+ + +
Солнышко спешит к закату, озаряя деревенский пейзаж розовым светом. Темнеет вдалеке лес. Шумят моторы комбайнов на поредевших полях. Близится к завершению горячая страдная пора. Еще несколько дней, и пойдет последний трактор, перевертывая уставшую после богатого урожая, землю, подготавливая к долгому зимнему отдыху. Запах остывающей земли, навоза, поспевающих яблок в палисадниках, щекочет ноздри. Потянулись по протоптанной тропинке уставшие, сытые буренки. Вечером их не надо подгонять, каждая сама найдет свой дом. Молодой пастушок, изредка пощелкивая кнутом и насвистывая, модный мотив, вприпрыжку бежит за стадом. У покосившихся плетней на лавочках, в повязанных, под сморщенными подбородками, темных платках, расселись старушки, лениво обсуждая дневные новости.
Свет настольной лампы падает на книжную страницу. Обхватив, нечесаную русую голову руками, юноша быстро переводит глаза со строчки на строчку.
Громко хлопнула входная дверь.
- Теть Поль, квартирант дома? - колокольчиком прозвенел в деревенской избе, девичий голосок.
- Дома, дома, входи, Наталья! - высокая старушка в черном платке и полинявшем синем платье, натруженными руками подняла ухват, вытащила из чисто побеленной русской печки, большой, закопченный чугунок, поставила на широкий деревянный стол. Из-под приоткрывшейся, крышки по избе распространился душистый, аппетитный запах.
- Курицу тушили, с картошкой! - потянула носом воздух, девушка.
- Да что еще летом в деревне придумаешь. Быстро, вкусно, сытно и полезно, все удовольствия, как нонече в рекламе: два в одном, - рассмеялась старушка беззубым ртом. - А ты чегой-то, вырядилась? На вечеринку?
Девушка опустила голову, щеки покрылись красными пятнами.
- Не наряжалась я вовсе, так после поля умылась, переоделась.
Белое в крупный, черный горох, платье облегает фигуру, подчеркивая округлые формы. Черные туфельки на высоких каблучках стройнят полные ножки. Темно-русые волосы рассыпались по плечам, голубые глаза и пухлые губы в меру подкрашены.
- Да, ты, совсем взрослая стала, Наташка! Намалевалась! Мать видела?
- Так, каникулы, бабуль! Осенью в десятый пойду, что ж нельзя?
- Можно, можно, не серчай! - хозяйка прижала к груди круглый, ржаной каравай, отрезала большим ножом толстые, пахучие ломти, поставила миску с зеленым луком и свежими огурцами, сорванными с грядки, крынку с молоком, положила деревянные ложки. - Садись вечерять.
- Я не голодна, спасибо, тёть Поль! Мне бы Лешу! - девушка поправила на груди платья, рюшь, мыском туфли описала круг на свежевымытом, золотистом, досчатом, полу.
- Знаю, знаю! - подмигнула старуха. - Хорош малец! Да только занят своими книжками, больше ничего и не видит вокруг. С утра в поле, с поля в дом, а вечером книги читает, и вся жизнь. - Лешь, а Лешь, иди вечерять!
Cиняя, в мелкий белый горошек, сатиновая занавеска раздвинулась. Высокий, загорелый богатырь будто сошел с картины. Русые волосы, зачесанные наверх, открыли широкий лоб. Прямой крупный нос. Выдающийся вперед подбородок, говорит о силе воли и упорстве.
Алексей снял очки, достал из кармана спортивных брюк, большой серый клетчатый носовой платок, протер стекла и снова водрузил на нос. Он будто не понял, зачем его позвали, почему оторвали от любимого занятия?
- Да, ты, садись, что стал столбом, чай, совсем зачитался! Поди, и не ел с самого обеда?
- Не помню! - юноша подошел к столу, сел на широкую лавку.
Низкий, с бархатными переливами, баритон, вызвал в сердце девушки, волнение. Наташа побледнела, потом покраснела, накрутила на палец длинный локон.
- Леша, выйдите после вечери? Сегодня танцы в клубе! Ясные голубые глаза, очерченные огромными, подкрашенными ресницами, преданно и покорно глянули на парня.
- Танцы, сегодня? - повторил Алексей, поправил очки и положил перед собой, руки.
- Тебе отдельно налить, чай, городской, не привык из общего котелка хлебать? - старушка, поднявшись на цыпочки, зашумела посудой на стенной полке.
- Да, пожалуйста, если можно, Пелагея Ивановна.
- Ты не стесняйся, без церемоний, баба Поля, чего уж! - Она зачерпнула половником из чугунка густую, дымящуюся ароматную гущу, налила в небольшую, желтую, эмалированную, миску, поставила перед Алексеем.
- Мой любимый суп! улыбнулся парнишка.
- Наше с городской пищей не сравнить! С огорода, свежее, с кровинкой, что называется, вам и не снилось! - Женщина присела у стола, подтянула концы платка, на макушке.
Алексей склонился над едой, черпая полные ложки, обжигаясь и глотая, почти, не пережевывая.
- Не торопись, на всех хватит, вон, гляди, полный чугунок. Натка, садись, чего встала у двери, как вкопанная, - сердито махнула рукой бабка.
- Я пойду! - девушка бросила взгляд на юношу. В глазах заблестели слезы. Поправила розовый шелковый платок, наброшенный на плечи, закусила губу и вышла на крыльцо. Даже не взглянул, а я то старалась, платье новое надела, шаль у мамки выпросила, целый час у зеркала просидела. А он на суп с курицей набросился, будто сто лет не снедал. Наташа сверкнула глазами на окно, вдруг ставшего, ненавистным, дома. Нарочито громко стуча каблучками, сбежала по ступенькам, и, не оглядываясь, побежала по протоптанной узкой дорожке, к клубу. Ну и пусть, ну и не надо! В деревне свои парни, обойдусь без него! Городской, брезгует деревенскими! Я тоже через год в Москву поеду поступать.
