Пень

Семенова
ПЕНЬ

 
 Жил-был Пень. Самый обыкновенный Пень. Старый, трухлявый, повидавший всякое и потому остывший к жизни. Радости просачивались сквозь него, как дождевая вода, а неприятности застревали костью в горле. С годами он стал похож на огромный коричневый сморчок, больной и молчаливый, и дожил до того дня, когда ни на что уже не годился.
Бывало, что проходящий мимо путник, присядет на него отдохнуть. А бывало, что зазевавшийся грибник споткнется об него и обругает. А большей частью бывало, что и совсем ничего не бывало! И казалось Пню, что он всем мешает.
- Эх, если бы можно было сделать так, чтоб и вовсе исчезнуть. Ну, кому я нужен такой на белом свете? – думал он длинными бессонными ночами.

 В лесу наступила весна. Проснулось от зимней спячки солнышко. Пробудилась молодая поросль. Лес ожил. И под эту весеннюю какофонию все вокруг запело.
- Весна, весна! - Кричали дрозды.
- Тепла, тепла! - Требовали лягушки.

 Только старый Пень смотрел на лес голым без единого побега взглядом и ворчал:
- Ну и чего радуются? Чего поют? Чего квакают? Весна – самое грязное время года. Снег стаял. Прошлогодняя листва гнильем пахнет. И грязь под ногами хлюпает, убрать некому.
Он вздыхал, как больная корова, искренне заботясь о чистоте леса, и пытался перевернуться на другой бок, но костлявые корешки цеплялись за еще мерзлую в глубине почву.
- Шуму от всех вас, неугомонных!
Не радовала его весна. Сам себя он не радовал. Он закрывал глаза и мечтал. О прошлом.
- Эх, кабы крылья..., да кабы все сначала…!

 Но однажды, внезапно, на рассвете сквозь чуткий утренний сон, он почувствовал невероятно сильный, пьянящий аромат. Открыл глаза и увидел напротив себя белую Черемуху.
Она расцвела за одну ночь. В цвету, как в снегу, стояла напротив него и бесстыже заполняла собой всю поляну. Еще вчера на ней были маленькие едва заметные соцветия, а сегодня с утра она вся покрылась снегом, и ее терпкий запах настойчиво кружил над лесом.

 
 Пень был ошеломлен. Пень был потрясен такой громкой площадной красотой. Словно белое облако спустилось с голубых небес. Он бы смотрел и смотрел на Черемуху денно и нощно, не смыкая глаз. В его сердце вернулась радость! Впервые за свои долгие сумеречные годы он стал чего-то ждать.

 А она изгибалась, кланялась. Цветы ее колыхались, словно платье балерины. Казалось, она не танцует, а ведет бесконечный рассказ о том, как прекрасна и удивительна эта жизнь.
 И хоть танцы Пень тоже не понимал и думал, что это такая наука, которой надо учиться смолоду, где каждое движение – это что-то вроде языка глухонемых или азбуки Морзе, но то, что делала Черемуха, было для него ясно, как Божий день. Она восхваляла гимн любви!


 Но тут он увидел Каштана. С непричесанными ветвями, с лохматой кроной, тот едва освещал лес сальными свечками вечно торчащих вверх соцветий. Но когда его ветви прикасались к Черемухе, Каштан вспыхивал таким озаряющим светом, что все вокруг просто кричало о весне. И Пень все понял. Это была любовь. Это была их любовь! Ее было так много, она так благоухала на весь лес, что Пень просто перехватив малую толику аромата Черемухи, предназначавшейся не ему, уть не захлебнулся от счастья. Хороша Маша, да не наша!

 С этого дня Пень невзлюбил Каштана. Он почему-то казался ему недостойным нежной Черемухи. Песни Каштана были грубы, шутки плоски, поступки легкомысленны.


- Почему ты не переберешься к Черемухе поближе? - набросился как-то на него наивный Пень.
- Поближе? – Переспросило дурное дерево. – А как же моя Каштанка? У нее никого, кроме меня. Это было бы жестоко!
- И что, Черемуха знает об этом? – удивился Пень.

