Севастопольские рассказы

Петров Владимир
  Севастополь, 1991 год, поздняя осень…
  В этот раз Ливрин, начальник медицинской части подводной лодки, а проще начмед, снял комнату в большом хозяйском доме у Малахова кургана. Хозяйка, Таисья Ивановна, сдавала еще одну комнату двум девушкам, работающим на заводе, те вставали рано, в пять часов утра и включали магнитофон, из которого неслась разбитная песня: «Я не дам, дам, дам…» . Песню включали вновь и вновь, и только через час шаги девушек затихали во дворе. Так Ливрин постепенно начал привыкать к своему новому жилью.
  Он понимал, почему не торопилась приехать из Воронежа жена с пятилетней дочкой. Строительство дома, в котором обещалась квартира, с новыми переменами остановилось и, похоже, навсегда. Страна, в которой он вырос, фактически развалилась за какие-то месяцы...
  Рядом с Малаховым курганом находился гастроном, куда он обычно заходил и как-то в воскресный день Ливрин поднялся на сам курган, где уже не был несколько лет. Стояла тихая осень с шуршащими под ногами желтыми листьями, тишина обнимала скромные памятники павшим в Великую Отечественную войну и в ту знаменитую севастопольскую страду 1854-1855 годов. Он побродил по аллеям кургана, с высоты вглядываясь в уходящее за горизонт море.
  Спустившись вниз, Ливрин остановился у наклеенных на стену дома плакатов с портретами кандидатов в городские депутаты. Один из них обещал в своей программе решить проблему с питьевой водой. Ливрин неожиданно для себя вынул из кармана ручку и написал на плакате:
 - Каким образом? - и пошел домой.
  На новом месте он, как мог, лечил хозяйку, жалующуюся на боли в суставах - массажировал ей руки, ставил разные примочки, провел несколько сеансов гипноза, в связи с чем за квартиру платил несколько меньше.
  Потянулись серые обыденные дни.
  На подводной лодке шел ремонт, в городе все чаще выключали свет, троллейбусы останавливали свой ход и Ливрин, порой, добирался до Малаховки пешком, но ничего, главное - добраться до памятника матросу Кошке, а здесь уже рядом.     Странно, но нигде он больше уже не слышал этих знаменитых песен – Севастополь, Севастополь город русских моряков… Севастопольский вальс, золотые деньки…
  На кораблях и подводных лодках все настойчивей шел разговор о смене флага, о разделе флота и введении новых денег. Часть товаров в магазинах и так уже отпускалась на отрезные купоны, но если в форме подойти и немного постоять у продавщицы, то она, понимая все без слов, отпустит товар и за рубли.
  Порою в городе Ливрин подходил к митингующим у памятника адмиралу Нахимову и вслушивался в их рубящие слова. Нет, новых походов уже не предвиделось.
  Однажды он зашел в дом офицеров, где увидел молодую певицу, стоявшую у рояля, за которым сидел известный в городе композитор, капитан второго ранга, написавший немало песен о море.
- Вы только посмотрите, – говорила певица, - как хорошо в этом месте звучат слова:
- Кружил ее в вальсе веселый корнет…
Мы напишем эту песню до конца, правда? - спрашивала она.
  И морской композитор кивал ей и старательно подбирал ноты.
  И потом Ливрину долго снился один и тот же сон с большим красивым залом, наполненным льющейся музыкой и ослепительным светом, с изящными нарядными дамами.
  Он привык вставать в пять часов утра – «Я не дам, дам, дам…» будила его патриотическая музыка.
  Хозяйка между тем стала подсчитывать, сколько бы денег она получала с простого квартиранта и как-то сказала пришедшей дочке о сумме недополученных доходов.
- На ветер уходят, - буркнула та.
  Хмурость дочки была понятна. Ливрин как- то вечером проводил ее до дома, но дальнейших отношений не поддерживал.
  Однажды он, придя со службы, устало сказал хозяйке:
 - Хотите анекдот? - и, не дождавшись ответа, продолжил: Город Севастополь, купоны – рубли, Кравчук – Ельцин, митинги, инфляция, а на столбе в центре города висит объявление: Куплю новую гармонь.
  Таисья Ивановна замерла, не зная, что и сказать. « Анекдоты уже начал сочинять, что с ним?» - подумала она.
  Ливрин постояв, молча ушел в свою комнату.
- Сколько времени все это будет длиться? – размышлял он за столиком. - Кому нужен флот? Кто даст на строительство дома деньги? Ребята с подлодки договорилась с командиром Ан -12 и с Качи по пути слетали в Грузию за консервами, они там дешевле. А может так и надо жить? Пришел из похода и в торговый ряд прямо в форме, сверху одел передник…
- Что делать? – все чаще задавался Ливрин извечным русским вопросом.
