Зима на острове Кинг Джордж, находящемся недалеко от Антарктического полуострова, довольно длинная и холодная, правда, иногда случаются оттепели, как в Петербурге. В такие дни дует сильный, почти штормовой ветер. Мокрый снег толстыми круглыми болванками налипает на провода радиоантенн, обрывает их и ломает мачты.
В конце ноября – начале декабря наступает антарктическая весна и лето, которое длится до конца февраля. Летом температура воздуха повышается до -2 – -3 градусов, а иногда и до 3 градусов тепла. В солнечные дни, при плюсовой температуре воздуха, камни нагреваются до +16° С.
Снег интенсивно тает, и в океан бегут ручьи, промывая в береговом льду узкие ущелья и тоннели. Приходят на гнездовья огромные колонии пингвинов Адели, Папуа, Чин-страп. Прилетают серые чайки - поморники, антарктические голуби, голубоглазые бакланы, похожие на маленьких курочек футляроносы, альбатросы, буревестники и много разновидностей мелких птиц типа крачек. Чтобы вывести потомство, вылезают из воды на черные вулканические пляжи тюлени–крабоеды, морские слоны, тюлени Уэдделла, малочисленные морские котики. На маленьких льдинах покачиваются морские леопарды – гроза пингвинов и мелких тюленей.
Летом подтаивает, становится рыхлым и ломается морской припайный лёд. Ветер выносит его в океан и наша бухта Ардли, на берегу которой расположены чилийская антарктическая база «Президент Эдуардо Фрей» и российская научная станция «Беллинсгаузен», освобождается ото льда. Вот в это время и наступал для нас самый интересный период. Смотрели с берега на горизонт в ожидании, не появится ли какое-нибудь судно. И суда иногда приходили. Это были корабли Чили, Аргентины, США, Великобритании, обеспечивающие работу полярных станций. Иногда заходили научно–исследовательское судно Чили «Йельчо», и единственная в мире деревянная немагнитная американская шхуна «Хироу», портом приписки которой является Антарктика.
3 февраля 1970 года около 11 часов утра в бухту Ардли вошло большое красивое ярко-оранжевое судно с белыми надстройками. Это был норвежский туристический лайнер «Линдблад эксплорер», совершавший свой первый круизный рейс в Антарктику. Из–за сильного ветра судно никак не могло встать на якорь и лавировало по бухте, рискуя напороться на подводные камни. Лишь часа через полтора, когда ветер стих, капитану удалось найти место для стоянки довольно далеко от берега, и бросить якоря. С «Линдблада» спустили шлюпки. С первой шлюпкой на берег прибыл владелец судна и основанной им туристической компании господин Ларс–Эрик Линдблад.
К большому сожалению, по каким-то причинам я тогда не смог сфотографировать судно.
Через много лет мне снова довелось через Интернет виртуально встретиться с этой компанией, которой уже владел сын Ларса Свен–Олоф Линдблад. Он унаследовал компанию от отца. С 1979 года переименовал её в «Экспедиции Линдблада». Построил несколько новых комфортабельных круизных судов, и морские путешествия стали не только туристическими прогулками, но и научными экспедициями. Но это уже другая история.
Собираясь писать этот рассказ, я связался по электронной почте с нынешним владельцем компании «Lindblad Expeditions», сыном Ларса–Эрика, господином Свеном–Олофом Линдбладом, и получил его разрешение использовать в качестве иллюстрации к этому рассказу снимок первого туристического судна «Линдблад эксплорер», взятый из рекламного буклета, выпущенного в начале 21 века. На снимке можно видеть основателя компании и владельца судна Ларса–Эрика Линдблада.
