В Нахимовском училище, как только Сергею исполнилось четырнадцать лет, он сразу вступил в комсомол и тут же был избран секретарем комсомольской организации сначала класса, а потом и роты и пробыл бессменным комсомольским вожаком вплоть до самого выпуска.
Вожаком он был действительно активным, в связи с чем, когда он учился в десятом и одиннадцатом классе, его даже, вместе с помощником начальника политотдела училища по комсомольской работе Колей Загорным избирали членом Петроградского райкома комсомола.
Учитывая его активность, инициативность, грамотность, какую-то природную интуицию и уже накопленный довольно неплохой опыт в этой работе перед выпуском из училища начальник политотдела – большая умница и замечательной души человек – Артем Артемович Степин в течение месяцев трех уговаривал Сергея дальше пойти учиться в Киевское Высшее ПОЛИТИЧЕСКОЕ училище, которое в год выпуска Сергея из Нахимовского училища как раз только создавалось.
Но Сергей, несмотря на то, что весьма активно занимался общественной работой и в силу этого достаточно тесно контактировал с политработниками, относился к этой профессии довольно скептически. Поэтому и сам становиться политработником не собирался, тем более что его ближайший друг, Дима Столяров, с которым он семь лет просидел за одной партой, собирался поступать в Высшее Военно-Морское ИНЖЕНЕРНОЕ училище имени Ф.Э. Дзержинского на специальный, суперсовременный и суперсекретный факультет, где готовили физиков-атомщиков, специалистов по ядерным энергетическим установкам, то есть по столь заманчивой, интересной и модной в то время специальности.
Я уже говорил о том, что Сергей был достаточно упрямым, даже упертым, и уж если чего решил, то свернуть его с этого было практически невозможно. Так и в этом случае: несмотря на уговоры начальника политотдела, по окончании Нахимовского он все-таки поступил в инженерное училище.
Учился он неплохо и даже стал серьезно заниматься спортом, заработав разряды сразу по нескольким дисциплинам, а по гимнастике и лыжам – соответственно, второй и первый разряды! Шумы в сердце давно, еще в Нахимовском, прошли, и никаких ограничений Сергею не требовалось.
Но в апреле 1971 года, когда Сергей уже почти заканчивал четвертый курс, он снова простудился, «подхватил» серьезнейшее воспаление легких и попал в госпиталь. И вот тут его ждало новое, тяжелое испытание: на рентгеновских снимках грудной клетки врачи обнаружили… множественные туберкулезные очаги на верхушках обоих легких!
По интенсивности изображения на снимках врачи, в принципе, могли сказать, что это довольно старые следы, оставшиеся, видимо, от перенесенного еще в детстве заболевания. Но, несмотря на ежегодные диспансеризации (а Сергей к тому времени уже почти одиннадцать лет относил военную форму и ни о чем, кроме службы на флоте, даже думать не мог), обнаружены эти очаги были впервые, а следовательно, процесс считался «свежим», и стал вопрос о годности Сергея к службе не только на подводных лодках, но и к службе вообще!
Через месяц, вылечив его от воспаления легких, Сергея отправили в специальное, туберкулезное отделение в Большую Ижору под Ломоносов. Там за него взялись всерьез, скармливая ежедневно больше двух десятков таблеток Паска и Тубазита.
В начале Сергей честно и добросовестно принимал все лекарства и выполнял все предписания. Но когда его сосед по палате наглядно продемонстрировал ему чудодейственность этих лекарств, резко изменил свое к ним отношение.
На улице уже был июнь, вовсю цвела сирень, и букетик этих замечательных цветов, разумеется, украшал казенную больничную палату, уютно расположившись в заменяющей вазу литровой стеклянной банке на одной из тумбочек.
Сосед Сергея, не долго думая, взял и разовую порцию лекарств – десять здоровущих «колес» Паска и две таблетки Тубазита – бросил в импровизированную вазочку с несчастными цветами. Несчастными не потому, что мне они не нравятся, а по тому, что с ними в дальнейшем произошло.
Буквально через двадцать-тридцать минут на всех, до того насыщенно-зеленых, листьях появились сначала коричневые, но постепенно переходящие в угольно-черный цвет, прожилки. Через час черными стали все листья полностью, а еще через час все – и сиреневые, и белые – цветочные грозди стали каштановыми. Но, несмотря на это, они не засохли, а были живыми и продолжали бодро торчать.
Впечатление было ужасное: Вы где-нибудь видели каштановую сирень с черными листьями?! Вот и мне не приходилось. Видимо, поэтому и Сергей после того эксперимента принимать что-либо внутрь себя категорически отказался.
Нет, он не делал каких бы то ни было заявлений, а просто втихаря стал выбрасывать все таблетки, продолжая делать вид, что добросовестно их принимает.