Алексей опорожнил миску, залпом выпил кружку молока.
- Спасибо, Пелагея Ивановна! Очень вкусно!
- Да, чего уж! - заалели щеки женщины, давно не слышавшей похвалы. - Ты сходил бы в клуб, - улыбнулась она пареньку. - Недавно построили. Пианино купили, правда не играет никто. Учителька год прожила, сбежала. Девочка с хутора, фермера здешнего, нового русского, дочка, немного бренчит. На девчат бы поглядел. Наташка девка видная, в теле. Не то, что городские! Платья, как на пугале огородном, мотаются. Гляди, ветром, сдует.
- Какая Наташка? - снял очки, Алексей.
- Та, что приходила перед вечерей. Приглянулся ты ей.
- А… - Алексей глянул на старушку отсутствующим взглядом. - Так я пойду, почитаю, а то послезавтра домой. Новая книга известного математика, не пойму, как в сельской библиотеке оказалась, я ее год искал.
- Ох, горюшко! - поднялась Ивановна с лавки. - Так жизнь возле книг и пройдет, свету белого не увидишь. Иди, иди, читай свои книжки.
Она громко застучала посудой, прибирая со стола. Вот и осень грядет! Погрели кости на солнышке, опять, готовь дрова, топи печь, зима на пороге, в окна заглядывает. Еще сентябрь немного побалует теплом, а октябрь зальет холодными дождями. Пелагея Ивановна присела на затертую деревянную лавку, положила на колени неухоженные руки. Какова она городская жизнь со всеми удобствами!? Так и не довелось увидеть. Сын уехал в город, а опосля, за кордон. Где ж за ним угнаться. Стара, по чужой земле путешествовать. Случись что, так здесь свое, родное. А на чужбине, не дай Бог, как бы не хвалили их порядки.
Через щель в занавеске пробивается свет. Читает, упорный малец! А я лягу, завтра с утра буренку подоить, кур покормить. Хозяйство заботы требует. Она сбросила старенькое платье и залезла под толстое одеяло. Вытянула ноги, ощутив тепло и покой. Осенью и зимой спится слаще, хлопот поменьше.
+ + +
Огненные искры, оторвавшись от пламени костра, высоко взлетели вверх и рассыпались в черноте небесного купола. Запах сухих горящих еловых веток приятно пощекотал в носу. Быстро пролетели каникулы! Последний лагерный вечер примирил всех. Прощай лето, речка, походы в лес за спелой душистой земляникой и малиной! Прощайте берестяные лукошки, доверху наполненные ярко-желтыми подосиновиками, и красными подберезовиками! Прощай, ласковое солнышко, обогревшее своим неиссякаемым теплом!
Впереди книжки, тетрадки, привычные школьные заботы и хлопоты.
Огромным кольцом расселись погрустневшие, притихшие ребята, устремив взгляд на колеблющиеся языки пламени костра.
-«Отговорила роща, золотая, березовым, зеленым языком…» - тихо зазвучал высокий голосок.
Слезы навернулись на глаза, защипало в носу. Марья Алексеевна вгляделась в девичьи лица, убранные венками из полевых цветов, похожие друг на друга в отблесках костра.
- Кто это? - наклонилась к ней, Любовь Петровна.
- Галя маленькая! - прошептала женщина, завороженная пением. - Та, что плачет по каждому поводу.
- Никогда не слышала.
- Я тоже. От Бога дар! Надо учителю пения сказать, он ей тройки ставит.
Голос девочки звенит в вечерней тишине, эхом раздаваясь над уснувшим лесом и погруженными в дремоту, убранными полями. Никто не осмеливается подхватить песню.
- Молодец, Галка! - захлопал в ладоши, Борька, едва стих мотив, и толкнул локтем соседа, из параллельного класса. - Наша девчонка, как артистка поет!
Ребята дружно и громко зааплодировали.
- Кто следующий удивит талантом? Просим? - директор лагеря, Марина Леонидовна, полная женщина в бордовом широком платье призывно хлопнула в ладони.
Марья Алексеевна шепнула директрисе на ухо. - Вера Масленникова и Люда Суркова цыганский танец разучили, костюмы сшили.
- Вера Масленникова и Люда Суркова, цыганский танец! - громко объявила женщина.
На круг, освещенный пламенем, вышли девочки, прислонились спиной друг к другу. В тишину ворвался стон гитары. Медленный перебор под чуткими, умелыми пальцами Раи заставил быстрее забиться сердца, собравшихся на праздник детей и взрослых. Девочки кокетливо повели плечами. Зазвенели на шее блестящие монисто. Приподняв подолы ярких цветастых с широкими воланами, юбок, «цыганочки», не торопясь, пошли по кругу. Мотив все громче и быстрее. Босые ноги мелькают из-под развивающихся полотнищ одежды. Лица танцорок покрылись густым румянцем. Оторвавшись от огненного столба, искорки запрыгали в глазах танцорок. Страсть, любовь, стремление к счастью - все чувства воплотились в чарующем мотиве.
Восхищенные глаза Андрея ни на секунду не покидают танцующую, стройную фигурку, летающую прекрасным ярким мотыльком по полянке в зажигательном танце. Пусть танцует долго, долго, а я буду любоваться, прошептал завороженный подросток!
Прозвучал последний аккорд, и девчонки, разметав юбки, упали на густую траву.
- Все! тряхнула кудрями, Вера.
«Зал» разразился бурными аплодисментами.
- Браво! Браво! Молодцы!
- Вот и еще таланты! - рассмеялась Марья Алексеевна. Где узнаешь, кто на что способен, как не у лагерного, прощального костра. Здесь все артисты!
