Пятница с утра тяжело двинулась в направлении субботы. Еле-еле. Страшная лень. Сонливость. Я сидел у компьютера и безучастно просматривал сводку последних новостей, которые автоматически обновлялись в ленте информационных агентств. За столом напротив сидела Мадина, златокудрая ингушка – редактор.
- Марш воагыл! – окликнул я Мадину.
- Марш, марш, выучил два слова! - откликнулась Мадина и встала с кресла. - Между прочим, у нас пользуются этим приветствием, если очень рады человеку! – Мадина встряхнула огонь волос. – А не как ты сделал сейчас, - буднично. – Пламя пробежало по ее плечам, но платье не задымилось.
Я устало закрыл глаза.
- Что, спать хочешь? Дома не выспался? Не спи. – сказала Мадина.
- Почему?
- Потому что мужчина должен что-нибудь делать, а не спать среди бела дня, даже если работы нет.
- Несчастные ваши мужья. – Обронил я, засыпая.
- Наши мужья?! Да таких бездельников, как ингушей, не найти даже на Луне! – Мадина стала нервно ходить по комнате. - Наши мужья превратились бы в камни, в эти...в лунные кратеры, если бы мы их не трясли.
- Уж вы трясете…понимаю: купи шубу, купи машину…
- А нет, мороженое! Конечно, машину! И квартиру.
- Какое счастье, что я не ингуш…
- Это в каком смысле? Что ты имеешь против ингушей?!
- Ничего не имею…но жена-ингушка…
- Да это счастье для тех, кто понимает!
- Мадина, честно, отстань…хочешь стихи?
Я больше есть и пить не буду.
Иди и убери посуду.
Эти строки я уже еле пробормотал, погружаясь в сновиденье.
- Посуду…вот если бы ты написал настоящее стихотворение, да еще про Ингушетию, я послала бы его в Назрань, тебя опубликовали бы. - Мадина не унималась.
- И не я, а ты получила бы машину…как хочется спать… - я не мог говорить, сон, сон...Но пришлось разлепить глаза - из уважения.
- Не только. Еще квартиру! – Мадина посмотрела на меня с сожалением. - Я пошла завтракать! – Она безнадежно махнула рукой, словно говоря этим, что ингушом, как равно и индусом, можно лишь родиться…
Через пять минут я очнулся - открыл глаза. Я был один. Я вспомнил разговор с Мадиной. Назрань. Ингушетия. Усмехнулся. Кстати, что там, в Ингушетии? Я вздохнул, поняв, что окончательно вышел из сонного состояния, протер глаза, и машинально набрал в поиске слово «Ингушетия». На мониторе в числе многих появилась строка: сайт республики Ингушетия. Я кликнул на него.
На белом поле появились виды гор, облачных небес, каких-то завитушек, и прекрасное интеллигентное лицо президента Зязикова. А под ним статья, которая начиналось со слов: «Достойный сын ингушского народа - так его называют в Ингушетии…»
При прочтении этих слов, мурашки побежали у меня по коже. Что это? Я почувствовал неожиданный невероятный по силе и совершенно необъяснимый прилив душевных сил. «Да ведь это же вдохновенные стихи…- подумал я, - мистика…просто первая строка стихотворения! Как этого до меня никто не заметил!» И воображение увлекло меня в горные дали. Я представил себе уже написанное мною стихотворение и его видные перспективы: деньги, квартиру, машину…портила мои мечтания в этом перечне только жена-ингушка, которая могла все названное отобрать, но волна вдохновения не отпускала. Через эту гениальную строчку я стал думать о нем, и почувствовал, что уже люблю его, президента Зязикова, и никакая ингушка не сможет отвратить меня от сердечного порыва.
Я углубился в интернет и стал читать все, что было известно о Зязикове. Это был мозговой штурм, и уже через несколько минут, узнав, что Зязиков родился в киргизском городе Ош 10 сентября такого-то года, подыскав в особом разделе «помощник поэта» соответствующие рифмы, я торжественно написал:
Достойный сын ингушского народа,
Я представляю, душу отворя, -
Как просыпалась ясная погода
Над старым Ошем в день тот сентября.
Я залюбовался только что созданным четверостишием. В окно светило солнце, освещая кабинет золотистым теплым светом. Я вновь углубился в Интернет.
