полторы мили. Большую часть его поверхности покрывала темно-зеленая масса мангровых зарослей и кишащих крокодилами болот. Два змеевидных ручья, извиваясь между относительно сухими участками суши, лениво стекали в бухту Игуаны, находившуюся к востоку от другого заливчика, обозначенного на некоторых картах как Солнечная лагуна.
Остров лежал напротив устья Рио-Веласкес и был отделен от побережья Кубы проливом шириной две с половиной мили. Глубина пролива не позволяла заходить сюда судам, водоизмещение которых превышало сто двадцать тонн, но небольшие парусники и лодки, ведомые опытной рукой, могли спокойно бороздить эти воды, не опасаясь за свои днища.
Москитовый остров с его нездоровым климатом и удаленностью от традиционных путей следования кораблей не имел постоянных жителей. Ни индейцы, ни пришедшие из-за океана испанские искатели приключений никогда не основывали здесь своих поселений. Иногда, укрываясь от непогоды или преследования пиратов, в бухту Игуаны или в Солнечную лагуну заходили барки кубинских рыбаков и ловцов черепах, но с тех пор, как разбойники с Тортуги и Ямайки проведали об этом укромном островке, подобные визиты стали редкостью.
В те времена, о которых идет речь в нашем повествовании, на Москитовом острове нашли пристанище двенадцать бродячих охотников-буканьеров. Шестеро из них были англичанами и шотландцами, трое - французами, один - голландцем и один - индейцем. У них было большое каноэ, на котором они в конце 1663 года отправились искать удачу из вольной гавани Пти-Гоав, что на западном побережье Эспаньолы. Несколько месяцев блужданий по Карибии привели их, в конце концов, на Москитовый остров, где они решили временно обосноваться. В глубине бухты Игуаны, на опушке девственного леса, была построена хижина, крытая пальмовыми листьями, а рядом с ней, за стеной густого жесткого кустарника - букан. Буканом охотники называли коптильню. Возвращаясь сюда после очередной охоты на быков и свиней, которых они выслеживали в лесах и саваннах Кубы, буканьеры сдирали с убитых животных шкуры, сушили их и прятали в укромном месте, надеясь со временем продать свой товар заезжим контрабандистам из Европы. Мясо частично жарили и употребляли в пищу, частично коптили на широких деревянных решетках, установленных над очагом на невысоких рогатинах. Поскольку приготовленное таким способом мясо можно было хранить довольно долго даже в условиях влажного климата, оно всегда пользовалось в тропиках повышенным спросом.
Буканьеры рассчитывали, что имеющихся в их распоряжении запасов пороха и свинца хватит, по крайней мере, еще на месяц охоты, но неожиданная стычка с отрядом испанцев и метисов, случившаяся во время последней вылазки на «большую землю», как они называли Кубу, серьезно нарушила их планы. Хотя охотники не потеряли ни одного человека, уложив в то же время полдюжины врагов, дальнейшие экспедиции в облюбованные места охоты могли закончиться для них плачевно. Испанцы наверняка горели желанием отомстить пришельцам за убитых товарищей и уже позаботились о том, чтобы устроить в различных частях побережья засады. Не исключена была также возможность того, что организованные ими карательные отряды начнут прочесывать окрестные земли и воды и рано или поздно обнаружат буканьерскую стоянку. Так или иначе, спокойной жизни охотников на Москитовом острове пришел конец. Чтобы решить, как быть дальше, оставаться ли на острове или уйти в иные края, они собрались на совет.
Совещание проходило под председательством Джона Боулза - неофициального вожака братства, более известного по кличке Железнобокий. Это был сероглазый мужчина примерно сорока пяти лет, обладавший приятной внешностью, низким грудным голосом и фигурой древнегреческого атлета. Никто не знал, откуда он родом и кем были его родители. Загадкой также оставалось то, когда и в качестве кого он впервые попал на острова Антильского архипелага. Сам Боулз об этом не рассказывал, а те, с кем он был на короткой ноге и кто знал его не первый год, могли сообщить любопытным собеседникам лишь одно - когда они познакомились с ним на Эспаньоле, Железнобокий уже был опытным, видавшим виды буканьером.
Джон Боулз, как и его компаньоны, сидел у костра, попыхивая трубкой и сжимая правой рукой ружье, лежавшее у него на коленях. На нем были невысокие, удобные для ходьбы сапоги, мятые парусиновые штаны, куртка из шкуры буйвола и шляпа с обрезанными по бокам полями. За широким кожаным поясом торчали два пистолета и нож с остро отточенным лезвием, через плечо был перекинут патронташ с зарядами на тридцать выстрелов и длинный рог с порохом.
Хмуря брови и морща высокий лоб, Боулз пытался убедить своих товарищей в том, что дальнейшее пребывание на Москитовом острове становится не только бессмысленным, но и опасным.
- Испанцы всполошились, - твердил он, - они озлоблены и готовы пойти на все, лишь бы достать нас. К чему искушать судьбу? В Индиях есть множество мест, где мы могли бы продолжить свои занятия.
- Я не боюсь испанских собак, - хвастливо процедил Бэзил Блейк, низкорослый бородатый брюнет, слывший первостатейным занудой. - Мне уже доводилось встречаться с ними в Самане, и, клянусь, они никогда не забудут той встречи! Вместе с моим слугой мы задали им славную трепку, перестреляв столько же донов, сколько листьев на ближайшем дереве.
- Никто не сомневается в твоей смелости, Бэзил, - Железнобокий слегка улыбнулся, - как и в твоем умении слегка приврать. Но, согласись, мы пустились в дальний путь для того, чтобы охотиться в свое удовольствие, а не воевать с подданными испанского короля.
- Что ты предлагаешь, Джек? - спросил вожака молодой человек, бронзовый оттенок кожи которого указывал на его индейское происхождение.
Действительно, это был коренной житель Америки - индеец из племени гуахиро, прозванный товарищами Касиком Сэмом. Выглядел он лет на тридцать, у него были черные блестящие волосы, завязанные сзади кожаной тесьмой, угрюмое скуластое лицо и глубокий шрам над левой бровью. Его народ, обитавший в Новой Гранаде, со времен конкисты вел жестокую борьбу с испанскими поселенцами, периодически прибегая к помощи случайных союзников в лице английских, французских и голландских корсаров. Однажды Касик Сэм познакомился с командой французского пиратского судна, промышлявшего в районе Картахены. Французам нужен был опытный охотник, умеющий к тому же ловить рыбу и ламантинов и нырять за жемчугом, и они предложили индейцу вступить в их братство. Вместе с ними он совершил несколько продолжительных морских походов, став неплохим матросом, а когда их судно во время урагана разбилось у мыса Тибурон, индеец осел на Эспаньоле и, не имея средств к существованию, подвизался на буканьерском поприще.
- Я предлагаю завтра или, на худой конец, послезавтра выйти в море и поискать новое место для промысла, - сказал Железнобокий, отвечая на вопрос Касика. - Мясо мы заберем с собой, а шкуры пока оставим в тайнике - за ними можно будет вернуться позже, когда удастся найти покупателя.
- К западу отсюда, - промолвил один из буканьеров, - в районе бухты Хагуа, живет несколько семей португальских евреев, поддерживающих связи с контрабандистами. Через них мы могли бы сбыть наши шкуры.
- Мне знакомы те места, - кивнул Боулз. - Там, кстати, есть хорошие острова, настоящие райские уголки, где нам никто не помешает устроить укромную стоянку.
Решено было весь следующий день посвятить подготовке к отплытию, чтобы утром второго дня покинуть Москитовый остров. Загасив догоравший костер, буканьеры в предчувствии скорой грозы отправились на ночлег в хижину; там они залезли в спальные мешки, предназначавшиеся для защиты от многочисленных насекомых-кровососов, и вскоре уснули.
Гроза действительно разразилась - страшная, с ослепительными вспышками молний и громом, но прошла довольно быстро - менее чем за час. Дождь, однако, лил с перерывами всю ночь и выдохся только перед рассветом, когда свежий, порывистый норд-ост разогнал тучи.
Лишь чуть забрезжило, Касик Сэм выбрался из спального мешка, взял в руку ружье и пружинящим кошачьим шагом подошел к открытой двери хижины. Из лесной чащи веяло ароматом цветов и трав, и он, как обычно, мог бы досыта надышаться ими и налюбоваться восхитительной красоты пейзажами, если бы острый взгляд его не скользнул по свинцово-серой глади бухты.
Примерно в миле от берега, лавируя против ветра, болтался на волнах небольшой парусник. Тот, кто вел его, наверняка знал эти воды как собственный карман.
«Испанцы!» - мелькнуло в голове Касика Сэма. Тут же, стараясь не делать лишнего шума, он поднял своих товарищей на ноги.
- Сматываемся в лес через задние двери, - скомандовал Железнобокий. - Вещи и провиант забираем с собой.
- А как быть с каноэ? - спросил Блейк, поспешно нахлобучивая на голову шляпу. - Вдруг они сунутся в устье Черепашьего ручья и наткнутся на
него?
- Не думаю, чтобы это случилось раньше, чем они высадятся на берег, - ответил вожак. - Сейчас главное для нас - не дать себя обнаружить. Если даже они догадаются, что на острове кто-то есть, вряд ли им захочется рисковать своими шеями, пытаясь выяснить, сколько людей укрылось от них в здешнем лесу.
Между тем, загадочное суденышко попало в полосу заштиления в подветренной стороне бухты, и находившиеся на нем люди взялись за весла. Уверенность, с которой они гребли в сторону пляжа, усыпанного глыбами кораллового известняка, ясно указывала на то, что незнакомцы не догадываются о присутствии на острове буканьеров.
- Не похоже, чтобы это были испанцы, - прошептал Железнобокий, притаившись со своими компаньонами в густых зарослях яны и гранадильо,
среди любящих влагу цветущих трав.
- Как бы там ни было, нужно держать ухо востро, - сумрачно сказал Длинный Пьер, исполинского роста нормандец, отличавшийся болезненной
мнительностью и подозрительностью. - Мы не знаем, сколько их, есть ли у них оружие и с какой целью они приволоклись сюда в такую рань.
- Ты здраво мыслишь, Пьер, - проворчал Бэзил Блейк. - Но тебе не хватает воображения и дерзости. Сдается мне, что их надобно как следует настращать.
- А если это флибустьеры с Тортуги? – высказал предположение Оливье Обри, соотечественник Длинного Пьера.
- Чем мучиться неопределенностью, лучше вступить с ними в переговоры, - бесстрастно заметил индеец.
Идея, подброшенная Касиком Сэмом, пришлась по вкусу Боулзу, и он с готовностью поддержал ее. Условились, что индеец сам отправится на встречу с пришельцами и, когда те приблизятся к берегу на расстояние окрика, попытается выяснить их национальную принадлежность и, по возможности, намерения.
Передав свой мушкет вожаку, Касик Сэм раздвинул усеянные каплями росы стебли хвощей и вышел из сумрака лесной чащи на открытое пространство. Товарищи провожали его пристальными, настороженными взглядами. Им не надо было объяснять, на сколь рискованный шаг отважился их краснокожий собрат: если люди, находившиеся в лодке, прибыли с Кубы (это могли быть испанцы, креолы, метисы, мулаты, самбо или негры), ему грозила перспектива, в лучшем случае, стать заложником, в худшем - покойником. Касик Сэм это и сам прекрасно понимал. И все же в его твердой походке воина, его гордой осанке и жестком выражении лица сторонний наблюдатель, как бы не старался, не смог бы обнаружить даже намека на нерешительность.
Когда индеец спустился к берегу и, сложив руки на груди, замер у кромки прибоя, расстояние от него до шлюпки составляло не более пятидесяти ярдов. Незнакомцы, безусловно, заметили его сразу же, как только он вышел из лесу, однако в их действиях не произошло ни малейших изменений: весла с прежней методичностью то погружались в воду, то, роняя брызги, поднимались вверх, а рулевой продолжал придерживаться ранее избранного курса.
Первым нарушил молчание самоуверенный крепыш, стоявший на носу лодки с ружьем в руке. Обращаясь к Сэму, он кричал так громко, будто вокруг происходило морское сражение с применением артиллерии и он, адмирал, боялся, что его голос не будет услышан подчиненными.
- Эй, на берегу! Кто ты такой?
