Пмж 10

Саблезубая Мышь
У Бориски была странная манера обращаться ко всем «на ты», но исключительно по имени и отчеству. Так вот он прибежал к отцу в комнату и начал теребить его за плечо – Аркадий Андреич, Аркадий Андреич! Проснись… Слушай, там ТАКИЕ девочки! им это… на портвейн два рубля не хватает…
Отец достал из кармана брюк, в которых спал мятую пятерку – Держи пять и мне бутылку купИте.


Бориска сгонял в магазин и вернулся с двумя бутылками портвейна и двумя особами неопределенного возраста.



Банкет был организован в общей прихожей. У нас там стоял довольной большой стол, на котором располагался общий телефонный аппарат. Вот за этот стол, подвинув телефон в сторонку, Бориска и мой отец усадили дам.


Сколько бы и с кем бы не пил мой отец, он делал это исключительно из своей тары. Чувство брезгливости, не позволяло ему пить из чужих рюмок/стаканов, поэтому он пришел в комнату и взял керамическую кружку для чая. А заодно решил из серванта прихватить мои конфеты и печенье – ну не идти же к дамам с пустыми руками! Мама напомнила ему, что ни алиментов, ни каких либо других поступлений на мое воспитание с его стороны до сих пор не наблюдалось, поэтому кормить моими конфетам ****ей, она не собирается. Перепалка закончилась отцовским слонобойным выводом «ты жадная» и он удалился на банкет в прихожую.


Часам к семи вечера, мама напомнила отцу и Боре о том, что вот-вот вернется с работы наша соседка Ольга, а она-то уж точно церемониться не будет – вызовет ментов, не задумываясь. И банкет с уже не трезвыми «девочками» переехал в Борискину комнату. Через полчаса вернулся отец. Шел он, держась за свою кружку, и прибывал в крайней растерянности:
-Тьфу, ****ь! Одной пятнадцать, другой тринадцать! Уже неделю на Арбате и не знают, кто и где их… Ладно… я спать…



Но Борю возраст барышень не смущал ни сколько. Праздник был в разгаре! Был у него катушечный магнитофон «Весна», который он включал, достигнув определенного градуса. И обязательным номером программы была песня «Манечка». Больше я нигде и никогда этой песни не слышала. Текст был примерно такой: «…родилась в родном колхозе, расцвела подобно розе… Манечка…» Когда мы с мамой первый раз вошли в Борину комнату, что бы выпроводить его гостей, играла именно эта песенка, Боря плясал, а одна из его гостьей сидя на стуле, на который она в этот момент ссала просила попить.


Выпроводить «девочек» с первого захода не удалось. Мы с мамой ходили раза три и каждый раз они говорили, что уже уходят. Между этими походами мама, опасаясь за вещи, которые весели в прихожей, отнесла их в комнату и бросила на спинку стоящего в углу стула.



Раза с третьего-четвертого, маме удалось убедить «девочек», что пора и честь знать. Когда они выходили, Боря метнулся за ними – Я провожу!
Кого ты проводишь, хмырь?! – затаскивая Бориску за шкирку, говорила мама – бери ведро и топай мыть комнату, скоро жена с ночной смены вернется, а у тебя там шалавы все обоссали!



 Надо ли говорить, каким грохотом сопровождалась Борина уборка… Наша с мамой кровать стояла у стены, за которой была ванна и именно из этой стены торчал гвоздик, на который вешался душ. Засыпая, я считала с какого раза, Боре удастся повесить душ на этот гвоздик.



Утром отец разбудил маму и попросил выйти на кухню. Мама вышла. Отца колотило с похмелья и от ужаса, который он испытал, увидев, что вешалка в прихожей пуста.
Это… Слушай… Там эти ****и вещи вынесли – мямлил отец.
Елена Владимировна, я могу частями деньги за них отдавать – суетился Боря.
Как же у них отлегло, когда мама сказала, что вещи на месте!


А Наташа, выспавшись после ночной смены, не без гордости сообщила соседям:
Я пришла утром с работы, а у нас такая чистота! Борька к моему возвращению расстарался! Устал бедный… на кухне за столом так и уснул. На что Митрофановна сказала – разъебай твой Боря! И Аркашка тоже…. Оба разеъбаи!


Продолжение следует….