Сегодня в клубе снова репетиция. Человек двадцать нарядных стариков и старушек собрались в просторном фойе и с нетерпением ожидали прихода баяниста Галины Ивановны. Для них репетиция, как праздник. На селе какие развлечения? Огород, хозяйство, внуки... Вот и спешат люди в клуб, чтоб немного отдохнуть, песни попеть да друг с другом пообщаться.
Это наш знаменитый казачий хор со звучным и красивым названием – «Станица». Спросите: чем же он так знаменит? А тем, что неделю назад одержал блестящую победу в районном конкурсе народной песни.
Песни на Дону любят и поют так, что заслушаешься! И участие в таких конкурсах считалось делом почетным. Честно говоря, «станичники» на конкурс ехать не хотели. Это я, студентка второго курса Волгогорадского училища культуры, приехавшая на практику, уговорила их и после долгих споров они решили рискнуть, но на победу тогда никто не расчитывал.
Несмотря на то, что артисты были людьми преклонного возраста – от шестидесяти семи до восьмидесяти двух лет, на сцене они выглядели очень достойно. Женщины все, как на подбор – высокие, статные, щеки горят, глаза блестят! Выйдет такая красавица вперед, шаль за плечами расправит и поплывет по кругу, словно лебедушка, а то и четкую дробь каблучками выбьет, не запыхается. Ну, и кто ж ее бабкой назовет?! Молодуха, да и только! А мужики... В хуторе редко кто без костыля ходит. А тут приободрились, плечи распрямили, усы подкручивают, зрителям подмигивают да приплясывают. Орлы!!!
Теперь наши артисты готовились к областному конкурсу и очень волновались. Вот и на эту репетицию все явились задолго до назначенного срока и переживали, что баянист задерживается. Наконец, в дверях клуба появилась Галина Ивановна, и дед Каледин тут же высказал ей замечание:
-Мы тебе, Ивановна, прописываем выговор за опоздание. Ты чего из всех нас самая занятая? Все давно собрались, а тебя нет и нет! Нехорошо!
-Да я..., - начала было оправдываться она, но все нетерпеливо зашумели и не дали ей говорить.
Пора было начинать репетицию.
Дед Каледин был видной фигурой не только в коллективе, но и во всем хуторе. Высокий, худой, с морщинистым, как чернослив, лицом и редкими седыми усами, ко всему прочему имел задиристый, скверный характер. Такого скандалиста надо было еще найти! Это ему недавно стукнуло восемьдесят два, и Каледин этим несказанно гордился. Дед любил поговорить, пошуметь, поспорить, иногда даже до драки доходило. И преклонный возраст не мешал ему пускать в ход кулаки, чтобы отстоять свою точку зрения. Хуторяне с ним старались не связываться, иначе просто так не отстанет.
Еще один значимый человек в коллективе – дед Комарик. С Колединым они были большими друзьями и непримиримыми соперниками в бесконечных спорах. Маленький, сухонький старичок в хоре был запевалой. Его не зря в народе окрестили таким прозвищем. Роста он и правда был невысокого, но голос имел такой, что любой народный артист позавидует! А еще у деда были красивые, пышные с проседью усы - гордость настоящего казака. Всегда перед тем, как запеть, Комарик разглаживал их руками, как будто проверял, на месте они или нет. А, может, это помогало ему не волноваться во время концерта. Этого никто не знал, но пел он всегда здорово!
Заиграл баян. Казаки расположились полукругом. По традиции распевку начинали с любимой песни. Все оживились, заулыбались, и дед Комарик запел: «Скакал казак через долину...». Хор дружно подхватил, и полилась красивая, задорная песня о родной донской степи, о парне и девушке и, конечно же, о любви.
Так уж повелось, что другую любимую песню про Пчелочку всегда исполнял Пахомыч, высокий крепкий старик, слегка полноватый и очень симпатичный. Он вышел к микрофону и начал петь. Голос у него красивый, зычный, такой и без усилителя услышишь. Но в районе ясно сказали: «Без микрофона нельзя! Привыкайте!» Вот и старались казаки, привыкали, чтобы на главном конкурсе не опозориться. Не могли они ударить в грязь лицом!
Пахомыч с удовольствием распевал о своей Любушке, какая у нее красивая коса - «ниже пояса» да «сладкие медовые губки». Как вдруг дед Каледин замахал руками, и баян тут же умолк. В наступившей тишине Пахомыч удивленно обернулся.
-А вот неправильно ты, милок, поешь! – воскликнул дед.
Все удивленно загалдели:
-Как это неправильно?! Все так поют!
-А вот неправильно, я вам говорю!
-Ну, так скажи, как надо! И чего тебе, дед, все не нравится? Видать, нонче не с той ноги встал?! – возмутился Комарик.
-Ишь ты, внучек какой выискался! – разозлился Каледин. – Я такой же дед, как ты балерина! Ты меня на сколько годов младше? Всего на два! А туда же – дед, дед... Я может ишо ого-го, а ты обзываешься!
-Не на два, а на три! – поправил его Комарик.
-Нет, на два!
-На три!
-На два! Я лучше знаю. И внуков у тебя шесть, а у меня всего пять. И зубы у тебя все вставные, а у меня хоть один, но мой! И баба у тебя старая, а моя на пять лет моложе! И ты...
-Ну, хватит вам спорить, нашли тоже место! – вмешались женщины, пытаясь утихомирить спорщиков.