Вопрос был задан по-испански, однако по поведению индейца нельзя было сказать, чтобы данное обстоятельство чересчур его встревожило. Ответил он тоже по-испански:
- Друзья обычно называют меня Касиком.
- Что ты делаешь на этом острове?
- Я здесь живу.
- Один?
- С друзьями.
Крепыш в лодке, изменившись в лице, подал своим спутникам условный знак, и те сразу же перестали грести. До берега оставалось еще тридцать ярдов.
Вскинув ружье, незнакомец навел его на индейца и грубо спросил:
- Сколько вас здесь?
Касик Сэм улыбнулся краем губ. Он успел сосчитать количество людей, находившихся в шлюпке, и определить по их наружности и оружию, что все они были такими же испанцами, как и он сам.
- Ты что, проглотил язык? - раздраженно воскликнул командир шлюпки, потрясая ружьем. - Отвечай, пес, или я наделаю в твоем теле столько дырок, что тебя просквозит и ты околеешь от насморка!
- Не спеши, - невозмутимо промолвил индеец, причем на сей раз по-английски.
- Почему? - также по-английски спросил человек с ружьем.
- Потому что я еще не узнал, кто ты и зачем явился сюда.
Незнакомец слегка наклонил голову набок, сощурился, с интересом рассматривая краснокожего, и вдруг, опустив ружье, захохотал. Смех его напоминал гогот уток на выгоне. В нем было что-то неприятное, брезгливо-отталкивающее. Но Касика поразил не сам смех, а то, что он прервался так же неожиданно, как и начался.
- Так тебя, приятель, прислали на берег с заданием? - переведя дыхание, полюбопытствовал вожак пришельцев. - Тебе поручили пронюхать, кто мы такие?
- Да.
- А скажи-ка мне, индеец, почему ты перешел с испанского языка на английский?
- Я увидел, что вы не испанцы.
Человек с ружьем повернулся к своим компаньонам и язвительно заметил:
- Этот мошенник, живое воплощение духа хитрости, сущий провидец! Что же нам делать с ним?
- Взять его заложником, - предложил один из членов команды шлюпки.
- Правильно, - поддержал его другой. – Разве ты не винишь, Рок, как он водит тебя за нос и тянет время?
- Пожалуй, что так.
Рок Бразилец снова навел ружье на индейца.
- Стой там, где стоишь, если не хочешь, чтобы тебя уложили.
- Я лучше присяду, - промолвил Касик Сэм, опускаясь на один из отшлифованных морем валунов.
Предводитель флибустьеров не стал возражать. Как только киль баркаса с шипением заскользил по усыпанному ракушками грунту, Рок спрыгнул в волны прибоя и, рванувшись вперед, в два прыжка достиг суши. За ним последовали другие разбойники. Обступив индейца со всех сторон, они первым делом обыскали его и, убедившись, что он пришел без оружия, ограничились тем, что связали ему руки за спиной. Затем Весельчак Томми предложил переправить пленника в шлюпку и держать его там под присмотром двух вооруженных стражей до тех пор, пока не выяснится, что пиратам на острове никто не угрожает.
- Поскольку вы не испанцы, - сказал Касик Сэм, - вам нечего бояться. Мои друзья не тронут вас.
- Твои друзья - англичане? - спросил Фрэнсис Тью.
- Буканьеры, - ответил Касик.
После такого заявления лица пиратов несколько смягчились и повеселели, утратив прежнюю суровость и озабоченность.
- Буканьеры - наши друзья, - заявил Рок Бразилец индейцу. - Среди нас тоже есть немало охотников с Эспаньолы. Может, ты знаком с ними?
Касик Сэм еще раз всмотрелся в лица окруживших его людей, безошибочно определил, кто из них - буканьеры, но не увидел ни одного знакомого.
- Нет, я никого не знаю.
- Жаль, - разочарованно протянул Рок. - Правда, очень жаль.
- Я пока не успел прославиться среди охотников, - пожал плечами индеец. - Однако, возможно, кто-то из вас слышал о нашем предводителе. Имя его довольно хорошо известно не только на Эспаньоле, но и на Ямайке.
- Как его зовут? - спросил Жан Леблан, моложавый француз, питавший слабость к вину, женщинам и живому общению.
- Его зовут Железнобокий.
- Железнобокий? - Леблан сразу же пришел в великолепное расположение духа. - Ха! Кто же не знает Железнобокого! Это самая крепкая рука во всех Индиях и самое благородное сердце, какое когда-либо билось в груди простого смертного. Когда он свистит, поднимается буря, а когда пляшет, начинается землетрясение! Ну-ка, приятель, скорее опиши мне внешность твоего вожака, и я скажу, похож он на знаменитого убойщика коров или нет.
Касик Сэм покачал головой.
- Что такое? - нахмурился Рок Бразилец. - Ты не можешь его описать?
- Могу.
- В чем же дело?
- Сначала развяжите мне руки, - потребовал индеец, - и объясните, кто вы такие и зачем явились на Москитовый остров.
Фрэнсис Тью, стоявший рядом с пленником, грубо толкнул его прикладом мушкета в плечо.
- Ты что, краснокожий, вздумал диктовать нам свои условия?
Касик Сэм скосил на Рыжебородого презрительный взгляд, но не произнес ни слова. Он был не из тех, кто по малейшему поводу позволяет страстям вырываться на волю.
- Остынь, Рыжая Борода, - посоветовал компаньону Бразилец. - Я думаю, в высказанной им просьбе нет ничего такого, из-за чего следует принимать боевую стойку.
Вынув нож, Рок перерезал веревки, связывавшие индейцу руки, и подчеркнуто добродушно промолвил:
- Ты верно угадал, что мы не испанцы. Среди нас много рыжих и блондинов, да и общаемся мы, как легко заметить, на смешанном англо-франко-голландском языке. Наша компания покинула Ямайку две недели тому назад, чтобы попытаться ножом и шпагой наскрести себе чего-нибудь на жизнь. Ради этого мы, собственно, и явились сюда.
- Звучит правдоподобно, - кивнул Сэм.
- Ну, а теперь опиши нам Железнобокого, - снова вступил в разговор Жан Леблан.
- Зачем? - удивился индеец. - Вы его сами сейчас увидите.
Выйдя из окружения флибустьеров, Касик Сэм повернулся лицом к лесным зарослям, в которых укрылись буканьеры, сложил ладони рупором и издал пронзительный, леденящий душу крик, напоминающий крик голодного нильского крокодила. Спустя минуту из лесу вышли пятеро охотников, в том числе Джон Боулз, и, грузно ступая, начали спускаться к берегу. Ружья они несли дулами вниз.
- Все в порядке, - сообщил им Касик. - Это люди с Ямайки.
- Эй, Железнобокий! - крикнул Леблан, помахав вожаку буканьеров рукой. – Приветствую тебя! Ты еще не забыл меня, Белую Молнию из Леогана?
- Трудно забыть такого разряженного горлопана, как ты, Жан. - Лицо Боулза сияло добродушием. - Откуда ты взялся, распутник? Я думал, твой искалеченный скелет давным-давно растоптали обманутые тобой женщины и обглодали дикие собаки и вороны.
- Э, так могло статься, старина, если бы я уповал на докторов и их отравы, а не на целительные свойства морских ветров. Однако довольно длинных речей! Дай-ка я облобызаю тебя!
Джон Боулз и Жан Леблан крепко обнялись и по-братски расцеловались к немалому удовольствию тех, кто наблюдал за ними со стороны. После этой мелодраматической сцены последние подозрения и сомнения, таившиеся в душах пиратов и охотников, рассеялись, и пестрая толпа двинулась к хижине, возле которой ее уже поджидали вышедшие из укрытия шестеро буканьеров.
Вскоре был разведен очаг и приготовлен незамысловатый завтрак, состоявший из копченого мяса, маисовых лепешек и красного вина. У всех - и у гостей, и у хозяев - обнаружился завидный аппетит, подкрепленный неистовой тягой к спиртному. Пищу и вино они поглощали, попутно знакомясь и забавляя друг друга смешными историями, которыми каждый был нафарширован так же обильно, как и изощренными ругательствами.
После завтрака Рок Бразилец поведал Железнобокому и его товарищам о злоключениях, выпавших на долю флибустьеров, утаив лишь некоторые моменты, связанные с мошеннической дискредитацией капитана Уилсона – «негодяя, узурпировавшего власть на судне». Боулз, со своей стороны, рассказал гостям о похождениях буканьеров, не забыв подробно описать их стычку с испанцами на Кубе.
- Боюсь, это столкновение всполошило все деревни и асьенды по обоим берегам Рио-Веласкес, - добавил он. - Условия для охоты теперь будут не столь благоприятными, как прежде. Нас могут выследить и... Говоря откровенно, мы решили уйти отсюда в иные места, и, если бы вы прибыли на Москитовый остров днем позже, нас здесь уже не было бы.
Бразилец слушал Железнобокого с подчеркнутым вниманием. И чем больше он узнавал о буканьерах Москитового острова, тем сильнее укреплялся во мнении, что встреча с ними произошла не случайно; в этом событии явственно ощущалась воля провидения, ибо «Господом стопы человека направляются». «Мне нужны были союзники, - размышлял он, - и я их, кажется, нашел. Двенадцать закаленных, отменных во всех отношениях стрелков - чего еще желать?! Конечно, тут есть одна небольшая загвоздка... Эти добрые выпивохи предпочитают охоту на диких быков охоте на испанских собак. Но, если посулить им легкую и верную добычу, они вряд ли откажутся присоединиться к нашей компании...».
Подумав так, главарь флибустьеров не стал откладывать дело в долгий ящик, а сразу же забросил крючок с золотой наживкой в буканьерский омут.
- Послушайте, братья, что я вам скажу. До сих пор наши команды действовали порознь: одна охотилась на суше, другая - на море. Однако судьбе было угодно свести нас на этом острове, и мне подумалось: а не объединить ли нам свои усилия? Удаль и мастерство отдельных небольших групп ничего не значат, когда им противостоят такие кровожадные драконы, как испанцы. Только при согласованных совместных действиях можно рассчитывать на то, что драконы эти будут повержены.
- Ты предлагаешь нам начать преследование испанцев? - удивился Железнобокий.
- Угу, - кивнул Бразилец.
Боулз задумчиво посмотрел на Касика Сэма, потом перевел вопросительный взгляд на Блейка и других буканьеров, сидевших рядком на стволе поваленного бурей дерева. Бэзил Блейк заметил, что испанцы ему не нравятся, но что он не собирается охотиться за ними только ради того, чтобы иметь удовольствие отправить одну-две дюжины их на тот свет.
- Жизнь слишком коротка, - добавил он, - и я не хотел бы тратить время на преследование тех, чьи шкуры не пользуются спросом на европейских рынках.
- Если бы цель пиратского ремесла состояла лишь в отстреле испанских собак, - с сарказмом заметил вожак флибустьеров, - я предпочел бы сидеть на тихом берегу, а не шататься по бурному морю. Однако я выбрал второе. Ибо знаю, что в руках у испанцев находятся несметные сокровища, которые они регулярно извлекают из рудников Перу и Мексики. Они захватили всю торговлю в Индиях; они наживаются на всем, на чем только можно - на продаже рабов, табака, какао, сахара, шкур, кампешевого дерева, индиго, сарсапарильи. И при этом они лезут из кожи вон, чтобы не допустить другие европейские нации к богатствам Нового Света. А почему другим нациям нельзя получить свой кусок американского пирога? Лишь потому, что когда-то римский папа имел наглость «подарить» испанскому королю все здешние земли и воды? Но для меня папа - не авторитет. Мне думается, что раз уж солнце светит для всех, то и кладовые Индий должны быть открыты для всех.
- Так-то оно так, - отмахиваясь от надоедливых москитов, протянул Длинный Пьер, - да только в погоне за испанским золотом можно запросто
лишиться всего - и последней рубахи, и свободы, и самой жизни.
- Конечно, если ты - дурак, безрассудный рубаха-парень, привыкший действовать нахрапом. А вот мне мой покойный папаша любил повторять: «Учти, сынок, у кого ветер гуляет в голове, у того он гуляет и в кармане». Я крепко запомнил эту нехитрую истину и, Бог свидетель, еще ни разу не опускался до того, чтобы ходить по миру с сумой и просить милостыню.