Песни, танцы, акробатические этюды. Ребята, не стесняясь, демонстрируют умение, смелость, мастерство. Андрей ничего не слышит, и не видит, неотрывно следит за девочкой. Поворот головы, взмах ресниц, движение кудрей под слабым шепотом ветерка.
Сергей хлопнул друга по плечу.
- За все лето, ни разу на рыбалку не сходили! Зря отца послушал, лучше бы к тетке в деревню поехал. Стишки, песенки, детский сад! Лагерная жизнь не для мальчишек. Правда, Андрюх?
- Что? - повернулся Андрей.
Сережа проследил за взглядом товарища и глубоко вздохнул. Вот так и теряешь друзей! Дура, Верка, сверкнул, как волк глазами на девочку.
Борька придвинулся к однокласснику. - И я своим говорил, к бабке поеду! А они, - там за тобой смотреть некому. Зато, здесь тысяча глаз! В умывальню строем, в сортир строем, зарядку заставляют делать, поспать не дают.
Сережка обрадовался собеседнику, подтянул колени к груди, пятерней взъерошил волосы, широко развел руки.
- Прошлым летом в деревне, вот такого леща поймал!
- Ты ври, да не завирайся! - повернул голову Ваня. - Таких лещей не бывает! В нашей речке щуку вытащил, вот это щука, красавица!
- В нашей речке? - Боря вытер нос рукавом рубашки. - В нашей речке рыба давно не водится, город, экология плохая, понял?
- А ты рыжий, конопатый, молчи! - огрызнулся Ванька.
- Ну и пусть, рыжий, а ты вруль!
Свет пламени осветил полную фигуру Марины Леонидовны, вышедшей на круг.
- Танцуют все! взмахнула она рукой. - Мальчики приглашают девочек!
Громко расхохотавшись, она подхватила, упирающуюся Марью Алексеевну за талию, и под стремительную «попсу», орущую из магнитофона, закружилась по кругу.
- Личный пример, коллега!
Рыжая Рая схватила за руку Нину. Они выскочили к костру, размахивая руками и подпрыгивая.
Марья Алексеевна, освободившись от назойливой директрисы, тяжело перевела дыхание, отряхнула юбку. - Огонь, баба!
Любовь Петровна махнула рукой в сторону подружек.
- Сколько в ней энергии!
- Сумасшедшая девчонка и озорница, жуть! Мальчишкам, то чулок к сумке привяжет, то яркий лоскуток на куртку пришьет. Они не обижаются. Учится хорошо, оттого и не наказываю, пусть резвится.
Женщины присели на сухую траву.
- Как обычно, танцуют девчонки, а у ребят диспут, ишь, руками размахивают! - усмехнулась Марья Алексеевна.
Упоенные успехом выступления подружки-цыганочки, прислонились спиной к молодой березке. Сложив на груди, руки, Вера вертит головой и раскачивается всем телом, под оглушительный рев диска. Люда щелкает семечки, быстро, кидая в рот одну за другой и выплевывая шелуху.
Андрей, очарованный ночью, и ароматом хвойного дыма, смело направился к подружкам.
- Гляди, кто идет? толкнула Люда плечом подругу.
Девочка подняла глаза. Неужели решится пригласить? После драки у речки, он не подходил.
Андрей подошел к девочкам, улыбнулся, протянул руку.
- Потанцуем?
Девочка скривила рот в усмешке, подмигнула подружке и положила кончики пальцев на горячую ладонь мальчика. Андрюша почувствовал, как сердце подпрыгнуло и заколотилось в горле. Он покорно пошел за девочкой. Войдя в свет танцевального пятачка, Вера высвободила руку и завертела бедрами, под звуки ламбады, нагло упершись глазами в лицо партнера. Под взглядом юной кокетки, мальчик оробел, не в силах пошевелить конечностями.
- Что встал? девочка коснулась плечом его груди.
Андрюша вздрогнул и неловко переступил ногами. Вера взяла руку мальчика и будто влила зажигательную смесь. Андрей легко пошел в танце, выделывая ногами и бедрами сложные фигуры.
- А ты хорошо танцуешь! - улыбнулась Вера. - И совсем другой, когда улыбаешься, тебе идет.
- Только с тобой! - склонил юноша голову в почтительном поклоне.
- Ой, ли? - покачала головой, Вера.
Похвала вселила в него смелость и дерзость. Андрей положил руки на талию партнерши, слегка привлек к себе и повел в стремительном ритме.
Марья Алексеевна заметила юную пару. Наконец то, развеселился! Отдых в коллективе, костер, положительно влияют на ребят и раскрывают к радостям жизни и молчунов и драчунов. Ей представилась такая же таинственная ночь в парке. Залитая светом танцевальная площадка за высоким решетчатым забором. Кудрявый, светловолосый мальчик. Она ощущала на талии горячую ладонь, и сердце приятно млело. Счастливые, полные сладостных надежд, они кружились в вальсе, встречали зарю на крутом берегу холодной северной реки. Не разжимая рук, клялись в верности и любви навек. Он уехал в Москву поступать в институт, а в памяти остались колдовская ночь, заря и мелодия старинного вальса. Новая любовь, замужество, рождение дочери, не смогли зачеркнуть светлое пятнышко детства.
Шепот Любовь Петровны возвратил из грез.
- Видали, каков Рогов, как известно, в тихом омуте…
- Помолчи! - остановила ее женщина. - Сглазишь, пусть веселятся!
Ламбаду сменил блюз, потом снова зазвучал быстрый мотив. Вера и Андрей не расстаются. Она удивляется смелости и раскованности мальчика. А в нем исчез страх, появилась надежда на счастье. Вера встретила восхищенный взгляд, прочтя в нем любовь, преданность и покорность. Он сделает все, что ни попрошу, выполнит любой каприз. Витька так никогда на меня не смотрел. Гоняет, наверное, целыми днями, голубей.
Смолкла музыка.
- Вот и закончился праздник, завтра домой! - вздохнула девочка.
