Жизнь в квартире на Арбате коренным образом отличалась от жизни на Филях. Прежде всего, там не было Толика. Правда, Бориска компенсировал его отсутствие в полном объеме. Да и не только Бориска. В соседней квартире жил Витёк… в соседнем подъезде Вова… В общем, дефицитом общения отец не страдал. Толик кстати, к нам тоже иногда заезжал. С другом Юрой. Этот друг, увидев жену Бориски, сказал: «круто простужена…».
Однажды мама заметила, как Юра в магазине вытаскивает кошелек из сумочки невнимательной девушки… Больше этот товарищ у нас не появлялся.
Наташа действительно была… Ну скажем так, странноватой.
Как-то утром отец маялся очередным похмельем. Сидел себе на кухне, курил. А что ему еще оставалось делать? – денег не было и что еще хуже - занять было уже не у кого. Мамины духи, и те закончились! Вот и курил, глядя в окошко. Соседка Митрофановна ходила мимо него и как бы сама с собой разговаривала: «Вот разъебай! Жена и работает, и дом на себе тащит, и детей воспитывает. А этот только водку, сволочь жрет! Одно слово – разъебай!» Мама молча разогревала обед. И тут зевая и потягиваясь, входит Наташа. Входит и заявляет - Я вот тут стихи написала. Сейчас почитаю вам:
Вахтанговка родная - улица моя
Широко шагаю, узнаю тебя!
Раннею весною исполнятся мечты -
Утром с перепоя улыбнешься ты!
Надо ли говорить, что мама с Митрофановной, испытав культурный шок, на некоторое время лишились дара речи. А вот отец отреагировал мгновенно и совершено неожиданно:
-Наташ! Да это же шедевр! И ты с ТАКИМ талантом на жопе сидишь??? Это же… это… Достойно внимания широкой общественности!
Наташа вся аж засветилась - Да? Ты, правда, так думаешь? Ну, я не знаю…
-Да хули тут думать?! Говорю же – шедевр! – не унимался отец.
-А может это… у нас на фабрике стенгазета есть… может мне туда отнести? – осторожно поинтересовалась Наташа.
-Ну, какая нахер фабрика! И уж тем более стенгазета! Ты в литературку! В л и т е р а т у р ку шли эти стихи! А у тебя, кстати, еще что-нибудь есть? Ну, из написанного?
-Есть, конечно! – ответила Наташа, переполненная эмоциями, связанными с неожиданным признанием ее таланта – я сейчас тетрадку принесу!
Она сбегала за тетрадкой и принялась читать. Что она читала, к сожалению, никто не запомнил, но все было в том же ключе: вахтанговка и искреннее чувство к похмелившемуся/НЕпохмелившемуся мужу. Отец сосредоточено слушал и одобряюще кивал. Иногда комментировал. Ну и ясное дело – «восхищался». Мама и Митрофановна, стоя за спиной Наташи, уже даже не смеялись, они только всхлипывали и семафорили отцу, что бы он остановил, наконец, этот поэтический порыв.
Отправила Наташа свои опусы куда-либо или нет, я не знаю. Но ее стихотворение о «вахтанговке родной», до сих пор вспоминают бывшие соседи.
Продолжение следует...