Хотя слова Рока Бразильца звучали убедительно, буканьеры не спешили проглотить брошенную им приманку. Опасности подстерегали их на каждом шагу, и к опасностям они давно уже привыкли. Но сменить охотничий промысел на морской разбой они согласились бы только в том случае, если бы им было доказано, что новое поприще при всех его издержках способно было вывести любого смышленого бродягу «из грязи в князи».
Чувствуя, что Боулза и его товарищей все еще одолевают сомнения, вожак флибустьеров решил бросить на стол свою козырную карту. Он вкратце рассказал им об испанском судне, которое должно было объявиться близ устья Рио-Веласкес, и клятвенно заверил, что кошельки буканьеров доверху наполнятся серебряными монетами, если они согласятся помочь пиратам овладеть вышеупомянутым судном.
- Не знаю, как другие мои товарищи, - взволнованно прохрипел Бэзил Блейк, первый поддавшийся искушению, - а я готов поучаствовать в этом дельце.
Железнобокий взглянул из-под тяжелых, полуопущенных век на Касика Сэма.
- Что скажешь ты, Сэм?
Индеец ответил не задумываясь:
- Испанцы - мои враги, пираты с Ямайки – мои друзья. Друзья всегда могут рассчитывать на мою поддержку.
Другие охотники тоже высказались за то, чтобы участвовать в захвате приза.
- Мы согласны помочь вам, - резюмировал Железнобокий, обращаясь к разбойникам. - Нужно ли нам заключить договор?
- Обязательно! - воскликнул Рок, вскакивая на ноги. - Таков береговой обычай!
Тут же бросились искать бумагу, перо и чернила, но, как назло, смогли разжиться только куском пергамента. Весельчак Томми вспомнил, что чернильный прибор он оставил на борту «Морской чайки», уступив просьбе Каймана Пэрри.
- Не беда, - успокоил штурмана Железнобокий.
Вскинув ружье, он выстрелил куда-то вверх.
Через несколько секунд к ногам остолбеневших буканьеров и пиратов упала сраженная наповал чайка. Боулз выдернул из ее крыла перо, смочил его в крови птицы и, выпрямившись, молча протянул его Флетчеру.
- Потрясающе! - только и смог вымолвить пиратский кормчий. – Где вы научились так стрелять?
- Да нигде. Случайно попал.
Глава 5. Обманутые ожидания
Дон Мигель Бенавидес направил подзорную трубу на заросший манграми кубинский берег, пытаясь отыскать устье Рио-Веласкес. Солнце все еще висело над горизонтом, заливая небесный свод золотыми, оранжевыми, малиновыми и пурпурными красками, и дону Мигелю не составило большого труда обнаружить на искрящейся поверхности моря два небольших буруна, которые, как он знал, указывали на наличие скрытых под водой коралловых рифов; они прикрывали подходы к устью реки с юго-востока. Расстояние от баркалоны до этих бурунов равнялось примерно пяти кабельтовым.
Опустив подзорную трубу, дон Мигель велел рулевому взять на два румба левее, чтобы противотечение, шедшее вдоль побережья в восточном направлении, и налетавший порывами бриз с юго-востока не затащили судно в опасную зону.
Бросив взгляд в юго-западном направлении, капитан баркалоны прикинул, сколько времени понадобится «Санта Барбаре» для выхода на траверз Москитового острова, в одной из бухт которого можно было стать на якорь. «Если ветер не стихнет до захода солнца, - подумал он, - мы успеем укрыться в бухте Игуаны до наступления штиля».
- Сеньор капитан! - закричал вдруг впередсмотрящий, сидевший на фор-марсе. - Прямо по носу - лодка!
Мигель Бенавидес, нахмурившись, снова прильнул правым глазом к окуляру подзорной трубы. На встречном курсе, то взмывая на гребни волн, то проваливаясь в ложбины между волнами, маячило каноэ. В нем сидели какие-то люди, но поскольку их было лишь несколько человек, это обстоятельство удержало капитана от подачи уже готового сорваться с губ сигнала тревоги.
«Наверно, рыбаки», - предположил дон Мигель.
Он был недалек от истины. Когда дряхлое каноэ, больше напоминавшее решето, чем средство передвижения, приблизилось к борту баркалоны на расстояние окрика, выяснилось, что в нем находятся ловцы черепах из Баямо - два креола, три мулата и метис. Первые двое были одеты лучше, чем их спутники, и имели при себе огнестрельное оружие - мушкет устаревшего образца и пару пистолетов. Мулаты и метис сопровождали креолов в качестве слуг.
На предложение дона Мигеля подняться на борт баркалоны ловцы черепах ответили вежливым отказом.
- Дело идет к ночи, сеньор капитан, - проворчал пожилой, с седеющими усами и бородой креол, сидевший на носу каноэ, - а нам надобно еще дошлепать до лагуны дель-Торо, где нас ожидают наши товарищи.
- Зачем же вы, теряя драгоценное время, решились подойти к моему судну? - удивился Бенавидес.
- Чтобы предупредить вас об опасности, сеньор капитан. Известно ли вам, что в здешних местах объявились лютеранские воры? Они охотились на суше, выше по течению Рио-Веласкес, и имели стычку с жителями деревни Санта-Ана. На их совести - шесть мертвецов.
- Проклятье! - вспыхнул дон Мигель, стукнув кулаком по планширю фальшборта. – От этих ладронов нигде не стало покоя! Сколько их было?
- Говорят, их было около дюжины негодяев, - ответил креол. - Однако можно предположить, что это - лишь часть более крупной шайки, промышляющей у наших берегов.
- У них была лодка?
- Да. Они бежали на ней в море.
Бенавидес, сощурившись, еще раз осмотрел прибрежные воды и поросшие лесом берега Кубы, потом махнул незнакомцам рукой.
- Благодарю за важные известия, сеньоры. С этой минуты мы будем вести себя гораздо осторожнее... Кстати, как давно произошли описанные вами события?
- Это случилось два дня тому, сеньор капитан.
Пожелав команде «Санта Барбары» счастливого пути и хорошей погоды, ловцы черепах поспешили в сторону берега, а дон Мигель, проводив их хмурым взглядом, повернулся к своему помощнику, тощему взъерошенному баску Родриго Хименесу.
- Что ты думаешь по поводу услышанного?
Хименес помолчал, собираясь с мыслями, затем открыл рот.
- Что я думаю, сеньор? Как вам сказать... Тут много чего неясного... К примеру, куда они могли смыться?
- Кто? Ладроны?
Баск утвердительно кивнул.
- Да, сеньор, ладроны. Если правда то, что у них была лишь одна лодка, то вряд ли они ушли далеко.
- Они могли укрыться на одном из ближайших островов, - предположил дон Мигель. - А может быть, вернулись на борт неизвестного нам корабля, доставившего их в этот район с целью разведки побережья или пополнения запасов провизии.
- Ваши догадки, сеньор, выглядят вполне правдоподобно, - согласился Хименес. - Мне кажется, что даже ваш отец, почтенный дон Антонио, не смог бы найти более убедительных объяснений.
- Как бы там ни было, Родриго, не будем искушать судьбу и усилим бдительность.
- Да, сеньор, это разумно.
- Число вахтенных этой ночью нужно будет увеличить до трех человек. Пусть один дежурит на юте, другой - на баке, а третий, главный, следит за тем, чтобы первые двое не спали.
- Да, сеньор.
- И еще, - дон Мигель почесал островок растительности на подбородке, - лично проверь, не отсырел ли порох, да вели канонирам перезарядить пушки.
- Будет исполнено, сеньор капитан.
Когда помощник ушел выполнять приказание, Бенавидес погрузился в размышления. Появление в этом пустынном районе, находившемся вдали от крупных поселений и оживленных морских дорог, иностранных искателей приключений казалось подозрительным. «Буканьеры Тортуги и Эспаньолы обычно охотятся в других местах, - думал он. - Пиратам с Ямайки здесь тоже нечего делать. Может, это были люди Коллинза? Прибыли сюда раньше условленного срока и решили поохотиться в верховьях реки? Но, в таком случае, их корабль должен находиться где-то поблизости, возможно, в одной из бухт Москитового острова. Не поднять ли на мачтах сигнальные флаги?»
Терзаемый сомнениями, дон Мигель несколько раз прошелся взад-вперед вдоль гакаборта, однако, в конце концов, решил не спешить и оставить на флагштоке грот-мачты красно-желтый испанский флаг.
При тусклом свете догоравшего дня «Санта Барбара» осторожно вползла в бухту Игуаны в тот самый момент, когда морской бриз окончательно стих, уступая место штилю, и паруса грустно повисли на реях, словно тряпки. Матросы трижды бросали лаг, пока не убедились, что глубина моря под килем составляет не менее пятнадцати футов; вскоре два якоря с плеском ушли под воду и прочно зацепились за грунт.
Примерно через час после захода солнца с северо-востока подул едва уловимый береговой бриз, принесший с собой запахи тропического дождевого леса. Луна, воцарившаяся на небесном куполе, светила так ярко, что дежуривший на баке вахтенный матрос Пепе Перейра недоуменно вопрошал самого себя: «И зачем в такую ясную ночь переводить фитили и жир в фонарях? Разве вокруг недостаточно светло? Пресвятая дева! Я даже мог бы сосчитать, сколько валунов лежит на наветренном берегу острова, там, возле кромки прибоя...».
Но заняться подсчетами Перейре не довелось, ибо другой вахтенный матрос, Лопе де Ремедиос, своим неожиданным появлением отвлек его внимание от берега.
- Послушай, Пепе, - проговорил он сиплым, простуженным голосом, - тебе не кажется, что на этом чертовом острове кто-то есть?
- С чего ты взял? - удивился Перейра.
Беспокойно переминаясь с ноги на ногу, Ремедиос кивнул в подветренную сторону.
- Там, в зарослях близ устья ручья, проснулись утки. Ты не слышал, как они кричали?
- Нет... Не обратил внимания.
- Их кто-то вспугнул.
- Да? Может, это был крокодил?
- Не знаю. - Ремедиос скользнул настороженным взглядом по серебристо-черной глади бухты. – Я вообще-то не трус, Пепе, ты же знаешь. Но сегодня... Сегодня душа у меня почему-то не на месте…
- Успокойся, - скривил губы Перейра, чувствуя, как спина его покрывается холодным потом; видно, беспокойство Лопе де Ремедиоса передалось и ему. - Если даже на острове кто-то есть - что с того? У нас на борту восемнадцать человек команды, две пушки и четыре фальконета. Это, как ни как, сила! Конечно, против большого корабля «Санта Барбара» едва ли устоит, но такого рода суда в здешних местах никогда не появляются - слишком много мелей. - Перейра подавил зевок, перекрестил рот и более твердым голосом добавил: - Собственно говоря, я не вижу в этой бухте иных судов, кроме нашего. А коли так, то и бояться нам нечего... Тссс! Кто-то поднимается по трапу.
- Должно быть, вахтенный начальник, - пробормотал Ремедиос, поспешно ретируясь с бака в сторону кормы, где находился его пост.
Из люка высунулась костлявая жилистая рука, сжимающая фонарь, а следом за ней появилась голова начальника вахты Мануэля Гонсало Кинтаны. Заметив Лопе де Ремедиоса, он грубо окликнул его:
- Эй ты, сукин сын! Я где велел тебе находиться?
- На корме, - еле слышно пролепетал Ремедиос, от испуга часто-часто моргая глазами.
- Так какого дьявола ты бегаешь по судну?
- Я… я…
- Иди сюда.
Матрос неохотно подчинился. Начальник вахты, поднявшись на палубу, схватил его за ухо и зловещим шепотом спросил:
- Где ты был?
- На баке.
- На баке? И что же ты там делал? Болтал со своим дружком?
- Я спросил у Перейры, не кажется ли ему, что на острове кто-то есть.
- На острове? - Кинтана отпустил ухо вахтенного матроса и бросил настороженный взгляд в сторону пляжа. - Ты что-нибудь заметил?
- Я слышал, как возле устья ручья, вон там, проснулись утки, и подумал, что это неспроста, - ответил Ремедиос, прикладывая ладонь к побагровевшему уху. - Их кто-то разбудил.
Кинтана почти минуту молчал, всматриваясь в неясные очертания берега, потом с иронией процедил сквозь зубы:
- Пуганая ворона куста боится... Вот что я тебе скажу: ступай туда, где тебе велено было находиться, и не смей шататься по судну до тех пор, пока тебя не сменят. Ты все понял?
