Романтико-физиологическое произведение в одной части, но с прологом и эпилогом
Пролог.
Всю жизнь, за исключением некоторого перерыва в раннем юношестве, я обожала черешню. Мне казалось, я могу есть ее ведрами, вагонами, составами и чем там ее еще перевозят.
"Впал в буйство и решил сделать приятное мой дядя" (самых честных правил, разумеется). Полумер он не признавал, и считал, что раз любимой племяннице хочется наесться черешней до отвала, нужно ей этот самый отвал обеспечить. И обеспечил…
Вернувшись погожим июньским деньком из лагеря, который я ненавидела всей душой, ввиду неспособности круглосуточного коммунального существования и хождения на горшок по свистку, я обнаружила, что вся наша квартира буквально завалена черешней. В ней (вернее, она в них), были все мало-мальски пригодные для этого емкости, включая вазы, хлебницу и чайник! Наша пожилая, много всякого повидавшая, чугунная ванна мужественно приняла в себя три тазика (тазища, если быть точной) с вышеозначенной ягодой, а четвертый гордо стоял на деревянной перекладине над ней.
Не передать, с каким душевным трепетом входила я в туалет, но на него, видимо, тазиков не хватило, или подходящего диаметра не нашлось. Наше чудо чехословатской сантехники черешневой интервенции избежало. Пока….
Я ведь говорила, что полумер дядя не признавал, да? Так вот, черешня была, самая что ни на есть: темная, узбекская, вкусная, сладкая и спелая, очень спелая, т.е съесть ее надо было за один, максимум, два дня. Первый тазик пошел на ура, к началу второго были вызваны на подмогу друзья, такие же черешнефилы. Но даже объединенными усилиями мы не смогли одолеть и половины. А боевой отряд злобных дрозофил уже точил хоботки, грозно жужжа где-то под потолком.
Родители и вызванная на кулинарную мобилизацию бабушка рьяно ринулись «перерабатывать продукт, чтоб не пропал». Черешневое буйство превратилось в пирог (где начинки было раза в три больше, чем теста), варенье (для варки которого тазик был занят у соседей, с вареньем же им и отданный), ленивые вареники, (где черешню заставили прикинуться вишней) и компот ("на весну").
Часть же была роздана в первозданном виде друзьям и соседям, ибо перерабатывать что-либо сил уже не было, а от вида черешни слегка мутило.
И тут вкусная, но подлая ягода начала партизанскую войну. Первым делом, она воцарилась в белом чешском друге, правда, в несколько переработанном виде, но надолго,
ведь мытьем ягод, мы по молодости лет не заморачивались. Как выяснилось позже, также без боя были оккупированы черешней и туалеты моих друзей.
А ночью черешня продемонстрировала свои террористические навыки. Не желая сидеть в неволе стеклянных банок, плавая там в собственном соку почти год, она разнесла эти самые банки в клочья, знатно уделав стены и потолок кладовки.
Эпилог.
С того памятного лета, я где-то лет пять смотреть не могла на черешню. Потом это постепенно прошло, черешню снова ем, но уже без фанатизма, на любительском уровне.