Веки смежались, и все вокруг точно отделялось от него плотным занавесом. Наконец всё исчезло, но ожидаемой темноты не было. Так бывает, когда на закрытые веки падает свет. Он снова открыл глаза. Свет был выключен, а небо за окном потемнело настолько, что даже потолок был едва различим.
Он снова закрыл глаза, и перед ним тотчас всплыло туманное рассыпанное на паутинки лицо. Он зачем-то сжал кулаки и напряг волю, насколько это вообще для него было возможно, поначалу в шутку, потом всерьез, но ни так, ни этак ничего не выходило: лицо становилось всё бледнее и растворялось в темноте. Тогда он стал лихорадочно пробовать все, что приходило на ум, ни на чем, надолго не останавливаясь и всякий раз выбирая что-то еще более нелепое.
Трудно подобрать слова, чтоб описать то усилие, которое сработало, да он и не стал бы этого делать: он не экспериментировал, его не интересовали открытия. В тот момент всего важнее для него было переломить ситуацию, хотя он и не знал, что после этого станет делать и чем все это должно кончиться. Главное было “собрать” это исчезающее, уже почти исчезнувшее лицо и оно, в самом деле, начало собираться, по капле. «Капли» величиной со спичечную головку то там то тут поочередно становились резче и ярче и, по-видимому, достигнув положенной им яркости, почти переставали меняться и лишь слегка пульсировали. Наконец лицо вполне отчетливо, хотя и тускло, проступило в темноте. Насмотревшись, он не без колебаний раскрыл глаза.
Быть может оттого, что веко скользнуло по радужке, слабый еще образ дернулся в сторону, но не исчез. С каждой минутой призрачное и едва мерцающее в темноте лицо становилось все ярче и, наконец, повернулось к нему и ожило.
Она заговорила с ним, и он понял, что она говорит так же, как тогда, когда она его еще любила. Ему временами казалось, что в этих, едва слышных словах, настоящего чувства даже больше чем раньше.
Голову ее окружало почти прозрачное сияние, напоминавшее шар, едва заметный, то сиреневый, то голубоватый, но свечение было настолько подвижным и настолько слабым, что временами у него вообще пропадала уверенность в том, что все это существует на самом деле.
На ум приходили глуповатые мысли об апостолах и космонавтах и «умные» о шаровых молниях, но ему не становилось весело. Он все острее вглядывался в призрачный шар и все меньше вслушивался в то, что она говорит. Помимо своей воли он начал приближаться к ней, но из этого ничего путного не выходило: шар избегал его.
Они двигались по комнате, не имея никакой определенной цели - он из любопытства, а шар пугаясь. Он не собирался делать ничего такого, но вышло так, что он “загнал” шар в угол между окном и стеной. На ее лице отразился ужас. Он отпрянул, но с запозданием: шар мог подняться вверх, к потолку, но не захотел - сквозь занавеску рванулся к форточке, не сумел протиснуться в нее и, прорвав ее, исчез.
Занавеску пришлось долго тушить, хорошо еще, что форточку никогда не закрывали, и тюль насквозь пропиталась сыростью. Так что, не смотря на свое упорство, занавеска скорее тлела, чем пылала. Всеми этими разрушениями он интересовался в самой незначительной степени. Что бы теперь с ним ни произошло, что бы ни пришлось ему потерять - он навсегда вернул для себя, пусть и в такой нелепой форме, самое важное.
С этим чувством он дожил до следующего вечера, а вечером впервые за многие дни зазвонил телефон. Кто-то из общих знакомых сообщил, что несколько часов назад она умерла.
Известие взволновало его, но не расстроило: в углу комнаты, том самом, он видел ее лицо. Живая она его не интересовала - любовь той, живой женщины, самого дорогого ему существа умерла гораздо раньше её. Словно в утешение достался ему живой ее слепок, в котором это слабое чувство еще не умерло. Он, почему-то был уверен, что до самой смерти сможет “собирать “ ее и говорить с ней столько, сколько заблагорассудится. То есть пока кто-нибудь из них не устанет... Бог его знает, откуда взялась у него эта уверенность, но он наверняка знал, что будет все именно так.
Именно так оно и было. Но одного он не знал, может оттого, что не очень этим интересовался: все это могло продлиться очень недолго. И в самом деле, не прошло и двух дней, как он скончался при обстоятельствах, которые принято называть странными.
Оказалось также, что она отнюдь не умерла. Её видели живой и здоровой. Наверно знакомый что-то напутал. Правда, на лице у нее появилось пятно, похожее на следы ожога. Однако она была весела и, казалось, счастлива.