* * *
Я поехала в Сосновку на рынок, купить себе что-нибудь «для души», как я всегда выражаюсь, приобретая себе обновку, или какую-нибудь безделушку. На рынке мне приглянулся белый короткий свитерок на «молнии» спереди. Я долго думала, но все-таки купила его. У меня осталось еще немного денег, чтобы заплатить за квартиру и как-то питаться до следующей получки.
На выходе из рынка я столкнулась со Штакорским. Он, как всегда, прекрасно выглядел: кожаная куртка, начищенные туфли, выбрит, хорошо подстрижен. Он даже мне понравился сегодня! Я заулыбалась. Володька поцеловал меня в щеку.
- Как поживаешь? – опередил он меня своим вопросом.
- Отлично! – соврала я, стараясь всем своим видом доказать, что говорю правду. Но Штакорского не проведешь, он видел меня насквозь!
- А почему глаза грустные?
- Тебя увидела, - пошутила я.
-Ты грустишь обо мне?
- Еще как!
- Опять насмехаешься? А я жениться собрался.
- На ком? – удивилась я, и от чего-то огорчилась: стою тут перед ним выпендриваюсь, а ему мой выпендреж и ни к чему, он себе другую нашел.
- Да, тут как-то познакомился с одной… Заявление уже подали.
- Ну, что ж, поздравляю! Я рада!
- Ты, правда, рада?
- А почему бы и нет?
- Не знаю, у тебя вид какой-то обиженный.
- Да, пошел ты к черту! – ответила я, и пошла прочь от него.
На глаза почему-то наворачивались слезы и мешали мне нормально идти.
В трамвае я обнаружила, что у меня вытащили кошелек, или я его сама потеряла, но заплатить за проезд мне было не чем. Я вышла вместе с толпой на незнакомой остановке и пошла пешком. Я шла около часа. На высоких каблуках я еле плелась, всю дорогу представляя, как сейчас лягу, отдохну. Но, меня ожидал еще один «сюрприз», который окончательно меня добил, и повернул мою жизнь совсем не в нужное мне русло.
Открыв дверь, я столкнулась с Ниной. На мое приветствие она не ответила.
- Вы здесь больше не живете! – сказала она. – Собирайте вещи и уходите! Вы поняли?
- В чем дело, Нина? – недоумевала я. – Ваше сердце уже не болит?
- Это не ваше дело! Чтобы через пять минут вас здесь не было!
- Вы можете мне объяснить, в конце концов, что произошло?
- Не собираюсь.
- В таком случае, я никуда не уйду! Идти мне не куда.
- Меня это не волнует.
- Валентина Олеговна! – закричала я вглубь квартиры. – Вы меня выгоняете?
Мать Нины показалась из своей комнаты и, не обращая на нас никакого внимания, прошествовала в кухню, пробормотав напоследок, как всегда, непонятные слова:
- А по мне, хоть все уйдите! Я никого не приглашаю! Самой тошно…
Я поняла, что защиты искать не у кого, и пошла в свою комнату, собирать вещи. Я снова чувствовала себя той бездомной, голодной студенткой, какой была три месяца назад. Собрав сумки, я, ни с кем не попрощавшись, ушла, бросив ключ под свою дверь.
На первом этаже, спускаясь с лестницы, я столкнулась с Вадимом.
Он недоуменно смотрел на меня с ворохом сумок в руках и распухшими от слез глазами.
- Вы куда это собрались, Любочка?
- Еще не знаю, - ответила я, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди.
- А почему с сумками? Вы уезжаете?
- Меня выгнали, - ответила я, опустив глаза.
- Как выгнали? Кто?
- Нина.
- Нина? Она, что с ума сошла?
- Возможно…
- Погодите, никуда не нужно уходить! Я сейчас…
Вадим рванул, было бежать вверх по лестнице, но я схватила его за руку.
- Не надо, Вадим! Я прошу вас! Я никогда не смогу вернуться туда, откуда меня выгнали.
- Но, это же абсурд, согласитесь, Люба!
- Может быть.
Я прислонилась спиной к стене и тихо вздохнула, отвернувшись в сторону. Я чувствовала, что вот-вот разревусь.
- Куда же вы пойдете?
Я пожала плечами. Непослушная слезинка уже потекла из правого глаза. потянув за собой следующую.
- Ну, а как же? Где же вы будете жить?–не унимался Вадим, терзая мне душу.
Я снова пожала плечами, еще больше отворачиваясь от него, чтобы он не увидел моих слез, но он заметил их.
- Вы плачете?
Вадим приблизился ко мне. Его лицо было совсем близко. Я смотрела на него, теперь уже не пряча слез, которые он нежно вытирал мне своими пальцами.