  Совсем скоро, через какие-то месяцы, сюда на Малаховку в госпиталь с Грузии доставят первых раненых военнослужащих и Ливрин, оказавшийся здесь по службе, будет помогать нести носилки по длинной лестнице на второй этаж в хирургическое отделение. Он будет долго смотреть в суровые лица раненых, словно желая услышать ответ на комом застрявший в груди вопрос:
- Что случилось с державой?
  Много бед и страданий видел севастопольский морской госпиталь. Фашисты расстреливали здесь раненых, именно сюда  под окна хирургического отделения  в октябре 1955 года выплывали моряки из тонущего линкора " Новороссийск", днище которого потряс невероятный взрыв...
  Осень, поздняя осень 1991 года...Совсем скоро впервые пройдут по центру Севастополя приехавшие на электричке из Киева непонятные люди с понятными им флагами и неожиданно слово война все чаще и чаще будет слышаться в разговорах.
  И теперь совсем по-иному Ливрин будет вглядываться в очертания противолодочного крейсера "Москва".
- Почему крейсер не атомный? Кому это удобно? - В самом страшном сне такие мысли раньше и не могли придти в голову...
  В связи с предстоящей сменой денег население вкладывало рубли куда только возможно, оставь их на сберкнижке, считай, что пропали.
- Я и так уже вперед на год за свет и за газ заплатила, – горевала хозяйка, – хоть выбрасывай рубли-то, куда их девать?
В дом иногда приходил ее сын, человек лет тридцати.
- Виталя, – как - то обратилась к нему хозяйка, - в подполе картошки маловато, мешка не хватает, точно.
- Доктор у тебя живет? – сообразил Виталик.
- Живет.
- Вот он и украл, больше некому.
- Виталя, Крым автономной республикой объявляют, а ты пьяный по ночам шастаешь.
- Да мне хоть Ватиканом, что теперь выпить нельзя?
Шел пятый месяц со дня вселения Ливрина и хозяйка как-то стала рассуждать:
- Получается этот врач у меня из сердца родного Виталика забрал и выгнал. Скоро шесть часов вечера, а я с обеда смотрю на часы и жду. О Виталике вообще не думаю, пусть он человек пьющий и с женой дерется все время… А банки с морскими звездами, залитые раствором под диваном у врача? Он в этот раствор запустил каких-то микробов, говорит, что проводит эксперимент в течение двух лет, даже в плавание с собою их брал. Статью в научный журнал готовит. Холеру он хочет на город напустить...
  И однажды, придя со службы, Ливрин встретил хозяйку с твердо сжатыми губами.
- У меня родня приезжает, - сообщила она, – комнату надо освобождать.
- А как наш уговор?– нахмурился Ливрин.
- А это что? – показала она ему свои руки. - Они болят, правая вообще от ваших примочек пухнет.
  Он стал ее убеждать, что руки явно стали меньше, но она стояла на своем, ввернув в разговор заранее приготовленный козырь:
- От вас вообще цитрамона даже не допросишься.
- Как же, я же вам давал.
- Откуда цитрамон – то, – хозяйка хитро повела глазами, – не с подводной ли лодки?
  Ливрин ушел в свою комнату и через три дня нашел жилье, о котором можно было только мечтать - отдельный флигель во дворе дома. Как раз на службе попалась ему газета с описанием жизни морских офицеров в царское время и он усмехнулся, вопросы и тогда поднимались те же самые - низкое жалованье, отсутствие жилья.
  Перед отъездом он зашел к девушкам, живущим за стенкой, и пожелал им больших и толстых женихов. Девчата засмеялись в ответ.
- У хозяйки проблема с дочкой, - отъезжая к новому месту, думал Ливрин, – но причем здесь он. Крутится же возле нее дальнобойщик из Одессы… И Виталя, таскающий сумки в отсутствие хозяйки, тоже когда – нибудь выпьет свою долю и будет стучать в себе в грудь, что он вообще рюмки никогда не видел, что он трезвенник по жизни и глядишь, изберут Виталика председателем какого – нибудь уличного совета.
  Он проснулся на новом месте как обычно в пять часов утра, но привычная девичья песня, ставшая чуть ли не родной, за стеной уже не звучала.
  Русский офицер, капитан – лейтенант бывшего военно-морского флота СССР Ливрин сел на диван и так задремал на какие-то минуты, ему приснилась жена, дочка и большой светлый дом.
  Сон будет в руку - утром на службе он получит телеграмму о приезде жены и дочки, к обеду поедет на вокзал и неожиданно у фундамента того законсервированного строительства увидит работающие машины, переговорит со строителями, те сообщат, что пришли деньги с Москвы, и уже потом на вокзале, первое, что он скажет, обняв жену и дочку:
- Дом начали строить…
  Неужели все наладится?...