Виктор Коростелев Кому мы должны?

 

Откровенный разговор

«Я просто рос...»

 

КОМУ МЫ ДОЛЖНЫ ?

 

…Я боюсь увидеть в своих сыновьях разочарование во мне, как сам когда-то разочаровался в авторите­те отца и матери…

 

 

Мне часто попадались в газетах и журналах статьи о взаимо­отношениях детей и роди­телей. Читал я их с инте­ресом, то, о чем в них го­ворилось, было правиль­ным и вместе с тем... что-то вызывало в моей душе протест, желание возра­зить. Дело в том, что боль­шинство людей, в том чис­ле и авторы статей, твер­до убеждены и убеждают в этом других, что дети всегда должны родителям. Должны их любить, ува­жать, помогать, заботить­ся о них и так далее. Я согласен с этим положе­нием, но не согласен с ка­тегорическим обобщением. На мой взгляд, из этого железного правила могут быть исключения.

 

В доказательство я хо­чу рассказать о жизни на­шей семьи. Сейчас уже прошло много лет, многое забылось, отболело. Хотя как может пройти и отбо­леть память о родном до­ме?

Родился и вырос я в де­ревне под Костромой. Семья, как говорят сейчас, была неблагополучной. Это я понял потом, а тог­да не задумывался об этом. 0тец много пил да сейчас продолжает пить. Дома часто бывали скандалы, драки. Перепадало и мне, хотя я и старался уходить из дому или прятался на печке.Скандалы заканчивались недолгим миром, взрослых обьединяли общие заботы, которых много в деревне: огород, хозяйство.

Как и все дети, я любил своих родителей, в смутное время старался их примирить, защищая мать как мог. Однажды, разнимая семейную драку, я почувствовал, что уже сильнее отца, и он это тоже понял. Наверное, от бессилия вдруг дико закричал: «Что тебе, мои часы нужны, снять хочешь?», Обида захлестнула меня, :как мог отец подумать та­кое.

 

...Много осталось в па­мяти детских и юношеских обид, которые и сейчас еще вызывают острую боль. Мне не хочется их сейчас вспоминать.Занимались ли родители моим воспитанием? Не знаю. Я просто рос. Окон­чив в своей деревне во­семь классов, я хотел учиться дальше, но родите­ли потребовали, чтобы я шел работать. Теперь мать и отец объединились про­тив меня. С помощью учи­телей и соседей все-таки удалось убедить их, и за один день до начала заня­тий мне купили учебники и велосипед, чтобы ездить в соседнюю деревню в девятый класс.

Среднюю школу я окон­чил с похвальной грамотой и стремился пойти в вуз. Учителя тоже советовали не бросать учебу. Но по­сылали меня в колхоз. На­стоять на своем я уже не смог. Может быть, родите­ли были и правы, но я уже любые их, даже благие, намерения воспринимал болезненно, в штыки. Так потихоньку росла моя не­приязнь к отцу и матери.

 

В это время я познако­мился с девушкой, звали ее Мариной. Только с ней. только у нее в библиотеке я был как дома. О том, какая у нас была любовь, я писать не хочу. Скажу одно:, мы не представляли себе жизнь друг без дру­га.

Родителям Марина не понравилась, и они стали решительно действовать, чтобы поссорить нас. Те­перь домашние скандалы стали повседневным явлением. Однажды Марина подарила мне галстук, мать сожгла его демонстративно не в печке, а на загнетке, чтобы я увидел пепел и несгоревший узел, Мать выдумывала и распростра­няла самые нелепые сплет­ни о Марине и ее родителях, которых, кстати, она еще не знала. Марина бы­ла, не из нашей деревни. Мать утверждала, что ме­ня приворожили. Сплетни легко и быстро расходи­лись по деревне. Я остро переживал, нервничал, тем более нелегко приходилось Марине.

И вот родители постави­ли вопрос, как говорится, ребром: или они, или Ма­рина, но тогда мне придет­ся уйти из дому. И я ушел.

 

Потом была служба в армии. Я ни разу не полу­чил письма из дому, хотя писал туда несколько раз. Я не мог представить, что это так серьезно; и счи­тал, что все образуется. Марина писала мне почти каждый день. Жить ей бы; трудно. Мать осыпала проклятиями, рассказывала небылицы о ее поведении, следила за каждым ее шагом.

 

Интересно, что за успехи в службе командование части написало письмо моим родителям с благодарностью за хорошее воспитание сына, т. е. меня. Значит, все-таки своим воспитанием, хорошим или: плохим, я обязан родителям?