(Эти рассказы без фотоиллюстраций не очень интересно читать, но их, увы, не вставить)
Сойдя на берег, господин Линдблад сообщил, что у него на судне находится 100 туристов (50 мужчин и 50 женщин) из разных стран: американцы, датчане, англичане, итальянцы, чилийцы, и другие. Попросил разрешения осмотреть нашу научную станцию. Тем временем на берег высадились все туристы, одетые в ярко–красные парки (куртки–ветровки), и увешанные фото и кинокамерами. В основном это были люди зрелого возраста 50–60 лет, пенсионеры на заслуженном отдыхе, и даже одна 80–летняя бабушка. Молодёжи – всего несколько человек.
Мы с удовольствием водили гостей по всей станции, показывали наши лаборатории и жилые помещения. Один турист из США попросил нас с механиком Николаем Прокопчуком попозировать. И вдруг, через минуту, протягивает мне готовую цветную фотографию. Мы были потрясены! Это теперь, в век цифровой техники, таким никого не удивишь, да и «поляроиды» ушли в прошлое. А в то время никто из нас еще не знал что это такое.
Около медпункта станции ко мне подошла пожилая женщина и спросила, как найти доктора. Ей сказали, что только у него есть зарядный мешок, в котором можно перезарядить кассеты для фотоплёнки. Пришлось сознаться, что я и есть тот самый доктор. Разговорились, и женщина сказала, что хорошо знает русских, была несколько раз в Советском Союзе, где читают и любят книги её мужа Эрнеста Хемингуэя.
Эрнест Хемингуэй и Мэри Уэлш познакомились в Лондоне в 1944 г. Мэри работала корреспондентом журнала «Таймс». Там же в Лондоне Эрнест сделал ей предложение, но поженились они только в 1946 году на Кубе, в Гаване. Сразу после свадьбы, Мэри, прежде чем отправиться с Эрнестом в Африку, съездила на короткое время в Чикаго, где жили её родители, навестить их. Перед отъездом их жизнь была беспокойной, полной забот, связанных с подготовкой к путешествиям по чёрному континенту. Эрнест Хемингуэй писал об этом в своей книге «Снега Килиманджаро».
Я спросил: «так это Вы и есть жена Хемингуэя»? «Не жена – вдова», поправила меня Мэри. Думаю, что она потом пожалела, что выдала себя, потому что её сразу окружили фото– и кинолюбители, не говоря уже о любителях автографов.
Кассеты для её фотоаппарата мы перезарядили, после чего я сел в вездеход и повёз Мэри и ещё нескольких туристов на противоположный берег полуострова Файлдс к лежбищу морских слонов и котиков.
Лежбища котиков - это громко сказано, теперь этих животных можно встретить редко. В конце 18 и начале 19 веков их хищнически истребляли из–за ценного меха. Уж больно велика была в те годы мода на котиковые шубы. Я уже писал в одном из рассказов, что котики очень боятся людей, даже если видят их впервые в жизни, и этот страх, скорее всего, закреплён генетически.
Котики агрессивны, к взрослому самцу лучше не приближаться – он моментально бросается на человека, и убежать от него довольно трудно. Котик прыгает на ластах и хвостовых плавниках так быстро, что убежать можно, только побросав всё, что есть в руках. В этот раз нам показалось, что встретился именно такой.
У меня с собой была довольно тяжёлая профессиональная 16-мм кинокамера «Пентафлекс-16». Жестом попросил туристов не подходить близко. Подкрадываюсь к котику из–за камня. Тюленья голова с ушками, усы длинные как у кошки. Котик не замечает меня, чистит красивую тёмно-коричневую, почти чёрную с проседью, шерсть. Теперь понимаю, из-за чего их так массово истребляли. Расстояние между нами не более 5 метров. Пристраиваю кинокамеру, нажимаю кнопку. Котик услыхал стрекот, обернулся, внимательно посмотрел на меня и замурлыкал почти по–кошачьи. Смотрю одним глазом в видоискатель, другим – куда бежать в случае чего. Делаю шаг вперёд. Котик недовольно урчит, но не нападает. Подходить ближе нет смысла – он и так во весь кадр. Тут туристы уже не выдержали, подошли с фотоаппаратами, успели сделать несколько снимков, и спугнули зверя. Котик вприпрыжку удрал к морю и скрылся в воде, потом вынырнул и издал на прощание какие-то лающие звуки. Повезло, не пришлось спасаться бегством самим и бросать фотоаппараты и кинокамеры.
