Улыбка - это кривая, которая выпрямляет все. Диллер Филлис
К ПОДРУГЕ НА СВАДЬБУ
… Когда-то и мне было двадцать лет. Вечерами я училась в институте, а днём работала в скромной должности делопроизводителя в бухгалтерии областной детской больницы. Рабочая неделя тогда была шестидневной. И в субботу приходилось мне, законченной «сове», в очередной раз преодолевать себя, чтобы утром вовремя встать и отправиться на надоевшую за бесконечно длинную неделю работу.
Главным бухгалтером у нас была пожилая дама. Имени её не помню. Но хорошо запомнилась она мне своей постоянной придирчивостью, тихим нудным голосом и бесконечными разговорами о новом возлюбленном - Ванечке.
С самого утра она потчевала нас (а мы - это молодой женский коллектив бухгалтерии) рассказами о своём ненаглядном. Ванечка сказал это. Ванечка сделал то. И так - с утра и до вечера. И каждый день!
Когда начальницы не было рядом, мы тихонечко хихикали. В её присутствии сдержанно молчали. Радовало лишь то, что работала она в отдельном кабинете. Но ей там не сиделось. Так и тянуло к молодёжи…
Я выросла в семье, которая состояла из одних женщин. Да и женщины эти были пуритански сдержаны. И потому особую неловкость, граничащую с брезгливостью, вызывали во мне её постоянные демонстрации Ванечкиного нижнего белья.
Остальные работницы нашей бухгалтерии были старше меня, и их веселила и радовала каждодневная разминка перед долгим и нудным рабочим днём.
А рабочий день всегда начинался с одного и того же:
Вначале все и всё подвергалось едкой критике. А потом эта полная, обрюзгшая, сильно напудренная дама поочерёдно подносила трусы очередного мужа каждой из нас и спрашивала одно и то же:
- Как вы думаете, подойдут ли эти чёрные трусики моему Ванечке? И угадала ли я наконец-то его размер?
Я не знала Ванечку. И размеры его интимных мест, естественно, мне не были знакомы.
Но когда она подходила ко мне и почти касалась лица этими трусиками, я отчаянно кивала, согласная на всё, лишь бы недалёкая женщина поскорее отстала от меня и дала спокойно поработать.
Если мне становилось плохо, как только я видела приближающуюся ко мне начальницу, то моим сотрудницам эти каждодневные сценки доставляли удовольствие. Женщины эти не были злыми, недоброжелательными людьми. Просто все они были старше меня. Замужем. И рутина семейной жизни слегка разбавлялась одним и тем же утренним аттракционом - верчением мужского белья у моего длинного носа…
Сейчас мне это напоминает цирк:
Дрессировщик колет острым предметом тигра в бок и при этом надеется остаться в живых.
Но старая дама понимала, что я не умею кусаться. И потому была спокойна - этот «тигр» её не тронет. Ведь она была начальницей…
Но я не была её единственной « жертвой». Она, вездесущая, ни о ком не забывала. Могла тихо, исподтишка ужалить, да так, что попавшиеся в недобрый час на её глаза сотрудницы нашей бухгалтерии краснели, бледнели и часто даже плакали.
При том всегда была она отменно вежлива со всеми. И ко всем обращалась на «Вы».
Например, мне она говорила почти каждый день следующее:
- Да, Вера, Вы много гуляете! И добром это для Вас не кончится…
При этих словах она тяжело вздыхала, смотрела куда-то вверх и прижимала руку к полной груди, надеясь, возможно, отыскать где-то там, в недрах своего туловища, сердце или трепетную Душу…
Трудно понять, что двигало ею, когда она мне такое говорила. И как или чем можно объяснять скрытые оскорбления?! Душевной чёрствостью, отсутствием интеллекта или подлым завистливым характером?!
Я никогда не отпрашивалась с работы. Уходила лишь на экзаменационные сессии.
Вся моя тогдашняя жизнь проходила по маршруту:
Дом - Работа – Институт - Дом.
В тот момент я даже не имела друга сердешного. Слишком уставала. Некогда было заняться устройством личной жизни.
И надо же было такому случиться, чтобы моя старшая сестра и её самая близкая подружка в один и тот же месяц март решили выйти замуж. И каждая, конечно, в субботу. Подружка в начале месяца. А сестра – в конце.
Дама-начальница, горестно качая головой, на все мои обещания, что отработаю эти дни, говорила:
- Вера, я же Вам всегда твержу одно и то же:
Вы много гуляете! И добром это не кончится…
Никакие уговоры не помогли. Я должна была выбрать куда пойду – к сестре или к подруге.
Я выбрала, конечно, свадьбу сестры.
Наступила суббота – торжественный день для нашей общей с сестрой подруги.
Сестра была свидетельницей. И упорхнула она к невесте ещё спозаранку, забыв свой «серпастый» и «молоткастый» дома. Нашей маме пришлось бежать по гололёду, чтобы забывчивой дочери доставить паспорт.
Я же собиралась на работу. Настроение было хуже некуда. Злясь на весь белый свет, первое, что я сделала, это почистила зубы детским кремом. И, наверное, с час их потом оттирала. А затем, неловко повернувшись, наскочила ногой на край огромного сундука, всегда служившего нам кухонной мебелью. Так прожили мы долгие годы: сундуки вместо шкафчиков, тумбочек и прочей кухонной мебели.
…Сердитую начальницу я в тот день не видела. Работать - не работала. Рентген показал трещину в стопе. Но на свадьбу подружки всё же доплелась к концу торжества. Ничего не пила, не ела, а невесту с женихом и поздравить не успела…
…Предупреждала же меня дама-наставница, что добром мои гулянки не кончатся…
Как в воду глядела!
03.11.07