Блаженной памяти, Федор Иванович Тютчев, любил писать письма, кому попало. Бывало, как сядет за стол, так пока не накатает десяток, а то и два - не успокоится. Супруга только ему пенять на скудость бытия, а он ей:
-Молчи, дура, что ты есть перед лицом моей вечности! - хрясть супругу по сусалам и ну, опять эпистолярить на чем свет стоит.
* * * *
Вяземский не любил Писемского, Писемский не любил Сумарокого. Сумароков не любил их обоих. И все вместе они не любили Великую Русскую Демократию.
* * *
Максимилиан Волошин любил собирать камни. Бывало, насобирает целую кучу и начинает свои стихи декламировать. Местные жители так его и прозвали - Безумный Макс. Волошин, когда об этом узнал, сразу собрался и уехал в Париж, в эмиграцию.
-Поэту,- говорит,- в этом сухумском виварии делать нечего.
* * *
Сергей Есенин боялся сифилиса. Бывало, пригласят его стихи читать, а он, шасть, прямо с порога водку хлестать. Ему говорят:
- Позвольте, а как же стихи?
-Не могу,- отвечает Есенин,- когда вокруг сплошной сифилис. Маяковский, как-то, возьми ему и скажи:
-От сифилиса, товарищ, как и от петли - никуда не денешься, хоть застрелись.
Есенин виду не показал, но слова запомнил.
* * *
Идет, как-то Бальмонт по Невскому, а навстречу ему Маяковский в желтой кофте, зеленой блузе и красных штанах свое "Облако в штанах" горлопанит.
« Почему,- думает Бальмонт,- я такой нежный и тонкий должен наблюдать эту хрень».
Плюнул и пошел обратно. Идет и шепчет "Never more, господа, never more".
* * *
Как известно, блаженной памяти, Осип Мандельштам любил рифмовать направо и налево. И однажды, не к столу будет сказано, такое закупоросил, что даже мягкий Недоброво, не добро ему так сказал:
- Сталина на вас нет, Осип Эмильевич.
- От вашего Сталина- Каина в голове одни тараканы- истуканы только,- засмеялся Мандельштам, не чуя беды.
А беда-лебеда за порогом ждала.