Моя дочка всё время разбрасывает свои игрушки по всей квартире. Ни уговоры, ни строгий тон не помогают. Спотыкаясь об очередную мягкую игрушку или случайно раздавив какую-нибудь маленькую фитюльку, над которой моё дитя потом долго рыдает, я пытаюсь найти ответ – что же мне сделать, чтобы всё, наконец, было на своих местах. Я слишком мягкая мама и поэтому предпочитаю уговоры и объяснения наказаниям, но тут я теряюсь. В случайно выдавшийся свободный день еду покупать ночник для своей дочки и застреваю в огромном изобилии различных интерьерных деталей и украшений, в милых женскому сердцу вещицах, совершенно ненужных, но придающих уют и очарование. Изогнутые, словно искривленный стебель растения, вазочки из муранского стекла и горшки с пышными декоративными цветами, изящные статуэтки с загадочными глазами египетских фараонов, сплетенные из ивовой лозы странные шары… - хочется медленно и медитативно ходить среди всего этого разнообразия, чтобы потом вдруг осознать, на что именно откликнется твоё сердце, выбрать именно то, чего не хватает твоему дому и тебе.
Взгляд внезапно падает на потрясающе сделанный детский сундучок для игрушек, словно нарисованный в старинной книжке про пиратов: из светлого полированного дерева, весь в искусных щербинках и сколах, немного состаренный, с большим висячим замком на кованных железных петлях, покрытых зеленой патиной. Так и хочется прятать в это надежное и уютное нутро свои самые главные детские секреты и любимые игрушки: грустного медведя с порванным ухом, верного друга щенка с косящими глазами, дневник, которому поверяешь все свои тайны, перламутровые фамильные бусы, подаренные бабушкой на день рождения, погремушку, с чуть треснувшим колечком… Из него можно случайно вынуть невесть как завалявшуюся там волшебную палочку, ковер-самолет, свои первые башмачки со сбитыми мысками или хрустальные туфли золушки, а может быть волшебные краски… Такой сундук – это вход в мир сказки и детства, сбывшихся и несбывшихся желаний.
Я хорошо помню семейный «бабушкин сундук» - неказистый огромный ящик из фанеры, предназначенный для перевозки продуктов, вернее бутылок. Темно-зеленого цвета, по бокам - железные полосы, прикрученные к стыкам большими бляхами болтов. Уродливые металлические ручки, если их резко отпустить, издавали громкий и пустой звук, стукаясь о тело ящика. На передней стенке проступали полустертые белые буквы и перевернутый вниз контур рюмки.
Во время Великой Отечественной войны, мои бабушка и прабабушка ушли из дома на фронт, спасаясь от наступавших немцев, практически, в чем были, с маленькими рюкзаками за спиной, в которых кроме смены белья, хранились только несколько дорогих сердцу фотографий, перламутровые бусы и миниатюрный дореволюционный сборник чтеца-декламатора со стихотворениями лучших русских поэтов. Отца бабушки к тому времени расстреляли свои же, русские, по какому-то страшному и нелепому доносу. Оказавшись в медсанчасти Второй Танковой армии, работали там санитарками, а на четвертый год войны бабушку (ей тогда исполнилось восемнадцать лет) и её мать демобилизовали, направив в медицинский институт. Возвращаться в родной город смысла не было – дом разбомбили, война разбросала друзей и близких по всей стране. Строить новую жизнь на пепелище воспоминаний невозможно.
После войны бабушка вышла замуж за военного – полковника, инженера авиации. Липецк, Воронеж, Винница, Звездный городок, Москва… - семья постоянно переезжала из города в город, и этот ящик достаточно вместительный, кочевал вместе с ними, пока, наконец, не превратился в сундук для хранения разных ненужных вещей и тряпок и в тумбочку для небольшого черно-белого телевизора с выпуклым глазом-линзой и жесткой пластмассовой ручкой для переключения программ.
Открывание ящика всегда было священнодействием, которого я ждала с замиранием сердца. Мне разрешалось примерять старые бабушкины платья, расшитые бисером по тонкому кружеву декольте, пахнущие нафталином шерстяные платки с большими яркими цветами и Жар-птицами, вязанные крючком тонкие пелерины, невесомые, словно снежные покрывальца, длинные почти цыганские юбки с шаловливыми рюшами и оборками… Надевая эти сказочные одежды, можно было вообразить себя и великосветской дамой спешащей на торжественный бал, и крестьянской девчонкой, прихорашивающейся перед посиделками на завалинке, и маленькой разбойницей из сказки о Снежной Королеве… Самыми любимыми были цыганские юбки и шали. Включая Кармен-сюиту, я самозабвенно танцевала, переносясь в другое место и время, интуитивно чувствуя нужный темп и движения танца, выгибалась струной, подчиняясь плывущим звукам музыки, полным неизбывного волшебства. Мне казалось, что в моих руках оживают кастаньеты, заставляя убыстрять ритм, стуча каблучками, выбрасывать вперед ноги, притоптывать, отбивать чечетку, всё быстрее и лихорадочнее двигаться, двигаться, чтобы не прервать тонкую нить, связывающую меня с таинственным миром страстной Кармен.
Сейчас ящик хранит на балконе пустые банки, мотки веревок, крышки для консервирования и разную кухонную дребедень, которую жалко выбросить. Вдруг пригодится?! Когда я вечером выхожу на балкон, то подолгу сижу на ящике и смотрю на звездное небо, вспоминая детство и ту радость, которую дарили мне моё восприятие мира и этот всё еще нужный ящик. Конечно, сравниться с ним не сможет никакой шикарный пиратский сундук, который я всё-таки куплю своей дочке, чтобы у неё тоже было своё памятное местечко для хранения игрушек и воспоминаний детства.