- Да, сеньор Кинтана.
- Если же ты, болван, опять что-нибудь услышишь - предположим, кваканье лягушек, крики летучих мышей или свист дельфина, - то без промедления беги с этой новостью не к Перейре, а прямо к дону Мигелю. - Начальник вахты ядовито ухмыльнулся, обнажив желтые прокуренные зубы, и, толкнув матроса в плечо, добавил: - Ступай.
Отправив Ремедиоса на ют, он подошел к бакборту, поставил фонарь на планширь и, вынув из кармана трубку, начал неспеша набивать ее табаком. Разве мог он предположить, что десятью минутами ранее двое смуглых полуобнаженных людей, скрывавшиеся в мангровых зарослях близ устья Черепашьего ручья, бесшумно вошли в воду, нырнули и поплыли в сторону баркалоны? Они плыли под водой, дыша через тростниковые трубки; верхние концы этих трубок едва выступали над поверхностью воды.
Когда расстояние между судном и пловцами сократилось до сорока ярдов, незнакомцы, до этого плывшие друг за другом в одном направлении, вдруг как по команде разошлись в разные стороны; первый устремился к корме «Санта Барбары», а второй - к форштевню.
Тот, что подплыл к корме, ухватился рукой за перо руля, вынул изо рта дыхательную трубку и осторожно вынырнул из воды. Это был Жан Леблан - Белая Молния из Леогана. Прямо над ним, примерно в трех футах от поверхности воды, находилось четырехугольное окно капитанской каюты. Окно было закрыто, и Леблан должен был в течение считанных секунд решить, сможет ли он проникнуть через него внутрь судна. «Если окно не заперто, - подумал он, - попробую влезть в каюту, а если заперто - поднимусь на палубу».
Размотав свободной рукой трехпрядный линь, которым он был опоясан, Леблан проверил, не сползли ли с металлической «кошки» покрывавшие ее тряпки, затем оттолкнулся от судна и, раскачав «кошку», метким броском перебросил ее через гакаборт. Послышался едва уловимый стук. Француз снова ухватился за перо руля, прильнул щекой к шершавому рудерпису и затаил дыхание. Ему показалось, что стук был достаточно сильный, и вахтенные не могли его не услышать. Неужели он выдал себя? Тогда почему кругом такая тишина? Почему никто не подает сигнал тревоги?
Напрягая слух, он пытался уловить малейший шум, который мог долететь к нему с палубы баркалоны. Однако, видно, он зря переживал и нервничал. Судно, плавно покачиваясь на сонной зыби, казалось вымершим.
Переведя дыхание, Леблан тихонько потянул линь, убедился, что «кошка» прочно зацепилась лапой за борт и, не теряя более драгоценных секунд, начал рывками подниматься по тросу вверх.
Тем временем второй пловец вынырнул под бушпритом «Санта Барбары». Это был Касик Сэм. Вынув из привязанных к поясу кожаных ножен кинжал, он зажал его между зубами, подплыл к якорному канату и, ухватившись за него обеими руками, замер, словно хищник, готовящийся к решающему прыжку. Со стороны бака доносились неясные голоса, потом они неожиданно стихли.
«На вахте два-три человека, - отметил про себя индеец. - Посмотрим, что это за птицы...».
Подтянувшись к якорному клюзу, он бесшумно перебрался через регели на борт баркалоны и распластался на выложенной деревянными решетками платформе гальюна. Выждав некоторое время и убедившись, что его появление на судне не было замечено, Касик Сэм смахнул с бровей капли воды, приподнял голову и увидел возле фок-мачты темный силуэт вахтенного матроса. Последний стоял, опершись на мушкет, и смотрел в сторону кормы. Еще один испанец, вооруженный саблей и пистолетом, курил, облокотившись на планширь левого фальшборта. Фигура третьего вахтенного маячила на юте, возле румпеля. Убрать всех троих, не поднимая шума, было задачей архисложной. Даже если бы Касик и Белая Молния одновременно напали на них с разных сторон и перерезали глотки двум вахтенным, находившимся на баке и юте, третий испанец мог успеть подать сигнал тревоги криком или выстрелом из пистолета. Оставалось одно: не обнаруживая себя, следить за часовыми и ждать удобного момента, когда кто-нибудь из них хотя бы на короткое время покинет палубу.
Пока индеец прятался на носу баркалоны, Жан Леблан попытался открыть кормовое окно, однако его попытка не увенчалась успехом - окно было заперто изнутри. «Ладно, попробуем второй вариант», - прошептал француз себе под нос и, напрягая мышцы рук, начал подтягиваться к гакаборту. Когда он был почти у цели, где-то на палубе послышались голоса, затем до слуха его долетел скрип ступеней и бряцание оружия - кто-то поднимался по трапу на ют. Задрав голову, Леблан с ненавистью посмотрел на большой кормовой фонарь, желтый мерцающий свет которого заливал ют и транец судна и наверняка не позволил бы разбойнику укрыться от глаз вахтенного матроса, если бы последнему вдруг пришла в голову мысль посмотреть, что делается в этот момент за кормой. Леблан был так заметен, как бывает заметна чернильная клякса на свежевыстиранном белом манжете.
К счастью, испанец остановился у левого, обращенного к берегу, борта, и француз смог облегченно перевести дыхание: опасность, что его вот-вот обнаружат, прошла, и он обрел прежнюю уверенность в себе. Ухватившись одной рукой за металлический шток, на котором был укреплен кормовой фонарь, Леблан вынул из-за пояса нож и, просунув его лезвие в паз под планширем гакаборта, смог воспользоваться им в качестве дополнительного упора. Приподнявшись еще на несколько дюймов, он увидел курчавую голову испанца, дежурившего на юте; последний смотрел в сторону берега, находившегося на траверзе. Чуть дальше, за грот-вантами бакборта, вырисовывалась фигура еще одного испанца, курившего трубку. Наконец, на баке острый глаз буканьера различил темный силуэт третьего вахтенного. «Третьего возьмет на себя индеец, - подумал Леблан, прячась за орнаментированным арабесками гакабортом. - A я возьму на себя первого и второго».
Но судьбе было угодно уравнять силы разбойников и испанцев, находившихся на палубе «Санта Барбары». Мануэль Гонсало Кинтана, докурив трубку, стряхнул пепел в море, взял фонарь и, крикнув своим помощникам - Перейре и Ремедиосу, - чтобы они не вздумали уснуть, направился к люку. Когда он, кряхтя, спустился по трапу вниз, Касик Сэм и Белая Молния решили без промедления воспользоваться благоприятным моментом для осуществления намеченной акции.
Первым выполз из укрытия Касик. Передвигаясь быстро и бесшумно, словно ягуар, он подкрался сзади к Пепе Перейре и, зажав ему рот рукой, в один миг поразил несчастного ударом кинжала в сердце. В то же время француз, взобравшись на гакаборт, прыгнул на Лопе де Ремедиоса. Испанец успел обернуться и встретиться с ним взглядом - но это было единственное, что он успел сделать. Леблан ударил его рукояткой ножа в лицо и, оглушив, поспешил перерезать Ремедиосу глотку. Спустившись с юта, он устремился навстречу индейцу, с довольной усмешкой хлопнул его по плечу и прошептал: «Подавай сигнал нашим, а я попробую задраить люки, чтобы ни одна мышь не улизнула!»
Касик Сэм кивнул и тут же полез на фок-мачту - согласно плану, он должен был загасить марса-огонь. Леблан, осмотревшись, бросился к близлежащему рустеру - решетчатой крышке люка - и так увлекся своим делом, что не заметил, как открылась дверь капитанской каюты и на пороге появился Мигель Бенавидес.
Что подняло его с постели в столь поздний час?
Дон Мигель уже собирался погрузиться в причудливое царство Морфея, когда до слуха его донесся подозрительный шорох. Емy показалось, что кто-то, находящийся снаружи, пытается открыть кормовое окно и влезть к нему в каюту. Схватив заряженные пистолеты, лежавшие на сундуке у изголовья койки, дон Мигель крадучись приблизился к окну, откинул шелковую узорчатую занавеску и в призрачном свете кормового фонаря увидел раскачивающийся из стороны в сторону линь. Это открытие поразило его, словно гром средь ясного неба. «Кто-то забрался на борт!» - мелькнула в голове его страшная догадка.
Отодвинув засовы, капитан распахнул окно и, держа пистолеты наготове, выглянул наружу. Линь тянулся от поверхности воды к гакаборту. «Кто-то забрался на борт, - снова сказал самому себе дон Мигель. - Отчего же так тихо на палубе? Где вахтенные?»
Бенавидес с лихорадочной поспешностью натянул на ноги ботфорты, перебросил через плечо перевязь со шпагой и устремился к выходу. Открыв дверь, он на мгновение застыл, шаря горящим взглядом по палубе, потом, увидев полуобнаженного незнакомца, задраивавшего люк, издал пронзительный крик: «К оружию!» и, практически не целясь, выстрелил.
Незнакомец - а это был Жан Леблан - схватился рукой за простреленное бедро.
- Касик! - послышался его хрип. - Помоги мне!
Касик Сэм, находившийся на фор-марсе, бесстрашно бросился на марса-фал и, перебирая руками, начал быстро скользить вниз. Но когда его босые ноги коснулись палубного настила, было уже поздно: из люков, подталкивая друг друга в спины, вылазили вооруженные саблями и пистолетами испанцы.
Схватив Леблана за локоть, индеец потащил его к борту, однако второй выстрел, произведенный доном Мигелем более прицельно, угодил французу в шейный позвонок, и Касику не оставалось ничего иного, как, бросив бездыханное тело компаньона, спасаться самому.
- Второго не убивать! - закричал своим людям дон Мигель. - Взять живым!
- Поцелуй себя в нос! - захохотал индеец. - Касика можно взять лишь мертвым!
Вскочив на фальшборт, он подпрыгнул высоко вверх, кувыркнулся через голову и, выпрямив свое натренированное гибкое тело, стрелой ушел под воду. Напрасно испанцы ожидали, когда он вынырнет - индеец исчез! В этом было что-то неестественное, загадочное, почти мистическое, ибо никто не верил, что беглец мог утонуть. Но долго ломать голову над случившимся команде баркалоны не пришлось - внимание всех было отвлечено восклицанием Кинтаны:
- Лодка! - палец его указывал в направлении устья Черепашьего ручья. - Смотрите, в ней полно людей, и они направляются к нам.
- Проклятье! - пробормотал дон Мигель. - Кто бы это мог быть?
- Я вижу еще одну лодку! - закричал Родриго Хименес.
- Будь я проклят, если это не пираты! - прорычал старший артиллерист Эрнан Херес. - Они гребут так, словно за ними гонятся прокаженные, и правят прямёхонько в сторону нашей кормы, чтобы не подставлять себя под огонь наших пушек!
Кто-то еще что-то кричал, однако дон Мигель не стал больше никого слушать; побагровев от злости, он приказал немедленно сниматься с якоря и ставить паруса.
Расстояние между «Санта Барбарой» и пиратскими лодками сокращалось быстрее, чем хотелось бы испанцам; тем не менее, они не проявляли признаков паники и не собирались сдаваться. Когда каноэ, которым командовал Джон Боулз, очутилось всего в тридцати ярдах от баркалоны и можно было явственно слышать скрип весел в уключинах, паруса испанского судна наполнились ветром, и оно, кренясь на левый борт, устремилось к выходу из бухты. Видя, что добыча ускользает от них, пираты издали воинственный клич и выпалили в сторону «Санта Барбары» из своих длинноствольных ружей. Огненные вспышки прорвали ночную мглу, на мгновение озарив окрестные воды ослепительным светом; испанцы решили поберечь порох и ответили преследователям лишь потоком брани и оскорблений.
- Ах вы, псы, - заскрежетал зубами Рок Бразилец, правивший баркасом, - За свои издевательства каждый из вас поплатится головой.
На выходе из бухты Игуаны баркалона, продолжая двигаться правым галсом, перешла из галфинда в бейдевинд; этот маневр стоил ей потери скорости, но давал возможность обойти справа опасную отмель, лежавшую на курсе.
- Капитан, они теряют ход! - радостно воскликнул Весельчак Томми, сидевший на носу шлюпки.
- Приятная новость... Эй, ребята, поднажмем! Не гоже, чтобы Джон Боулз и его товарищи первыми настигли это корыто.