Но это не так-то просто было сделать. Оба деда раскипятились всерьез и не собирались так быстро сдаваться.
-Да угомонись, окаянный! Согласный я, нехай будет два года разницы, но по паспорту все равно два с половиной выходит, - сказал Комарик.
-Вот видишь, а брехал, что три!
-Это ишо как поглядеть! Ты сам брехун ишо тот! Говоришь, баба у тебя молодая, а помнится, в паспорте написано, что она в Революцию родилась...
-Брешешь, гад конопатый! – заорал дед Каледин, - не мог ты ее паспорт видеть! Вот сычас как протяну тебя по горбу костылем, будешь знать!
Видя, что невинный спор может обернуться настоящей дракой, Пахомыч увел деда Комарика на воздух покурить.
-Ты чего орешь-то? – напустились на Каледина люди. – Говори толком, как нам надо петь. А то остановил посреди песни, а сам ругаешься, оглашенный. И когда вы только спорить не будете?
-Тьфу на вас! Раз такие умные, пойте, как хотите. Нехай над вами старые казаки смеются. Песню всю испохабили...
Каледин обиделся и, усевшись на стуле возле стенки, с наслаждением вытянул уставшие ноги.
-А чего ж ты раньше молчал? С нами вместе неправильно пел? Али специально чего удумал? Говори! – потребовала звонкоголосая Фектинья Ивановна.
-Дак подзабыл я трошки, а теперича вот вспомнил. У меня это часто бывает, сегодня помню, а завтра – фьють! – не помню! Я ить поболе тебя прожил, могу что и забыть...
-Да ну тебя, дед, - засмеялась Фектинья, - то ты говоришь, что ишо ого-го, а то совсем никуды не годный. Видать, уж одна паутина в голове, вот и мелешь, что попало.
За ней засмеялись все и в адрес деда полетели разные нехорошие шуточки. Каледин еще больше обиделся и замолчал.
-Давайте петь, как всегда, - предложил Комарик, - а он нехай тут сидит, раз такой правильный! Только мешает всем, баламут!
От деда все отвернулись и приготовились репетировать дальше. Казаки снова встали полукругом, и Пахомыч двинулся к микрофону. Заиграл баян, но дед Каледин не мог усидеть на своем стуле. Он вприпрыжку подбежал к запевале и снова замахал руками.
-Ты угомонишься нонче или нет? Что ж ты такой противный? Пой сам тогда, раз мне не даешь, - возмутился Пахомыч.
-Погоди, не шуми, милок, там про сисочки надо петь.
-Про какие ишо сисочки? Ты совсем рехнулся, дрючок старый?!
Грянул такой дружный хохот, что дед от неожиданности вздрогнул.
-Ой, гляньте, а Каледин у нас и впрямь ишо ого-го! Восемьдесят два года, а он все про сисочки думает, - смеялись казаки.
Дед обиженно поджал губы и как бы в оправданье произнес:
-Дак это не я, это ж в песне...
Новый взрыв хохота заставил его вернуться на стул. Репетиция пошла насмарку. Люди никак не могли успокоиться, хохотали до слез над бедным дедом. А он что-то кричал и махал руками, но это лишь «подливало масла в огонь» и его совсем не было слышно.
Наконец, все успокоились и Каледин смог объяснить:
-И чего вы регочете? Ишо пацаном я наши песни слухать любил. Раньше ить многие песни по-другому пелись... Многие я, конечно, подзабыл, но эту и сычас хорошо помню. Мой дед всегда так пел: «Мягкие, пуховые сисочки у ней»...
Снова послышались смешки, но Каледин цыкнул, строго сдвинув брови:
-Ну, хватит! Что вы маленькие, что ли? Тут дело сурьезное, кумекать надо. Это ж областной конкурс! Уж ежели ехать, то за победой.
Все согласно закивали, но петь, как он предложил, никто не хотел. Разгорелся жаркий спор. Дед настаивал на своем, казаки склонны были петь по-старому. Песня-то уже отрепетирована, сколько раз с ней выступали, и никто никогда не сделал замечания. Дед кричал до хрипоты, пытаясь их убедить, но его никто не слушал.
Все-таки пришлось ему уступить.
-Ну, как хотите, неволить больше не стану. Я ж как лучше хотел, а вам, сколько добра не делай, все равно плохо. Хто ж вас ишо научит, ежели не я? Ну, не обижайтесь, не говорите потом, что я вас не поправил. А вот продуете в конкурсе-то, меня не вините!
-Да ты чего, старый дурак, каркаешь?! Почему это мы продуть должны? Можно подумать, сисочки твои чего-то изменят? Или с ними мы лучше петь станем? – кричали возмущенные казаки.
-А вот посмотрите...
Дед повернулся и ушел домой. Он обиделся не на шутку. И репутация его незаслуженно пострадала - подняли на смех, как какого-то сопливого мальчишку.
С того дня Каледин в клуб ни ногой. Так и уехали на конкурс без него.
-Ты чего не поехал-то? – спрашивали его соседи.
-А что я там не видал? Все равно проиграют. Мне позорится неохота!
Вернулся наш хор домой с почетным вторым местом.
Дед Каледин был необычайно доволен! Он важно ходил по улице и сообщал каждому встречному эту новость:
-Слыхали? Наши-то позорники продули... А что я им говорил?! Надо было про сисочки петь! Тогда бы точно победили! Ить ишо же наши деды пели... Эх, молодежь, молодежь! Не слухают стариков. А зря!..