Мой муж значился в системе Академии Наук научным сотрудником и очень любил свою работу. Но, поскольку зарплата у него была маленькая, вопрос дополнительных заработков для нас всегда был актуален. В то время (90-е годы) начали открываться границы и стали популярны челночные поездки с товаром за товаром. Мы были далеки от того, чтоб покупать кучи шариковых ручек, тройных одеколонов, распылителей и пр. Но я предложила мужу попробовать перевезти в Польшу нескольких щенков: не громоздко и не тяжело.
Он соласился.
Я выбрала на птичьем рынке дешевых породистых щенков таксы, пуделя и двух спаниелей. И мы поехали. Это было в августе, на праздник Спаса. Щенков через границу просто так перевозить было нельзя. Требовались немыслимые документы с приглашением на собаку или с подтверждением нашего иностранного подданства. У нас этих бумаг не было. Перед таможней я накормила щенков кашей с мясом, и они крепко спали с раздувшимися животами на полке. Сверху мы их прикрыли простыней. Только такса была неугомонной. Мне пришлось посадить ее за пазуху (я была в футболке), и она затихла. Внешне это выглядело так, вроде у меня значительно увеличился бюст.
Таможенники были веселы и приветливы. Они попросили нас открыть полку, показать, что под ней. Мы аккуратно ее приподняли, под полкой было пусто, и опустили. Щенки не отреагировали и продолжали спать. Таможенник дал декларации, мы стали их заполнять. Там, в частности, был пункт, где я утверждала, что не перевожу животных. Я писала, а он стоял рядом, смотрел, как я пишу, и ждал. В это время просыпается моя такса и начинает шевелиться под футболкой. Я делаю вид, что ничего не происходит, и продолжаю писать. Таможенник подсказывает, где что отмечать, и, как мне кажется, поглядывает на мою грудь. Я благодарю, пишу и мысленно уговариваю таксу замереть. Не тут-то было. Продолжая активничать, она, уперлась мордой в стол (я прижалась животом к столешнице), и начала пятиться задом кверху. Я чувствую, как начинаю краснеть, на своих попутчиков в купе стараюсь не смотреть, потому что уже заметила, что они тоже все видят, таможенник продолжает со мной разговаривать, я стараюсь спокойно отвечать. Тут он и говорит: «Ну хвост-то спрячьте!» - оказывается, на мою шею уже выполз из выреза футболки ее хвост! Я с отчаяньем спросила: «Куда?!!», - и тут все купе покатилось от смеха, в том числе и он. «Что, собачек любите?», - «Люблю», - «А детей нету, что ли?», - мы переглянулись с Женей, он, как и я, перенервничал и уже приходил в себя, - «Есть, они тоже собачек любят». Он поздравил нас со Спасом, потом мы всем вагоном сбросились по какой-то сумме денег на праздник таможенникам, и нас пропустили, пожелав приятного пути.
Мы приехали в Краков. Сняли на сутки недорогой номер в гостинице в центре, «сбросили» там щенков и пошли гулять по городу. Денег у нас уже практически не было, поэтому мы лишь ходили и разглядывали старинную часть города. Мне показался Краков просто сказочным средневековым чудом. Архитектура зданий, королевский дворец, все было, точно нарисованное. Я трогала стены и говорила мужу: «Ущипни меня, чтоб я проснулась, - неужели это все наяву?». Поражали одинокие деревья, с выразительными изгибами стволов, примостившиеся где-нибудь в конце улочки, напоминающие декоративные ветки в комнате в вазе.
Мы вернулись в гостиницу за полночь, пьяные от впечатлений, и, решив отметить свой приезд в Польшу, достали из сумки единственную бутылку шампанского, которую взяли на всякий случай на продажу, выпили ее и под утро заснули.
Утром мы пошли на ближайший рынок. Мы простояли часа два, все смотрели, всем нравилось, но никто не покупал наших собак. Нам кто-то посоветовал попробовать на другом базаре, где обычно продают животных.