В следующие несколько минут я узнал, что Зязиков в молодости написал книжку под названием «Незабываемые встречи». И еще я узнал, что Ош окружают алтайские хребты. «Незабываемые встречи», как сообщали интернетные страницы, написаны Зязиковым после поездки на Кубу делегатом всемирного фестиваля молодежи и студентов. В этой книге автор говорит о проблемах религиозных отношений в республике». Вот голова, - я был восхищен, - на Кубе думал о религиозных отношениях в Ингушетии! Кругом море, сигары, ром, компаньерос-камрадос, а он…После такого клада мне лишь осталось технически связать свое знание об этой книжке с тем, что она в то время, когда Зязиков жил в Оше, еще не была написана, но – поразит через годы автора данного стихотворения. И лист бумаги, не оправившись от первого четверостишия, с изумлением обнаружил на себе второе:
Мне не найти в себе противоречий,
Кругом хребты Алтая, как броня.
Твои «Незабываемые встречи»
Еще не скоро обожгут меня!.
Еще не скоро! – Вот он ход! Несомненно, что обожгут, не дадут спать ночами, разрушат привычный ход жизни, но еще не скоро, не сейчас, потому что…Он только родился…тише… послушайте, какая стоит ясная погода над старым Ошем!..
Но Сулейман-Тоо как выше взвился
И посветлела речка Ак-Бура,
И ты, родной, я слышу, ты родился,
И там, в Назрани, все менять пора!
И правильно! Ведь что было раньше? Аушев? Что он сделал для людей? Ничего! Только для себя, в республике процветала коррупция, бандитизм, и разве не ясно было, что это пора менять! Да, кое-кому было не ясно. Кое-кто хотел именно такой жизни. Но Он родился, и природа почувствовала, что что-то в ней произойдет, произрастут деревья и запылают радостью небеса родной Ингушетии. Навсегда. И настанет жизнь настоящая.
Следующие строки бумага дописала сама.
И поменял, Мурат, какие вехи!
Тебя Кавказ дождался наконец,
Ты ингушей обрадовал навеки,
Достойный сын – достойнейший отец.
Достойный сын – достойнейший отец! Да! А слова «тебя Кавказ дождался наконец» исполнены того философского смысла, что Зязиков может претендовать на место руководителя Южным федеральным округом, а как поэту пройти мимо такого вероятного будущего! Теперь можно пожинать плоды своего труда. Отдаться прекрасной волне честолюбия. Мне не нужна была ни машина, ни квартира в Назрани, ни даже жена-ингушка, мне ничего не надо было теперь. Я лишь питался осознанием того, что написал великое стихотворение, которое словно легким листом с древа памяти скатилось в прошлое и упало на древнюю осеннюю землю Киргизии.
Окончательный вариант стихотворения о Зязикове имел следующий вид:
Достойный сын ингушского народа,
Я представляю, душу отворя,
Как просыпалась ясная погода
Над старым Ошем в день тот сентября.
Мне не найти в себе противоречий,
Кругом хребты Алтая, как броня.
Твои «Незабываемые встречи»
Еще не скоро обожгут меня!.
Но Сулейман-Тоо как выше взвился
И посветлела речка Ак-Бура,
И ты, родной, я слышу,ты родился,
И там, в Назрани, все менять пора!
И поменял, Мурат, какие вехи!
Тебя Кавказ дождался наконец,
Ты ингушей обрадовал навеки,
Достойный сын – достойнейший отец.
Я распечатал произведение. Оглядев придирчиво текст на бумаге со всех сторон, положил его на стол Мадины и пошел перекурить.
Через минут десять-пятнадцать я вернулся. Мадина сидела за своим рабочим столом и держала в руках лист со стихотворением.
- Знаешь,- сказала она, дрожащим от волнения голосом, - если бы я не знала, что ты как всегда шутишь, я бы посчитала, что эти стихи написаны подонком. – И волосы ее, огненные змеи, образовали одно большое ядовитое пламя, которое вот-вот поднимется и спалит кабинет и всю редакцию, и даже эту рукопись, которая, гореть не должна.
Пламя поднялось и осело. За плечами Мадины почудились виды древней обожженной страшными войнами киргизской земли.
- Не понравилось?
- Это?!..
- А что?
- А ничего. Ты ведь не мог написать тоже самое про Аушева! Не мог!
- А при чем здесь Аушев? – я простецки пожал плечами.
- Я... из тейпа Аушева, - еле выдавила из себя Мадина, и из ее прекрасного правого глаза скатилась крупная слеза.