Хотя флибустьеры снова приблизились к корме «Санта Барбары», дон Мигель не спешил менять курс. Рябь на воде в нескольких саженях слева по борту свидетельствовала о том, что в этом месте течение разбивалось о невидимое глазу подводное препятствие. «Еще немного, и отмель закончится, - успокаивал себя капитан баркалоны. - Мы успеем оторваться от них. Должны успеть...».
- Родриго! - окликнул он штурмана. - Повернешь руль лишь по моей команде.
- Да, сеньор.
- Мануэль Гонсало! - дон Мигель повернулся лицом к Кинтане. - Без моего приказа огонь не открывать.
- Да, сеньор капитан.
- И прошу всех помнить: в случае захвата нашего судна разбойниками спасти свою шкуру никому не удастся! Так лучше погибнуть в бою, как подобает храбрым кастильцам, чем закончить свою жизнь позорно, с петлей на шее!
Прошло еще немного времени; преследователи были уже в двадцати ярдах от «Санта Барбары», и бледный от волнения Бенавидес, решив, что отмель осталась позади, велел помощнику вернуть судно на прежний курс. Навалившись на румпель, Хименес повел его вправо, нос баркалоны стал поворачиваться влево, и тут, к ужасу дона Мигеля и находившихся в его подчинении людей, киль «Санта Барбары» налетел на невидимое подводное препятствие. Последовал сильнейший толчок, корпус судна зловеще затрещал и накренился, а испанцы, потеряв равновесие, словно по команде разом повалились на палубу. За кормой послышались радостные вопли флибустьеров и надрывный крик Рока Бразильца: «На абордаж!»
- Все на корму! - взревел дон Мигель, вскакивая на ноги. - Стреляйте по этим лютеранским собакам, не давайте им возможности приблизиться к борту!
Приказ Бенавидеса был исполнен, но на беспорядочную стрельбу испанцев пираты тут же ответили двумя прицельными залпами, произведенными одновременно с баркаса и каноэ.
- Джон! - окликнул вожака буканьеров Рок. – Заходи со своими людьми слева, а мы атакуем испанца с правого борта!
Пользуясь маневренностью своих суденышек и численным превосходством, разбойники быстро преодолели то малое расстояние, которое еще отделяло их от севшей на мель баркалоны, закинули на ее борт абордажные крючья и, доведя угрожающими криками и свистом антииспанскую горячку до точки кипения, бросились на штурм «Санта Барбары». Сдержать натиск этих рассвирепевших демонов, презиравших смерть, было невозможно. Когда в ход пошли абордажные сабли и кинжалы, люди дона Мигеля дрогнули и, теряя остатки хладнокровия, начали в спешном порядке отступать на ют. Ряды их быстро редели, и вскоре на крохотном пятачке у нактоуза осталось лишь четверо израненных защитников баркалоны: дон Мигель, его слуга мулат Себастьян, пилот Родриго Хименес и канонир Эрнан Херес.
- Испанцы, сопротивление бесполезно! - крикнул им Джон Боулз, одновременно знаком останавливая своих разгоряченных товарищей. - Бросайте оружие!
- Ты хочешь пощадить их, Джон? - удивился Рок Бразилец.
- Да, черт возьми! - отозвался Боулз. - Они храбрые ребята, а я уважаю храбрецов. К тому же среди них, по-моему, находится капитан. Разве ты, Бразилец, не хочешь задать ему пару вопросов?
Рок вытер рукавом горячий пот, градом струившийся по его пылающему от возбуждения лицу, и хмуро взглянул на окруженных, ощетинившихся шпагами и тесаками испанцев.
- Что ж, я не прочь побеседовать с этими недорезанными петухами и их вожаком, - наконец проворчал он. - Но сначала они должны проявить покорность и сложить оружие.
- Эй, вы! - снова обратился к защитникам «Санта Барбары» Джон Боулз. - Мы предоставляем вам возможность выбора между жизнью и смертью. Если вы прекратите сопротивление, вам будет дарована жизнь, если же вы хотите умереть, клянусь, ваш смерть будет скорой.
Дон Мигель, тяжело дыша, с лютой ненавистью смотрел на пиратов и, кажется, не мог взять в толк, что им нужно от него и его людей. Лицо Бенавидеса было черным от порохового дыма и крови, сочившейся из рассеченного надбровья. Лица его молчаливых помощников и слуги являли собой еще более отталкивающее зрелище.
Боулз нетерпеливо шагнул по направлению к дону Мигелю.
- Итак, каково ваше решение?
Дон Мигель вздрогнул; горло его вдруг так перехватило, что ему стало трудно дышать, и вид у него был такой, словно кто-то хватил его вымбовкой по голове.
- Господи, что вам нужно? - болезненно морщась, прошептал он.
- Я хочу предложить вам величайший из всех даров, - ответил буканьер.
- Какой?
- Жизнь.
Чувствуя, что веки его слипаются, а тело наливается свинцовой усталостью, Бенавидес с безучастным видом протянул Боулзу свою шпагу; в тот же момент Хименес, Херес и Себастьян также избавились от своего оружия, бросив его на палубу.
- Приз взят! - торжественно провозгласил Рок Бразилец. - Ура!
В отличие от дона Мигеля, жестоко обманувшегося в своих ожиданиях, у вожака флибустьеров были основания для торжества. Еще бы! Ведь он обещал своим друзьям верную и легкую добычу здесь, в кубинских водах, и этот час, наконец, настал. Они овладели испанским судном, не понеся больших потерь, благодаря чему авторитет Бразильца, слегка пошатнувшийся во время известных читателю событий на борту «Морской чайки», был восстановлен и он снова почувствовал себя героем, способным вершить громкие дела.
Глава 6. Убедить - победить!
Захватив «Санта Барбару», пираты сначала осмотрели трюм и, убедившись, что пробоин в корпусе нет, а количество воды, поступающее внутрь судна через многочисленные щели, не угрожает ему немедленным затоплением, приступили к грабежу того, что попало им в руки. В трюме ничего интересного для себя они не обнаружили - так, кое-какой судовой инвентарь да ржавые кандалы с наручниками, предназначавшиеся для рабов.
Более ценные находки ожидали их в матросском кубрике и каютах капитана и пилота. Из сундуков, ящиков, мешков, шкатулок и кошельков были извлечены и свалены в общую кучу у грот-мачты обувь, одежда, кожаные пояса с пряжками, шляпы, отрезы полотна, холодное и огнестрельное оружие, кольца, серьги, медальоны, цепочки, медные и серебряные монеты, зеркальца, расчески, кухонная утварь, а также медная труба и два барабана. Но, конечно, самой желанной добычей оказались деньги, которые дон Мигель собирался уплатить агенту мистера Коллинза за партию африканских невольников, - двенадцать с половиной тысяч песо.
Согласно обычаю, вся захваченная добыча до ее дележа переходила в общую собственность разбойничьего братства. Никто из пиратов, включая капитана, не имел права утаить и присвоить себе даже такую мелочь, как шейный платок. За сохранностью добычи зорко следил Джон Боулз, избранный на общем совете братства квартирмейстером. Вместе с двумя помощниками он позаботился о том, чтобы все ценности были перегружены с борта баркалоны на баркас и переправлены на остров. Туда же доставили раненых флибустьеров и пленных - трех испанцев и мулата, а также тело Жана Леблана, которое было тут же предано земле. Что касается трупов павших во время сражения испанских матросов, то все они были разуты, раздеты и без каких-либо погребальных церемоний выброшены в море.
Около двух часов ночи, оставив на борту «Санта Барбары» трех часовых, Рок Бразилец и его компаньоны вернулись на берег. Здесь они нашли Касика Сэма - угрюмого, но живого и невредимого, - который вкратце рассказал им о том, как погиб Леблан.
- Значит, Белую Молнию застрелил испанский капитан? - переспросил индейца Фрэнсис Тью.
- Да, - кивнул Касик. - Я видел это собственными глазами.
Рыжебородый стиснул кулаки, взглянул исподлобья на Бразильца и злобно процедил:
- Кровь Белой Молнии взывает об отмщении, командир. Этих испанских свиней следует поджарить на костре или, в крайнем случае, утопить.
Главарь пожал плечами.
- Убить их можно было еще на борту судна. Нет нужды доказывать, что они вполне заслуживают подобного наказания. Но, - губы Рока скривились в недоброй усмешке, - гораздо полезнее для нас сначала допросить их и попытаться выяснить, не смогут ли они принести нам какую-либо выгоду, а уж после - воздать каждому по заслугам.
Спустя короткое время, выставив охрану возле букана, в котором были заперты пленники, разбойники начали готовиться ко сну. Люди Джона Боулза разместились в хижине, соратники Рока Бразильца - по-соседству с ней, в палатках и шалашах. Прежде, чем уснуть, вожак долго жевал табачный лист, обдумывая возможные варианты дальнейших действий. Сейчас, когда удача улыбнулась ему и он вновь почувствовал себя общепризнанным лидером этой разношерстной ватаги, весьма важно было не растерять заработанные очки и, с умом распорядившись находившимися на руках козырями - трофейным судном и пленным испанским капитаном, - попытаться закрепить достигнутый успех. «Прежде всего, нужно будет узнать, откуда они пришли, - размышлял Рок. - Возможно, есть смысл оставить на мачте испанский флаг и, переодевшись в испанское платье, нежданно-негаданно нагрянуть в их курятник. Такие трюки уже не раз проделывали ребята с Тортуги. Впрочем, более легким способом добывания монет может быть получение выкупа за голову капитана судна. Красная Рожа уверял, что отец капитана богат, как Фуггер. Если это так, мы можем рассчитывать на солидный куш. Вряд ли папаша захочет долго упрямиться и торговаться, рискуя потерять любимое чадо, и к тому же, по всей видимости, прямого наследника… Да, пожалуй, следует отдать предпочтение второму варианту».
Ранним утром, едва первые лучи восходящего солнца озарили верхушки пальм и генипас, пиратский лагерь пришел в движение. Убедившись, что призовая баркалона по-прежнему находится там, где они ее оставили, и что на море все еще держится штиль, разбойники решили сразу же после завтрака стащить «Санта Барбару» с песчаной отмели и отбуксировать ее в глубь бухты, поближе к устью Черепашьего ручья. Над выполнением этой задачи они бились почти пять часов кряду, пока, к общей радости, расснащенное судно не сдвинулось с мертвой точки и не оказалось на чистой воде. Затем, пока часть флибустьеров во главе с плотником взялась за ремонт и переоснащение баркалоны, другие занялись описью и сортировкой захваченной на ее борту добычи.
Все это время дон Мигель и его товарищи по несчастью находились в душном, пропахшем гнилью и дымом букане, не зная, как долго продлится их заточение и что ждет их в будущем - свобода, рабство или смерть. Пиратский лекарь Пит Грааф (он же Холера) бегло осмотрел раны, полученные ими во время ночного боя, и, устремив задумчивый взгляд в потолок, изрек:
- Смертельных ранений, сеньоры, ни у одного из вас я не обнаружил. Единственное, что вам может угрожать здесь, на этом славном острове - это тропическая лихорадка, бороться с которой лучше всего при помощи кровопусканий. Кровопускания на сегодняшний день являются самым эффективным средством лечения, ибо они способствуют удалению из организма человека зараженной болезнью крови. Чем опаснее болезнь, тем больше крови нужно выпустить из больного, иначе он не сможет одолеть свою хворь и, того глади, помрет в расцвете лет.
Слушая лекцию Холеры о пользе кровопусканий, которую он читал на странном англо-испано-голландском жаргоне, дон Мигель смог понять лишь одно: вместо того, чтобы тратить лекарства на лечение раненых пленников, флибустьеры просто-напросто прикончат их, выпустив из них последнюю кровь.
Как только Холера, сетуя на невыносимую жару, москитов и головную боль, ушел, Бенавидес с трудом повернулся на правый бок - так, чтобы лучше видеть своих товарищей по несчастью - и, не обращаясь ни к кому конкретно, прошептал:
- Имейте в виду: если люди, которые нас захватили, прибыли сюда с Ямайки по поручению того мерзавца, который обещал продать нам партию невольников, они вряд ли оставят нас в живых. Канальи нарушили условия договора и теперь постараются убрать всех свидетелей, способных рассказать правду об их вероломстве.
- Но ведь их вожак поклялся, что отныне нам ничто не грозит, - прохрипел Родриго Хименес.