Когда мы ехали в трамвае, закомпостировали двойной билет с одной стороны. Мы не знали, что его надо пробивать с двух концов. В районе рынка курсировал контроль, как нам потом объяснили, две остановки до рынка, две после, как раз таких, как мы вылавливает. Нам назначили штраф в двадцать долларов. Это были все деньги, что на тот момент у нас имелись.
Поэтому на базаре мы стояли уже без копейки денег, на ночлег уже тоже не оставалось. Картина была та же. По-прежнему, интересовались, но никто ничего не покупал. Один мужчина спросил, нет ли у нас шампанского (его стоимости хватило бы оплатить ночь в гостинице), и - все.
Дело шло к вечеру. В глубине души я была в отчаянии. Я старалась не думать, о том, что денег нет, собак кормить уже нечем, и скоро ночь на дворе. Очень радовало то, что муж держался бодро и не скис. Мы уже познакомились с одной женщиной, которая присмотрела у нас пуделька. Она к нам подходила в течение дня несколько раз. Она рассказала, что сама русская, но уже сорок лет, выйдя замуж за поляка, живет в Польше. Она была очень красивая и очень пожилая. Она говорила, что, хоть мы и дешево, по польским меркам, продаем щенков, ее пенсии не хватает для покупки, и уговаривала отдать собачку по себестоимости. Мы не поддавались. Но когда она предложила у нее переночевать, мы согласились.
Антонина, как звали женщину, жила в пятиэтажном доме, напоминающем наши гостинки, но очень чистом. Стены подъезда и коридор, куда выходят двери квартир, были украшены разными картинами: и масло, и пастель. Я спросила, кто развесил эти картины, она ответила, что сами жильцы, и что никто эти работы не портит и не снимает. Это были, наверное, не шедевры искусства, но смотрелись очень мило.
Она нас скромненько покормила и уступила свою постель, себе расстелила на полу. Мы улеглись, и в темноте она рассказывала, как в годы репрессий их семью выслали в сибирь, как много дней они ехали в поезде без еды и питья, а когда она, молодая девушка, просила у охранника пить, он говорил, чтоб пила из горшка. Она отвечала, что никогда не будет пить мочу, многие умерли тогда, она выжила и при первой возможности уехала из Союза. Она сказала, что многие ее знакомые знают, что мы продавали щенков, но не хотели покупать у русских, потому что тут их исторически не любят. Мы поделились, что нам тоже в транспорте признавались в нелюбви к русским, на что мы отвечали, что у нас, в Украине, и в России, народ более гостеприимный.
На следующий день она разнесла наших щенков по соседям, и в течение часа все были проданы. Мы поблагодарили, обменялись адресами и простились с Антониной.
Мы ничего не стали покупать из вещей, потому что все показалось дорого. Хоть "подъем" на щенках и был значителен, мы не собирались бросать деньги на ветер, а решили прицениться к джинсам и курткам где-нибудь на периферии.
По пути на вокзал к нам обратилось на английском языке двое парней, спрашивая, где здесь магазин. Я с трудом стала объяснять на иностранном, Женя почему-то мне не помогал, а когда меня окончательно застопорило, а он по-прежнему молчал, я их спросила: «А вы, случайно, не из Киева?» Они удивились и обрадованно сказали, что да, мы сообщили, что тоже из Киева и смеясь, расстались.
У границы все так же было дорого, и надо было спешить на международный поезд. Из того, что можно было купить, мы решились на ящик бананов (тогда бананы в Украине не продавались свободно, как сейчас), мне - плетеный ремень и комбинезон для малыша моей старшей сестры.
Мы чуть не опоздали на поезд. А когда приехали в Киев, сдали вещи в камеру хранения и поехали на городской вещевой рынок, где и приобрели всем подарки (американские и европейские вещи тут были существенно дешевле, чем в Польше). Мы не сказали детям, что наши покупки не из Польши. Они очень радовались, Веня держал цветной портфель и ел бананы, а Оля прыгала в новых фирменных джинсах и приговаривала: «Я себя чувствую в них ловчее». Я тоже в новой юбке с красивым ремнем себя прекрасно чувствовала, Женя - в ветровке, а мамам мы подарили бусы.