Я едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться окончательно от одной мысли, что больше никогда его не увижу.
- Давайте я поговорю с Ниной, и вы вернетесь.
- Нет, - я закачала головой.- Я попытаюсь найти другую квартиру.
- Где? Вы думаете, это так просто?
Я молчала. У меня предательски дрожали губы.
- Не упорствуйте, Любочка, давайте вернемся. Я поговорю с Ниной, и все будет нормально, вот увидите! Она не плохой человек, поверьте мне… Просто у нее неприятности из-за моих проклятых разъездов.
Вадим хотел убрать свою ладонь, которую держал на моей щеке, но я задержала ее, положив сверху свою.
- Я никуда вас не отпущу! Мы сейчас же вернемся,- настаивал Вадим.
- Нет, я больше никогда не смогу переступить порог вашей квартиры!
- Это глупо, Любочка, вам же некуда идти.
Его нежные, теплые пальцы ласково вытирали стекавшие по моим щекам слезинки.
- Успокойтесь, не плачьте, мне жалко на вас смотреть, право слово!
- Господи! – выдохнула я и, не в силах больше сдерживать эмоции, уткнулась лбом в его плечо. Он обнял меня.
- Вадим, милый, если бы вы только все знали! Вы же ничего не знаете! Как все глупо, боже мой! Почему так происходит? – плакала я, говоря сумбурные фразы.
- Но, что я должен знать, Люба? Что вас так тревожит, скажите мне.
- Я… не могу, я не имею права! Я не должна этого говорить! Прощайте, Вадим!
Я вырвалась из его объятий, подхватив свои сумки, и выбежала из подъезда.
- Постойте, Люба! – слышала я вдогонку, но не оглядывалась, и бежала, бежала…
Слезы душили меня. Упав на какую-то попавшуюся мне по дороге скамейку, я обняла одну из своих сумок, и разрыдалась в полную силу.
Так не плакала я еще никогда в жизни.
Как мне не хватало тогда мамы! Она смогла бы утешить меня, обнять, выслушать… Но, мама была далеко.
Я не знала, куда мне идти. Надвигалась ночь, и мне стало вдруг так страшно, так холодно. Утерев слезы, я встала со скамейки и пошла. Куда? Сама не знаю. Столкнувшись с кучкой пьяной шантрапы у коммерческого ларька, я перетрусила не на шутку. Сердце колотилось теперь уже от страха.
В кармане ни копейки. На вокзал идти страшно. Ночевать негде. Что мне оставалось? Я плюнула на предстоящую свадьбу Штакорского, и пошла к нему. Сказать, что он жил далеко, значит, ничего не сказать!
Путь, который я прошла, я буду вспоминать всю жизнь.
Я шла по проезжей дороге, продуваемая ледяным ноябрьским ветром, в осенних сапогах на высоком каблуке. Ноги одеревенели, озябшие руки едва держали тяжелые сумки. Я плохо знала дорогу, иногда сворачивала не в тот переулок, приходилось возвращаться назад.
Часам к семи вечера, я поняла, что заблудилась окончательно.
В темноте я вообще не могла разобрать дороги. Я даже не знала, в каком районе нахожусь. Чтобы погреться, я зашла в попутный гастроном. Там было тепло и светло, но немноголюдно, что не радовало меня: долго я не могла там находиться, это показалось бы подозрительным. Я выглядела, как уставшая дама с поезда, с ворохом сумок, и вдруг почему-то брожу по полупустому магазину от витрины к витрине, глазею, ничего не покупаю…
В общем, как идиотка.
Выйдя на улицу, я увидела разговаривавшего по мобильному телефону представительного мужчину в кожаном длинном пальто. Дождавшись, пока он закончит разговор, я подошла к нему и попросила разрешения позвонить.
Он посмотрел меня подозрительно, но позвонить разрешил. Наверное, ему стало меня жаль. Непослушными озябшими пальцами я едва смогла набрать Володькин номер. Трубку никто не поднимал. «Совсем хорошо!»- подумала я, и печально вздохнув, вернула телефон владельцу. Тот, сложив его, сунул во внутренний карман пальто и направился к стоявшей у обочины красной машине «Вольво». Открыв дверь и собираясь сесть, он поглядел в мою сторону. Я стояла в растерянности, не смея сдвинуться с места и наверное, выглядела слишком несчастной.
- Какие-нибудь проблемы? – спросил он громко.
Я, честно говоря, испугалась.
- А вы что, сможете мне помочь? – робко спросила я.
- Смотря в чем, - ответит тот. – Идите сюда.
Я покорно подошла.
- Как вас зовут?
- Люба.