- Да! - Андрей взял Веру за руку. Они медленно пошли по тропинке к реке.
Тихое журчание воды, влажный песок, рассыпающийся между пальцами босых ног, кваканье лягушек, назойливый стрекот сверчков. Ночная природа раскрыла им объятия. Вера присела на упавшую сухую березу, потянула Андрея.
- Туфли забыла надеть! - она помахала ногами и рассмеялась.
- Замерзла? - Андрей снял куртку, осторожно покрыл ее плечи.
Она вдохнула запах плащовки. Чистюля, следит за собой.
- Лаванда?
- Любимый одеколон отца. Бабуля, говорит, моль боится.
Дети замолчали. Андрей сквозь ткань ощутил тепло плеча подружки, шорох кудрей. Сердце бешено заколотилось, казалось, его удары слышны во тьме. Он взял руку девочки, погладил нежные, прохладные пальцы.
- Тонкие и упругие!
- Я музыкой занимаюсь! - прошептала Вера, не отнимая руки. - Придешь, я тебе сыграю любимую пьесу: «Весна» Грига.
- А можно? - Андрей вгляделся в глаза, ставшие в темноте огромными и блестящими, как у кошки.
- Конечно, у меня день рождения в ноябре.
Снится? Впервые, он, по настоящему осознал очарование жизни. Ему хотелось плакать: от ощущения счастья, от боли, что все не постоянно, преходяще, и всему придет конец, от жалости к самому себе. Достоин он этого? Ну и что ж, пусть не вечны радость, любовь, и с рассветом все исчезнет! Уйдет, как сон, как наваждение! Растворится, как дым от угасшего костра, как звезды гаснут в свете рождения нового дня! Но как упоительно познать эти чувства!
Мальчик поднял голову. Черный шелк небесного покрывала с россыпью светлячков-звезд раскинулся над ними. Шепот реки, будто заклинание монаха, склонившего голову в просящей молитве. И я прошу, пусть эта ночь никогда не кончается!
- Наверное, уже поздно, пойдем! - голос подруги вернул в действительность. Колдовство ночной феи растаяло, как в сказке о Золушке: «Ваше время истекло!».
Вера встала, потянула мальчика за рукав.
Андрей с трудом поднялся на затекшие ноги. Касаясь друг друга плечом, они медленно побрели по протоптанной тропинке. Горячие пальцы юноши сжали руку девочки. Приятный холодок пробежал по ее спине. Какой он сегодня, смелый, решительный, нежный и заботливый!
Погруженные в очарование нахлынувшего чувства, они не заметили, как тропинка завершила прогулку у лагерных построек, с затемненными окнами. Вера осторожно потянула руку и встретила взгляд, блестевших в сумраке, глаз. Ей стало жаль мальчика. Она крепко сжала его ладонь, привстала на цыпочки. Он закрыл глаза и почувствовал легкий поцелуй в уголке губ. Дыхание остановилось, казалось, сейчас умрет от переполнявших чувств. Это - счастье! А разве плохо умереть от счастья!?
- Ты вспоминай меня! - прошептал над ухом нежный голосок.
Андрей открыл глаза, в осветившейся щели приоткрывшейся двери, мелькнули складки яркой материи. Он поднялся по ступенькам на веранду, сел в плетеное кресло. Сон? Поднес ладонь к лицу, вдохнул горьковатый запах духов. Девчонки раньше взрослеют. Я мальчишка против нее! Завтра будет как прежде. Вряд ли она станет со мной дружить? В дальнем уголке души шевельнулся робкий проблеск надежды. А вдруг этот вечер все изменит? В любом случае, он останется в памяти, как очарование юности.
Мальчик встал, тихонько открыл дверь в освещенный холл, задвинул щеколду. Проскользнул в темный коридор, мимо дремавшей, откинувшись в кресле, тети Груни. Открыл дверь комнаты, скинул старенькие сандалии и юркнул под одеяло. Свернувшись в клубок, подтянул к подбородку озябшие ноги, и крепко заснул.
+ + +
Редкие капли дождя запрыгали по подоконнику. Мокрые ветки клена жалобно постучали в окно. Андрей открыл глаза. Большой пожелтевший лист, словно бабочка пролетел на волне легкого ветерка. Вот и закончилось лето! Он вспомнил вчерашний вечер, костер, Веру. Красивая, завораживающая сказка, которой не суждено повториться. Мальчик сел на постели, провел ладонью по волосам. Слипшиеся вихры торчат острым ежом. Чем-то сладким намазали. Вот сволочи! Традиционный прощальный обряд.
- Сережка. Проснись! - он схватил подушку и бросил на соседнюю кровать. Увидев раскрашенную всеми цветами радуги физиономию, друга, расхохотался. - Пасхальное яйцо!
- Ты на себя посмотри! - обиделся Сережка, провел ладонью по щеке. - Паста зубная и фломастер. Убью всех! - подпрыгнул на упругой сетке. - Кто!? Сознавайтесь!?
- Не надо морду выставлять! - захлебываясь смехом, прокричал Борька, из-под одеяла. - Это вам за рыжего, конопатого!
Комната ожила, затряслась, в безудержном смехе.
Показывая друг на друга пальцем, ребята покатились по кроватям.
- Ну, Борька, погоди!
Разрисованный под индейца, с приклеенным красным куриным пером в спутанных волосах, Юрка прыгнул на Борьку. Борис увернулся и Юрка упал на пол, распластавшись всем телом.
- Винни-пух, жадный пес! Шуток не понимаешь! - загоготала ребятня.
Шум и смех детских голосов заполнил помещение. Светопреставление? Мальчишки веселятся. Марья Алексеевна набросила легкий цветастый халат, сунула ноги в босоножки и на ходу, завязывая тесемки, побежала по коридору. Раскрыла дверь комнаты, и, увидев раскрашенные лица, расхохоталась.