- Конечно. Мы договорились, что расту я рядом с Каштанкой, как и положено, а люблю только Черемуху. - Каштан в приступе страсти закатил глаза, - Черемуха, она такая, такая… она – мечта всей моей жизни.
Произнес и тут же, зашелестев листьями, улетел петь.

Пень растерялся.
«Да-а, видно, мои дубовые корни несколько закостенели. А мозги-то и подавно высохли. Где мне понять про такую любовь»!

И тихая зависть к неотесанному дереву стала точить остатки его рассыпающейся древесины.

 Шли дни. Лес приосанился, поднялся, причесался новой ровной травой. Птицы уже свили гнезда и перестали чирикать без толку. Солнце стало подниматься еще раньше. Наступила середина лета.
Песни смолкли. Все занялись своими делами. И Каштан стал все меньше и меньше тратить время на пустые танцы с Черемухой. Все-таки он был хозяйственный серьезный мужчина.

И Черемуха загрустила.
Шли дни. Её белое платье облетело.

- Я же говорил, - ворчал вслух старый Пень, - песнями сыт не будешь. Хочешь, я подарю тебе новое платье?
- Как это можно, - изумилась она, – у меня есть Каштан.
 «Ага», - мысленно улыбнулся Пень. И вслух сказал:
 – А у него Каштанка.
- Не смей так, старый Пень. Я ему дороже всех на свете.
- И поэтому он тебе ничего не приготовил.
Черемуха потупилась.
- Вот, возьми.- Повернулся, скрипя корнями, к ней Пень. - Я давно для тебя принес. Только белого не было. Но тебе и зеленое к лицу.
- Но я не могу…
- Бери, - перебил Пень. – Если я могу приносить пользу, значит, и моя жизнь еще не кончилась. Да не переживай! И танцуй, для кого захочешь. Я же ничего не прошу взамен.

Черемуха в новом зеленом платье была также прекрасна, как и в белом. И танцевала в нем она по-новому. Чуть взрослее, чуть умнее, но все с той же безоглядной любовью.
- Ну, как? – покрасовалась она перед Пнем.
- Как Афродита на заре, - мечтательно откликнулся Пень.
И снова не мог оторвать от нее глаз.
- Спасибо, - чмокнула она его в щечку, - ну, я полетела?

А стрела Амура занозой вонзилась в его сердце.

Почему?! Почему так получается, что птицы поют, цветы цветут, Черемуха красуется,Каштан наслаждается. И Каштанка не ругается. Все довольны. И ведь, что интересно, практически задаром. Никто никаких усилий не применяет, ни за что не отвечает, а все счастливы.
Парадокс. Почему он сам не может также легкомысленно наслаждаться жизнью?


Но однажды…
Однажды тихий Пень, преодолевая врожденную застенчивость, обратился к Черемухе:
- А почему ты никогда не станцуешь для меня? Разве я хуже Каштана? Я и причесаннее, и умнее. И щедрее!...
- Но разве тебе нужны мои танцы? – удивилась Черемуха. - Ты ведь этого не любишь! И потом, - она призадумалась, – ты же знаешь, что я люблю Каштана. Он такой красивый, весной у него были нежные цветы, а сейчас такие крепкие ветки. Он может поднять меня одной рукой до самого неба!
Пень посмотрел на свое отражение в луже. Веток на нем, как не было, так и нет.
- Ну да! – Вздохнул он, подбоченясь. - То-то ты на песнях цветешь! У него же ничего больше и нет.
-А разве этого мало?
Пень промолчал.
Он-то хорошо знал, что этого мало. Для жизни. Этого достаточно только для любви. Но словами объяснять ничего не хотел.

 Но теперь у Пня появился смысл жизни.
- С добрым утром, Черемуха! – кричал он, просыпаясь. - С добрым и таким же солнечным и нежным, как ты!
- С добрым и тебя, - отвечала ему Черемуха. И при этом думала, ну, слава Богу, еще поживет. Совсем ведь не старый Пень!
 Пню и самому показалось, что он приободрился. Стал замечать, как в лесу вызревают ягоды – черника, малина. Надо бы отнести их Черемухе, думал он. Но было немного лениво сдвигать с места свои корешки. Он же серьезный и степенный Пень. Не то, что этот вертихвост Каштан, который, как бобик, целыми днями охотится за всем, что движется. И добро бы с толком, для Черемухи.