- У вас неприятности, Люба? Я прав?
- Да, и очень большие. Вы не могли бы помочь мне добраться на улицу Глинки.
- Видите ли, у меня сегодня вытащили кошелек в трамвае… Я уже часа два иду пешком, и, кажется, заблудилась. Уже так поздно и темно. Мне, право, не ловко…
- Вы там живете?
- Нет, там живет мой институтский товарищ. Дело в том, что я снимала комнату на Кузьминке, но сегодня хозяева меня выгнали и мне теперь просто негде ночевать.
- И вы что, с Кузьминки пешком идете? – удивился мужчина.
Я утвердительно кивнула. Он с минуту переваривал все мною сказанное, туповато перекачиваясь с носка на пятку.
- Садитесь в машину, - сказал он, беря из моих рук сумки и швыряя их на заднее сидение.
Очутившись в комфортабельном, теплом салоне автомобиля, мой случайный знакомый включил свет и достал из «бардачка» карту города. Он долго и внимательно изучал ее, потом ткнул пальцем в какую-то точку.
- Вот, улица Глинки. Начинается от швейной фабрики и тянется до пруда. Какой номер дома у вашего приятеля?
- Ой! – спохватилась я, - А я-то и не помню, вы знаете, я к нему все время трамваем раньше ездила. Остановку только помню, на которой выходить нужно. Там еще такой огромный рекламный щит висит Компании «АРГО».
Мой попутчик как-то подозрительно усмехнулся.
- Ладно, поехали, там разберемся.
- Ой, только денег-то у меня нет, - виновато прижала я руки к груди.
- Это я уже слышал.
Мы ехали около получаса. Наконец, увидев щит со светящейся рекламой, я радостно оповестила его: - Вот! Вот, здесь.
- А дальше куда? – спросил он.
- Теперь направо, там будет большой девятиэтажный дом, первый подъезд.
- Ну вот, и приехали.
- Ой, спасибо вам огромное! Я никогда вас не забуду!
Мужчина засмеялся, полез в карман пальто и, включив свет, протянул мне визитку, на которой было написано золотыми буквами: БАРКОВСКИЙ Владимир Сергеевич, президент трастовой компании «АРГО». Я прочла, и обомлела, вытаращившись на него удивленными глазами.
Высоко подняв брови, он прищелкнул языком (вот так, дескать, знай, с кем имеешь дело!).
- Понадобится помощь, звоните!
- Спасибо, Владимир Сергеевич! – от души поблагодарила его я и, взяв свои сумки, вылезла из машины.
- Господи, бывают же добрые люди, - думала я, взбираясь по лестнице на пятый этаж.
Володька открыл сразу.
- Люба?! – опешил он.
- Можно войти?
- Конечно же, проходи, что ты спрашиваешь?!
- Ты один?
- Нет, мама телевизор в зале смотрит. У тебя что-то случилось?
- Меня хозяева из дома выгнали.
- Слава богу! – обрадовался Володька.
- Можно я поживу у тебя некоторое время?
- Господи, ну, конечно! Давай, проходи, раздевайся. Я сейчас поесть соображу.
Как я рад! Боже мой! Как я рад!
- Постой, но ведь ты же жениться собрался? Как же твоя невеста?
Штакорский растянул губы в улыбке.
- Я пошутил. Хотел увидеть твою реакцию и, надо сказать, она мне понравилась.
- Балда! – я шлепнула Володьку по спине. – Ты неисправим! Но, учти – спать будем порознь!
- Как прикажете, барин! – отшутился он, вытянувшись по стойке «Смирно!», затем присев на корточки, принялся расстегивать мне сапоги.
- Да у тебя же ноги ледяные!!!
- А ты, как думал? Я почти три часа пешком прошла. У меня все внутренности вымерзли.
- У меня коньяк есть, а ноги я тебе спиртом разотру.
- Ты мне лучше ванну набери погорячее.
- Хорошо. Ты проходи ко мне в комнату, устраивайся.
Володькина комната была огромная, с большим окном в пластиковой раме. Над добротным письменным столом с компьютером висели мои фотографии в красивых рамках. Я облюбовала себе мягкий диван и легла. В комнате Володькиной матери разговаривал телевизор. Под его звук я задремала. Штакорский разбудил меня, ласково погладив мою руку.
- Прости, я, кажется, уснула.
- Не извиняйся. Пойдем, я тебе приготовил ванну.
Дверь ванной комнаты у него не закрывалась, что меня не особо радовало. Я разделась и с наслаждением погрузилась в горячую воду.
Через некоторое время ко мне приволокся Володька с бутылкой какого-то дорогого коньяка и двумя хрустальными рюмками. Он уселся на край стиральной машины и уставился на меня пожирающим взглядом.