Командование факультета было озабочено судьбою Сергея, - как же, он был отличником, заместителем секретаря парткома факультета, старшиной роты на младшем курсе,* да и вообще активным, энергичным, контактным человеком, к которому практически все, кто его знал, относились довольно хорошо, и терять такого курсанта им не хотелось.
Поэтому в госпиталь в Ижору даже приезжали командир роты и представитель командования и парткома факультета с тем, чтобы уговорить врачей не «списывать» его сразу же, а попытаться найти лазейку, при помощи которой его можно было бы все-таки оставить, для начала, доучиться в училище, ну, и вообще, служить.
Но 22 июня, а в тот год эта дата, так же как и в 1941-м, выпала на воскресенье, Сергей сбежал из госпиталя в самоволку к своей девушке, чтобы вместе с ней поучаствовать в празднике выпускников школ «Алые Паруса» (но об этом подробнее я расскажу немного попозже).
Факт тот, что все это обнаружилось, и Сергея за нарушение режима (и не просто нарушение режима, а ГРУБОЕ НАРУШЕНИЕ ВОИНСКОЙ ДИСЦИПЛИНЫ, - в госпитале такого, чтобы кто-то из больных самовольно убегал на полдня и всю ночь, не бывало уже много лет, и поэтому возмущению госпитального начальства не было предела) было решено досрочно выписать в часть.
А это означало, что ему должны были так же досрочно определить и категорию годности. В связи с этим на следующее же утро после «загула» Сергея «пригласили» на заседание военно-врачебной комиссии (ВВК), где разгневанные эскулапы уже не стали внимать ходатайствам факультетских представителей и постановили: «Не годен к службе в мирное время, ограниченно годен в военное»!!!
Для Сергея это была катастрофа, но, как говорится, «поздно пить «Боржоми», если печени цирроз».
Но не прошло и трех часов, - он даже не успел собрать свои вещи, поскольку выписка осуществлялась после обеда, - как в госпиталь уже пожаловали командир роты, секретарь парткома факультета и начальник факультета. Сердито зыркнув на Сергея (руку ему пожал только секретарь парткома), депутация направилась к начальнику госпиталя.
____________________
* в военных училищах, с одной стороны, для более эффективного обеспечения дисциплины и порядка, а с другой стороны, для приобретения навыков командования и работы с личным составом, практикуется назначение на младшие курсы старшин с более старших курсов: командиров отделений с третьего курса, а заместителей командиров взводов и старшин рот – с четвертого курса
Переговоры шли долго и трудно. Сидя в приемной начальника госпиталя, Сергей даже через закрытые двери слышал отголоски той грозы, которая то и дело вскипала в кабинете.
Начальник госпиталя был непреклонен, но начальник факультета, Игорь Леонидович Нагорный – в прошлом первый командир электромеханической боевой части нашей первой атомной подводной лодки с жидкометаллическим* реактором, награжденный двумя орденами Ленина и орденами Боевого Красного Знамени и Красной Звезды – пытался ему внушить, что не стоит из-за мальчишеского легкомыслия – все мы были молодыми, влюбленными и глупыми – ломать жизнь, в общем-то, хорошему парню. Тем более что, если его выписать сейчас, по горячим следам, да еще и с таким заключением ВВК, то начальник училища его точно исключит. Если же его на какое-то время оставить, то и начальник училища немного поостынет, да и они сами за этот срок попробуют его уговорить не принимать кардинальных мер.
Часа через три начальник госпиталя сдался, - отменил решение ВВК и оставил Сергея в госпитале еще на месяц, определив ему персональное задание по трудотерапии (в госпитале в ту пору хозспособом строили какой-то сарай – то ли склад, то ли гараж на шесть-семь боксов, - и Сергея определили в бригаду кровельщиков, поскольку рабочих рук там не хватало).
Ровно через месяц, 23 июля, Сергея выписали с заключением: «Годен к нестроевой службе».
В училище его, конечно, разжаловали из главных корабельных старшин в рядовые курсанты, дали догулять оставшиеся две недели отпуска (пока он лежал в госпитале, его однокашники закончили учебный год, сдали сессию и вот уде две недели отдыхали) и оставили учиться дальше при условии, что он, пока его однокашники будут во второй половине августа и в сентябре находиться на практике, экстерном сдаст все экзамены минувшей летней сессии.
Экзамены Сергей сдал на одни пятерки, а к Новому году был назначен заместителем командира роты на один из младших курсов и восстановлен в звании главного корабельного старшины.
