С этих пор Мишка стал активным почитателем психолога. Так же, как раньше он всех гнал от двери напротив мужского туалета, теперь он всех гнал в эту же дверь. Психолог такой умный, так много знает, так красиво говорит, такие дельные советы дает! Рассказать подробнее суть советов Мишка отказывался – по его улыбке я догадывалась, что советы он опять приберег для сугубо мужской компании. Так было есть и будет: для ругательств вслух я дамой не считалась, а для подобных тайн меня в мужское общество не допускали.
Но результат мишкиной деятельности был налицо, – психолог, которого Мишка при всей его восторженности упорно называл психиатром, оказался теперь человеком вечно занятым. Выкладывали ему все: обиды на заносчивых профессоров, детские страхи, комплексы, проблемы несчастной влюбленности, ссоры, просто плохое настроение.
У психолога, по слухам, даже появилась книжечка с записью, куда ровными рядами выстроилась студенческая очередь. Появился таки человек, который знает все и всех, который выслушает, подбодрит и исправит плохое настроение, который помирит подруг, и разделит между ними парня, и при этом не выдаст ничьих секретов.
В результате не у дел осталась одна я. Лезть в очередь мне не хотелось, как и вообще ничего не хотелось: депрессия цвела пышным цветом, игнорируя установившуюся за окном солнечную сухую погоду.
Наверное, так и гнила бы я в своей хандре, если бы не Мишка. Твердо решивший получить после окончания университета второе образование психолога (хотя у него и с первым были проблемы), он подсел ко мне в столовой за столик во время большой перемены:
– Ты чего хиреешь, а, Ритка! Осунулась вся, побледнела! Не хочешь поговорить?
– Отстань! – хмуро ответила я, вовсе не горя желанием распутывать мишкины проблемы. Своих хватало.
– Ритка, нельзя так – налицо признаки затаенного суицидного психоза.
Это было самой сложной фразой, которой я когда-то слышала от своего друга:
– Мишка, ты где так ругаться научился?
– Ты это, Ритка, зря, – невозмутимо ответил мой полоумный дружок (все ж прав народ – с кем поведешься...), – пользуйся, пока я добрый! Я тебе помочь хочу.
– Помоги! – тихо ответила я, постаравшись придать голосу побольше устрашающих ноток... – С противоположного конца столовой... Миш, отстань, а? По-хорошему, ладно? А то ты парень добрый, обижать тебя не хочется!
– Рита, – строго сказал Мишка, – ты мне не безразлична!
У меня почему-то начали гореть щеки. Здрасти, приехали! Хорошо, что здесь Димки нет! Мишка понял, что сморозил глупость, покраснел и быстро добавил:
– В смысле, человек ты хороший, добрый, выручала меня часто.
– Мишка, чего попросить хочешь? – начала я. – Давай скорее, а то твои предисловия меня с ума сведут. Скоро перейдем на бедную влюбленность несчастного мальчика! Тебе по буквам сказать – о-т-с-т-а-н-ь, нет у меня настроения! Нет! Слышишь! И нервов на тебя не хватает!
– Рит, ты не кричи, ладно, – примирительно заметил Михаил Иваныч, – А то вон, Дарья Ивановна на нас поглядывать стала... Ритуль, ну, успокойся, я... Так я, Рит, ты, это, прости, но я...
– Прощаю, чтобы ты там не натворил, – перебила я его. – А теперь – брысь! Дай поесть спокойно – мне еще в деканат, договор забирать. Отстань!
– Рита, я тебе записал! – выдал вдруг Мишка.
– В дуры, – хмуро парировала я – ни сердиться, ни удивляться эмоций не хватало.
– Нет, к Александру Алексеевичу.
Я подавилась булкой. Мишка дружески похлопал меня по спине и после некоторого времени отчаянного кашля, красная, как помидор, я смогла переспросить:
– Что!?
– Сегодня на 15.30, – сбросив с плеч тяжелый груз тайны весело ответил Мишка. – Как раз после лекций. У тебя целый час, Ритка. Так что пользуйся!
Уж и не знала я в этот момент – прибить мне его на месте или обнять. Так прибить или обнять? Пока я решала, Мишка шустренько схватил свой поднос, запихнул на него между тарелками мою кружку и недопитым чаем и быстрым шагом порулил прямо к мойке. А мне стало страшно. И весело... Впервые за последнюю неделю... И... Одним словом, легче.