- Давай треснем? За встречу.
- Ну, давай. Более подходящего места ты, конечно же, не нашел?
- А чем плохое место? И ты, такая загадочная, вся в пене, как Афродита…
Я хмыкнула.
Мне было как-то не по себе. Я голая, рядом Штакорский в теплом свитере, с бутылкой. Чудны дела твои, господи!
- Ну, за встречу, Афродита моя!
Мы чокнулись и выпили коньяк.
- Люба, я так рад, ты представить себе не можешь! Я так обрадовался сегодня утром на базаре, когда ты послала меня к черту, после того, как я соврал тебе о своей женитьбе. Я понял, что все же не безразличен тебе, что еще не все потеряно. Так и оказалось.
- Не обольщайся, Штакорский! Черта с два я бы приволоклась к тебе, если
бы меня не выгнали хозяева! Ты думаешь, я, как дура плелась пешком к черту на кулички, чтобы тебя увидеть? Размечтался! Наливай, давай, и хватит на меня пялиться!
- Я же тебя голой ни разу не видел.
- И не увидишь, - ответила я, глубже зарываясь в пену.
После третьей рюмки я опьянела, я же была голодная, толком за весь
день ничего не съела.
- У-у, да ты окосела, Афродита моя! – констатировал Володька с наглой улыбкой.
- Сам ты… такое слово! – огрызнулась я и удивилась вдруг внезапно всплывшему из глубин памяти старому, когда-то мною любимому выражению. Интересный факт, кстати, иногда в нетрезвом виде приходят в голову какие-то давно забытые и вычеркнутые из памяти воспоминания, фразы… «Когда я пьяная, я такая загадочная!»- говорила какая-то киноактриса, или кто-то другой, не помню… А на самом деле мне было так паршиво!
- Я никогда не смогу полюбить тебя, Володька! – зачем-то сказала я.
- Не зарекайся, - ответил он.
- А то, что?
- А то, произойдет то, чего не хочешь.
- Философ ты хренов. Давай, наливай!
- Тебе хватит. И вообще, вылезай, вода уже остыла. Надо поесть чего-нибудь, а то тебе будет плохо.
- Ладно, выйди, я вылезу. Какое можно взять полотенце?
- Я принес тебе новое, вот оно лежит.
- Спасибо.
Володька вышел, а я попыталась встать и … не смогла. Напилась, как свинья!
- Штакорский! – заорала я, понимая, что без его помощи мне не обойтись.
Мне, честно говоря, было наплевать, что он увидит меня голой (в конце концов, мне было что показать, или, точнее, нечего было стыдиться!).
- Я здесь! – покорно объявил Володька.
- Вытащи меня, а то у меня что-то не получается…
Володька подхватил меня под мышки, и я предстала перед ним во всей красе. Он на какое-то мгновенье замер, любуясь мною, потом, спохватившись, потянулся за полотенцем. Завернул меня в него, он унес «сверток» в свою комнату, где на маленьком столике стоял ужин: бутерброды с ветчиной, салат из свежих помидоров с зеленью, дымящийся кофе и шоколадные конфеты в вазочке.
Я съела два бутерброда, опустошила салатницу, и снова попросила Володьку налить. Еще после двух рюмок мне почему-то стало так жаль себя, что я расплакалась. Я так и сидела в полотенце, Володька прижимал меня к себе, а я плакала в его плечо.
- Как все ужасно, господи! Ну почему все так происходит? Ответь мне, Володька.
- Что ты имеешь в виду? – не понял Штакорский.
- Почему сейчас со мной рядом ты, а не тот, кого я люблю?
- Наверное, потому, что рядом со мной та, которую я люблю!
Я не смогла ничего возразить ему, по своему он был прав, да и часто его фразы доходили до меня лишь спустя некоторое время.
- Я больше никогда его не увижу! Как это страшно и глупо…
Я размазывала слезы по щекам. С моих плеч упало полотенце, обнажив грудь. Володька снова укутал меня.
- Я больше никогда его не увижу! – почти закричала я, пытаясь стукнуть его по плечу, но он перехватил мою руку.
- Не кричи! Успокойся, я тебя прошу. Я знаю, ты – мастер закатывать сцены, но сейчас не время, поверь! Возьми мою рубашку, она теплая, одевай и ложись спать. Тебе нужно выспаться.
- Не хочу! Ты не понимаешь меня! Я тебя ненавижу!
Я еще долго несла какую-то околесицу, била Володьку по лицу, швыряла в него разными предметами… В итоге, он насильно надел на меня свою рубашку и, уложив в постель, просидел возле меня всю ночь. У меня был озноб.