- Не будь ребенком, Родриго, - подал голос канонир. - Если это те люди, о которых говорит дон Мигель, то для них обмануть кого-либо - все равно, что плюнуть.
- Почему же они не расправились с нами раньше, на борту «Санта Барбары»?
- А ты не догадываешься? – прищурил один глаз Херес. - Они хотят сначала выведать, кто мы да откуда пришли.
- Что же нам делать? Дон Мигель, неужели наше положение совершенно безвыходно?
- Я молю Всевышнего, чтобы эти разбойники не имели ничего общего с теми, которые должны были доставить к устью Рио-Веласкес рабов, - ответил Бенавидес. - Только в этом случае мы сможем надеяться на спасение. Они, быть может, захотят получить за наше освобождение выкуп. Что ж, дон Антонио не пожалеет денег... Но, повторяю, если это люди предателя из Порт-Ройяла, нас ничто не спасет.
Слова дона Мигеля и мрачный тон, которым они были произнесены, подействовали на его друзей по несчастью столь удручающе, что в течение следующих десяти минут ни один из них не раскрыл рта, храня тревожное молчание. Из-за стены, исполосованной щелями, через которые в букан просачивался солнечный свет, до слуха их то и дело долетали громкие возгласы, крики, свист и хохот флибустьеров. Последние, безусловно, пребывали в отличном расположении духа, радуясь недавно одержанной победе. И чем больше веселились разбойники, тем угрюмее становились пленные испанцы и мулат, запертые в коптильне.
Около двух часов дня небесную синь заслонили грозовые тучи, и на землю обрушился сплошной поток воды. В три часа ливень сменился обычным дождем, который прекратился в половине пятого.
Когда солнце снова выглянуло из-зa туч, Рок Бразилец решил, что настала пора более близко познакомиться с пленными испанцами. Расположившись вместе со своими компаньонами и «офицерами» на бочках, ящиках и тюках, сложенных под парусиновым навесом, он попросил юнгу привести из букана Родриго Хименеса.
Допрос пилота «Санта Барбары» продлился недолго - не более пятнадцати минут. Убедившись, что тощий, едва державшийся на ногах баск хорошо знаком с окрестными водами и островами, а также в достаточной степени осведомлен о цели плавания баркалоны, Бразилец и его люди на некоторое время утратили к нему интерес.
Вторым на допрос был вызван Эрнан Херес. Он, как и пилот, знал о цели плавания. На вопрос Джона Боулза, известно ли ему, куда дон Мигель должен был доставить купленных у англичан рабов, канонир ответил:
- Должно быть, домой, на асьенду «Райское яблоко».
Пираты переглянулись.
- Так, это уже интересно, - задумчиво пробормотал Рок Бразилец и, неожиданно приставив к горлу допрашиваемого испанца острие шпаги, потребовал:
- Ну-ка, приятель, выкладывай, что это за асьенда и где она находится?!
Херес, вытаращив глаза и судорожно сглотнув слюну, еле слышно промямлил:
- Сеньор капитан, я все скажу... Это асьенда Антонио Бенавидеса, отца дона Мигеля. Она находится к востоку отсюда, за мысом Кабана.
- На берегу моря? - Рок продолжал щекотать испанцу горло острием шпаги. - Или в глубине острова?
- Недалеко от побережья, сеньор капитан. Примерно в двух лигах.
- Ты, конечно, знаешь, как туда добраться?
- В асьенде я никогда не был, сеньор капитан, меня туда не приглашали. Но я могу показать, где находится мыс Кабана...
- Не стоит.
Оставив канонира в покое, вожак флибустьеров велел юнге привести из букана слугу дона Мигеля. Как и следовало ожидать, вопросы, адресованные мулату, касались, прежде всего, кратчайшей дороги к асьенде, размещения в ней жилых и хозяйственных построек, ее постоянных обитателей и системы охраны. Себастьян отвечал с явной неохотой, однако сведения, которые пиратам, в конце концов, удалось выудить из него, были довольно полными и, по всей видимости, правдивыми.
- А что, за мысом Кабана имеется удобная гавань? - полюбопытствовал Весельчак Томми, обращаясь к пилоту баркалоны.
- Там находится устье реки Святой Марты с хорошей якорной стоянкой, - пояснил Хименес. - Правый берег реки сильно заболочен, но на левой стороне есть небольшой песчаный пляж, удобный для высадки.
- Понятно, - кивнул Флетчер. - Больше вопросов не имею.
- Остается побеседовать с капитаном баркалоны, - сказал бомбардир Кун, отбрасывая носком башмака подбежавшего к нему краба. - Мне думается, он мог бы написать папаше трогательную записку, текст которой мы ему продиктуем, и в ней уведомить о размере выкупа, который мы назначим за его освобождение.
- Да, это разумно, - поддержал Буйвола Рок Бразилец. - Сколько же денег мы запросим за дона Мигеля и его слуг?
- Чем больше, тем лучше, - буркнул Фрэнсис Тью.
- Я полагаю, что сумма эта должна превосходить ту, которую мы взяли, в два раза, - сказал Бэзил Блейк. - Если дон Антонио готов был заплатить за каких-то негров двенадцать тысяч песо, то что ему стоит уплатить за своего сына десять тысяч?
- Ого! - покачал головой Длинный Пьер. - Сумма впечатляющая! Только найдется ли в его кошельке столько монет?
- Пусть поищет, - ответил Блейк.
- Да, это разумно, - повторил ранее произнесенную фразу вожак. - Итак, джентльмены, остановимся на десяти тысячах? Кто - за? Кто - против?
- Боюсь, дон Мигель будет против, - заметил Джон Боулз.
- Не беда, - усмехнулся Бразилец. - Готов биться об заклад, что при голосовании испанец окажется в меньшинстве.
Когда Мигелю Бенавидесу, приведенному на допрос, намекнули о том, что его голова будет оценена флибустьерами в десять тысяч песо, он действительно запротестовал - жестко, решительно, как человек, не сомневающийся в абсолютной абсурдности требований тех, от кого они исходили. Пираты предоставили ему возможность высказаться, но в вопросе о сумме выкупа идти на какие-либо уступки наотрез отказались.
- Нам понятно ваше стремление уменьшить размер выкупа, - сказал Бразилец бесстрастным голосом, - но, тем не менее, ваша семейка должна будет заплатить за вас десять тысяч. Сейчас сюда принесут бумагу, перо и чернила, и вы напишите своему отцу письмо. В нем вы коротко объясните дону Антонио, каким образом его судно и двенадцать с половиной тысяч песо попали в руки пиратов, а затем добавите, что за ваше освобождение мы просим уплатить нам выкуп - десять тысяч. В эту сумму включен выкуп и за остальных пленников. Если же деньги не будут доставлены в указанное место в указанный срок, всех вас постигнет страшная кара... Ну, дон Мигель, что вы на это скажите?
- Я могу лишь повторить то, что сказал ранее: у отца нет в наличие таких больших денег. Даже если бы ему удалось наскрести такую сумму, это означало бы до нашей семьи полное разорение. Мы стали бы нищими.
- Года два назад один ученый монах прочитал мне целый трактат о нестяжательстве, - промолвил капитан флибустьеров. - Бедность, уверял он, является высшим идеалом христианина, и только бедные, как истинные праведники, доживут до грядущего тысячелетнего царства Святого Духа, благодатного царства справедливости. Если это так, то вам нечего бояться грядущей нищеты. Бояться надо богатства, ибо оно и только оно - одно из главных орудий Антихриста.
- Зачем же, в таком случае, вы стремитесь к нему? - спросил дон Мигель.
Рок Бразилец запрокинул голову и захохотал.
- Хороший вопрос, черт возьми! Но ответить на него легче, чем вы думаете… Во-первых, надо иметь в виду, что мы давно уже продали души дьяволу. Деньги, золото - вот те божества, которым мы молимся. Во-вторых, в отличие от вас, торгашей, мы не занимаемся накопительством. Сокровища, которые попадают к нам в руки, мы пропиваем и проматываем, помня, что жизнь наша - скоротечна и прожить ее лучше всего в угаре, легко и весело.
- Каждому – свое, - прошептал испанец.
- Что? - не расслышал Рок.
- Каждому – свое, - повторил Бенавидес более громко.
- Вот именно! Каждый из нас занимается своим делом. Вы - своим, мы - своим. Поэтому не будем терять время попусту и перейдем к делу... Эй, Робин! Ты принес бумагу и все, что нужно для письма?
Метис, до этого скромно стоявший за спиной Джона Боулза, поспешно подскочил к капитану и протянул ему письменные принадлежности, найденные на баркалоне.
- Передай их сеньору Бенавидесу, - распорядился Рок. - А, он связан... Развяжи ему руки и заодно подкати к нему два бочонка.
- Сеньор капитан, - сухо промолвил дон Мигель, глядя прямо в глаза Бразильца, - из вашей затеи ничего не выйдет... Я не хочу и не буду писать это письмо.
Вожак флибустьеров изобразил на лице крайнюю степень удивления.
- Не будете? - Он медленно поднялся с бочонка, на котором сидел, и, сделав три коротких шага, остановился перед пленником. - Неужели?
- Да, сеньор капитан. Ибо, в любом случае, вы убьете нас - меня и моих людей.
- Мы не столь кровожадны, как вы думаете, - успокоил испанца Бразилец. - Если наши требования будут вьполнены, то, Бог свидетель, мы не тронем вас и отпустим на все тридцать два румба.
- Я вам не верю. Мне кажется, что вы - люди Коллинза, нашего торгового партнера на Ямайке. Этот прохвост должен был прислать сюда корабль с невольниками, а прислал, как я понимаю, вас.
- О ком это он говорит, Рок? - вежливо полюбопытствовал Весельчак Томми. - О Красной Роже? Так это он нашептал тебе о баркалоне и о том, что она привезет к устью Рио-Веласкес?
Рок Бразилец недовольно поморщился.
- Да... Но до тех пор, пока приз не был взят, я, естественно, не хотел разглашать имя моего осведомителя.
- Значит, я не ошибся, - скривив губы, с горечью произнес дон Мигель. - Коллинз изменил данному нам слову и теперь, когда преступление совершилось, постарается с вашей же помощью замести следы.
- Послушай, испанец, - раздраженно промолвил Рок. - Мне плевать, каким образом Красная Рожа будет выкручиваться из создавшегося положения. Он навел нас на добычу, и он получит за это свой кусок. Речь сейчас не о нем, а о тебе. Я еще раз повторяю: если твоя семья согласится уплатить за тебя выкуп, ты получишь свободу. Если нет - конец твой будет скорым и бесславным.
Дон Мигель повернул голову в сторону бухты и с тоской посмотрел на «Санта Барбару», стоявшую на якоре близ устья Черепашьего ручья.
- Я должен подумать, - наконец, произнес он.
Пираты, присутствовавшие на допросе и до этого момента проявлявшие известную сдержанность, вдруг не на шутку рассердились и начали наперебой выкрикивать в адрес Бенавидеса угрозы.
- Довольно волынить! - грязно выругавшись, прогнусавил Фрэнсис Тью. - Дайте этой каналье по зубам, а потом - перо и чернила, и пусть он напишет то, что мы ему продиктуем!
- Правильно! - поддержал Рыжебородого Оливье Обри. - Он что, невинная дамочка, которую надо так долго уговаривать?
Рок Бразилец опустил на плечо Бенавидеса руку и, глядя ему прямо в глаза, резюмировал:
- У тебя нет выбора, испанец. Терпение моих друзей лопнуло, а это значит, что они готовы сделать с тобой то, чего не делают даже ведьмы на своих шабашах. Подумай хорошенько и честно ответь самому себе на вопрос: что лучше - быть нищим и живым или богатым, но мертвым? Подумал? По-моему, у живого нищего есть одно преимущество перед дохлым богачом, а именно: нищий, пока живет, еще сохраняет надежду на приобретение богатства в будущем, тогда как богатому мертвяку уже ничего не нужно. Ничто ему не любо, и нет у него ни настоящего, ни будущего.
Дон Мигель мельком взглянул через плечо пирата на своих слуг, застывших, словно идолы, в тревожном ожидании, потом тяжело вздохнул и еле слышно промолвил:
- Да, пожалуй...
- Что - пожалуй? - переспросил Рок.
- Пожалуй, вы меня убедили.