Но легче не легче, а послать Мишку раз двадцать к черту с его самодеятельностью до 15.30 я успела. Как и хорошенько испугаться последствий мишкиной глупости. Но уже в 15.20, не сомневайтесь, я торчала у ненавистного кабинета как штык!
Ровно в половину дверь мягко отворилась и вышла Аня. Довольная! Даже похорошела от удовольствия! Что он там с ней делал? Психолог сам проводил ее до дверей и теперь стоял на пороге. На нем был все тот же черный, сидевший, как влитой костюм, синий галстук и того же цвета рубашка. Красавец... наверное, слишком.
– Зайдете? – по-домашнему тепло спросил психолог, посмотрев на меня внимательным взглядом.
Сразу почему-то стало уютно. Но характер – штука тонкая, никуда его не денешь, поэтому, гордо прошествовав мимо психолога, я ответила:
– Зайду.
Психолог закрыл за мной дверь, и я с ужасом услышала щелчок замка.
– Чтобы не мешали! – пояснил мужчина, будя во мне женские инстинкты. Полутемная комната, свеча на столе, интимная обстановка, довольная Аня... КУДА Я ПОПАЛА!?
– Хотите чаю? – мягко спросил психолог – его голос соответствовал обстановке и обволакивал теплыми нотками.
– Кофе! – выпалила я, усаживаясь в кресло.
Вернее, не сразу усаживаясь. Сначала я огляделась, пытаясь пристроить где-то сумку.
– Дайте, я! – сказал психолог, заметив мои мучения. Сумка оказалось осторожно поставленной на лавку у дверей, а я наконец-то села, все более жалея о собственной затее. – Вообще-то кофе вреден для здоровья.
– В чае не меньше кофеина, – слабо парировала я.
– Вам какой? – не оборачиваясь, ответил психиатр, то есть психолог.
– Черный без сахара.
– Страстная женщина, – с улыбкой сказал психолог, подавая мне чашку. Когда его взгляд мельком прошелся по моим обтянутым “Ливантой” коленкам, я очень пожалела, что надела сегодня короткую юбку. – Миша сказал, что у вас проблемы.
По мне прошлась горячая волна. Не, ну какой умник дал этому психологу такой голос! Душа аж поет!
– Миша много болтает, – зло ответила я.
– Он желает вам лишь добра. Это ведь вы тогда с Мишей приходили?
– Я! – мои щеки внезапно залились жаром. Надо было не кофе просить, а валерьянку. Благо, что потемки не позволяют оценить все оттенки красноты на моем несчастном лице.
Психиатр уселся в свое кресло и, почувствовав между нами преграду в виде стола, я слегка расслабилась.
– Вас зовут Маргарита? – чуть более деловым тоном спросил он.
– Рита, – поправила я. – А вас – Алексей Александрович?
– Вообще-то Александр Алексеевич. Александр, – мягко ответил он, прижимая губы к ободку своей чашки. – На европейский манер звучит лучше, не так ли?
– Но непривычнее, – заметила я после некоторой паузы. Скоро, чего доброго, предложит себя Сашенькой величать. Или Шурочкой? Сравнение сидевшего напротив представительного мужчины с нищим, вечно влипающим Шуриком из знаменитого фильма принесло мне облегчение.
– Алексеевич – привычнее? – спросил он, поставив кружку на стол и чуть передвинув свечу, так, чтобы ее свет стал приглушеннее, интимнее...
Я отпила немного кофе. Кофе был горячим и очень крепким. Хороший сорт, дорогой, наверное...
– Нет, Александр звучит лучше, – согласилась я. От Алексеевича тянуло банальностью... Или домашним теплом... Но не психологом.
– Вот мы и познакомились, – ответил Александр. Его тонкая рука обхватила кружку. На мизинце поблескивало небольшое серебренное колечко в виде обвившей палец симпатичной змейки. – Что у вас случилось?
– Ничего, – сама не ожидая, ответила я.
– Вы портитесь на глазах, Рита, – укоризненно сказал Александр, поднося к губам кружку. Я была готова поклясться, что он не выпил не капли, когда Александр, поставив кружку с синеньким цветочком-василечком на стол, продолжил. – Это ведь я попросил Мишу пригласить вас, Рита. Просто увидел вас в коридоре и поразился переменам. Не лучшим. – Я вздрогнула, а он изменил тему:
– Вы всегда столь колючая?
– Нет, – честно ответила я.
– Только когда вам страшно?
