Ровно в десять утра на улице Кобыльского раздался громкий стук в дверь. Утро стояло как всегда хмурое, солнце светило вполсилы, а мокрый снег как всегда не спеша покрывал крыши домов.
Заспанный Вьятишков спустил ноги на холодный дощатый пол и немиролюбиво уставился в окно. Глаза его, наполненные слезами, после только что пережитого сна с мадмуазель Сарой, были в этот день уж очень задумчивыми.
- Какого такого храброго чёрт прислал в этакую рань! Аж в десять утра! - крикнул он, но всё же, накинув пинджак, спотыкаясь, прошествовал к порогу.
На мостовой, одиноко ссутулившись, стоял не кто иной, как Мячиков. Вьятишков успел заметить, что зеркальце в его руке сегодня не так уж ярко сверкало, а персикового цвета щёки слегка порозовели. Его великосвецкий нос довольно нелепо смотрелся около покосившегося подъезда.
- Что вы здесь делаете? Да еще и в такую рань... Если за деньгами, то у меня карманы пусты, можете и обыскать.
И Вьятишков с некоторым аристократизмом вывернул карманы пинджака.
Через секунду Мячиков уже протягивал Вьятишкову руку, и даже занёс ногу над ступенькой.
Но осёкся, скорее всего побоялся запачкаться.
Увидев страх, Вьятишков молниеносно убрал руку и толкнул Мячикова наземь.
Долго Мячикова ждать не пришлось.
- Эх паскуда, мелкая душонка, ты еще заплатишь!...
- Катись отсюдова, пока я не вызвал кого надо! - крикнул Вьятишков вслед убегающей фигуре.
И всё же одним глазом он успел-таки заметить, как из соседней подворотни крался Иванцов, а после - как он вприпрыжку понёсся по мостовой вслед за своим другом.
- Провокаторы! - сплюнул Вьятишков, и снова улёгся спать.