После зимней сессии, поскольку при имеющейся категории годности служба на кораблях ему уже не светила, вместо преддипломной практики на действующем флоте его оставили на стажировку в самом училище в лаборатории «Борт», полностью имитирующей силовую установку атомной подводной лодки первого поколения с той лишь разницей, что вместо ядерного реактора там была водогрейная камера – обычный котел, где при команде с пульта на подъем или опускание компенсирующей решетки или стержней автоматического регулирования,** соответственно, увеличивалась или уменьшалась подача мазута.
В перспективе же Сергея планировали и в дальнейшем оставить в училище старшим инженером этой лаборатории, поскольку должность эта была вакантной, а через год он должен был стать начальником лаборатории, так как нынешний ее начальник планировался на повышение.
В марте месяце по договоренности с начальником госпиталя Сергея вновь положили в Ижору на реабилитацию. Но как-то кардинально изменить его категорию годности врачи были бессильны. Самое большое, что они смогли сделать, это установить, что он годен к службе на надводных кораблях и не годен к службе на подводных лодках. Тем более не могло быть и речи о допуске к работе с источниками радиационного излучения.
____________________
* ядерный реактор, у которого в качестве теплоносителя используется не вода, а жидкий металл
** компенсирующая решетка и стержни автоматического регулирования – органы управления мощностью реактора и происходящими в нем процессами
Ну, а поскольку надводных кораблей с ядерными энергетическими установками – по профилю специальности Сергея - у нас в ту пору еще не было (да и со своим заключением он не смог бы служить и на них), а лаборатория «Борт», как я уже говорил, полностью, в принципе, соответствуя его специальности, в то же время не имела никаких источников ионизирующих излучений, в отношении служебных перспектив для Сергея даже после реабилитации и повышения категории годности никаких изменений не произошло.
Больше того, ближе к выпуску, чуть ли не накануне защиты диплома, ему даже на ученом совете уже(!) утвердили тему кандидатской диссертации (одно из ее направлений специально начальником кафедры, в состав которой входила лаборатория «Борт», было включено составной частью в его дипломную работу), и, поскольку Сергей к тому времени уже был женат и готовился через некоторое время стать отцом, а своего жилья не имел, ему разрешили подать заявление в жилищно-бытовую комиссию училища для включения его в очередь на получение квартиры.
Но когда составлялись предварительные списки распределения, в которых указывалось желание самих выпускников служить на том или ином флоте, Сергей не мог (точнее, не имел права) указать, что он собирается остаться прямо в училище, и написал: «Краснознаменный Северный флот».
На самом выпуске после торжественного вручения дипломов, лейтенантских погон и кортиков, переодевания в офицерскую форму и прохождения торжественным маршем всех выпускников собрали для зачтения приказа Министра обороны о распределении. Когда дошла очередь до Сергея, начальник отдела кадров вдруг произнес:
- В распоряжение отдела кадров Краснознаменного Северного флота!
Сергей подумал, что или он ослышался, или начальник отдела кадров что-то перепутал, посмотрев не в ту строчку, и поэтому, сменил секундное недоумение на радостную улыбку, а когда всех отпустили по домам готовиться к выпускному вечеру, отправился в отдел кадров, чтобы устранить недоразумение.
Но начальник отдела кадров лишь подтвердил то, что он произнес при зачтении приказа, и показал Сергею бумагу, в которой рукой Министра обороны напротив его фамилии в графе «Назначение» предварительно вписанное «Высшее Военно-Морское Инженерное училище им. Ф.Э.Дзержинского, кафедра № 1, лаборатория «Борт», старший инженер», было решительно перечеркнуто красным карандашом и поверх напечатанного размашисто написано: «КСФ»!
Дело в том, что уже примерно в течение последних лет пяти было запрещено выпускников сразу же после выпуска оставлять непосредственно в училищах с тем, чтобы они хоть немного послужили на действующем флоте и набрались практического опыта.
На специальном факультете это указание выполняли скрупулезно и действительно в течение последних лет никого из выпускников в училище не оставляли. На других факультетах поступали хитрее. Тем выпускникам, кого собирались оставить в училище в графе «Назначение» писали: «В распоряжение отдела кадров Ленинградской Военно-Морской Базы», а в Ленинградскую Военно-Морскую Базу направляли на них запрос.
В итоге все происходило примерно так: получал выпускник в училище предписание, с ним являлся в отдел кадров Лен. ВМБ, получал там новое предписание, с которым возвращался обратно в училище, и дальше служил в том качестве, в котором и планировалось.
У командования факультета при подготовке проекта приказа о распределении в отношении Сергея не возникло никаких сомнений, что все будет так, как планировалось, поскольку с его диагнозом и имеющейся категорией годности ничего другого быть и не могло. Но Министр обороны не стал вникать в детали, а спорить с ним никто не решился, в связи с чем пришлось нашему герою отправляться в Заполярье.
(Продолжение следует)