- Быстро умываться и в столовую! После завтрака собираем вещи!
+ + +
Громкие голоса детей эхом отдаются в опустевших комнатах. Марья Алексеевна сложив на груди руки, прислонилась к двери и наблюдает за притихшими детьми. Грустно расставаться с летом, речкой, свободой. Снова книжки, тетрадки, уроки. Ничего, привыкнут, не все коту масленица.
Вера приложила к груди белое шифоновое, расшитое блестками, платье, кокетливо склонила голову, прищурила глаза.
- Так и не надела ни разу.
- Такие в лагерь не берут! - сердито стрельнула глазами, Люда. - С Витькой в ресторан наденешь. Быстрей собирайся, а то автобус подъедет, не успеем хорошие места занять.
- Не подгоняй! А то, что-нибудь забуду, - отвернулась от подружки, девочка. Завидует, ей белый цвет не идет.
Учительница подошла к девчонкам.
- Не ссорьтесь и не торопитесь! Не забудьте одежду, обувь, тщательно проверьте сумки. Хорошо отдохнули! С новыми силами в новый учебный год.
Вера тряхнула волосами.
- Я бы не прочь еще с месяц здесь пожить. Солнышко, речка, не люблю сидеть за книжками.
Марья Алексеевна поправила воротничок на клетчатом Верином платье.
- А что любишь? В кино ходить? Делом тоже надо заниматься.
- Старые сказки! - Люда натянула белую куртку, важно повела плечами.
Толстенькая, рыженькая Рая, подмигнула Нине, горячо зашептала в ухо. - Туфли не выбросила? Мальчишкам в сумки подложу.
- Не надо, не успеешь! - потянула за руку подружку, Нина.
Но озорницу не остановить. Она подбежала к стоявшей на подоконнике черной спортивной сумке, покрутила головой по сторонам, расстегнула молнию и затолкала две стоптанные сандалии. В синий рюкзак, стоящий рядом, поместила красные шлепанцы.
- Посмеемся в дороге! - тряхнула рыжими кудрями и закрыла рот ладошкой, сдерживая смех.
- Вот балда! - рассмеялась Нина. - Кажется, это не из нашего класса.
- Тише, из нашего, точно знаю.
Марья Алексеевна положила руку на плечо девочке. - Пристраивайтесь к нам. Не надоело отдыхать?
- Надоело! - хитро блеснула глазами, Рая. - Я, лично учиться хочу.
- Правильно! - Марья Алексеевна пригладила Раисе растрепавшиеся кудряшки. - Человек состоится в труде! Разве неинтересно писать новые книги, снимать фильмы, строить заводы, самолеты
- Интересно! - кивнула головой, Рая.
- Или учить детей! - состроила скептическую рожу, Люда.
- Тоже важное и полезное занятие! - повернулась к ней учительница
- Скучно каждый день видеть одни и те же лица, рассказывать одно и то же стихотворение! - зевнула Людмила.
- Отчего же? - женщина застегнула молнию на белой ветровке Нины.- Простудишься, на улице ветер. Я вас всех люблю, и мне нравится с вами общаться. Вы такие разные! Рядом с вами многому учусь и молодею. Все готовы? - хлопнула она в ладони. - Тогда занимайте места. Автобус уже ждет.
- Ура! - дружный детский хор заглушил голос учительницы. Схватив сумки, обгоняя друг друга, ребята устремились на улицу.
- Скорей, рассаживайтесь! - женщина подтолкнула Раю и Нину.
Раиса влезла на заднее сиденье с ногами. Напротив расположились Ваня и Борька. На их коленях девочка увидела знакомые рюкзаки и толкнула локтем в бок, подружку.
- Гляди, ценности охраняют!
Нина засмеялась.
- Тихо! - прикрыла ей рот ладошкой, Раиса.
Зарычал мотор, автобус круто развернулся и сорвался с места.
- Ура! Домой! - перекрывая, шум мотора, закричали дети.
- А ну-ка, песню, запевай! - Марья Алексеевна подняла руку. - Раз, два, три, четыре!
- «Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко…» зазвучал колокольчиком звонкий Верин голосок. Девочки подхватили песню, полетевшую над высокими макушками осин и стройных молодых елок. Белоствольные березки, закачали в такт густыми шевелюрами.
Ребята прильнули к окнам. Свежий ветерок разлохматил волосы, приподнял воротнички платьев и курточек.
- Смотрите, какая красота! - покрасневшие кисти рябины, словно роскошные серьги в ушах молодой кокетки, покачиваются среди начинающих желтеть, листьев. - Вера вытянула руку в открытое окошко. - Жаль! Не достать!
Марья Алексеевна подошла к девочке. - Садись, а то упадешь! Устраивайтесь поудобнее, дорога долгая! Можете поесть, если проголодались!
- Хочешь? - повернулся Боря к Ивану. - Тетя Дуся из столовки пирожки завернула, - расстегнул молнию, опустил в сумку руку.
Райка покраснела, ущипнула подружку и беззвучно прошептала губами.
- Нинка, что сейчас будет?
Лицо Борьки побледнело, в глазах отразилось недоумение и испуг. Он медленно вытащил стоптанный, с оторванной пяткой красный девчоночий шлепанец, в растерянности повертел, и высоко поднял над головой.
- Кто сподличал, рвань подложил? - брезгливо швырнул башмак через голову.
Рая взвизгнула. Ванька выпучил глаза, сунул руку в ранец, извлек серый домашний тапочек.
Нина хлопнула в ладоши. - Вот и завтрак!
Вера и Люда, оглянулись. - Умора! Кто придумал?
- Кто? Кто? Ведьма рыжая, кто ж еще? Сейчас как дам по башке! - Борька швырнул тапок в девочку. Она увернулась, башмак, ударившись о стенку автобуса, отскочил и упал на голову Андрея.
- Кто кинул? - Андрей поднял потертую обувку. - Откуда такой взялся?