- Эй, - крикнул он как-то ему, заметив пробегающую мимо тень, - ты видел, на твоей Черемухе появились плоды! А вчера дрозды обклевали на ней половину верхних веточек. Ты бы принес ей чего-нибудь вкусненького.
- Ну, где же я возьму вкусненькое, - чернее от такой наглости отвечал ему Каштан, - разве не видишь, я сам изголодался с весны. Мой край поляны гораздо беднее. Видел, как буйно она-то цвела? – И хлопнув могучей веткой, весело вскрикивал на прощание, - Не переживай, у этой красавицы все в порядке.
А потом, отобедав после свежего дождя, сладко посапывал рядом со своей Каштанкой. Что поделать, поляна-то общая. Он жил легко, и вообще был веселый парень.

Но глупая влюбленная Черемуха не слышала, о чем они говорили. Она, как всегда, пела в ожидании своего любимого.

 «Она когда-нибудь проснется, когда-нибудь проснется, - твердил про себя Пень. – Проснется и увидит, что так бездумно, безрассудно, на одних эмоциях, существует только животный мир. Мы же - мыслящие существа. Мы не должны поступать исключительно по зову инстинктов. И для того, чтобы все время что-то получать, порядочное существо должно уметь и отдавать. Ну, поймет же она в конце концов, что Каштан ничего не дает ей взамен».

На следующее утро он снова смотрел на завораживающие танцы Черемухи с Каштаном, и вся его философия летела в Тартарары. И тогда он мысленно менял для себя шкалу жизненных ценностей, добавляя в нее то, чего нельзя просто съесть или потрогать руками.
«Да, видно, любовь, это особые отношения. Вне рамок купли-продажи. Вне условностей. Вне всего земного. Даже вне еды или платьев».

Как жаль, что мы живем не в раю. Жаль, что каждый день нам все-таки требуется еда, питье, одежда и еще много всякого такого, без чего жизнь просто невозможна. Но слепая любовь, когда изо дня в день с удовольствием отдаешь все, не ожидая в ответ ничего, достойна восхищения.

- Послушай, милая Черемуха, - однажды Пень осмелился влезть не в свое дело, - почему ты отдаешь свою падающую листву на его поляну?
- Это не я,- кривила она душой, - это просто ветер. – И тут же оправдывалась всерьез. - Наступает осень. Скоро грянут морозы.
- Разве ты не видишь, там их двое. Они не замерзнут.
- Этого я не знаю. Я сужу по себе. Мне всегда осенью холодно. Не представляю, как можно встречать первые заморозки с голыми корнями.
До чего Пню было обидно за нее. Конечно, ему самому уже ничего не надо. Он стар. Он и так не замерзнет. Но… Черемуха! Не видеть, что день ото дня становится холоднее. Не слышать, что про нее, безумную, шепчет весь лес. И ведь не глупое дерево, эта Черемуха!

Тем временем Пень сложил несколько строгих формул. По ним у него получалось три вида любви.
Первая – любовь глупая. Слепая, глухая, ни о чем не рассуждающая простая влюбленность. До поры, до времени, пока не слетят розовые очки и откроются глаза. А там – кому как повезет.
Вторая - любовь взаимная. Это договоренность. Честно, поровну. Ты мне, я тебе. Регулярно. Так, как устраивает обоих.
Третья – любовь высшая. Без правил и без границ. И эта, третья была самой безумной, самой бессмысленной. В ней любящий только дарил, ничего не получая взамен. И только этим был счастлив. Любовь - страсть! Любовь- болезнь! Любовь- безумие! Дорога в никуда.

- Что-то ты сегодня совсем бледна. – Посмотрел он холодным утром на бледную Черемуху. - У тебя все в порядке?
- Все в порядке. Просто я немного устала. И еще отчего-то становится все грустней и грустней. Наверное, это осень.
- Ну, да осень. Я же говорил, готовиться надо заранее. Надо беречь свое тепло.
- А зачем?
- Глупый вопрос. Чтобы выжить.
- Я не хочу выживать. Я хочу жить, – и она вяло покачнула голыми ветками.
- Эх, миленькая, ничего-то ты еще не знаешь. Как ты живешь, так жить нельзя, - выдохнул старый Пень, - так только умирать можно.
- А как надо жить, по-твоему?
На такой простой вопрос Пень не хотел давать ей ответа. У него был свой Кодекс Чести. В этом Кодексе все за все должны были платить. И если тот, кто все время дает, ничего не получает взамен, то он, в конце концов, истощившись, должен умереть.