Вожак флибустьеров удовлетворенно хлопнул в ладоши и, посмеиваясь, с видом Цезаря изрек:
- Убедить - победить... Эй, Робин! Подай сеньору Бенавидесу бумагу, перо и чернила.
Глава 7. Асьенда «Райское яблоко»
Асьенда «Райское яблоко», притаившаяся на склоне невысокого, пронизанного покоем живописного холма, с трех сторон была окружена девственными лесами, поражавшими буйством ярко-зеленого цвета и обилием дичи. К западу от нее, насколько хватало глаз, тянулась широкая и плоская равнина, на сочных травах которой паслись тысячи, а может быть, десятки тысяч голов крупного рогатого скота; с севера на юг равнину пересекала извилистая река, получившая от испанцев имя Святой Марты.
Хозяин асьенды, дон Антонио Бенавидес, облюбовал эти глухие, малозаселенные места лет за десять до описываемых здесь событий, решив устроить в устье упомянутой реки тайную стоянку для своих судов, специализировавшихся на перевозках контрабандных грузов. Со временем он построил на левом берегу реки, примерно в двух лигах от побережья, добротный двухэтажный дом с красивым внутренним двориком, конюшню, кузню, сапожную мастерскую, бараки для слуг и рабов и обширный корраль. Когда работы, связанные с обустройством асьенды, были завершены, сюда из Баямо перебралось все семейство дона Антонио: донья Исабель - жена Бенавидеса, и двое детей - Мигель и Глория. Донья Исабель была женщиной скромной, безыскусной и общительной. Добрая католичка, во всем стремившаяся руководствоваться божьими заповедями и здравым смыслом, она, тем не менее, питала необъяснимую слабость к суевериям, фантастическим историям и сверхъестественным ужасам. Дочь ее, шестнадцатилетняя Глория, унаследовавшая от отца прямолинейность и шаловливый темперамент, а от матери - приятные черты лица и тонкую восприимчивость, отличалась от своих сверстниц излишней доверчивостью к людям и романтической мечтательностью. Последнее обстоятельство указывало на то, что она была не слишком хорошо подготовлена к самостоятельной жизни и не могла найти свое место в окружавшем ее нелепом, суетном и жестоком мире.
Дни на асьенде протекали довольно однообразно, пока в первых числах июня 1664 года здесь не произошли события, имевшие для ее обитателей роковые последствия. В одну из пятниц (а может, это был вторник), когда полуденная жара сделалась совершенно нестерпимой, на востоке вдруг появилась огромная гряда кучевых облаков. Горизонт начал быстро чернеть, густой мрак пауком пополз вверх и вскоре заслонил собой солнце. Тени расплылись, над лесом и саванной пронеслись сильные порывы холодного ветра, затем с наветренной стороны послышался страшный рев, вспыхнула ослепительно-яркая молния, и, сопровождаемые раскатами грома, на землю хлынули потоки дождя. В то время как слуги, подгоняемые криками и хлыстом управляющего асьендой Хуана Карраско, бросились закрывать ставни окон и двери, обитатели особняка собрались в большом зале. Кто-то из домашних рабов принес свечи, и их мерцающий свет выхватил из темноты напряженные, взволнованные лица господ - дона Антонио, его жены, дочери и гостившего в имении соседа Бенавидесов дона Энрико де Беррео.
Дон Энрико был молодым человеком девятнадцати лет от роду. Асьенда его отца, дона Хуана де Беррео, находилась в десяти лигах к северо-западу от «Райского яблока», что само по себе способствовало установлению не только соседских, но и дружеских отношений между двумя семействами. У дона Энрико было бледное худощавое лицо с высоким лбом, обрамленным черными кудрями, и добрыми карими глазами. Получив хорошее домашнее воспитание и образование (учителей к нему выписывали из Санто-Доминго и даже из Мехико), молодой идальго обожал изысканные платья и блюда, длинные витиеватые речи, красиво иллюстрированные книги и долгие прогулки на лоне природы. Во время одной из таких прогулок он и познакомился с Глорией Бенавидес. Когда взгляды их встретились, молодые люди почувствовали, что больше не смогут жить друг без друга. Они были счастливы и не стали скрывать своих чувств от родителей, а те, в свою очередь, не стали скрывать, что рады за них и готовы благословить их союз. С тех пор дон Энрико стал частым гостем в доме Бенавидесов; он подружился с доном Мигелем и даже несколько раз предпринимал вместе с ним опасные плавания в Мексиканский залив, заходя по торговым делам в Кампече и Веракрус. Правда, предпринимательская деятельность, которой с таким самозабвением отдавали все свое время его родной отец, а также отец и старший брат его невесты, представлялась ему занятием не слишком интересным. Он, скорее, предпочел бы стать странствующим рыцарем или нищенствующим монахом, но не купцом. И в этом не было ничего странного. Дед дона Энрико, прославленный рыцарь Мальтийского ордена дон Франсиско де Беррео, всю жизнь провел в дальних военных походах. Рассказы о его подвигах в Северной Африке и на просторах Средиземного моря с детских лет пленяли воображение юного Беррео, который чрезвычайно гордился своим героическим дедом и в тайне мечтал пойти по его стопам. Но шли годы, он повзрослел и возмужал, а его романтические мечты так и остались мечтами. Поэтому молодой, полный сил и смутных замыслов дон Энрико вынужден был прозябать вдали от очагов цивилизаций, в тихом захолустном имении, находя отраду лишь в чтении, прогулках и частых визитах к Бенавидесам.
- Боже, какая ужасная гроза, - едва шевеля побелевшими губами, прошептала донья Исабель.
Чтобы унять неприятную дрожь в теле, она крепко сцепила тонкие пальцы рук и прижала их к груди.
- Ничего страшного, мама, - попыталась успокоить ее Глория. - Мало ли бурь пронеслось над нашим домом? Просто начался сезон дождей... Правда, папа, эта буря вовсе не опасна?
- Правда, - коротко ответил дон Антонио, задумчиво барабаня пальцами по столу.
- Я опасаюсь не за нас, дочка, - тяжело переведя дыхание, пояснила донья Исабель. - Вспомни о том, кого нет сейчас рядом с нами, - о твоем брате.
- Мигель - опытный моряк, - промолвил дон Антонио.
По тону его голоса - резкому и достаточно твердому - можно было понять, что он не сомневался в способности сына выйти целым и невредимым из любой передряги.
- Да и пилот у него - выдающийся мореход, - добавил дон Энрико. - Вместе они наверняка найдут способ уберечь себя и судно от неистовства шторма. К тому же, наш господь Иисус Христос и пресвятая дева Мария, его родительница, не оставят достойного дона Мигеля и всех прочих честных испанцев, пустившихся с ним в плавание, без своего высочайшего покровительства и своей защиты.
- О, я верю, что так оно и будет! - воскликнула Глория.
- А я буду молиться за то, чтобы так оно и было, - сказала донья Исабель.
Вызвав черную служанку, она попросила ее взять свечу и вскоре покинула зал, поднявшись к себе наверх, в опочивальню. Те, кто остался в зале, продолжали обмениваться короткими, ничего не значащими фразами, прислушиваясь к шуму дождя, раскатам грома и завываниям ветра, доносившимся из-за плотно закрытых ставней.
- Надеюсь, буря скоро уляжется, - заметил дон Энрико, не сводя пристальных карих глаз с Глории.
- Да, - рассеянно отозвалась девушка.
- Если она утихнет до четырех часов, - продолжал молодой Беррео, - я, пожалуй, велю оседать своего гнедого. К восьми вернусь домой.
- Куда вы спешите, Энрико? - удивился дон Антонио. - Переночуете у нас, а утром, позавтракав, вернетесь к родному очагу.
- Конечно, Энрико, - кивнула Глория. - Что за спешка?
Молодой человек пожал плечами.
- Что ж, если мое присутствие вас не стесняет, я с удовольствием останусь в вашем доме до завтра.
Неожиданно в дверь громко постучали.
- Кто там? - отрывисто спросил дон Антонио.
Дверь со скрипом приоткрылась, и в образовавшемся проеме появилось широкое, с мясистым носом, лицо управляющего асьендой.
- Это я, сеньор, - пробормотал Хуан Карраско. - Извините, что побеспокоил. Но тут такое дело...
- Короче, Хуан! - Во всей фигуре хозяина «Райского яблока» чувствовалось нетерпение.
Управляющий отер рукавом обе щеки, на которых поблескивали капли дождя, и угрюмо закончил:
- Только что вернулся Себастьян.
Выпуклый лоб дона Антонио покрылся густой сетью морщин.
- Мулат?
- Да, сеньор.
- Один?
Карраско утвердительно кивнул.
- Привести его сюда или...
- Нет, отведи его в мой кабинет, - нахмурился дон Антонио. – Я буду там.
Спустя несколько минут мулат предстал перед хозяином. Его мокрая потрепанная одежда была вся в грязи, руки и осунувшееся лицо исцарапаны до крови, а в спутавшихся волосах застряли полусгнившие листья и прочий лесной мусор. Переминаясь с ноги на ногу, он тупо смотрел куда-то в пол, не имея духа поднять глаза и встретиться взглядом с Бенавидесом-старшим.
- Ну? - Дон Антонио пристально смотрел на мулата.
- Плохие новости, сеньор, - выдохнул Себастьян.
- Я это понял по твоему похоронному виду. Выкладывай, что произошло.
- Сеньор, я принес вам письмо от дона Мигеля, вашего сына. Прочтите его - и вы все поймете.
Себастьян извлек из тыквенного сосуда, прикрепленного к поясу, свернутый в трубочку лист писчей бумаги. Дон Антонио нетерпеливо вырвал письмо из рук мулата, подошел к стоявшей на столе свече и, сгорбившись, углубился в чтение. В глазах его появился лихорадочный блеск. Облизнув пересохшие губы, он горько усмехнулся, потом скомкал письмо и исподлобья взглянул на слугу.
- Где это произошло?
- На Москитовом острове, сеньор. В бухте Игуаны.
- Почему вы пошли туда, а не к устью Рио-Веласкес?
- Не знаю, сеньор. Так решил дон Мигель.
- Какими силами располагают пираты?
- Их там не меньше двух дюжин, сеньор, - Себастьян задумчиво почесал подбородок. - Точнее затрудняюсь ответить.
Бенавидес зло сощурился, пытаясь разгадать подоплеку случившегося, потом стукнул кулаком по столу и с жаром воскликнул:
- В море полно неожиданностей, но, чует мое сердце, ту что-то не так! «Санта Барбара» попала в западню, ее там поджидали.
- Вы правы, сеньор, - подтвердил догадку хозяина мулат. - Люди, которые нас захватили, пришли к Москитовому острову с Ямайки. Они заранее знали, что дон Мигель явится в те места с крупной суммой денег.
- Знали заранее? Хм, по крайней мере, теперь мне все ясно, - медленно процедил дон Антонио.
За окном, перекрывая шум штормового ветра, раздался чудовищной силы раскат грома. Себастьян вздрогнул и поспешно перекрестился. Бенавидес нервным жестом развернул скомканное письмо и еще раз перечитал его.
- Они требуют выкуп, - наконец, промолвил он. - Однако не указывают, каким образом, кто и куда должен будет его доставить.
- Об этом они сообщат дополнительно, сеньор. Сейчас от вас требуется лишь одно - подтвердить, что вы согласны уплатить им требуемую сумму. Ответ я должен передать им завтра не позднее полудня.
- Где находятся эти мерзавцы?
В устье Санта-Марты, сеньор. В качестве лоцмана они использовали Родриго Хименеса.
«Карамба! - подумал дон Антонио. – Их присутствие вблизи асьенды чревато последствиями, предсказать которые невозможно. Надо немедленно вооружить людей и выставить дозоры...»
Вызвав Хуана Карраско, хозяин «Райского яблока» сбивчиво пересказал ему то, что услышал от мулата.
- М-да, - гнусаво протянул управляющий, - эта новость, дон Антонио, похуже нынешней погоды, хотя, бог свидетель, такой скверной погоды, как сегодня, я на своем веку еще не видывал. Какие будут указания?
- Вот тебе ключ от оружейной комнаты. Выдай пики, шпаги, мушкеты, свинец и порох надсмотрщикам, кузнецу, сапожнику и прочим слугам и организуй круглосуточную охрану асьенды. Объясни людям, что за свое усердие они получат хорошее вознаграждение. Распорядись также, чтобы в ближайшие дни никто из них не покидал территорию асьенды без моего ведома - в лесу и в саванне могут находиться непрошенные гости.