Девчонки завизжали от смеха. Люда согнулась, прижала руки к животу. - Райка Ваньке с Борькой в сумки рваные башмаки подложила.
- Жадный, припрятал от друзей! - прокричал сквозь смех, Сережка.
Рая, поглаживая живот, покатилась по кожаной обивке, автобусной скамейки.
- Ой, мамочка! Не могу, умру от смеха!
Нина вытерла слезы, махнула на Борьку рукой. - Чего злишься? Шуток не понимаешь? Подумаешь, беда, старые башмаки подложили.
Борька взъерошил рыжие волосы, хлопнул Ваньку по плечу и расхохотался.
- Ладно, живите!
Вера соскочила с места, стащила с полки рюкзак. - Нам тоже подложили?
- Вам не подкладывала, не беспокойтесь, только мальчишкам, где на всех старья найти! - прищурила левый глаз, Райка.
- Вот бестия рыжая!
- Хохмачи, озорничать вздумали? Обзавелся барахлом! Держи свои вещи! - Андрейка бросил в Борьку башмак и залился радостным смехом. Глаза поймали взгляд Веры, он улыбнулся девочке, но она погасила улыбку, и отвернулась. Будто острая игла пронзила сердце. Так и знал, мне приснился волшебный сон, который никогда не повторится. Андрюша отвернулся к окну, считая, мелькающие, у дороги, елки. Смех и крики одноклассников потонули в нахлынувшей обиде.
- Праздник юмора? - подошла к детям, Марья Алексеевна.
Галя вытерла платком слезящиеся, глаза и прыснула.
- Райка с Нинкой мальчишкам в сумки старые башмаки подложили. Ой, не могу, вот додумалась! Они полезли за завтраком и вот.
Учительница засмеялась, погрозила девочке пальцем.
- Озорница! Только в школу приедем, я с тобой побеседую!
- А я не приду! - закрыла левый глаз, девочка. - Переведусь в другую школу, если станете ругать!
- Зачем мне тебя ругать? Ты у нас одна хохотушка. Без тебя скучно. - Женщина погладила Раю по рыжим кудрям. - Ты расческой хоть изредка пользуешься? Успокоились, собрали обувь, пройти нельзя! К городу подъезжаем!
Автобус обогнул выложенную из белого камня, горку.
«Добро пожаловать!» - пригласил огромный, позолоченный лучами тонущего на горизонте красного светила, плакат, установленный на высоком пролете железнодорожного моста. Через минуту замелькали беленькие киоски союзпечати, мокрые тротуары, с редкими, вечерними, прохожими.
- Здравствуйте, люди! - Рая выставила в окно лохматую, голову. - Мы вернулись!
Высокий пожилой мужчина улыбнулся и помахал проказнице рукой.
+ + +
Серые облака, насупились, распушились, затянули небо. Верхушки старых дубов, раскачиваясь на ветру, жалобно застонали. Желтые листья, один за другим упали на колени старушке, в серой байковой кофте, одиноко сидящей на покосившейся лавочке. Она взяла резной листок в руки, бережно разгладила. Прожилки зеленые, цепляется за жизнь, не хочет уходить, а пора прошла, осень на двор пожаловала.
Афанасьевна, согнувшись и тяжело переставляя ноги, с доверху наполненными сумками в руках, вошла во двор.
- Афанасьевна, с утра хлопочешь? - окликнула соседка. - Присядь, отдохни.
- А, Михайловна, доброе утречко! - покривившиеся коричневые туфли процарапали землю, приблизив свою хозяйку к скамейке.
- Дети сегодня приезжают. Хочу вкусненького приготовить. Пока их не было, почти ничего не готовила, мне много не надо. Деньжат подсобирал а. Пирожковым испеку с яблоками, супчик с курочкой сварю, они любят.
Старушка присела на край скамейки, расправила на коленях потертую толстую суконную юбку. Заметив взгляд соседки, смущенно улыбнулась. - Замерзла, вот теплое надела.
- Да я, тоже, гляди, - Михайловна подняла ногу. - Свитер старый Ванькин распустила, он ему мал, носки связала. Кости старые, тепла просят. Она аккуратно сложила газету, хитро прищурила глаза, глянула сквозь, съехавшие на нос, очки.
- Алешка, поди, много в колхозе заработал?
- Пальто купит, старое вот-вот развалится. На следующее лето в Москву поедет.
- Кому мы там нужны! - поджала губы Михайловна. Кривыми пальцами с распухшими суставами, стянула концы платка под подбородком.
- Он пробивной, определится! Вот Андрюшка, хоть бы чуток был на него похож. А то весь в себе. О чем думает, не признаешь. Ладно, - Афанасьевна встала, застегнула кофту. - Холодает, чувствуется осень. Побегу, некогда, тесто, боюсь, убежит, с вечера поставила.
Поднимаясь по лестнице,старушка улыбается. Уже давно не ощущала в себе такой легкости, даже про боль в ногах, забыла. Гордится собой. За лето скопила немного денег, приготовлю к вечеру вкусный обед, накрою праздничный стол, встречу внуков. Переступив порог квартиры, скинула старенькие башмаки, надвинула тапки. Прошла в кухню, отодвинула занавеску на окне. Крупные капли стукнули по железному подоконнику. Успела до дождя, а касатиков моих, подмочит, к вечеру сильней разойдется, покачала головой. Надела рабочий фартук, застучала посудой.