- По- твоему, надо себя продавать, да? – Догадалась о его мыслях Черемуха.
- Ну, зачем так грубо? В жизни все продается и покупается. Оплата присутствует всегда между порядочными существами. Не обязательно это должны быть деньги. Иначе, ты просто не выживешь. Ты раздашь все, и чем будешь согреваться зимой?
- Может, мыслью. Мыслью, что любимому тепло.
Пень помолчал, посмотрел на нее долгим взглядом и, отвернувшись от нее, тихо сказал:
- Таких как ты, надо запирать в сумасшедший дом. Вы портите стройность мира.

Пень отвернулся от нее на много дней подряд. Он думал.
Перебирал в памяти все ее песни, слова и танцы. И снова думал. И даже сердился. Он попробовал пересмотреть свою теорию про материю жизни. Но ничего не получалось.
Материя была одной. А жизней на Земле много. Если к кому-то материя прибавлялась, то у другого она убавлялась. И с этим он ничего не мог поделать. Ну, не получается из воздуха никакой материи. И больше смотреть, как чахла Черемуха, он не мог.

Тогда однажды, в последнее, теплое утро, пригревшись прощальными, солнечными лучами, Пень сотворил Чудо.

Старый... Трухлявый... Почти отживший. Неожиданно для всех, он, опираясь на свою теорию материальности мира,внезапно самым невероятным образом со всех четырех сторон света пророс молодыми зелеными побегами!!! Свежими, сильными,полными молодых листьев!

Наступила осень. Лес сбрасывал последнюю листву. Кроны деревьев, прихваченные легким морозцем, редели. И даже прекрасный Каштан, обнажил перед всеми свою проседь.
А старый Пень зеленел на зависть всем и горел жаждой жизни.
- Что с тобой, - удивилась Черемуха?
- Со мной? - Переспросил Пень. – А что со мной? Со мной все в порядке. Эти листья не для меня. Сбросив их, я отдам все тебе.
- Но я не имею права на твои подарки. У меня есть Каштан. Я не смогу тебе ничем заплатить.
- Каштан-то у тебя есть. А больше ничего нет. Тебе даже нечего дать ему завтра! А если ты ничего ему не дашь, он к тебе больше не придет. Уж я-то это знаю. Поэтому ты возьмешь мои листья, а кого они укроют, будет твоим личным делом. Только… Только, дай Бог, чтобы тебе самой хоть немножко от них осталось.

- Но ведь это безумие! – Воскликнула Черемуха. – Ты сам так говорил.
- Нет, это не безумие. Это обыкновенный закон сохранения веществ.

Пень не понимал высокопарных слов. И в его философии было место только строгим формулам.
Черемуха – Каштану.
Он, Пень, - Черемухе.
А ему -?...

Любовь порядочного существа – это дарение. Жертва. Любит тот, кто жертвует больше. Кто согласен платить за свою любовь.

Взаимная любовь – сказка для маленьких.
Ты мне, я тебе, торг в лавке.
Мыслящие существа дарят настоящее земное чувство, ничего не ожидая взамен!

Черемуха одна платила за свое счастье. Пела днем и плакала по ночам.
А Пень - захотел заплатить за свое. Просто так. Чтобы радоваться этому. Только платить и радоваться! И ничего взамен!
Этого было вполне достаточно, чтобы захотеть жить снова.

* * * * *

Цвела Черемуха в саду,
День от нее был чист и светел.
И гладил свежую листву
Ошеломленный майский ветер.

И ароматов сладкий плен
Переполнял все сердце лаской,
И голос твой вдали летел
Такой чарующею сказкой.

Открыто, смело, на виду,
Под паутинкой голубою,
Цвела Черемуха в саду
И было все полно тобою.