Пиши, моя девочка,пиши-это спасет тебе жизнь, заставит твою хилую спинку быть гибкой под ударами плети, которая периодически таки и свищет над твоими холеными ушками- говорил мне старый, изрядно подплесневевший Дед с выцвевшими по-стариковски глазами. И Я старательно выводила черные округлые буковки на изнеженно-белом листе бумаги. Но они никак не поддавались основным правилам чистописания, получались кривыми и скачущими. Еще бы, темпу, в котором я их строчила позавидовала бы любая ездовая лошадь. Писала,то,что видела,то что огнем вспыхивало изнутри, темнело, не юавало покоя. Все это находило свое отражение или,по-карйне мере, вставало на какое-то сообое место.
«Дедушка, мне страшно!»-пришла однажды я к нему и со слезами провела рукой по его гладкой поверхности-Сегодня ко мне подошла вздорная старуха и попыталась всучить мне молнию для сердца. Она сказала , что без нее я не проживу. Молния…разных расцветок, под все случае жизни. Быстрое и качественное вживление. –тогда я просто отмахнулась от нее, посмеялась над ее глупостью. А вот сейчас, осознав ее слова, мне вдруг стало по-настоящему страшно. Может быть действительно без нее сейчас абсолютно не выжить? «Ты опотребила слово выжить-нахмурившись посмотрел на меня Дед.- Если ты стремишься выживать-то я не буду попусту тратить время на разговор с тобой. Но если в глубине тебя все же етсь, что-то, что хочет цвести, твроить,а значит жить, то я скажу тебе всего одну фразу, которая рано или поздно станет ключиком к твоему теплому сердечку. Не бойся идти, падать и взлетать, брать и отдаваться, ступай уверенно и каждый свой шаг,воспринимай, как благодать. Вот, моя девочка, что такое истинная жизнь!» Он еле заметно улыбнулся и растворился в ладком черном камне, лежащем у меня на столе, в пучинах моего сознания.