Подошел к концу и срок службы. С тревогой вернулся я домой.

 

«Мы тебя не ждали! Или ты забыл?» - этими словами меня встретили дома. И все-таки уехать сразу назад я не смог. Несколько дней я ходил по деревне, которая за два годе здорово изменилась. Ста­рый дом, где я вырос, сло­мали, новый был мне чу­жим, как стали сразу чу­жими и люди, живущие в нем. И я вернулся в ар­мию.

 

Через некоторое вре­мя мы с Мариной пожени­лись. Пригласили на свадь­бу родителей, но они не приехали. Они по-своему «отметили» мою женить­бу; прислали письма: ко­мандиру части — с требо­ванием не допустить свадьбу, а мне — с гряз­ными домыслами на Мари­ну.

Я начал создавать свой дом, свое тепло, свой уют. Нам дали одну маленькую комнату, мебель была ка­зенная. Так с «нуля» и на­чали. Понемногу помогали родители Марины.

 

Шли годы. Почти каж­дый раз, приезжая в от­пуск к родителям Мари­ны, мы навещали моих ро­дителей. Встречали нас сдержанно, разговоры опять сводились к моей непутевой семье, к требо­ванию развестись, а по де­ревне опять начинали пол­зти слухи о нашей тепе­решней порочной жизни. Больше одного - двух дней дома я не выдерживал. И мы уезжали. А потом и совсем перестали сюда на­ведываться.

 

Прошло 13 лет. Сейчас у меня двое сыновей, ко­торых не признают мои отец и мать. Старший Сер­гей ходит в 5-й класс, младшему Никите — два года. Вот и передо мной

стала задача — воспитать своих сыновей - достойными людьми, привить лю­бовь к родному дому, к родителям, к людям, И тут мне приходится задумы­ваться о своем воспита­нии, о причинах нашего конфликта с родителями. Я боюсь увидеть в своих сыновьях разочарование во мне, как сам когда-то разочаровался в авторите­те отца и матери. Мне иногда говорят: Смотри, как бы твои дети отошли от тебя, как ты от своих родителей». Я отвечаю: «Если так случит­ся, это будет не их вина, а моя».

 

По долгу службы я и сам занимаюсь воспита­нием молодых людей. И порой вижу, как у некото­рых из них появляются от­рицательные черты, иду­щие от семьи. И вот, при-

знавая за собой какую-то долю вины за нашу разва­лившуюся семью («фами­лию», как говорил отец), боюсь, что в моих сыновь­ях кто-то увидит мои от­рицательные черты, воз­можно, сыгравшие немало­важную роль в происшед­шем.

 

К чему я это все рассказываю? А к тому, что счи­таю: люди всегда в долгу перед своими детьми, а не перед родителями. Где-то я слыхал притчу об Орле, который во время навод­нения спасает своих орлят, не умеющих летать, пере­нося их из затопляемого гнезда на другой берег. И всякий раз, долетая до се­редины, он спрашивал сво­их сыновей: будут ли они заботиться и любить его в старости. Испуганные орлята клялись в своей сыновьей любви, но Орел не верил им и бросал в пучину вод. И только пос­ледний орленок ответил, что этого твердо не обе­щает, но зато клянется за­ботиться о своих детях. И Орел спас его.

 

Нет, я не отказываюсь от помощи родителям. Но как я могу заставить себя любить их?

Свой дом, свою семью я создал сам вместе с женой. Было и трудно, было и ве­село. Теперь уже можно подвести кое-какие итоги: у нас хорошая квартира, прекрасные сыновья, заме­чательная работа, уваже­ние людей. Что еще нуж­но? Оказывается, самую малость, чтобы сказать небрежно среди сослужив­цев: «А мне вчера мать по­сылку прислала!» или «А вот мать пишет, что..,».

 

Да, прошел юношеский максимализм, борьба за независимость, самостоя­тельность — я стал мягче, добрее, терпимее к челове­ческим слабостям, люд­ским недостаткам. Пол­ностью винить родителей в семейной драме я уже не могу, сказать, что виноват во всем я, тоже не могу. Так и живем, разделив­шись на два лагеря. Порой мне кажется, что ничего в этом страшного нет. А по­рой я чувствую себя обде­ленным. Не могу забыть и дом, которого уже нет, и свою деревню!

Хотелось бы услышать от людей, которые не зна­ют меня, что они думают об этой вечной проблеме «отцы и дети»?