Роман

Елена Йост-Есюнина
© flamingo

02.11.2007

02.54

© flamingo


Уж да уж, наши транспортники и в летнее-то время нас особо
не баловали, а уж зимой!..
Мороз "жал". От его "запаха" ноздри слипались, и где-то в
переносице появлялось неприятное чувство, как после
ныряния, когда, не успев еще вынырнуть, вдыхаешь носом
воду.
Ноги в сапогах неприятно повлажнели и стали потихоньку
мёрзнуть. Автобусы все где-то как будто сдохли. Проезжающие
авто оставляли за собой шлейфы густого то ли дыма, то ли пара,
и город наполнялся этим замёрзшим дымо-паром, как смогом.
Пальцы в меховых рукавичках начали ныть от холода и
оттягивающей руку сумки. Мех корсачьей шапки, обрамлявший
лицо, от дыхания покрылся инеем, но благо шапка была глубокой
и надёжно прикрывала от зверского морозяки и уши, и щёки.
Зато нос, кажется, уже посинел. Наконец, из-за морозной дымки
показался жёлтый "Икарус", и замершая было толпа вмиг ожила и
заколыхалась, пытаясь как можно точнее, прицелиться к
раздвигающимся со скрежетом искорёженным дверям.
Уф! Ну слава Богу, втиснулась. Теперь бы не примёрзнуть к
полу.
А такая угроза была вполне реальной, ведь автобусы из братской
Венгрии почему-то не отапливались. Особенно зимой. Но,
доподлинно известно, что в изнывающем летом от жары
Ташкенте эти самые "Икарусы" исправно "поджаривали"
и без того вспотевших пассажиров.
Ехать было долго, почти сорок минут. О том чтобы сесть даже
и не мечталось. Постепенно все стоящие притёрлись друг к другу,
пригрелись и, вжавшись в воротники и шарфы, подрёмывали
на ходу.
Я, затёртая с двух сторон из-за своего маленького роста, как
"Челюскин" льдами, не могла даже посмотреть по сторонам,
боясь остаться без шапки.
Так и ехала, ни за что не держась - нужды в этом не было
никакой, всё равно не упадёшь - и уткнувшись носом в чью-то
шубу.
Но вот, тормознув перед очередной остановкой, наш
"рефрижератор" дёрнулся, людская масса, вся подавшись
вперёд, опытным путём подтверждая закон инерции, мгновенно
спрессовалась, и в этой набитой битком коробушке неизвестно
каким образом образовалось вдруг такое свободное пространство,
что я полетела куда-то, от растерянности даже не пытаясь за что-то
ухватиться. Поскольку полы в этом ледяном ящике на колесах были
скользкими как лёд, полёт мой не сулил ничего хорошего. Так я и
летела бы, неизвестно сколько и неизвестно куда, но вдруг кто-то
цепко схватил меня в охапку. В этот момент спресовавшаяся толпа надумала
"распрессоваться", стало опять тесно, как в бочке с селёдкой.
Но я ощущала не эту тесноту, а чьё-то заботливое объятие.
Объятие крепких рук, принявших на себя всю эту давку и оберегающих
меня от толпы. А мне было так хорошо, спокойно и
надёжно, что, несмотря на возможность высвободиться, я не
торопилась отпрянуть от своего спасителя.
Он обнимал меня нежно и в то же время крепко. Сердце его
билось так громко, что я слышала этот стук даже сквозь толстую
зимнюю куртку и свою меховую шапку. Втянув шею в плечи,
осторожно, чтобы шапка не упала с моей головы, я попыталась
посмотреть вверх.
Взгляд мой осторожно пробирался выше и выше, пока не наткнулся
на встречный взгляд смеющихся сквозь запотевшие очки серых с
чёрными звёздочками глаз.
Так и ехали. И не хотелось ничего, никого и никуда, только ехать
вот так и ехать. Хоть на край земли! Казалось, что именно ЕГО я
столько лет искала и ждала. Доброго, заботливого, нежного и
надёжного.
Все это продолжалось каких-то три-четыре минуты. И целую
вечность.
Автобус опять тряхнуло перед очередной остановкой. Толпа,
следуя законам физики, опять спрессовалась, отхлынула от нас,
а нахлынув... отбросила нас в разные стороны, далеко друг от
друга. На остановке втиснулась очередная замёрзшая людская
масса, надышала морозного пара, мои очки запотели...
На нужной остановке толпа выпихнула меня, двери автобуса с
лязгом и скрипом вдавили внутрь висящих "счастливчиков" и автобус
снова заскользил по накатанному снегу, увозя, возможно, того
единственного, нужного мне человека.
Вот и весь роман. Всего несколько минут, но помню о них уже
более четверти века. Бывает же!