+ + +
Школьная площадка, куда подъехал автобус, осталась далеко позади. Не дожидаясь товарищей, Андрей намеренно пошел домой дальней дорогой, обогнув квартал. Перекинув ремень сумки через плечо, быстро идет по темнеющим улицам. Дождь усилился, холодные капли стекают за воротник куртки, озноб пробегает по спине. Но он не замечает ни прилипшего ко лбу, мокрого чуба, ни холодеющих, в летних сандалиях, ног. Он прощается с пережитым в лагере, осознавая, что все это уходит в небытие. Хоронит любовь, хоронит надежду на счастье, как хоронят горячо любимого, родного человека. А дождь - поток слез, которые проливает душа, и которыми, увы, не могут плакать глаза. Их жжет стыд и злость на самого себя, за проявленную слабость. Ибо, теперь он еще более уверен, любовь, счастье, чудесные подарки судьбы, не для него.
Вот и серая, с потемневшими пятнами старой побелки, стена родного дома. Он оглянулся, с отчаянием и болью окинул пустой, блестевший в свете фонаря, мокрый тротуар. Так окидывают взглядом последний раз дорогую могилу, после посещения кладбища.
+ + +
В кастрюле на плите, распространяя дурманящий, вкусный запах, кипят жирные куски курицы, молодой рассыпчатый картофель, морковь и мелко нарезанная зелень. Афанасьевна достала из духовки растягаи с золотистой корочкой. Ну вот, на сегодня всё! Протерла клеенку на столе, вытерла руки о фартук, с улыбкой оглядела празднично, накрытый стол. Огромное блюдо румяных пирожков, старенькая фарфоровая супница, оставшаяся от некогда дорогого сервиза, лодочка аппетитной, золотистой, жареной рыбы, голубая пластмассовая хлебница с горкой, тонко нарезанного черного бородинского хлеба. Кажись, звонят? - прислушалась старушка. Тяжело переставляя затекшие, от долгого стояния у плиты, ноги, заковыляла в прихожую, непослушными пальцами отодвинула тяжелую щеколду.
- Ой, Батюшки, Андрюшенька, промок, маленький мой.
Андрей прижался щекой к старенькой фланелевой бабкиной кофте, пахнущей подсолнечным маслом и жареным луком.
- Бабулечка, соскучился по тебе!
- И я соскучилась, голубочек мой, очень соскучилась! - покрыла поцелуями бабушка лицо мальчика. - Бледненький, здоров? Обидел кто?
- Устал немного! - отстранился Андрей.
- Ну, пойди, умойся с дороги! В шкафу рубашечка висит, на рынке по дешевке купила, - легонько подтолкнула внука к двери ванной.
- Алешка приехал? - заглушая шум воды, крикнул Андрюша из ванной.
- К ночи подъедет.
Андрей долго плещется под душем, продлевая одиночество. Еще несколько минут побыть наедине с невеселыми размышлениями, еще раз вспомнить и забыть навсегда. Вздрагивая под холодной водяной струйкой, почувствовал, как тело наливается молодой силой и энергией. Значит это не мое, неожиданно для себя, улыбнулся, мальчик, мое не пришло.
Андрюша вошел в кухню в свежей серенькой рубашке.
- Сегодня пир! Молодец, бабулька! - поцеловал бабку в шею за ухом.
Афанасьевна приложила ладони к щекам.
- Какой ты хорошенький, подрос, загорел!
- Есть немного! - щеки мальчика покрылись румянцем.
Бабушка зачерпнула половником густой суп, налила полную тарелку, поставила перед внуком. Придвинула блюдо с пирожками.
- Эти с картошкой, а вот с яблоками. Кушай голубочек! - присела у стола, подставила руку под щеку, залюбовалась внуком, поглощающим горячие пирожки. Жаль, Леночка не порадуется на сына, симпатяшка!
- М… - м, с яблоками, вкуснотища! В лагере таких, не было.
- Вот и ешь, мальчик мой, ешь, сколько хочешь.
- А ты?
- Уже покушала.
- Алешке хватит?
- И Алешке хватит, касатик, мой заботливый.
Андрюша встал из-за стола. - Спасибо, бабуль! - наклонив голову к плечу, медленно прошел в комнату.
Как в воду опущенный, поглядела вслед, бабка, а ведь не расскажет, что гнетет?
Андрей присел на диван, закинул руки за голову, откинулся к мягкой спинке, закрыл глаза. Опять закрутится колесо будничных хлопот. Уроки, книжки, тетрадки. Чердак, наверное, пылью покрылся, не пройти. Он представил голубые глаза в черных ресницах, розовые губы, ощутил на губах поцелуй. Глаза наполнились злыми слезами. Пожалела! А мне не нужна жалость. Мальчик прислушался к барабанящим по железному подоконнику, каплям дождя. Стучит и стучит, оплакивает мою неразделенную любовь. Мой крест - грусть и печаль, счастье не для меня.
+ + +
Солнечный луч заглянул в щель между портьерами, скользнул по щеке. Алексей приоткрыл глаза, преодолевая сонливость. Хорошо дома! Оглядел комнату. Шкаф, письменный стол, полки на стенах, с аккуратно расставленными книгами. Кресло-кровать со свернувшимся в клубок, тихонько посапывающим, Андрюшкой. Стрелки часов вытянулись по вертикали. Шесть! Не проспал. Первое сентября, здравствуй, школа! Алексей сел на постели, раскинул руки, потянулся. Последний школьный год и новая жизнь.
- Андрюха, вставай! - Алеша соскочил на пол, достал из-под кровати гантели. Ни дня без зарядки! Раз-два, раз-два. Наклонился вперед, ладони коснулись пола, снова наклон, прогиб назад, наклон.
Андрей вытянул под одеялом, ноги, пошевелил ступнями, потер кулаками глаза. Сон не покидает мальчика. Щека коснулась прохладной подушки. Еще немного подремать под теплым мягким одеялом!
- Вставай, вставай, хватит дрыхнуть, спишь, как сурок, опоздаешь! - снова рядом прозвучал знакомый голос.
- Ух, ты! - Андрей отбросил одеяло. - Лешка! Когда приехал?
- Ночью, не стал тебя будить.
Андрей восхищенно поглядел на брата, легко играющего гантелями. Упругие мышцы волнуются под загорелой коричневой кожей. - Какой, ты!? Вырос! Мне бы так!