Моя рука дрогнула, и я чуть было не уронила кружку, но психолог ласково поддержал мое запястье:
– Не волнуйтесь так, Рита. Я понимаю, что я – всего лишь чужой для вас человек. Так сложно рассказать все чужому... Раскрыть душу, не так ли? Понимаю. Но иногда это необходимо. Просто человек создан так – ему надо делиться своими чувствами с окружающими, иначе он погибает. Вы готовы рассказать мне, что именно вас тревожит? Или мы еще немного поболтаем? Не беспокойтесь, сегодня вы у меня последняя пациентка. У нас много времени.
– Миша сказал – час.
– Миша сказал, потому что половина пятого – конец моего официального рабочего дня. Но человеческая душа – сложная штука. Она не может подчиняться времени, вы согласны?
– Да, – ответила я, отхлебнув еще раз. Кофе уже был гораздо холоднее и ударил в голову, как глоток вина.
– Что, “да”?
– Я расскажу.
– Хорошо, Рита, – Александр осторожно забрал у меня кружку. – Расслабьтесь, вздохните поглубже, подумайте о чем-то приятном, прислушайтесь к музыке и начинайте!
– Я влюбилась! – всхлипнула я.
– Тоже мне беда! – усмехнулся психолог, мягко усмехнулся, успокаивающе. – Мы все иногда этим грешим. Что, не взаимно?
– Я не знаю! – мой голос предательски дрожал, но мне было все равно – то, что я сдерживала так много времени, рвалось наружу, только вот слов не было...
– Так спроси, к чему мучиться сомнениями?
– Я не могу!
Моя рука так и осталась в его ладони, но теперь меня это не раздражало.
– Боишься? Чего? Отказа? А вдруг отказа не будет? А вдруг он тоже мучается так же, как и ты? Если нет... то все равно станет легче, верь мне.
– Я не могу! Я... я сама... его выдумала...
Психолог замолчал, напрягаясь и явно что-то обдумывая.
– Т-а-а-к. Давай-ка, детка, подробнее. Он тебе как является? Ты с ним разговариваешь, ты его видишь рядом с собой, чувствуешь?
– Нет! Во сне.
– Ну, сон – штука хитрая, – слегка расслабился психолог. – Кто тебе сказал, что ты его выдумала? Люди вообще говорят, что мы иногда видим вещие сны. Вдруг, ты его еще встретишь? Но чаще все бывает гораздо банальнее. Ты влюбляешься в кого-то рядом, не решаешься признаться сама себе, вот и выдумала себе героя, чтобы оправдаться.
– С целым миром? – переспросила я.
– У вас хорошая фантазия, – ответил психолог, вновь переходя на “вы”. – Поздравляю! Хорошая фантазия иногда означает хорошую психологическую защиту. Рисуйте себе миры и дальше, это не смертельно. И перестаньте так переживать. Мы не отвечаем за свои сны! Сходите в церковь, поставьте свечку, и...
– Уже ходила, – отрезала я.
– Не помогло? – чуть приподняв левую бровь, посочувствовал психолог.
– Нет! – всхлипнула я.
– Рита, давайте так, – внезапно переменил тактику психолог. – Вы посидите дома, аккуратненько мне все распишите, и принесете почитать. Помните, мы с вами не роман пишем. Мне не нужно красивое художественное обрамление, просто опишите все, что чувствуете. И ко мне. Мы вместе посмотрим, что вы там насочиняли, хорошо?
Я кивнула.
– Вот и умница. А пока повторяйте, как мантру. Вы – не виноваты. Не виноваты, и все! В ваших чувствах нет ничего плохого и постыдного. Вам вовсе нечего стыдиться своих снов! Вы же там детей не мучаете?
– Нет, – я нашла в себе силы улыбнуться.
– Я так и знал. Так чего переживать? Ну, нет в мире, который вас окружает, пока нужного вам принца, ну придумали вы его сами – так чего плакать зря? И мы с вами хорошенько над всем подумаем, вместе найдем выход, чтобы все это как можно меньше действовало на вашу бедную головку. А теперь еще раз...
– Я не виновата! – улыбнулась я, повторяя, как школьница.
– Умница. Идите и обещайте мне больше не волноваться.
Я поднялась. Психолог предусмотрительно подал мне сумку. Я вызвалась помыть чашки, но Александр лишь улыбнулся со словами: “Не стоит”.
Меня, оглушенную и беспомощную, тоже, как и Аню, проводили до дверей. Оказалось – приятно. Приятно, когда тебя провожают, целуя руку, и распахивают перед твоей драгоценной персоной дверь. Я и не знала, как это приятно. После такого обхождения мне было сложно понять феминисток. Чего им, дурам, еще надо?