Большим спросом у туристов пользовались местные сувениры – камни с нашего острова. У каждого из нас уже был изрядный запас «вулканических бомб» – камней грязно–серого цвета, шарообразной формы, с ноздреватой поверхностью.
При всей внешней невзрачности «бомб», если их расколоть, внутри открывалась полость с белыми, голубыми и сиреневыми друзами кристаллов кварца. Запас этих сувениров вскоре полностью растаял поскольку гостей на нашем острове побывало достаточно много.
После прогулки мы пригласили нескольких туристов в кают–кампанию станции, где угостили их нашим, более чем скромным, полярным обедом и чаем. Мы с эстонцем Энном Крээмом, исполнявшим обязанности метеоролога в предыдущую зимовку, и оставшимся на сезонные работы, долго беседовали с Мэри о её муже и его литературном творчестве, об их путешествиях в Африку. Мэри рассказывала, что Эрнест писал много, но никогда не торопился публиковать. Его рукописи обычно отправлялись в ящик письменного стола, где отлёживались месяцами, а иногда и годами.
Беседа продолжилась уже на судне, куда четверых зимовщиков нашей станции и нескольких полярников с расположенной по соседству чилийской базы «Президент Эдуардо Фрей» пригласили вечером на ужин.
Мэри угощала нас своим любимым шампанским. Туристы говорили, что остались очень довольны посещением станции Беллинсгаузен, и тем, что могли беспрепятственно осматривать все помещения. Мы услышали много хороших отзывов о гостеприимстве и доброжелательности русских. Нам преподнесли сувениры – маленькую модель судна отлитую из алюминиевого сплава, устроили экскурсию по судну. Я познакомился с судовым врачом, который показал мне судовой лазарет, некоторые новые инструменты, в том числе новую разработку набора для срочной трахеостомии.
В двенадцатом часу ночи «Линдблад эксплорер» снялся с якорей и ушёл дальше на Юг. Им предстояло посетить еще несколько антарктических станций. Затем судно уйдёт в чилийский порт Пунта Аренас, и с новой группой туристов вернётся к нам во второй половине февраля.
Ну разве можно было предположить, что когда-нибудь, на другом конце Земли доведётся встретиться с вдовой великого писателя!? На память об этой необычной встрече я бережно храню открытку с автографом Мэри Хемингуэй и фотографию её с коллективом нашей станции Беллинсгаузен.
«Линдблад эксплорер» действительно пришёл к нам снова 19 февраля. Но мы даже не заметили этого. Стояла дождливая погода, туман, температура -1 +3 градуса (лето всё же), и судна с берега не было видно. Увидев новые группы туристов, разгуливающих по станции, мы поразились, как они могли высадиться на берег в такой туман. Экскурсии по острову повторились. Ответные визиты тоже. Теперь уже популярность станции возросла настолько, что туристы оккупировали радиорубку, где штемпелевали нашими антарктическими печатями сотни конвертов, а когда чистых конвертов не осталось, печати стали ставить на всём, даже на красных куртках и белых нейлоновых перчатках.
P.S. Мэри была четвёртой и последней женой Эрнеста Хемингуэя, с которой они прожили вместе до конца его жизни. В июле 1961 года Эрнест покончил с собой в своём дома на Кубе. Ему был 61 год. После смерти мужа Мэри переехала в Нью-Йорк. В последние годы своей жизни она тяжело болела, и 26 ноября 1986 года умерла в возрасте 78 лет. Через 15 лет после нашей встречи.