Отпустив Карраско, дон Антонио вместе с мулатом вернулся в большой зал, где его с нетерпением ожидали Глория и дон Энрико де Беррео.
- Что случилось, папа? - Глория устремилась к отцу, едва его фигура замаячила в дверном проеме. - Где Мигель? Что с ним?
- Спокойно, дочка. Твой брат жив.
- Жив? - Девушка в растерянности застыла на месте.
- Да. Но с ним приключилось несчастье.
- Пресвятая дева! Я чувствовала, что с Мигелем что-то произошло. Вчера мне приснилось, будто...
- Погоди, Глория! - перебил девушку дон Энрико. - Пусть говорит твой отец.
- Мигель попал в плен к пиратам, - хрипло сказал дон Антонио. - Его могли убить, как были безжалостно убиты почти все наши люди, находившиеся на борту «Санта Барбары». Однако, хвала Всевышнему, ему была дарована жизнь. Разбойники приняли во внимание то обстоятельство, что их пленник – человек большой отваги и хорошего рода, и поэтому они решили обращаться с ним так, как того требуют его положение и достоинство. Себастьян принес письмо, написанное Мигелем. В нем содержится призыв о помощи. - Бенавидес-отец вздохнул и, заметив возле себя стул, тяжело опустился на него. - Для освобождения моего сына нужно в кратчайший срок внести огромный выкуп - десять тысяч.
- Песо?! – изумленно приподнял брови дон Энрико.
- Да.
- А у нас есть такие деньги? - с сомнением в голосе спросила Глория.
- Здесь, в «Райском яблоке», нет, - ответил дон Антонио. – Да и в Баямо... Разве что обратиться за помощью к моему кузену и компаньону, высокочтимому падре Игнасио.
- У меня имеются кое-какие сбережения, - осмелился вмешаться в семейный разговор дон Энрико. - Правда, сумма эта довольно скромная: что-то около тысячи...
- Спасибо, Энрико, вы благородный человек, - пробормотал дон Антонио. - Но тысяча песо - это, к сожалению, капля в море. Я располагаю пятью тысячами, а недостающую сумму денег мы достанем в Баямо. Глория... Будь добра, поднимись к матери и постарайся сообщить ей о случившемся так, чтобы ее бедное сердце не разорвалось от горя на части. А я пока напишу письмо кузену и ответ пиратам.
Прошло два часа с тех пор, как Себастьян доставил в дом Бенавидесов тревожное известие. Буря утихла, но мелкий густой дождь продолжал падать на погруженные в темноту асьенду, лес и саванну. Время от времени небо озаряли яркие вспышки молний и слышно было, как из стороны в сторону перекатываются глухие раскаты грома.
Запечатав письмо, адресованное кузену, дон Антонио подошел к дону Энрико де Беррео.
- Энрико, мне некого послать в Баямо, кроме вас. Утром Пепе оседлает Эмира - он немного норовистый, но зато самый выносливый и быстрый конь в нашей конюшне. За три дня вы должны добраться до места назначения и передать это письмо падре Игнасио. Он знает, где можно взять пять тысяч песо. О том, что произошло с Мигелем, никому, кроме падре, не рассказывайте. Я не хочу, чтобы посторонние... разумеется, к вам, Энрико, это не относится… совали нос в дела нашей семьи.
- Я все сделаю, как надо, - заверил Бенавидеса дон Энрико.
- Из Баямо сразу же скачите обратно. Через шесть дней вы должны быть здесь с деньгами.
- А вдруг разбойники не согласятся ждать столько времени – что тогда? - тихо спросила Глория.
Дон Антонио сдвинул брови и жестко ответил:
- Десять тысяч стоят того, чтобы немного подождать. Я написал их предводителю записку, в которой даю свое согласие уплатить выкуп за жизнь Мигеля и прошу дать мне шесть дней на сбор требуемой суммы. На рассвете Себастьян отнесет мой ответ пиратам, а к вечеру, я надеюсь, мы узнаем об их решении.
Утро следующего дня выдалось, как по заказу, ясным и безветренным. Буря унеслась на запад. Туман, опустившийся ночью на землю, под лучами восходящего солнца начал клубиться и лениво растекаться, теряя свою плотность и снежную белизну. Примерно в половине шестого из ворот асьенды выехал всадник. Придержав горячего скакуна, он осмотрелся по сторонам и прислушался. Кругом было тихо, лишь в ближайшей пальмовой рощице время от времени вскрикивала какая-то птица.
«С богом!» - сказал сам себе дон Энрико и слегка вонзил шпоры в округлые бока Эмира. Этого оказалось достаточно, чтобы конь с места взял в галоп.
Быстро спустившись с возвышенности в заболоченную низину, дон Энрико на полном скаку переправился через небольшой ручей, русло которого было устлано черными водорослями, и, обогнув полосу колючего кустарника, скрылся в чаще тропического леса.
Спустя полчаса асьенду «Райское яблоко» покинул еще один человек. Это был мулат Себастьян. В отличие от сеньора Беррео, ускакавшего в восточном направлении, он двинулся на юг, в сторону карибского побережья.
Прохладные утренние часы постепенно сменились удушливой жарой, земля нагрелась, и воздух, насыщенный испарениями, стал влажным и липким. Приблизившись к сплошной темно-зеленой стене джунглей, мулат отыскал еле приметную тропку, петлявшую между корнями деревьев, и вооружился увесистой палкой - вполне надежным средством защиты от ядовитых змей, скорпионов и «виуда негpa» - черного паука с шелковистым туловищем, укус которого мог привести к летальному исходу. Затем, ступая то по мягкому ковру из гниющих листьев, то по чавкающей коричневой глине, он с мрачным видом углубился в заросли хукаро.
Чем дальше Себастьян удалялся от асьенды и чем ближе было побережье Карибского моря, тем чаще ноги его проваливались в ямы, наполненные зловонной болотной жижей. На смену хукаро вскоре пришли густые заросли яны и мангров, в просветах между деревьями появились тучи москитов, где-то впереди заквакали лягушки. Все указывало на близость береговых болот.
Свернув на юго-запад, мулат через сорок минут выбрался из лесу на левый берег реки Санта-Марта и, вытерев пот, градом катившийся по его разгоряченному эбеново-черному лицу, ощутил на щеке едва уловимое дыхание морского бриза. Последний отрезок пути он проделал с тяжелым сердцем и дрожью в коленях.
«Санта Барбара» стояла на якоре в устье реки, повернутая бортом к берегу. Людей на ней не было видно, но когда Себастьян приблизился к узкой полоске пляжа, из-за кормы баркалоны вдруг выскочило пиратское каноэ и легко заскользило по зеркальной водной глади в сторону берега. Спустя четверть часа мулат ступил на палубу судна.
- Ты сделал все, как надо, приятель?
- Да, сеньор капитан, - низко кланяясь, ответил Бразильцу мулат.
- Каков же ответ дона Антонио?
Черный слуга молча передал вожаку флибустьеров письмо.
- Так, так, - оживился тот, - посмотрим, чем порадует нас старый осел Бенавидес... «Капитану пиратов с острова Ямайка Року по прозвищу Бразилец... Сударь, спешу уведомить вас... в настоящий момент я не располагаю столь крупной суммой денег... но если вы согласитесь подождать шесть дней, я смогу достать требуемые десять тысяч и передать их вам в качестве выкупа за моего сына Мигеля и трех моих слуг... Подписано: дон Антонио Бенавидес».
Разбойники, столпившиеся вокруг капитана, радостно загалдели.
- Черт возьми, неужели так и написано - смогу, мол, раздобыть десять тысяч и заплатить?! - воскликнул Фрэнсис Тью.
- Если не веришь мне, убедись в этом сам, - рассмеялся главарь, протягивая письмо боцману.
Рыжая Борода схватил послание Бенавидеса и попытался прочесть то, что в нем было написано, но, не сумев перевести с испанского ни одного слова, вернул письмо Року со словами:
- Будь проклят этот тарабарский язык! Я никогда не понимал его, как, впрочем, и тех собак, что изъясняются на нем.
- Бенавидес просит подождать шесть дней, - задумчиво посасывая трубку, промолвил Железнобокий. - Нет ли тут подвоха?
- Боишься, что он умышленно тянет время? - склонил голову на бок Бразилец.
- Почему бы нет? За шесть дней испанцы могут подтянуть сюда крупные силы как по суше, так и по морю.
- Не думаю, чтобы дон Антонио стал рисковать жизнью сына.
- А если он не в состоянии уплатить выкуп? - предположил квартирмейстер. - Что тогда?
- Что? - сощурился Рок.
- Доведенный до отчаяния безвыходностью своего положения, в которое мы его поставили, он может пойти на любые, самые дерзкие и непредсказуемые шаги. И, если испанцам удастся запереть нас в устье этой реки, наша единственная козырная карта будет бита.
- Возможно, ты прав, - медленно проговорил вожак. - А может, и нет... Давай-ка спросим у мулата, что он думает по поводу всего этого.
- Не возражаю.
Бразилец поманил мулата пальцем, затем стальной хваткой сдавил ему горло и, вытащив из-за пояса кинжал, требовательно спросил:
- Тебе известно, где дон Антонио собирается достать деньги для выкупа?
- Да, сеньор, конечно, - испуганно заныл Себастьян. - В Баямо! Нынче на рассвете туда был послан дон Энрико – жених Глории, дочки хозяина. Я своими ушами слышал, как дон Антонио напутствовал его. Дон Энрико должен увидеться с падре Игнасио, кузеном дона Антонио, и, взяв у него деньги, тут же ехать обратно. Хозяин просил его никому не рассказывать о том, что случилось с доном Мигелем.
Бразилец ослабил хватку и, спрятав кинжал, будничным тоном заметил:
- Если ты солгал, я сдеру с тебя кожу и натяну ее на барабан.
- Клянусь, я сказал правду, сеньор капитан! - убитым голосом промолвил мулат.
- Посмотрим.
Около полудня пираты высадили Себастьяна на берег, велев ему отнести дону Антонио очередное послание. Они согласились ждать выкуп ровно шесть дней, добавив, что, если по истечению указанного срока деньги не будут доставлены на борт баркалоны, жизнь заложников сразу же обесценится.
- Что значит - обесценится? - с тревогой спросила донья Исабель, когда муж передал ей ответ флибустьеров.
- Это значит, что бандиты, не получив выкуп, могут пойти на крайние меры.
- Они убьют Мигеля?
- Они способны на все. - Дон Антонио в бессильной ярости сжал рукоятку шпаги, болтавшейся у него на боку, и несколько раз прошелся по комнате взад-вперед. - Но я надеюсь, дорогая, что дон Энрико успеет доставить деньги в срок.
Всю вторую половину дня вновь шел докучливый дождь. Черные растрепанные тучи одна за другой тащились с востока на запад, ветер психовал, перескакивая от умеренного к штормовому, однако к вечеру погода снова улучшилась, небо прояснилось, и воздух в окрестностях аеьенды наполнился жужжанием насекомых и пением луговых птиц.
Дон Антонио Бенавидес, держа под мышкой заряженный мушкет, неторопливо вышел за ворота «Райского яблока» и, пройдя вперед шагов двадцать, остановился.
«Что будет, если дон Энрико не сможет в срок доставить сюда требуемую сумму? – размышлял он. – Сможем ли мы отбиться от пиратов, если они вздумают взять «Райское яблоко» штурмом? Хотя местность вокруг асьенды простреливается, а мои слуги - отличные стрелки, но в ночном мраке возможны всякие неожиданности. Нет, нужно немедленно увезти отсюда Исабель и Глорию! Они могли бы переехать на асьенду Беррео и оставаться там до тех пор, пока разбойники не уйдут из этих мест».
Дон Антонио закусил верхнюю губу.
- Сделаем так, - промолвил он вслух. - Я поговорю с Исабель и, не сгущая красок, попытаюсь объяснить ей, почему желательно, чтобы она и Глория на время покинули асьенду. Если мои слова возымеют действие, завтра утром Пепе оседлает для них мулов.
................................
© В. К. Губарев, 2007
P.S. С полным текстом романа можно познакомиться на моей странице в "Самиздате" и на сайте "МИР МОРСКИХ ПИРАТОВ Виктора Губарева".