Глава восьмая. Продолжение "Пятки".
Салат "Столичный" и бутылка "Золотой" - в забегаловке "Проходной двор".
Нет, лучше - "Закуток".
Можно ещё "У бака"... "Ночной город"... Поэтично... Вот последнее название могла бы выдать редакторша с волосатыми ногами и странным взглядом.
"Под траханным небом".
Ну это я зря.
Небо московское мне в кайф.
Смог в такую погоду не идентифицируется. Тучи несутся, словно над Борском.
Фильм был такой. 60-го года. "Тучи на Борском". С двумя Иннами в ролях - с Инной Гулая и Инной Чуриковой, и с Ивашовым ещё...
"Баллада о солдате"... "Неуловимые мстители"...
- Поле, русское по-оле...
Та-та-та-та-а... та-та-та... та-та-та...
Жаль слов не помню...
Жалко Ивашова. Рано умер...
Так вот, отличное у меня кафе!
"За уделанной "Волгой"".
И салатик ничего. А лаваш!!!
Мда...
Чем я отличаюсь от бомжей?
Да всем.
Ну хотя бы отсутствием деградации.
А ещё могу спокойно и во всеуслышание послать директриску студийную.
Всё равно никто не услышит.
Вот сейчас "Джип" отвалит, и произнесу внятно:
- А иди ты к едрене маме! Ленка Георгиевна!
И что за печали я себе придумываю? Разве ж стоят они того?
Дурак я.
Проникаюсь суетливой истеричностью пустышек.
И то верно:
- А пошли вы все на хрен!
...Во-он она студия! Далеко позади...
Пластиковая кювета из-под "Столичного" вылизана.
Пиво бултыхается в утробе.
Слог и настроение высокопарны.
Что ещё надо?
А ничего.
Цель есть - станция метро. И то - славно.
Пошёл я.
Навстречу дому.
...Пафос... Это от одиночества, наверное. И откровений, постигших душу.
Но ни в коем случае не от жалости к самому себе.
Ну я пошёл.