Над городом гасли фонари, а левый берег был пьяным и сонным. Он был сыт до отказа тучными телами праздно шатающихся людей, и эти несколько послерассветных часов мнились ему манной небесной: избавлением от трудов дневных и отсрочкой ночных скитальцев в поисках увеселений. Левый берег не любил горожан, они топтали его грязными подошвами своих ботинок, даже не удосуживаясь взглянуть под ноги, на вымощенные камнем мостовые. Одному такому камешку лет больше, чем самому древнему жителю столицы. Горожане видели город целиком, но не замечали деталей, делающих этот город таким привлекательным для приезжих. Приезжих левый берег переносил гораздо лучше. Ему нравились их восторженные лица, разглядывающие фасады старинных домов и резные перила набережной. Левый берег не любил надменности некоторых приезжих, ещё толком не зная город, они сравнивали его с другими, произнося на распев длинные закрученные имена, имена городов, о которых левый берег никогда не слышал. Но он прощал это приезжим за один только вздох о Галерее в центре или Историческом музее на окраине… Он мурчал от удовольствия и помахивал хвостом. Левый берег дремал на рассвете под мирное журчание воды, ему виделись пышные платья и галантные кавалеры, конные экипажи и шляпы-котелки.
А над городом рождался новый день, и он медленно наполнялся стуком каблуков по мощенной мостовой.