Алексей подмигнул. - Спортом надо заниматься. Присоединяйся, малыш!
Андрею хотелось обнять брата, но он не посмел нарушить его утренний ритуал.
- Завтра, - вздохнул мальчик. - В лагере каждый день зарядка. Надоело.
Афанасьевна перешагнула порог комнаты, тонкие сморщенные губы растянулись в ласковой улыбке.
- Проснулись, касатики? Дети в школу собирайтесь, петушок давно пропел! - подошла к шкафу, открыла дверцу.
- Алешенька, вот рубашечку погладила! - положила на постель белую, хорошо пространную и тщательно отглаженную, рубашку. - Андрюшенька, брючки! - повесила на спинку стула, обновку.
- Перешитые, - вздохнул мальчик.
- Ну, что ж, довольно, приличные. Цветы для Марьи Алексеевны не забудь, Михайловна дала.
- С балкона? Не надо, без меня принесут.
- Как хочешь! - почмокала губами Афанасьевна, нагнулась, заправляя постели. - Завтрак в кухне на столе, чай, хлеб с маргарином.
- А пирожки? - широко раскрыл глаза. Андрюша.
- Съели. В выходной испеку, не горюй, касатик.
Взбивая подушки, она слышала, как внуки стучат чашками в кухне. Пирожков хотят, а где ж взять каждый день. Мука опять подорожала.
- Спасибо, бабуль! - донеслось из прихожей.
Женщина вышла к внукам. - Куртку бы тебе надо новую, вырос, рукава коротки, - расправила Андрею воротник ветровки. - Деньги завтра передам, скажи учительнице. Афанасьевна оглядела детей. Не хуже других. Ну, с Богом! - перекрестила ребят.
Повернув ключ в замке, подошла к окну, отдернула штору. Пошли мои мальчишки, опрятные, красивые, загляденье. За Алешкой, поди, уже девчонки бегают. Вот бы Леночка с Сашенькой на них порадовались. А у меня свои хлопоты, за хлебом сходить, обед приготовить. Продуктов на неделю хватит, а там пенсию поднесут. Светлые предчувствия со вчерашнего дня не покидают старушку. Она верит и надеется, радость поселится в их доме. Алешенька окончит школу, поступит в университет. Андрюшенька, даст Бог, подрастет, повеселеет.
Афанасьевна надела стоптанные туфли, серый полинялый плащ, раскрыла сумку. Ой, Господи! Где ж кошелек? Провела рукой по днищу. Вытащили, вчера на рынке! Вот, подлецы! Последние деньги, лишенько! Господи! На что жить-то!? Даже на хлеб не осталось. Андрюшке обещала триста рублей. Она опустилась на тумбочку, выронила сумку. Вот и новая беда! Только с долгами рассчиталась, думала, теперь, хоть немного поживу на радость. Женщина приложила ладони к щекам, покачала головой. Опять унижайся, проси в долг. Может, Михайловна одолжит? Женщина уперлась ладонью в стену, поднялась на ноги, почувствовала острую боль в коленях. Опять ломит, вот, и накликала беду, бегала, радовалась, ан, не наш это удел.
Шаркая ногами по дощатому полу, вернулась в кухню, выглянула из окна на улицу. Михайловна, на лавочке под дубом, сдвинув на нос, очки с толстыми стеклами, беззвучно шевелит губами над развернутой в руках, газетой. Один внук, проводила и сиди, невестка еду принесет. Хоть и смеются над их Ванькой, объедками питается, а все-таки, какая-никакая пища.
Стукнув дверным замком, прихрамывая, спустилась с лестницы. Взялась рукой за притолоку, перешагнула порог подъезда одной ногой, потом второй. Неловко переступая ногами, приблизилась к скамейке.
- Отдыхаешь, соседушка, проводила внука в школу?
- А, это ты, Афанасьевна. Как твои? - соседка аккуратно свернула газету, положила на колени.
- Пошли голубки! Алешенька вырос, мужчина, красавец! Андрюшка подтянулся, похорошел!
- Видала. А ты всё хлопочешь, садись, посиди, отдохни немного.
- Некогда сидеть! - старушка смущенно переступила с ноги на ногу, расстегнула и застегнула пуговицу на плаще, погладила ладонью черную потертую сумку. - Я, собственно, к тебе зачем. Кошелек вчера украли, из сумки, подлые ворюги вытащили! Не одолжишь на хлеб? Через неделю с пенсии верну.
Михайловна подняла брови.
- Алешка разве не заработал?
- Так это ему, на пальто, его-то обносилось.
- Бедолага, ты, Афанасьевна! Жаль тебя! У меня ведь тоже нет. Сама знаешь, питаемся с чужого стола. Думаешь, сижу, отдыхаю? Воздухом выхожу подышать. Ты вот бегаешь, а у меня ноги болят, сердце пошаливает. Не посижу, потом весь день задыхаюсь. Ладно, так уж и быть дам немного. Отдашь, когда сможешь.
Старуха достала из-за пазухи закрученный, застиранный, синий носовой платок, размотала ткань, отсчитала несколько бумажек, разгладила ладонью, протянула соседке.
- Вот возьми!
- Спасибо, милая! - Афанасьевна низко поклонилась. - Спасибо, выручила, век не забуду! Как пенсию получу, сразу же отдам.
- Да, будет тебе! - махнула рукой Михайловна. - Иди с Богом! Отдашь когда нибудь.
Афанасьевна, еще раз поклонилась, отступила назад.
- Пойду, извини, дети придут, а хлеба нет.
Опустив голову на грудь, женщина засеменила ногами, приговаривая. Господи, тяжко-то, как! Время быстро летит! Утро - проводила, обед сготовила, накормила. Вечер наступил, день прошел. Успеть бы детей на ноги поставить, а там и помирать можно.